После устранения Никиты Брежнев был наименьшим из зол, гораздо хуже было бы, если бы он не справился с «Железным Шуриком» и его комсомольской бандой. Но как аппаратный интриган Бровеносец-в-потёмках оказался сильнее, и сбросил конкурента из Политбюро на должность замминистра в малозначительном ведомстве.

После пленума ЦК КПСС, на котором был отправлен в отставку Никита Хрущев, многие считали, что такая же участь вскоре постигнет и сменившего его Леонида Брежнева. А на его место придет Александр Шелепин. Но этого не произошло. Шелепин так и не смог стать полностью самостоятельным политиком, а одной жажды власти для того, чтобы занять первый пост в партии и государстве, оказалось недостаточно.

"Великому Сталину — ура!"

Такого Центральный Дом работников искусств еще не видел. Почтенные старцы, собравшиеся на встречу выпускников Московского института истории, философии и литературы (ИФЛИ), топали, стучали палочками о пол и даже свистели. Так бурно бывшие студенты считавшегося фрондерским и из-за этого закрытого в 1941 году ИФЛИ отреагировали на упоминание о комсомольской организации института. Для многих из них нелюбовь к ВЛКСМ была персонифицированной — они считали доросшего до членства в Политбюро бывшего комсорга ИФЛИ Александра Шелепина позором института.

Неприязнь Шелепина и ифлийцев была взаимной. Когда годы спустя ему звонил с просьбой о помощи кто-то из сокурсников, он неизменно отвечал: "Я вас не помню" — и бросал трубку.

Сейчас уже трудно сказать, что было причиной отчуждения, ставшего ненавистью. Возможно, сокурсникам не понравилось то, что даже состоявшиеся писатели для поступления в ИФЛИ должны были преодолевать конкурс в 20 человек на место, а провинциального отличника Сашу Шелепина приняли в институт в 1936 году вне конкурса. А может быть, в вузе, сохранившем вольный дух дореволюционных университетов, Шелепин, еще в школе с карандашом в руках штудировавший классиков марксизма, выглядел "белой вороной".

Вначале Саша поразил всех необычным занятием — он усиленно тренировал голос. И вскоре пустил окрепшие легкие и связки в дело. На комсомольском собрании, проходившем долго и бурно, с галерки раздался выкрик Шелепина: "Великому Сталину — ура!" Товарищи из райкома Сашу заметили и уже на втором курсе рекомендовали к избранию в комитет комсомола. А товарищи по учебе решили: убежденный сталинист и карьерист.

Скорее всего, сокурсники были бы менее категоричны, если бы знали истинную причину безудержного карьеризма Шелепина. А Александр с самого детства знал: он ни за что не повторит путь своего отца. Отец Шелепина всю жизнь проработал в отделе труда железнодорожной станции в Воронеже. Его стаж работы на одном месте оказался настолько велик, что перед выходом на пенсию Николая Шелепина даже наградили орденом Ленина. Любовь к отцу трансформировалась у Шелепина-младшего во всепоглощающее подсознательное желание подняться как можно выше по лестнице успеха.

В известной мере отца как образец для подражания ему заменил Сталин, а его учение стало для Саши Шелепина всем. Точнее, почти всем. Классики марксизма объясняли, как класс может стать гегемоном, но ничего не сообщали о том, как может стать гегемоном отдельный человек. К тому же ни Маркс, ни Сталин не могли объяснить Саше, почему окружающие так не любят его.

Поэтому книга Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра" стала для него откровением. Как рассказывал однокурсник Шелепина Борис Сыромятников, Шурик вдруг осознал себя ницшеанским сверхчеловеком и много говорил о необходимости "локтями расчистить себе место под солнцем".

Оказавшись на работе в МГК ВЛКСМ, Шелепин делал то же, что и остальные комсомольские функционеры страны в 40-е годы,— неукоснительно выполнял все указания партии. Но в отличие от многих других молодежных вождей среднего уровня Шелепин (как и положено сверхчеловеку) был подчеркнуто скромен. Он, к примеру, ни разу не участвовал в проходивших по ночам в редакции "Комсомольской правды" бдениях функционеров ВЛКСМ со спиртным и актрисами. Эта черта Шурика пришлась по душе суровому генсеку комсомола Николаю Михайлову, которого за подражание аскетичным манерам "отца народов" за глаза звали Маленьким Сталиным.

Как только Шелепин приобрел покровителя, его карьера стала развиваться более чем успешно. В 1943 году с подачи Михайлова он стал секретарем ЦК ВЛКСМ, в 1946-м — вторым секретарем. По отзывам работавших с ним в то время людей, в роли второго лица Шелепину не было равных. Сделать следующий шаг по служебной лестнице — стать главой комсомола — Шелепин смог только в 1952 году. На XIX съезде партии собравший в своих руках все нити партийного управления Георгий Маленков ввел Михайлова в состав расширенного Президиума (Политбюро) ЦК КПСС. Шелепин получил место своего патрона.

Ошибка Хрущева

Если бы на месте Шелепина оказался человек с меньшей жаждой власти, пост главного комсомольского вожака должен был бы стать пиком его политической карьеры. Вскоре после смерти Сталина Маленков под напором энергичного Хрущева начал терять одну позицию за другой, и его протеже Михайлова из ЦК перевели на дипломатическую работу. Шелепина, скорее всего, ожидало менее почетное назначение.

Потеряв покровителя, Шелепин растерялся: за спиной Михайлова ему никогда не приходилось самому принимать решения. Но подсознательное стремление к успеху заставляло его действовать. Всю вторую половину 1953 года и весь 1954 год Шелепин засыпал аппарат Хрущева записками-предложениями с поддержкой всех хрущевских начинаний — видимо, в надежде привлечь к себе внимание первого секретаря. Но расположить к себе Хрущева ему удалось не сразу.

На июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года, когда была разгромлена "антипартийная группа" Молотова, Маленкова и иже с ними, особенно громкие и оскорбительные реплики выкрикивал из зала Шелепин. Поставленный на собраниях в ИФЛИ голос не подвел — его рвение вновь получило должную оценку. В 1958 году Шелепина назначили заведующим отделом ЦК КПСС, а на его место пришел Владимир Семичастный, которого Хрущев любил как родного сына и давно хотел видеть первым секретарем ЦК ВЛКСМ. С этого момента кадровые перемещения Шелепина начали происходить с калейдоскопической быстротой.

В том же 1958 году начальник Ленинградского УКГБ Николай Миронов прислал Хрущеву письмо о необходимости преобразований в работе госбезопасности в свете идей "дорогого Никиты Сергеевича". Прежде всего Миронов предлагал больше заниматься профилактикой подведомственных "органам" правонарушений. Но председатель КГБ, чекист бериевской закалки Иван Серов, и слышать ничего не хотел об этом. Во время его ожесточенного спора с Хрущевым в кабинет первого секретаря по какому-то делу зашел Шелепин. Хрущев немедленно поинтересовался мнением новоиспеченного завотделом. Шелепин не раздумывая встал на сторону своего шефа и получил задание подготовить записку о реформе КГБ. Вскоре последовало кадровое решение: Серов был назначен начальником ГРУ, Шелепин — председателем КГБ, Миронов — заведующим курировавшего оба эти ведомства административного отдела ЦК. Новое назначение Шелепина освободило место для любимца Хрущева Семичастного.

Хрущев не учел только одного. Миронов был слишком умен и амбициозен для того, чтобы играть лишь отведенную ему первым секретарем роль.

Великий полдень

На новом месте Шелепину пришлось тяжко. И дело было даже не в том, что ветераны Лубянки сопротивлялись всем его начинаниям — сокращению штатов, ликвидации райотделов КГБ и т. д. В конце концов, кого-то из них Шелепин с Мироновым отправили в отставку, кого-то — в резидентуры за рубеж. Дело было в самом Шелепине. Он попросту растерялся: оказалось, что его опыт руководящей работы без царившего при Сталине духа безоговорочного подчинения не стоит ничего. Железным Шуриком после перехода в КГБ его окрестили не без издевки. Как рассказывал бывший зампред КГБ Ардалион Малыгин, это особенно было заметно, когда Шелепин принимал подчиненных. Он сидел крайне напряженный и остро отточенным карандашом быстро записывал все, что ему докладывали. Когда карандаш затуплялся, он отбрасывал его и брал следующий из тех, что судорожно сжимал в левой руке. Какой-либо реакции, вспоминал Малыгин, дождаться было невозможно. Шелепин боялся принять опрометчивое решение и с каждым днем все больше нуждался в советах Миронова.

