А знаешь, Не так высоко и не так грациозно, Мы сами себе этих ангелов Но крылья рубить почему-то
А знаешь, И пишут молитвы Грустят так, как люди... И даже, бывает,
Мой ангел не спит... Он стал отражением прошлого Но лепит фигурки влюбленных И верит по-прежнему в то,

Наташа Виллоне

Алена Серебрякова

— Мама! Мама! Смотри! Что это такое у меня за спиной шуршит? — прибежала малышка. Глаза её были огромными, полные удивления и восхищения одновременно.
— А, это крылья, — устало отозвалась мама.
— Правда?! — Обрадовалась девочка. — Я смогу летать?
— Может быть. Надо сначала вырасти.

— Мама! Я хочу учиться в художественной школе! — малышка порхала и кружилась возле матери.
— Хорошо, — ответила мама, доставая две небольших цепи, — давай сначала ты закончишь начальную школу, а там посмотрим. Дай мне сюда свои ножки, — и она пристегнула по одной толстой цепи на каждую лодыжку.
— Ой, но с ними так тяжело летать, — немного огорчилась девочка.
— Ничего. Иди, погуляй на улице.
— Мама! А можно я пойду на кружок танцев? У нас в школе сегодня повесили объявление.
— Хорошо, — мама достала две небольшие гири, — только давай я сначала на новую работу устроюсь, чтобы тебе оплачивать все твои «хотелки». Ты пока учи то, что пригодится в жизни. Математику, например. А по поводу твоих танцев и рисования можно и потом подумать. Давай сюда ножки, — и она пристегнула к каждой цепи по гире.
— Мама, но я же так вообще не взлечу! И математика мне не нравится, — расстроилась девочка.
— Ничего страшного. У вас разве много кто в школе летает?!
— Нет, — тихо ответила малышка, — я видела только двух мальчиков и три девочки. У них нет ни цепей, ни гирь как у всех. Только у одной девочки верёвочки на ногах.
— Наверное, родители их неправильно воспитывают, — заявила мама. — Так и будут всю жизнь летать
— Мам, но я тоже хочу летать, — робко сказала девочка.
— Иди сюда, — мама достала ещё два грузика, — давай сюда ноги.
— Что это?
— Это — «Груз ответственности», который ты должна на себя брать, — объяснила мама, пристегивая утяжелитель к одной ноге, — а это, — она начала возиться с другой ногой дочери, — «Груз общественного мнения». Очень нужная вещь. Без него ты будешь слишком выделяться.
— Мам, — тихо спросила девочка, опустив голову, — а если я не хочу?!
— Что не хочешь?
— Не хочу это носить, Это мешает мне. Очень мешает.
— Нельзя. Так надо. Так все делают.
— А если не делать как все?!
— А если не делать как все, то так и будешь летать всю жизнь, все будут на тебя смотреть и пальцем показывать.
— Почему?
— Потому что есть вот это, — и мама тыкнула пальцем в два тяжелых груза, закрепленных на лодыжках у девочки. — Я же свои не снимаю, — она слегка топнула ногой, и цепи на её ногах глухо звякнули. — И ты будешь носить. Разговор окончен.

— Мама! Мама! Смотри, что у меня там на спине? — малышка радостно припорхала к маме.
— О! Это твои крылья, дорогая, — улыбнулась мама.
— Здорово! Это значит — я буду летать?!
Мама не ответила.
— А где же тогда твои? — спросила дочка, заглядывая за спину матери. Крыльев там не было. Только из-под домашней футболки виднелись два небольших бугорка. Девочка неосознанно хотела дотронуться рукой, проверить, действительно ли там нет крыльев, но мама мягко одернула её.
Женщина пристально посмотрела на свою дочь. Как же похоже эта история. Она грустно опустила глаза.
— Ой, мам, а что за тяжелые штуки у тебя на ногах? — малышка, тоже посмотрела низ, проследив за взглядом матери. — У меня тоже такие будут?! — Немного испуганно спросила она, и посмотрела на маму своими большими карими глазами, такого мягкого чайного оттенка, по-детски чистыми, яркими и ещё полными надежд.
У мамы что-то кольнуло в груди. Когда-то и у неё были такие же.
Женщина молча встала и подошла к большому старинному комоду, открыла верхний ящик и достала оттуда две увесистых цепи. В ящике ещё лежали гири и два самых важных груза — всё, что осталось от её матери. Теперь это должно перейти к её малышке.
— Мама, это мне? — догадалась девочка, и в её глазах промелькнул ужас.
Женщина крепко сжала цепи в руках. Она должна передать их дочери, как это сделала для неё её мать, а для её матери её бабушка. Это передавалось из поколения в поколение. Обязанность — неизвестно откуда появившаяся, и непонятно почему так крепко закрепившаяся. Цепи реальности. Так их называли у них в семье, как она узнала позже. И сейчас на ней лежит ответственность. Она должна продолжить это дело. Она протянула руку к девочке.
— Давай ты сначала… — Мама запнулась, в горле застрял ком. Это не её слова. Она не хочет их произносить. Ей это говорила её мать. Говорила просто потому, что так надо. Но кому надо?! И сейчас она должна сказать это своей дочери. Зачем?!
— Что сначала? — нетерпеливо спросила малышка.
— Давай ты сначала просто полетаешь.
— Правда? — Обрадовалась девочка.
— Да, — улыбнулась мама, — а когда захочешь рисовать или танцевать, я тебе обязательно помогу.
— Спасибо, мамочка! — Бросилась девочка на шею матери. — Ты самая лучшая! — И улетела играть на улицу.
Женщина посмотрела вслед малышке. На душе почему-то стало так светло, а по телу растеклась невероятная легкость. Странно. Она, наверное, уже и не вспомнит, когда испытывала что-то подобное. Спина резко и сильно зачесалась, а потом послышался такой знакомый шорох. Женщина посмотрела на свои ноги. Она парила в воздухе, а на полу мертвым грузом остались лежать ее цепи…

