Logosky (VneVizm) все записи автора
КРЕЩЕНСКОЕ
Оле Земляной
Я лежала в пруду под нетающим льдом
и смотрела на мой улетающий дом
сквозь кружащее крошево снега,
что плясало и падало с неба.
Отражались во льду и скользили огни,
и дразня на лету (мол, лежи и ни-ни),
падал свет из оранжевой спальни,
и из ближнего делался дальним.
Я дышала на лёд, я стучала в него –
там, за ним, наступало моё Рождество,
там остались мои домочадцы –
ни доплакаться, ни достучаться.
В небе чисто и тонко запела труба,
обжигая, вода закачалась у лба,
зазвенел ледяной колокольчик -
звон был холоден, ломок, игольчат.
Лёгкий ангел по снегу крылом пошуршал,
ртом обветренным лунку во льду продышал,
«Вот и всё. – прошептал, – Аллилуйя».
И лицо уколол поцелуем.
ВЕРСИЯ-2
Небо густое, волчье, перетекает в воду,
время тягучим дегтем лодку свою смолит.
Здесь, на дрожащих сходнях, каждого пешехода
молча сопровождает сумрачный сателлит.
Циник ли ты глумливый, или романтик нищий,
или влачащий ношу суетный муравей –
держит тебя за шкирку в лодке с пробитым днищем
жилистый порученец ангеловых кровей.
Красные щели в тучах. Все капитаны немы
(хлопотная работа, нервное ремесло).
Верить или не верить – это твои проблемы.
Небо густое, волчье, в воду перетекло.
СОН
Вдруг выплывает откуда-то: шам-ба-ла…
Имя бормочется чье-то: Альбарра Дак…
Сны захламляют вселенский сквозной чердак –
что это было, зачем я и чем была
в переплетениях жестких тугих корней –
там, в глубине, в паутине чужих миров,
где островок окружает широкий ров
с темной водой, и ракиты шуршат над ней.
Там, где стоит на мосту человек с горбом,
кажется с виду спокоен и отрешен,
лишь когда ветром колышется капюшон,
светятся лезвия глаз на лице рябом.
Каменный ворон сидит на его руке.
Вот он его осторожно поднес ко рту –
поит слюною, и ногтем ведет черту,
след процарапав на каменном кадыке.
Ветер очнулся, вскипел в седине дерев.
шаммм… – зашипела листва в молоке луны.
балла… – забулькал, поплыл горловой напев.
альбарра! – крылья раскинули колдуны.
Влево качнулась, прощально блеснув, река,
острова гаснет зрачок, различим едва…
Кружат, как перья, выпавшие слова
из колдовского мертвого языка.
ПОБЕГ
Не размыкаются клещи – хрупок и слаб человек.
В сумку швыряются вещи: ты замышляешь побег.
Улицы, тени, вокзалы, грохот и вонь поездов,
чье-то прогорклое сало, чей-то расплесканный штоф,
ляжки смурной проводницы, пьяных попутчиков храп,
мелкие, стертые лица…
Глушь. Полустанок. Этап.
Дом в стороне от проселка, дверь завалило листвой.
Входишь – мурашки по холке – тихий, тревожный, живой.
В затхлую память жилища вторгся фонарный кружок –
ищешь, растерянно ищешь… Что же ты ищешь, дружок?
Скрипнули дверцы буфета, склянок блеснули ряды.
В конусе пыльного света тусклая примесь беды –
что-то шевелится в банках, в жидкости мутной, как сон.
Словно дитятя к приманке, тянешься, заворожён…
...Нету ни дома, ни листьев, пляшущих в створе двери –
В склянке старинной и склизкой ты запечатан внутри:
Вяло колышется тело в буром пространстве гнилом.
Время застыло, заело… И, увеличен стеклом,
через тяжелую воду, медленно, здесь и сейчас,
смотрит в твою несвободу чей-то внимательный глаз.
* * *
И.
С утра на Пасху снег валил, не шел –
казалось, в небе взрезали мешок,
набитый льдом и лебединым пухом –
и гробовой подушки мокрый шелк
касался непривычно серых щек
и шрама, грубо сшитого над ухом.
Вот так. Погост, поминки, суета.
И птичья лапа желтого креста,
незримая, торчала над столами.
Телохранитель ангел-маргинал
мосластые колени обнимал,
вздыхал, курил, и разводил крылами.
Он ничего не сделал. Ни рожна!
В распахнутых объятиях окна
она казалась тонкой и летучей.
В тот чистый ослепительный четверг
томясь виной, он сам себя низверг,
приговорил. Но как себя ни мучай,
как ни крути заевшее кино –
палата, стол, проклятое окно,
и синева, свистящая сквозь тело –
он ясно видел в странном столбняке:
трепещущий халат, платок в руке –
она внезапно вышла из пике
и – полетела.
Галина Илюхина - редактор лито "Пиитер", Санкт-Петербург
http://i-lu-hin.livejournal.com/