В 1961 году измученного Лубянкой Шелепина избрали секретарем ЦК КПСС. Его кабинет в КГБ по традиции занял Владимир Семичастный. Чекисты, что называется, почувствовали разницу. "Шурик был хотя бы умным человеком,— жаловался мне хорошо знавший обоих бывший начальник отдела второго главка КГБ,— а Вовка — так... за девочками бегал".

"Комсомольцы" Шелепина не без участия Миронова мало-помалу продвигались на различные ключевые посты. Но Миронов был слишком умен, чтобы делать ставку на одного Шелепина. Брежнев, с которым он работал на Украине, был еще более управляемым и властолюбивым, чем Железный Шурик. Кроме того, Шелепин был слишком молод, чтобы быть избранным первым секретарем.

Зато после смещения Хрущева и избрания Брежнева он мог бы стать прекрасным противовесом Леониду Ильичу. Сложилась бы великолепная ситуация: два конкурирующих руководителя нейтрализуют друг друга, а реальная власть принадлежит Миронову. Осталось только уговорить Брежнева.

Все остальное было делом техники — на октябрьском пленуме Хрущев был отправлен на пенсию. На том же пленуме Шелепина ввели в президиум ЦК. Все выходило так, как говорил Заратустра. Казалось, что для "сверхчеловека" Шелепина вот-вот настанет "великий полдень". Но буквально через несколько дней он снова остался без поддержки. Самолет советской делегации, в составе которой был Миронов, врезался в гору на подлете к Белграду. По официальной версии, военные летчики впервые летели по этому маршруту и не были готовы к посадке на окруженную горами взлетную полосу.

На похоронах Миронова Брежнев плакал как ребенок.

Противостояние

Созданное Мироновым противостояние Брежнев--Шелепин продолжалось и после его смерти. Брежнев пользовался поддержкой абсолютного большинства региональных вождей, люди Шелепина составляли большинство в правоохранительных ведомствах, нижних слоях партаппарата и СМИ. Но ждать, когда произойдет очередная смена руководящих поколений, Шелепин не мог. Молодые руководители — бывшие комсомольские функционеры, на которых он опирался — слишком громко и открыто говорили о высоких постах и готовности добиться их с помощью смещения генсека "в рамках партийной демократии".

Как правило, такие речи произносились во время застолий, а наутро их участники бежали докладывать о зреющей в их среде измене. Так, после празднования очередной годовщины рождения ВЛКСМ среди стукачей не оказалось только самого Шелепина, Семичастного и нескольких человек из их ближайшего окружения. Поведение соратников Шелепина было закономерным: ведь всех этих людей собрал в одну команду Николай Михайлов. А Шелепин был среди них просто первым среди равных, хотя и пытался ими управлять.

После гибели Миронова обнаружилось и то, что вести самостоятельную игру Шелепин не способен: он начал совершать непростительные ошибки. Как рассказывал бывший управляющий делами Совмина СССР Михаил Смиртюков, Шелепин попросил подготовить проект решения о лишении аппаратчиков большей части привилегий. Дальше проекта дело не пошло, но слухи о нем восстановили против Шелепина практически все чиновничество. Союзником Шелепина в противоборстве с Брежневым мог бы стать советский премьер Косыгин. Но Шелепину изменило чувство реальности: он начал продвигать своих людей во все структуры госаппарата с таким напором, что сделал Косыгина своим врагом. С этого времени началось крушение его карьеры.

В 1965 году Шелепин потерял очень важный пост председателя Комитета партийно-государственного контроля. Освободили его и от обязанностей зампреда Совета Министров. Сделать это было легко, поскольку, по словам Смиртюкова, единственное, что Александр Николаевич делал в Совмине,— подписывал подготовленные аппаратом бумаги и пил чай перед отъездом на основное место работы — в ЦК.

В действительности Шелепин не бездельничал, а не покладая рук готовился к очередному съезду КПСС. Он надеялся провести в состав ЦК как можно больше своих сторонников и тем самым получить возможность сильнее влиять на определение состава Политбюро. Усилия оказались напрасными. Число шелепинцев в ЦК возросло незначительно.

Участь "комсомольцев" была предрешена в 1966-м. Брежнев и компания одного за другим стали выводить шелепинцев из игры. В 1967-м и самого Шелепина отправили руководить профсоюзами. Это был конец.

Закат

Уйти с достоинством проигравший Шелепин не смог. Он продолжал цепляться за остатки власти. Он восемь лет не давал своим противникам повода сместить его. Но в 1975 году его все-таки убрали из Политбюро и ВЦСПС. Время до пенсии он скоротал в кресле заместителя председателя Комитета по профтехобразованию.

Крах СССР Шелепин пережил очень тяжело — и морально, и материально. Возглавив КГБ, он отказался от генеральского звания и после 1991 года получал лишь мизерную пенсию по старости. Ходил в магазины, так и не смог смириться со скачкам цен. Тяжело болел и медленно терял память. Мне довелось встретиться с ним незадолго до его смерти, пять лет назад. Передо мной предстал разочарованный, задыхающийся старик, который рефреном повторял одно и то же: "Я ни о чем не жалею".

https://steissd.livejournal.com/6753214.html

Когда северные вьетнамцы поставили себе целью насильственно присоединить Южный Вьетнам и тем самым спровоцировали войну с участием США, СССР подписался помочь им и затратил на это очень большие деньги вместо того, чтобы развивать социальную сферу у себя дома. Но сами вьетнамцы были, как и положено жителям региона себе на уме, и не всегда вели себя как союзники СССР...

День 19 мая 1965 года стал для Вьетнама особенным. Американская авиация отметила день рождения президента Хо Ши Мина ударными бомбардировками. Одновременно во Вьетнам прибыла первая группа советских военных советников, принявших затем непосредственное участие в боевых действиях.

С самого начала войны перед руководством Демократической Республики Вьетнам (ДРВ) стояла задача: вовлечь в войну двух своих крупнейших союзников — СССР и Китай. Как и в корейской войне 1950-1953 гг. единственной силой, способной в случае необходимости оказать прямую помощь людьми, был Китай. И китайское руководство без колебаний обещало помочь живой силой, если на территорию ДРВ высадятся американские войска. Эта устная договоренность была Пекином в основном выполнена. Как информировал ЦК КПСС в октябре 1968 года зампред КГБ СССР Ардалион Мальгин, две китайские дивизии и несколько других частей осуществляли прикрытие северных районов ДРВ.

Правда, традиционно подозрительно относящиеся к китайцам вьетнамцы менее всего хотели бы видеть на своей территории китайских солдат: "Если они придут, то уже не захотят уйти обратно". Северовьетнамские лидеры все же стремились к тому, чтобы до прямой интервенции очередных китайских "добровольцев" дело не дошло. Именно поэтому важно было добиться максимально возможного участия СССР.

Однако еще важнее то, что только СССР мог поставить Вьетнаму современное оружие, которого у Китая не было. Прежде всего вьетнамцев интересовали зенитные комплексы. Причем их поставка неизбежно означала, что во Вьетнам придут и советские военные — в ДРВ просто не было специалистов такого уровня.

Как ни странно это звучит, но втянуть СССР в разгорающийся конфликт было для Вьетнама гораздо более трудным делом, чем принято думать. Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев боялся вступить в прямое единоборство с США, которым была чревата война во Вьетнаме, где американские летчики и советские зенитчики фактически оказывались один на один. К тому же у Хрущева была еще слишком свежа рана, нанесенная его самолюбию вынужденным выводом советских ракет с Кубы. Снова конфликтовать со Штатами он не хотел категорически.

Эффектная приманка

Все изменилось в одночасье. Леонид Брежнев, сменивший в октябре 1964 года Хрущева, решил вмешаться. Разгорающийся идеологический конфликт с Китаем, натянутые отношения с радикальной кастровской Кубой и растущая напряженность на переговорах с ДРВ грозили серьезным расколом коммунистической части мира. Усиливший свое влияние Суслов, ставший главным идеологом советского режима, требовал активности в Индокитае, поскольку боялся, что Пекин сможет укрепить свой авторитет, выступив единственным последовательным защитником вьетнамского народа.