Мне снился дождь... Мне снился дождь... Потом хлестал меня за что-то по щекам,
Потом просил прощенья, к ногам падал,
Касался губ, скользил он по рукам,

Потом потоком лил свои упреки
И, шелестя чуть-чуть, невнятно укорял,
Что мокрые я не читала строки,
А он письмо на стеклах оставлял...

Ах, дождь, прости, я встречи той желала!
Я виновата... мы не виделись давно...

Плещется Вечность, как в заводи язь,
Бабушка Тьма шепчет Демонам сказки,
Девочка Смерть, беззаботно смеясь,
Бросит на холст из артерии краски...

Черный мольберт - адской бездной, без дна,
В скуке захлопнет ужасной рукою,
Столько веков рисовала одна -
Девочка Смерть - хочет ласк и покоя...

Каждый день Белая гуляла на своей полянке, надоедая своими расспросами старику Смерти. Малышка была очень любопытная, как обычный человеческий ребенок. Ей хотелось узнать все и сразу. Чтобы хоть немного перевести дух, старик познакомил внучку с очаровательным котенком. Кот мог приходить и уходить, когда захочет, но решил, что его место с новой хозяйкой. И Белой развлечение, и котенка никто не бросит.

Как-то раз Белая примчалась к деду и, задыхаясь от быстрого бега, указала пальцем на полянку.
- Что там? – спросил старик.
- Там… Там…, - Белая не могла произнести того, что ее так напугало.
- Ты котенка потеряла? – заволновался дед.
Белая замотала головой и вынула друга из – за пазухи.
- Так что там? – переспросил старик. Он отложил в сторону косу и вышел из домика.
Вышел и обомлел: в их сером мире наступил настоящий Конец Света!
- Да-а-а-а, давно я такого столпотворения не видел, - пробормотал озадаченный старик. – Хоть бы кто весточку прислал.
- Деда, а что случилось? Почему такой ураган поднялся? Я капюшон свой не снимала и ветер не звала, - оправдывалась Беленькая.
- Нет, моя хорошая, ты здесь ни при чем. Это – ВОЙНА! – дед тяжело вздохнул, взял малышку на руки и понес к обрыву, где заканчивались владения старика и его внучки.

- Смотри! Что ты видишь? – дед указал на поток теней, которые двигались и создавали ураган.
- Души людей. А что, они все умерли? – у Белой округлились глаза.
- Умерли.
- Дед, но почему? Что они плохого сделали?
- Ничего. Эти души – жертвы войны. А когда война, тогда нарушается баланс во всех системах мира. Даже в нашем. Видишь, какой ураган поднялся? С ног сбивает.
- Война…., - Белая задумалась, - но ведь она не может сама собой начаться. А кто ее затеял?
- Эх, трудный вопрос ты, девочка задала. Те, кто затеял войну, по домам сидят и чай-кофе пьют. А простые люди уходят в мир иной, - с тоской в голосе произнес старик. Что-то в его голове всколыхнулось, и он вспомнил другую войну, которая была в сто раз страшнее. А он был… Кем он был, Смерть не помнил. Он мог помнить только во сне.