Сыграла свою роль и грамотная тактика, которую вьетнамцы применили на переговорах в Москве. Хитроумный премьер-министр ДРВ Фам Ван Донг, почти четверть века контролировавший правительство, зная, что Брежнев с конца пятидесятых годов курировал военно-промышленный комплекс, сделал Леониду Ильичу предложение, от которого тот не мог отказаться: в обмен на помощь Вьетнаму СССР мог получить трофейные образцы новейшей американской военной техники.

Ход был в высшей степени эффективным — в мае 1965 года во Вьетнам отправились военные советники и полностью укомплектованные советским личным составом зенитно-ракетные части, которые 5 августа открыли счет сбитым американским самолетам. Обломки должна была собирать и изучать специальная группа трофейщиков, сформированная из сотрудников Главного разведывательного управления Генштаба МО.

Странная забота

Военная и иная помощь потекла во Вьетнам широкой рекой. Правда, очень скоро обнаружилось, что вьетнамцы относятся и к помощи, и к помогающим довольно странно. Уже в июле 1966 года Минморфлота СССР информировал ЦК КПСС, что доставленное промышленное оборудование не вывозится за пределы порта Хайфон и в тропическом климате быстро ржавеет, превращаясь в металлолом. Мало того, вьетнамские друзья, полагая, что американцы не станут портить отношений с СССР, устанавливают зенитные батареи, которые подвергались атакам воздушных и военно-морских сил США, прямо у бортов пришвартованных советских судов, подвергая их и экипажи серьезной опасности.

Были и другие примеры вьетнамского понимания братства по оружию. Советских товарищей везде принимали с улыбками и исключительной теплотой — везде, где им разрешали бывать вьетнамские власти. Если бомбежка заставала советского друга вдали от укрытий, то сопровождающие вьетнамцы прикрывали его своими телами. Но, с другой стороны, советские военные оказалась разделены с вьетнамцами глухой стеной — все контакты строжайше контролировались службой безопасности, руководствовавшейся принципом "чем меньше, тем лучше".

Особенно усердно вьетнамцы оберегали советских друзей от информации. "Мы фотографировали станции, разбитые американскими противорадиолокационными ракетами 'Шрайк',— вспоминал военный советник Ионас Волунгис.— Оценивали поражающие характеристики последних. Однако вьетнамцы всячески ставили палки в колеса, отнимали либо засвечивали фотопленки. Под видом заботы увозили нас с позиций, не давали изучать тактику действий авиации противоборствующей стороны".

Не все было благополучно и у группы трофейщиков. Об этом прямо говорится в оказавшемся в распоряжении Ъ документе, который тридцать лет назад имел одну из высших степеней секретности (приводится с несущественными сокращениями).

ПОСОЛЬСТВО СССР в ДРВ
Сов. секретно. Экз. #2
"14" марта 1967 г.
Исх. #166

СПРАВКА
о работе спецгруппы советских специалистов по изучению американской военной техники

Отбор и изучение трофейных образцов американской военной техники, а также знакомство с тактикой боевых действий вооруженных сил США во Вьетнаме ведется группой наших военно-научных специалистов в соответствии с договоренностью между министром обороны СССР и министром национальной обороны ДРВ... За период с мая 1965 года по 1 января 1967 года нашими специалистами было отобрано и направлено в Советский Союз свыше 700 различных образцов военной техники и вооружения США (по официальным вьетнамским данным 417), в том числе части самолетов, ракет, радиоэлектронного, фоторазведывательного и другого вооружения. Кроме того, советские специалисты подготовили десятки информационных документов по результатам изучения как непосредственно образцов техники и вооружения, так и американской технической документации...

Несмотря на всю очевидность большого значения для обеих сторон данного вида сотрудничества, нашим военно-научным специалистам приходится работать в ДРВ в трудной обстановке, которая нередко искусственно усложняется вьетнамскими товарищами. Известно, что основным методом отбора образцов советскими специалистами, по установленному вьетнамской стороной порядку, являются их поездки к местам падения сбитых американских самолетов. Однако вьетнамские товарищи, используя различные предлоги, скрывают от нас места падения самолетов и оттягивают поездки к ним даже при положительном решении вопроса о поездке. Поэтому зачастую главным источником информации о местах падения самолетов являются наблюдения советских специалистов.

Имеется немало примеров, когда до прибытия наших специалистов сбитые самолеты осматриваются квалифицированными специалистами, и, как теперь выяснилось,— китайскими. Так, в январе с. г. был сбит ракетой разведывательный самолет усовершенствованного образца. Наших специалистов пригласили осмотреть этот самолет, но когда они явились на место, то там оказались китайцы, которые уже сняли все ценное оборудование, а остатки самолета подготовили к взрыву. Это было весьма неприятно для вьетнамцев, и чтобы как-то сгладить впечатление, они передали нашим специалистам ракету "Шрайк", которую длительное время добивались получить наши товарищи.

Вьетнамская сторона установила довольно сложную бюрократическую процедуру передачи с большим трудом найденных и отобранных нашими людьми образцов... Как правило, от момента изъятия образца из самолета до его отправки в Советский Союз проходит 2-3 месяца.

Нередки случаи, когда советским специалистам отказывали в осмотре сбитых самолетов и в передаче уже отобранных образцов под различными необоснованными предлогами. Так, заявлялось, что местные власти не разрешают брать образцы или образцы предназначены для музеев и т. п.

Наши специалисты часто сталкиваются с каким-то настороженным отношением вьетнамской стороны, которое фактически граничит с недоброжелательностью. Об этом, в частности, свидетельствуют некоторые последние факты. Так, наш специалист-минер капитан Мохов в декабре 1966 г. разряжал по просьбе вьетнамцев плавучую мину. Его работу строго контролировали несколько человек и даже потребовали вымыть руки в их присутствии, чтобы на них не осталось крошки взрывчатки. Все это делалось под предлогом, что взрывчатка ядовита, хотя наш товарищ и без того знает о свойствах различных видов взрывчатки.

Как ни парадоксально, но эффективным методом добывания образцов стало установление хороших отношений во время поездок к местам нахождения сбитых самолетов с местными властями и с некоторыми сопровождающими наших специалистов вьетнамскими военными. Много отправленных в Советский Союз образцов добыто именно в результате такого непосредственного изъятия образцов на месте, а не официальной их передачи. Следует отметить, что официальные представители научного отдела ПВО и ВВС ДРВ по указанию вышестоящих лиц запрещают нашим специалистам обращаться во время поездок непосредственно к местным властям за получением образцов, строго контролируют действия наших специалистов и нередко мешают этой важной работе.

Аналогичным образом обстоит дело и с обменом военной информацией...

Подобное положение как со сбором трофейных образцов американской военной техники, так и с обменом военной информацией, естественно, не может нас удовлетворять. Как уже высказывалось посольством, имеется настоятельная необходимость предпринять меры, которые позволили бы улучшить работу группы советских военно-научных специалистов в ДРВ. Это можно сделать путем подписания с вьетнамской стороной специального соглашения, которое узаконило бы пребывание советских военно-научных специалистов в ДРВ и регламентировало бы конкретные обязательства обеих сторон.

1 секретарь Посольства СССР в ДРВ (В. Звездин)

Санкционированная слепота

Объяснять все это черной неблагодарностью вьетнамцев было бы несправедливо и неверно. Специалисты, прожившие во Вьетнаме более или менее долго, говорят, что на бытовом уровне и за пределами служебных отношений вьетнамцы довольно тепло относились к русским. Ограничение активности советских специалистов объяснялось сложностью политической ситуации, в которой оказалось руководство ДРВ.

Китайские войска на севере ДРВ, как и опасался Ханой, стали не только помощью, но и средством давления. Без китайской продовольственной помощи полуголодный Северный Вьетнам оказался бы перед перспективой массового голода, поскольку Китай поставлял половину продовольствия, приходившего в ДРВ по линии "братской помощи". В результате Ханой был вынужден лавировать между Москвой и Пекином.

Ситуацию комментирует в прошлом высокопоставленный сотрудник международного отдела ЦК КПСС:

— Мы отдавали себе отчет в том, что происходит. Формально Вьетнам столетиями находился в вассальной зависимости от Китая, хотя на практике это выражалось только в особом порядке церемонии принятия послов, форме официальных обращений глав двух государств друг к другу и порядке следования в текстах иероглифов с названиями двух стран — Китай всегда был впереди или вверху. Поэтому КНР всегда называлась другом номер один коммунистического Вьетнама. СССР официально оставался очень влиятельным другом номер два.

— Однако на практике,— продолжает он,— все было несколько иначе, а часто совсем наоборот. И в этом как раз и проявлялась восточноазиатская специфика. Все формальности и церемонии соблюдены, но начинается реальная жизнь, в которой формальное место далеко не всегда соответствует фактическому.

Официально предоставив приоритет в отборе трофеев китайцам, вьетнамское руководство сплошь и рядом закрывало глаза на соглашения провинциальных чиновников с советскими друзьями и так называемые внеслужебные контакты. Часто непосредственно контактировавшие с советскими военными нижние чины вьетнамской службы безопасности позволяли себя "обмануть", что в стране тотального контроля возможно только с негласной санкции начальства.

Следующая смена советских трофейщиков, судя по рассказам одного из них, знала правила игры в совершенстве. Каждый член группы знал, что именно он должен снимать со сбитого самолета. К местам падения — чаще всего это были топкие рисовые поля — советские специалисты выезжали "в тайне от друзей", не позднее четырех утра. Старший группы за консервы нанимал местных крестьян для откапывания машины. Затем следовала блиц-разборка, и снятое оборудование трофейщики прятали прямо на себе. "Запоздавшие" контролеры из вьетнамских спецслужб чаще всего только наблюдали, как дюжина странно пузатых советских друзей вприпрыжку несется к своему автобусу.

Однако формально со сбором трофеев все оставалось по-прежнему. Посол СССР во Вьетнаме Илья Щербаков в своих ежегодных политических отчетах постоянно отмечал, что сотрудничество в области изучения американской техники и тактики оставляет желать много лучшего.

Но даже ограниченные действия советских трофейщиков вызывали раздражение. По воспоминаниям того же источника, американцы, чья разведка в ДРВ действовала на удивление эффективно, вычислили расположение трофейной команды в посольском квартале Ханоя, который не подвергался бомбардировкам, и нанесли по зданию точечный ракетный удар с самолета. Вся команда в это время была, как говорится, в поле и после возвращения обнаружила совершенно целый забор, окружавший прежде двухэтажный дом, а теперь воронку, и двух погибших вьетнамцев — повара и сторожа.

Пагубный опыт

За время вьетнамской войны советский ВПК получил почти все новинки американской техники. По словам одного из руководителей тех лет, в конце 60-х — начале 70-х почти все Государственные и Ленинские премии по "закрытой" тематике присуждались за воспроизведение американских образцов.

У этого процесса были свои негативные стороны. Во-первых, копировали американские образцы так, как позволял технологический уровень советской промышленности. Упрощенные варианты и работали упрощенно. Во-вторых, документация на образцы, как правило, отсутствовала вовсе, и неимоверное количество труда тратилось на выяснение, почему тот или иной блок не работает или работает не так, как должен. В результате в СССР выросло целое поколение специалистов, чей интеллектуальный потенциал был растрачен на изучение поведения американских "черных ящиков". Заняв руководящие посты, они могли демонстрировать только творческую несостоятельность.

Советский ВПК в целом получил важный для себя и пагубный для страны опыт. Его руководители, в отличие от коллег-американцев, не получали сверхприбылей, но условия поставок "спецтехники" во Вьетнам создавали благоприятнейшую почву для масштабных махинаций. Поскольку оружие передавалось друзьям безвозмездно, никаких приемо-передаточных актов не составлялось. Вьетнамцы, возможно, и хотели бы наладить учет, но это вызвало бы осложнение отношений с Пекином.

До 1969 года, пока значительная часть поставок шла по железной дороге через Китай, бесследно исчезло немало эшелонов с оружием. Работавший корреспондентом "Правды" в Ханое Алексей Васильев рассказывал, что после нескольких случаев пропаж был проведен эксперимент. Вьетнамцам сообщили об отправлении из СССР несуществующего состава. И через положенное время они подтвердили его получение.

Вряд ли удастся установить, сколько материальных ресурсов было списано на производство техники для Вьетнама. Комитет народного контроля СССР еще в пятидесятые годы потянул ниточку, которая привела к миллиардным недостачам в ВПК. Но дело прикрыли, а любознательные контролеры получили менее ответственные посты. После Вьетнама сама мысль о такой проверке казалась кощунством — ВПК стал государством в государстве.

В СССР парадоксальным образом сбылось пророчество Дуайта Эйзенхауэра, предупреждавшего об опасности неконтролируемого усиления влияния военно-промышленного комплекса. Война в Афганистане, активным сторонником которой был пришедший из ВПК Дмитрий Устинов, вызвала перенапряжение советской экономики и, как следствие, крах всего режима.

Возможно, с этой точки зрения было бы лучше, чтобы советские коммунисты проиграли войну во Вьетнаме.

https://steissd.livejournal.com/6752788.html

Цель создания мавзолея с мумией Ленина до сих пор непонятна. В отличие от современников всяких там Рамзесов, Аменхотепов и прочих Мернептахов, коммунистическая верхушка 20-х годов едва ли верила в загробную жизнь, и по логике, лучшим памятником Ленину могла бы стать мемориальная библиотека марксистской литературы. Тем не менее, решение о постоянном бальзамировании было принято, и на тех, кто конкретно над этой задачей работал, пролился золотой дождь...

Много лет назад, в эпоху планово-убыточного социализма, один биофизик рассказал о потрясающей удаче, выпавшей на долю его коллег по академическому институту. Какое-то военно-промышленное ведомство захотело узнать, как влияет радиация на продолжительность жизни млекопитающих. Щедрое финансирование на все время эксперимента гарантировалось, и ученые взялись за малоинтересное, на первый взгляд, исследование. Закупили овец, разделили на две равные группы — экспериментальную и контрольную, облучили первую и начали фиксировать даты смерти своих подопечных.

Постепенно овечье поголовье сокращалось. Эксперимент пора было заканчивать, но последний баран из контрольной группы оказался долгожителем. В принципе это уже никак не могло повлиять на результаты исследования, но кто-то из ученых смекнул, что, пока баран-аксакал жив, эксперимент не завершен, а значит, не прекратится и финансирование. Так один мелкий рогатый скот стал основой благосостояния целого научного коллектива...

Эта история всплывает у меня в памяти каждый раз, когда мне приходится слышать о непреходящей научной ценности эксперимента с телом Ленина. Ведь если бы не нашелся в конце января 1924 года один смекалистый ученый (только не биофизик, а биохимик), Владимир Ильич Ульянов покоился бы сейчас в земле, а не был выставлен в Мавзолее на Красной площади.

Культовая революция

В первые дни после смерти вождя мировой революции мысль о мумификации не приходила в головы даже самым циничным из наследников его слова и тела. Но чтобы делегаты с дальних окраин успели добраться до Москвы, похороны нужно было отсрочить примерно на месяц. Ничего сложного в этом не было. Формалин и тогда не входил в число редких и дорогостоящих химикатов, а холода в ту лютую зиму было хоть отбавляй. Возможно, именно холод и навел "инженера революции" Леонида Красина на мысль сохранить тело Ленина навечно, заморозив его.

Красинский проект заинтересовал партийную верхушку. Развенчав Бога, кремлевские творцы новой религии поняли, что свято место не должно пустовать. Нетленные мощи, к которым во все времена легко добавлялись лживые жития, делали Ленина подобным святому, а большевистскую власть, таким образом, идущей, как и все предыдущие на Руси, от Бога.

Осуществление проекта государственной важности перепоручили Феликсу Дзержинскому. А вскоре Леонид Красин был оттеснен даже от технического руководства. Его подвела непростительная для профессионального революционера неразборчивость в людях.