Пока Старик думал, Белая внимательно рассматривала проплывающие мимо тени. Вдруг она встрепенулась:
- Дед, а тени не все одинаковые! Одни светлые - светлые, а другие с чернотой. И следуют они не в одно место, а расходятся на два потока. А еще есть совсем маленькие… Да это же дети! - ахнула Беленькая, поняв, что вместе со взрослыми следуют и малыши. – Дед, ну, как такое можно позволить? Ну, ладно воины. Они знали, на что шли, но ДЕТИ! Их-то за что!

Белая причитала по погибшим, а потом маленькая бунтарка подняла голову и крикнула:
- Эй, вы там! Если вы не можете ничего сделать, то зачем вы нужны! Или вам на всех и на все плевать? Почему допустили, что гибнут ни в чем не повинные дети?
Выкрикивая эти слова, Белая поняла, что взрослеет. Она поняла, что может что-то сделать для детских душ, но пока не поняла что. И ее услышали…

Через некоторое время в ручках маленькой Смерти оказался сачок, не коса, а именно сачок. Простой детский сачок для ловли бабочек.
- Ты знаешь, что делать, - раздался голос сверху. – Действуй! У тебя все получится.

Получив благословение свыше, Белая, поняв, что от нее требовалось, кинулась ловить детские души сачком. Она ловила и ловила без устали. А потом открыла свой только ей одной известный портал. Она знала, что все делает правильно. Каждую пойманную душу она отправляла в семьи, где ждали ребенка, а то и двух, надеясь, что в этих семьях вновь родятся погибшие безвременно.

Сделав благое дело, Белая подняла голову и крикнула:
- Спасибо за помощь! Я справилась!
- А мы в тебе и не сомневались. Теперь у тебя появилась еще одна особенность, но ты сама все узнаешь со временем, Смерть, дарующая жизнь.
***

А в мире живых наступило затишье. Война почти прекратилась, остались только маленькие очаги, которые успешно гасили люди, борющиеся за Добро и Справедливость. А потом снова начали рождаться дети…

Выйдя на балкон, Борис Моисеевич Авербах с присущей ему тщательностью развешивал на веревочках пойманную рыбёшку, пряча её в носки от завистливых посторонних глаз. В мечтах он уже наслаждался пивком под завяленную на летнем солнышке рыбку.
– Хайма! – прошептала на ухо подружке, зашедшая к приятельнице, соседке Бориса Моисеевича по балкону, Роза Абрамовна, – Я таки спиздю у него немного рыбки! Кстати, а ты не знаешь как говорить правильно — "спиздю" или "спизжу"?
– Роза! – укоризненно произнесла Хайма, – Вообще нельзя так говорить! А то он, поц, услышит и перепрячет на@уй!

Любой мужчина в жизни женщины оказывается мудаком. Кто-то в большей степени, кто-то мудит по мелочи, но факт остаётся фактом.
Осознав к своим 35 годам эту неписаную истину, Клавдия Олеговна решила послать свою швейную фабрику, на которой горбатилась закройщицей 15 лет, и основать свой бизнес. А конкретнее - решила стать гадалкой. К вопросу рационального вложения начального капитала Клавдия подошла очень серьёзно, и впервую очередь покрасила волосы в ярко-рыжий цвет, пошила из зелёного льна простого кроя длинное в пол платье и купила у старушки на барахолке крупное кольцо и серьги с малахитом. Нарощенные ногти и подведённые угольком глаза дополнили образ.
Не откладывая в долгий ящик, бывшая предста- вительница пролетариата дала объявление в местную газету:
"Помощь для женщин
Госпожа Таисия - потомственная белая ведьма - предскажет будущее, поможет избежать проблем и найти решения.
Предварительная запись по телефону 5666...."
На следующий же день позвонил первый клиент. Дрожащий женский голос сообщил о наличии проблем личного характера и желании скорейшего избавления от душевных мук. Клавдия назначила на час дня и принялась готовиться к приёму. Плотно запахнув шторы и выставив на кофейный столик магический шар, выписанный по интернету на сайте "магия.соm", новоиспечённая белая ведьма стала ждать первую жертву.
Душевная мученица оказалась женщиной за сорок с приятными чертами лица и глубоким декольте, которое явно демонстрировало неугасающую надежду на большую любовь. Таисия сразу взяла быка за рога:
- Я вижу в вашей жизни любовь, - с сокрушающей уверенностью констатировала она, даже не дав произнести ни слова вошедшей. Она вытянула руку и как бы ощупывая ауру продолжала -
- Но это не простая любовь... ох не простая, - перешла на шёпот ведьма и, прикрыв глаза, замерла.
Жертва, охнув, рухнула в кресло напротив и вцепилась в край стола дрожащими руками.
Ведьма положила руки на шар, радуясь про себя произведённому впечатлению, и закатила глаза.
- Я вижу... вииижжуу... туман рассеивается... появляется слово истины... и это слово, это слово МУ...
- Муж??? - шепотом продолжила жертва
- НЕТ, - как отрезала гадалка. - МУДАК. Он разобьёт Вам сердце, не оправдает ожиданий и предаст. Его желания и его комфорт всегда буду превыше ваших. Вам не стоит тратить на него время.
Женщина непонимающе замотала головой. Было видно, что клиентка совсем не была готова к такой категоричности. Её подбородок задрожал, а слезящиеся глаза смотрели на ведьму с недоверием.
- Это всё - устало выдохнула Таисия, изнурённо откинувшись в кресло. - Сеанс закончен. Вы можете не платить мне, пока не испытываете доверия. НО! - произнесла она громко и страшно выпучила глаза, - когда мои слова подтвердятся, вы должны будете перевести на мой счёт столько долларов, сколько дней пройдёт с сегодняшнего числа, до момента осуществления пророчества. Только так я смогу избавить ваш кармический путь от проклятья, уныния и одиночества...
Так и начались трудовые будни Клавдии Олеговны. Звонки не прекращались. Народ шёл. Весть о том, что потомственная ведьма не берёт денег, увеличивало количество желающих.
Не прошло и года как Клавдия купила себе дом в элитном районе и большую красную машину, потом чёрную, синюю и смешную. Деньги прибывали постоянно.
Однажды перед сном Клавдия решила, что нужно выводить бизнес на мировой уровень.
"Интересно, - подумала Клавдия, - а как на английском звучит слово " мудак" ?", - и улыбнулась своим новым перспективам.