Красный бизнес

Консультируясь по поводу мумификации Ильича со специалистами различного профиля, Красин однажды обратился к заместителю директора Института химии Борису Збарскому. Химик по образованию и делец по призванию, он обладал такой пробивной силой и таким изощренным умом, что, живи он в наше время, все бы знали не Бориса Абрамовича, а Бориса Ильича (до революции, например, ему удалось познакомиться с вдовой миллионера Саввы Морозова и стать управляющим трех заводов и поместья). Збарский сразу по достоинству оценил возможность стать верховным жрецом культа Ленина. И сделал все, чтобы отобрать у Красина подряд на бальзамирование. Сам он, правда, ничего не понимал ни в трупах, ни в их сохранении. Но у него был знакомый — харьковский профессор Владимир Воробьев, который разбирался в мертвых людях так же хорошо, как Збарский в живых.

Предприимчивый химик тут же начал пробиваться на прием к Дзержинскому. 14 марта 1924 года историческая встреча состоялась. Збарский обаял Железного Феликса, убедил, что именно они с Воробьевым смогут забальзамировать тело так, как надо, и, несмотря на недовольство Красина, получил карт-бланш.

Сомнений в успехе предприятия у Збарского не было. Формалиново-глицериновый метод, который собирались использовать, был предложен русским ученым Николаем Мельниковым-Разведенковым еще в 1895 году, не единожды описан в научной литературе и успешно применялся. Определенная сложность состояла лишь в том, что до тех пор ни разу не приходилось бальзамировать тело целиком. Но искусство Воробьева и упорство Збарского привели к желаемому результату. 26 июля 1924 года комиссия во главе с Дзержинским на ура приняла проделанную работу.

Сталинская премия

Сталину мумия Ленина принесла двойную пользу. С ее помощью он не только смог выполнить личный план культ-строительства, но и морально раздавить главного претендента на звание толкователя ленинских трудов — Крупскую. Бывшая первая леди СССР, как и сестры Ленина, изначально была против бальзамирования и тяжело переносила все, что творилось вокруг тела ее мужа. И Сталин с иезуитской жестокостью выделил вдове специальное время для посещения Мавзолея. Для Крупской ставили стул возле саркофага и оставляли ее один на один с телом. Отказаться от этих еженедельных походов она не могла — "партия ее бы не поняла".

А вот Воробьева и Збарского партия поняла хорошо, и на их головы хлынул золотой дождь. Первого премировали сорока, а второго — тридцатью тысячами червонцев (в пересчете на вес около 310 и 232 килограммов золота соответственно). Потом удостоили премии имени Ленина, наградили орденами Ленина, дали почетные звания. А в 1939 году, уже после кончины напарника, Збарский стал директором лаборатории Мавзолея Ленина и, как следствие, лауреатом Сталинской премии, героем социалистического труда и членом-учредителем Академии медицинских наук СССР.

Бальзам под грифом

Хотя метод бальзамирования Мельникова-Разведенкова был хорошо известен, хитроумный Збарский дальновидно снабдил все документы лаборатории Мавзолея грифами секретности. Это давало возможность сохранить главную тайну, которая состояла в том, что кардинально изменять метод мавзолейщики не собирались и не могли. Им оставалась чистая техника — поддерживать заданную температуру и влажность тела.

Время шло, и в лаборатории начали подготовку к новому акту обретения великих и нетленных мощей. Вслух ничего не говорилось, но все понимали — чьих. На контрольных мертвецах проверялись подновленные рецептуры составов, позволявшие дольше обходиться без вымачивания тел в ваннах с бальзамирующим раствором. Кроме того, как рассказывал бывший директор лаборатории профессор Сергей Дебов, разрабатывали новые, "щадящие" методики вскрытия трупов, обеспечивающие максимальную сохранность внешнего вида покойника.

Возможно, именно эту "сталинскую" методику и имеют в виду необольшевики, говоря сегодня о великих научных достижениях придворных таксидермистов. Во всяком случае, Дебов, лично участвовавший в бальзамировании отца осиротевших народов, утверждал, что похороненный восемь лет спустя после смерти Сталин и сейчас должен лежать в гробу в полной сохранности. За исключением этого "достижения" вся работа мавзолейной команды не имела к практической медицине никакого отношения.

Трупы конкурентов

Особенный интерес представляет поведение нового поколения мавзолейщиков. Тяжелые годы, когда их прекратило финансировать государство и доход приносило только техобслуживание мумии Хо Ши Мина, прошли. Теперь их основной заработок — отправление ритуальных надобностей представителей новорусского мира и состоятельных зарубежных заказчиков, включая и безутешных родственников великого вождя Ким Ир Сена. Продолжающийся который год шум на тему "хоронить — не хоронить" на деле является неплохой, а главное, дармовой рекламой. А сам Мавзолей фактически превратился в демонстрационный зал фирмы ритуальных услуг. Причем этот зал действует на Красной площади, без арендной платы (напротив, в ГУМе,— $4.5 тысячи за квадратный метр в год), с квалифицированной и бесплатной службой охраны. Да к тому же простаки через общественный фонд Мавзолея финансируют текущие работы с телом (в прошлом году пожертвовали около $17 тысяч). Казалось бы, живи да радуйся, что социализм победил не окончательно. Но вместе с рынком пришла и конкуренция.

Пока отечественные мумификаторы лелеяли за завесой секретности методику бальзамирования образца 1895 года, все науки шагнули далеко вперед. Используя их достижения, немецкий анатом Гунтер фон Хагенс с семидесятых годов успешно мумифицирует человеческие тела с помощью созданной им технологии пластинации. "Форсированная пропитка полимерными материалами", как называет этот способ автор, занимает, если нужно мумифицировать целое тело, несколько недель. После высушивания конечный продукт может храниться в нормальных условиях — без прохлады, вымачивания и прочих атрибутов загробной жизни Ильича.

В последнее время фон Хагенс с успехом рекламирует свои достижения. В Японии выставку его препаратов "Мир тела" посетили более миллиона человек. Осенью прошлого года ее перевезли в Германию, где она, несмотря на протесты церкви, также имеет немалый успех.

И это, судя по всему, в немалой степени беспокоит жрецов ленинского тела. Они не могут нанести врагу сокрушительный удар и провести мировые гастроли Ильича. Во всяком случае, две предыдущие попытки получить разрешение на такой супертур — американского миллионера Эндрю фон Таддена и Стаса Намина — успеха не имели. Поэтому в ход пошли эксклюзивные съемки запасников мумифицированных трупов лаборатории Мавзолея, а за рубежом издали мемуары сына Збарского, тоже работавшего с телом. Но это слишком слабый ответ конкурентам. Ведь если среди состоятельных россиян появится мода не только рожать, но и бальзамироваться в Германии, доходному бизнесу мавзолейщиков может прийти конец.

https://steissd.livejournal.com/6752580.html

Коррумпированным Михаил Андреевич не был, единственным подарком, который он мог принять, была подписанная автором книга. На расстрельных списках его подпись не стоит: в сталинские времена в состав Политбюро или Президиума ЦК он не входил, а чекистом и вовсе никогда не был.

На его совести — удушливая атмосфера времён развитого застоя в культуре и СМИ, та тягомотная тоска и безнадёга с пустопорожними речами и ритуалами, которая сопровождала нас на протяжении 70-х годов. Хотя главой советского правительства был А.Н.Косыгин, а должность президента в СССР отсутствовала напрочь, М.А.Суслов де-факто являлся вторым человеком в стране в брежневские времена.

К ортодоксальному большевизму Суслов пришел тем же путем, что и немалое число его ровесников. В 1919 году 17-летний Суслов вступил в комсомол, а два года спустя комсомольского активиста приняли в ряды партии большевиков.

На выбор дальнейшего пути в жизни самое большое влияние оказал его отец. Этот экономически активный крестьянин-неудачник постоянно пытался улучшить материальное положение своей семьи. Но пока он путешествовал за длинным рублем, хлеб насущный добывали его жена и старший сын — Михаил.

Видимо, этот хлеб не был легким. Суслов в молодости болел туберкулезом и из страха перед рецидивом болезни всю оставшуюся жизнь опасался простуды. И именно поэтому носил летом плащ и панически боялся сквозняков.

Видимо, память о финансовых авантюрах отца повлияла на Михаила Суслова, когда он сделал выбор в пользу сугубо экономического вуза — Института народного хозяйства имени Плеханова. Прошлое оказало влияние и на избранный Сусловым способ приработка. Московские студенты тогда зарабатывали разгрузкой вагонов и барж на Москва-реке. Суслов предпочел преподавание в техникумах, где заработок был небольшим, зато стабильным и не связанным с физическим трудом.

Может быть, Суслов так и остался бы преподавателем политэкономии, постепенно продвигаясь в ученых степенях и званиях. Но в политических дискуссиях, которые в то время шли в вузах практически беспрерывно, он неизменно поддерживал родную ему по духу догматическую линию ЦК. И это не осталось незамеченным. В 1931 году из аспирантуры его, как тогда говорили, выдвинули на работу в объединенный госпартконтроль.

Скорее всего, именно тогда и появилась у него черта, о которой мне говорили многие знавшие его люди: он стал совершенно равнодушен к судьбам людей. Когда одним росчерком пера казнишь или милуешь сотни людей, психика неизбежно должна выработать защитный механизм.
Тогда же, в пору работы партийным следователем, у Суслова появилась и еще одна особенность: он считал, что человек говорит правду лишь в разговоре один на один. И в этом случае на просьбы можно откликаться. Об этом писал в мемуарах Андрей Сахаров.

Академик Александр Яковлев, работавший под началом Суслова в 50-70-е годы:
— Он очень внимательно слушал, когда шел разговор с глазу на глаз. Задавал вопросы, и в 99 процентах случаев он прислушивался к тому, что я ему говорил. Когда Егора Яковлева сняли с должности главного редактора журнала "Журналист", встал вопрос о его работе. Я считал его снятие совершенно неоправданным. Инициатором был Устинов. Увидел на обложке журнала репродукции картины Герасимова из Третьяковки. Ну, обнаженная женщина. Но это же не повод обвинять редактора журнала в распространении порнографии! Я пошел к Суслову. Он расспросил о Егоре. И дал согласие на назначение его корреспондентом "Известий".

Можно не сомневаться и в том, что именно пять лет, проведенные в ЦКК-РКИ, сослужили Суслову жизненно важную службу. Участвуя в партчистках, разбирая персональные дела, он должен был убедиться, что предают прежде всего друзья. А любое слово можно поставить человеку в вину. Вскоре у Суслова почти не осталось друзей, а сам он стал крайне немногословным. А если вынуждали к разговору — безостановочно цитировал классиков. Тогда же у него развилось и немалое политическое чутье вкупе с аппаратной ловкостью. В самый канун больших репрессий, в 1936 году, Суслов ушел из госпартконтроля на учебу в Экономический институт красной профессуры. Так что главные волны арестов обошли его стороной. Один из моих университетских преподавателей учился там одновременно с ним. И когда после смерти главного марксиста страны мы стали расспрашивать его о Суслове, он ответил: "Что о нем можно сказать? Только то, что сказать о нем было нечего".

В 1937 году Суслова вновь выдвинули. Впоследствии было много споров, участвовал ли он лично в репрессиях. Парткомиссия Ростовского обкома ВКП(б), которой он тогда руководил, кого-то реабилитировала и восстанавливала в партии, кого-то исключала из рядов за потерю бдительности или связь с врагами, что в большинстве случаев предвещало арест. Как бы то ни было, из этого опыта Суслов извлек для себя два важнейших урока. Во-первых, нельзя сделать врагом народа человека, который неукоснительно выполняет все указания ЦК. И в дальнейшем, работая в Ростове и Ставрополе, Суслов выполнял все приказы Москвы не просто точно, а слепо. А во-вторых, он на собственном примере убедился, что страх является лучшим средством поддержания дисциплины в партии и государстве. Академик Александр Яковлев рассказывал, что веру в это "хранитель партийного огня" сохранил до последних дней жизни.

"Лично т. Суслов работает мало"

Еще два важных урока Суслов получил во время войны. В 1942 году немцы взяли Ставрополь, который в то время назывался Ворошиловском. Позднее ходили слухи, что первый секретарь крайкома Суслов бежал из города, одевшись крестьянином и прихватив с собой собрания сочинений классиков, связанные в стопочки. Бред, конечно же. Однако почва для появления слухов действительно была.

После сдачи Ставрополя Суслова вызвали в Москву — в Управление пропаганды ЦК. Сотрудник управления и побочный сын Сталина Константин Кузаков рассказывал, что увидел Суслова в приемной своего начальника: тот сидел белый, как стена, ожидая решения своей участи. Обвиняли его не в том, что город был сдан, а в том, что в то утро краевая газета вышла с передовицей, утверждавшей: враг никогда не войдет в Ворошиловск. "Это была крупная политическая ошибка,— вспоминал Кузаков.— Немцы использовали эту газету в своей пропаганде на всю катушку". Как именно Суслову удалось выкрутиться, неизвестно. Константин Кузаков полагал, что Суслов свалил все на неожиданный прорыв немцев, случившийся в результате предательства карачаевцев. После освобождения края карачаевцы были депортированы. А у Суслова с тех пор на любой случай жизни был готов виновник неудачи. Но главное — Суслов должен был оценить, какие преимущества дает работа на пропагандистском поприще. Ответственности куда меньше, чем у руководителя области, а права, можно сказать, безграничные. И он начал готовить почву для перехода на новую работу.

В 1944 году Суслова назначили руководителем Бюро ЦК ВКП(б) по Литве. Успехов в работе было немного, но и придраться не к чему: Суслов играл привычную роль ретранслятора указаний Кремля.

Ткаченко, комиссар госбезопасности, уполномоченный НКВД-НКГБ СССР, 19 июля 1945 года докладывал Берии:
— Выступления т. Суслова на пленумах и различных совещаниях носят больше наставительный характер. К этим наставлениям и речам местные руководители так уже привыкли, что не обращают на них внимания и выводов для себя не делают... Лично т. Суслов работает мало. Со времени организации бюро ЦК ВКП(б) около половины времени он провел в Москве, в несколько уездов выезжал на 1-2 дня, днем в рабочее время можно часто застать его за чтением художественной литературы, вечерами... на службе бывает редко.

Суслову действительно нужно было срочно восполнить пробелы в знаниях. Современную литературу он знал намного хуже произведений классиков марксизма. А время поджимало. В мае 1945 года умер член политбюро и начальник Главного политического управления Красной Армии Александр Щербаков. Не было секретом и слабое здоровье главного идеолога страны Андрея Жданова. Вот-вот могли открыться вакансии в Управлении пропаганды, и нужно было торопиться.

По слухам, в этот период случилось происшествие, едва не поставившее крест на планах Суслова. Сотрудники госбезопасности, не зная, с кем имеют дело, задержали его жену во время обмена дефицитных продуктов, которыми партия отоваривала Суслова, на вещи, оставшиеся у литовцев со времени недавней независимости. Историю удалось замять, но ни самого Суслова, ни членов его семьи никогда более никто не мог обвинить в каких-либо неблаговидных операциях или получении подарков. Обжегшись на молоке, он дул на воду: сдавал излишки зарплаты в парткассу и годами ходил в одной и той же одежде.

Александр Яковлев:
— В мою бытность Суслова никто ни разу не уличил в получении подношений. Никому в голову не приходило идти к нему с подарками. Книжку ему автор еще мог прислать. Это он еще принимал. Но ничего другого, избави Бог. Прогонит с работы.

"Самый марксистски подготовленный человек"

В 1946 году Суслов получил заветную должность в аппарате ЦК — стал первым заместителем начальника Управления пропаганды. Его усердие было оценено по заслугам. Вскоре он получил пост секретаря ЦК и стал курировать связи ВКП(б) с братскими компартиями. Он настолько вошел в роль транслятора мнения свыше, что не выходил из нее и в неофициальной обстановке.

В 1948 году Бориса Пономарева (впоследствии академика и секретаря ЦК КПСС) назначили заместителем заведующего международным отделом ЦК. После этого Суслов неожиданно изменил отношение к нему.

Борис Пономарев:
— Он пригласил меня пройти вместе с ним в другой корпус. Там показал свой кабинет заведующего отделом и сказал: "Занимайте этот кабинет и работайте". "А как же вы?" — спрашиваю. "У меня есть еще кабинет как у секретаря ЦК". Вся встреча проходила в удивительно дружественной обстановке. Мне до этого дня никогда не приходилось видеть его столь любезным и доброжелательным. Я все гадал: почему? А через некоторое время мне рассказали следующее. На заседании политбюро Сталин будто бы спросил у Жданова: "Вы знаете, кто такой Пономарев? Я прочитал на днях его статью в 'Правде'. Хорошая статья. Таких работников нам нужно брать ближе к руководству партии".