Концерт по путевке
общества книголюбов

Шарфик

Область слепящего света

Первый рассказ Дины Рубиной был опубликован в ж-ле «Юность» №1, 1971 г. Автору было 16 лет. Такой небольшой иронический рассказик напечатали в рубрике "Зеленый портфель".
По-моему, Дина родилась с ироничностью, Впрочем, это ещё одна из причин, почему мы так любим её творчество. И ещё думаю, что не стань она писательницей, из неё получился бы недюжинный психолог.

— Эдуард Асадов, 1981 —

Я злей зубов, хотя и Иванов,
Грызу, жую и извожу поэтов.
Но смеха мало. Часто нет и нету,
Хоть лезь из кожи, хоть меняйся цветом,
Хоть вылезай из собственных штанов!

Ну не хотят смеяться, как на грех!
И я порою чуть не вылезаю.
Другого просто выхода не знаю,
Пускай хоть это вызывает смех.

Мне говорят: – Учись сперва писать,
Тогда и крой. – Ей-богу, вот артисты!
Да научись я вправду сочинять,
Зачем бы я подался в пародисты?!

Я не поэт? А мне чихать, что нет!
Вот вам, к примеру, дорог Евтушенко?
А для меня он все равно что стенка,
Возьму измажу дегтем – и привет!

«Мы — невозможность в невозможной Вселенной».

«Я не думаю о смерти, потому что я-то буду здесь всегда. Этот ящик с моими фильмами
и полки с моими книгами убеждают, что сотня-другая лет у меня в запасе есть.»

На закате своей жизни — между 75 и 85 годами, Александра Яковлевна Бруштейн написала чуть ли не самую знаменитую детскую книгу послевоенного СССР — «Дорога уходит вдаль...»
У трилогии «Дорога уходит в даль...», написанной в конце 50-х годов прошлого века, до сих пор множество почитателей и даже фанатов, хотя современные подростки об этой книге уже почти не знают.

Когда Александра Яковлевна работала над «Дорогой...» — она уже практически не слышала и почти ослепла. Но поверить в это совершенно невозможно — по страницам скачет, смеясь, живая девочка, совершенно не изменившаяся за шестьдесят пять лет.

Судьба этой книги — одна из самых больших загадок ХХ века. Хотя, казалось бы, в её личности, текстах и биографии ничего загадочного нет. Более того, они — пример редкой недвусмысленности, и даже само слово «тайна» не вяжется с её удивительно простой и чистой судьбой.

И всё же трилогия — загадка, уникальный феномен. Потому что совершенно невозможно было представить, что воспоминания о жизни девочки из еврейской семьи, росшей в Вильно в конце ХIХ века, станут абсолютным бестселлером. Почему эта история стала такой невероятно популярной? Откуда в 70-х — 80-х годов прошлого века возник такой горячий интерес к судьбе еврейской девочки, взрослеющей на рубеже столетий, на границе польской, белорусской, русской и еврейской культур?
Загадку, пожалуй, разгадал Дмитрий Быков, который в конце 1961 года прочёл небольшую лекцию о "тайне" трилогии Александры Бруштейн. Послушайте, это интересно.