В этот период Суслов упорно зарабатывал репутацию незаменимого работника. Кроме руководства пропагандой и иностранными делами партии, он взял на себя редактирование "Правды". Как рассказывал тот же академик Пономарев, Суслов, несмотря на огромную загрузку, "ежедневно сам, никому не перепоручая, редактировал крупнейшую газету страны". Вряд ли стоит говорить о том, что газета при этом стала одной из самых тошнотворных в мире.

Его авторитет в партаппарате значительно вырос. И продолжал расти после смерти Сталина, когда к власти пришел Хрущев,— хотя для того, чтобы удержаться на посту, ему приходилось угодничать и лебезить перед Хрущевым.

Борис Пономарев:
— В партаппарате Суслова считали самым марксистски подготовленным человеком. К тому же за ним не числилось таких грехов, как у других, ни в тридцатые, ни в более поздние годы. Он не занимался ни сельским хозяйством, в котором постоянно случались неурядицы, ни хрущевскими реформами экономики. А вредило ему то, что он никогда не выступал против подобных мероприятий.

Поэтому, когда начались закулисные разговоры о смещении Хрущева, среди кандидатур на пост первого секретаря ЦК упоминалось имя Суслова. Именно тогда Суслов принял самое верное решение в жизни: он сказал, что первым должен стать Брежнев. Отдав внешние атрибуты власти, он получил громадную, почти ничем не ограниченную власть над партийным аппаратом.

"Решения ЦК — это святое"

Суслов занял ключевую позицию в партии: он фактически единолично руководил работой секретариата ЦК, где принимались ключевые решения по кадровым вопросам.

Александр Яковлев:
— Власть у него была несусветная. На политбюро ходили как на праздник. Там ничего не случалось: хихоньки и хахоньки, Брежнева заведут, и он давай про молодость и про охоту рассказывать. А на секретариатах Суслов обрывал любого, кто на миллиметр отклонялся в сторону от темы: "Вы по существу докладывайте, товарищ". Когда Суслов был в отъезде, за него секретариаты вел Андрей Павлович Кириленко. Так Суслов, возвращаясь, первым делом отменял скопом все решения, принятые без него. Он был очень самостоятельным в принятии решений на секретариате. Ни с кем не советуясь, объявлял: "Решать будем так!" Когда некоторые хитрецы говорили, что другое решение согласовано с Брежневым, отмахивался и отвечал: "Я договорюсь". А боялись его прежде всего потому, что кадровые решения он принимал очень резко. Он как-то смотрел по телевизору хоккей и увидел, что команде-победительнице вручили в награду телевизор. На другой день был снят с работы директор телевизионного завода. Суслов спросил: "Он что, свой собственный телевизор отдал?" И все.

Именно почти животным страхом перед Сусловым объяснялась ежеутренне повторявшаяся на правительственной Рублевке картина. Машина Суслова с черепашьей скоростью двигалась по шоссе, а за ней ползла кавалькада "членовозов" чиновников всех рангов. Обогнать Суслова мог только Брежнев.

Суслов старался поддерживать дисциплину в партии всеми возможными способами.

Александр Яковлев:
— Звонит мне как-то Московский, главный редактор "Советской России", и говорит: "Собираюсь о бардах статью напечатать. Разлагают молодежь, сеют мелкобуржуазные настроения. Высоцкий тот же". Меня это насторожило. "Пришлите,— говорю,— мне эту статью". Прочитал. Хулиганская статья. Звоню Московскому: "Нет, я вам не советую ее печатать. Вы орган ЦК КПСС. Пусть какая-нибудь 'Культура' или журнал какой-нибудь в порядке дискуссии этими вопросами занимаются. Несолидно партийной газете заниматься бардами". Через четыре дня статья публикуется. Ну, меня тут завело. Пишу записку. Оказывается, Московский после разговора со мной, исполняющим обязанности заведующего отделом пропаганды ЦК, позвонил в больницу моему заместителю Дмитруку и согласовал вопрос с ним. Суслов, узнав об этом, выносит вопрос на секретариат. На заседании его все тянули к содержанию статьи. А он отмахивался, хотя, я уверен, был согласен с ней на сто процентов. "Товарищ Дмитрук, где вы находились?". Тот отвечает: "В больнице". "Так почему вы вместо того, чтобы лечиться, руководили отделом? — спрашивает Суслов. — У нас есть кому руководить отделом. Нет, вам нельзя в ЦК работать". Переходит к Московскому: "Вам, товарищ Московский, руководитель отдела не советовал печатать эту статью? Это что же за понимание партийной дисциплины?" И закатил лекцию о ленинских нормах партийной дисциплины. А через месяц освободили от работы и Московского.

Так же ревностно Суслов следил и за тем, чтобы решения ЦК всегда исполнялись. И именно по этой причине он, категорически не согласный с решениями XX съезда о культе личности, возражал против политической реабилитации Сталина. Раз решение принято, менять его нельзя. Это подрывает авторитет партии. На этой сусловской струне можно было иногда и сыграть.

Александр Яковлев:
— В журнале "Октябрь", который редактировал писатель Всеволод Кочетов, появилась жутко антисемитская статья. Я решил написать об этом записку Суслову. Причем о нарушении решения ЦК от 1932 года, когда был осужден инженер Махаев, выступавший с антисемитских позиций. Суслов вынес вопрос на секретариат. Ясно было, что он сам был антисемитом, что он был на стороне Кочетова. Но решения ЦК — это святое. Поначалу Кочетов вел себя на секретариате очень нагло. Говорил, что отдел пропаганды ЦК очень слабый, что нужно укреплять его кадры. А потом сообразил, куда дует ветер, и начал оправдываться: "Да меня не было тогда, когда подписывался этот номер, Михаил Андреевич". А на другой день Кочетов пришел ко мне в кабинет извиняться. Мягкий, доброжелательный, начал рассказывать, как любит меня.

И совершенно жестко Суслов пресекал попытки любых ведомств брать на себя функции ЦК.

Александр Яковлев:
— Когда из Канады в мою бытность послом выдворили советских шпионов, Андропов вынес вопрос обо мне на политбюро. Встал и начал говорить о том, что громкое выдворение произошло по моей вине, из-за моих слабых контактов с канадским руководством. И что нужно решать кадровый вопрос — отзывать меня. Вдруг Суслов говорит: "Товарища Яковлева не КГБ назначал послом в Канаде". Андропов посерел и сел. Брежнев усмехнулся и сказал: "Переходим к следующему вопросу".

Однако Брежнев время от времени напоминал Суслову, что хозяин в стране все-таки он и что второй секретарь не должен выходить за очерченные для него аппаратные рамки. У Суслова была мечта — превратить ГУМ в выставочный зал, которую он попытался осуществить, пока Брежнев находился в отпуске.

Михаил Смиртюков, бывший управляющий делами Совмина СССР:
— Суслов и говорит на политбюро, что негоже рядом с Мавзолеем торжище держать. Все согласились, решение оформили. Но стукачи везде у нас имелись. В политбюро тем более. Брежневу мгновенно доложили. Когда тот вернулся из отпуска, перед первым же заседанием политбюро говорит: "Вы слышали? Какой-то дурак тут выдумал закрыть ГУМ и открыть там какую-то кунсткамеру". Расселись. Он спрашивает: "Ну что, вопрос по ГУМу решен?" Все, в том числе и Суслов, закивали головами. Проблему без обсуждения закрыли раз и навсегда.

"Смерть Михаила Андреевича была неожиданной"

Среди членов политбюро вряд ли был второй человек, который относился бы к кремлевским врачам с тем же недоверием, что и Суслов. Видимо, зная гораздо больше других, он опасался, что возможности медицины будут использованы для его отстранения от власти. Судя по воспоминаниям главного кремлевского медика той поры, академика Евгения Чазова, Суслов не верил в точность поставленных ему диагнозов и отказывался принимать прописанные лекарства.

В январе 1982 года Суслов собрался отдохнуть в санатории.

Борис Пономарев:
— Конечно, годы брали свое, и Михаилу Андреевичу все труднее было работать. Как было положено, он перед отпуском поехал обследоваться в кунцевскую больницу. За пару дней до этого мы побеседовали с ним. Он был в хорошем отпускном настроении. Сказал, что после его возвращения работы у нас прибавится. До сих пор не знаю, что он имел в виду. Чувствовал он себя вполне прилично. Там он отправился на прогулку. Неожиданно почувствовал боли в сердце. Ему становилось все хуже. Он вернулся в свое помещение, где в это время была его дочь Майя. Она бросилась к Михаилу Андреевичу, вызвала врачей. А через три дня его не стало. Очень странно.

Александр Яковлев:
— Смерть Суслова была какой-то очень своевременной. Он очень мешал Андропову, который рвался к власти. Суслов не любил его и никогда бы не допустил избрания Андропова генеральным секретарем. Так что исключать того, что ему помогли умереть, нельзя.

Евгений Чазов:
— Ему было за восемьдесят. Дай Бог столько прожить каждому. Он никогда не хотел ни признавать себя больным, ни принимать лекарства. Он считал, что у него только болит сустав, а на деле была тяжелая стенокардия. Тяжелейшая. У него были очаговые изменения в сердце. Мы придумали, как давать ему сердечные лекарства — в виде мази на болевшую руку. Горбачев — свидетель того, как меня вытаскивали с Северного Кавказа к Суслову. Мы сидели с ним в Железноводске, когда мне позвонили и сказали: "Срочно выезжайте, с Сусловым плохо, чтобы к утру вы были в Москве". То, что у него случилось, могло случиться в любое время.

Однако родные придерживались другого мнения. Принимая соболезнования, дочь Суслова шепнула Борису Пономареву: "Бойтесь врачей!"

https://steissd.livejournal.com/6752400.html

Традиция нажираться в полный дупель перед призывом в армию возникла не в советские времена. Картина Савицкого «На войну», написанная в 1888 году, свидетельствует об этом. Но именно при советской власти буйство 18-22-летних октябрят, забритых в солдаты, приобрело особо опасный характер: они понимали, что в большинстве случаев сажать их не станут, иначе в армии просто некому будет служить, и отрывались на полную катушку.

Архивные документы свидетельствуют, что начиная с 1920-х годов едва ли не каждый призыв превращался в стихийное бедствие. Причем отнюдь не из-за массового уклонения от патриотического долга, а из-за традиций, дополненных в 1940-1950-х годах порядками, которые негласно для собственного блага устанавливали офицеры.


"Призывные пьянствуют"

Когда именно началось буйство при призыве, наверняка не знает никто. Мемуаристы свидетельствуют, что в России, где сдача в рекруты долгое время оставалась одним из видов наказания за преступления, во время рекрутских наборов нередко начинался загул, которым прощались с прежней жизнью, семьей и родными местами. Если же при наборе семья могла позволить себе нанять вместо своего чада человека со стороны — "охотника", традиция требовала, чтобы на протяжении нескольких дней до отправки наниматели следовали за ним повсюду и оплачивали любые его прихоти. Да притом еще и терпели все его выходки и оскорбления.

После революции и Гражданской войны, когда в Красную армию призывали лишь социально близких новой власти людей, которых, как считалось, готовили к предстоящей службе партийные и комсомольские ячейки и сознательные граждане, никаких беспорядков при призыве не должно было быть в принципе. Однако документы ГПУ-ОГПУ свидетельствовали, что буйства не прекратились. Например, в госинформсводке по Харьковской губернии за 20 октября 1922 года говорилось:

"Призывные 1901 года учиняют дебоши по пути следования к месту назначения. На линии Харьков--Полтава ими разгромлено несколько станционных буфетов и убит один сотрудник ОДТ ГПУ".

А в обзоре политико-экономического состояния СССР за период с 15 сентября до 1 ноября 1923 года о призыве в территориальные части сообщалось:

"Призыв сопровождался незначительными эксцессами среди мобилизованных крестьян. В Ульяновской вол. Московского у. группа мобилизованных в 25 человек учинила дебош в поезде. Пьяные призывники выбрасывали из вагонов пассажиров, выбили стекла. Приехав к месту назначения (г. Воскресенск), призывники стали избивать милиционеров. Крестьяне других волостей не приняли участия в драке. ЧОН быстро справился с безобразниками. В Реутовской вол. (как сообщает рабкор "Правды") призывные явились на регистрацию в пьяном виде, передрались, причем дошло до ножевой расправы. Среди призывников раздавались крики, что перед тем, как идти воевать, они перебьют всех евреев...

Местные власти не принимают мер разъяснения призывным значения поверочного сбора. Среди призывных на ст. Люберцы носились слухи, что мобилизация не временная. Призывные пьянствуют".

Та же картина, судя по обзору ОГПУ за май 1924 года, наблюдалась и в дальнейшем:

"Призыв 1902 года. Имели место эксцессы, доходившие до захвата силой поездов, избиения милиционеров, а также взаимных драк с убийствами. В западных губерниях имел даже место ряд эксцессов погромного характера в городах и местечках с еврейским населением (были попытки громить лавки, избивались попадавшиеся евреи, а также евреи-призывники, а в м. Глуск в Белоруссии была разгромлена синагога)".

Где агитацией, а где репрессиями буйства новобранцев начали укрощать и прекращать. В 1930-х годах о них даже как-то подзабыли. Позднее отдельные эксцессы времен войны списывали на военные же тяготы и трудности. Но после Победы случаи буйства призывников неожиданно стали фиксироваться вновь. Причем во все больших и больших масштабах.

"Расхитили свыше 2.5 тонн продовольствия"

Результаты расследования уголовных дел по отдельным случаям грабежей и бесчинств призывников постепенно складывались в единую картину, которую описал в своем приказе N0050 от 20 марта 1951 года военный министр СССР маршал Советского Союза А. М. Василевский:

"Органами военной прокуратуры Советской Армии вскрыт ряд случаев крупных хищений из воинских эшелонов продовольствия, предназначенного для питания военнослужащих в пути следования. Путем систематических недодач военнослужащим продуктов, положенных им по нормам, создавались значительные излишки продовольствия, которые затем расхищались должностными лицами воинских эшелонов".

В приказе приводились примеры таких хищений:

"Так, например, начальник воинского эшелона, следовавшего с новобранцами со ст. Казатин в Забайкальский военный округ в ноябре 1950 г., командир 6-го гвардейского мотострелкового полка 5-й гвардейской тд подполковник Некрасов, его заместитель по политической части подполковник Егерев и помощник по снабжению майор Зародин, договорившись между собой, похитили со склада эшелона более 3 тонн продовольствия на сумму 21,650 руб. В пути следования эти лица систематически пьянствовали. Горячая пища для личного состава эшелона готовилась только один раз в сутки с целью покрыть расхищение продуктов.

Подполковник Рагуцкий (237-й артполк, 50 осбр), следовавший с новобранцами из Курского облвоенкомата в ноябре 1950 г. в качестве заместителя начальника эшелона по политической части, и помощник начальника эшелона по снабжению капитан Урбан совместно расхитили свыше 2.5 тонн продовольствия на общую сумму 26,715 руб.

Начальник этого воинского эшелона майор Зоткин, зная о расхищении продуктов Рагуцким и Урбан, не только не принял никаких мер к предотвращению этих хищений, но даже выделил в распоряжение Рагуцкого трех солдат для доставки похищенных продуктов в г. Владивосток родственникам Рагуцкого.

Заместитель командира 3-го дивизиона 1055-го артиллерийского полка по строевой части майор Болотов, являясь начальником эшелона по сопровождению нового пополнения, вместе с подчиненными ему офицерами расхитил 728 сутодач продуктов питания, полученных обманным путем на один день больше, чем следовало.

Виновники хищений продуктов, должностные лица воинских эшелонов привлечены к уголовной ответственности.

Следствием установлено, что учет продуктов в эшелонах отсутствовал, продукты на кухню выдавались без веса, горячая пища для личного состава приготовлялась нерегулярно, а во многих случаях один раз в сутки. Все это способствовало созданию излишков продовольствия, которое затем расхищалось".

А в результате оголодавшие призывники начинали грабить на станциях магазины отделов рабочего снабжения — ОРСов, буфеты, рынки и частные дома.

Маршал Василевский приказывал принять все возможные меры для прекращения хищений продуктов, включавшие повсеместные неожиданные проверки:

"Военным комендантам жел.-дор. участков и станций в пунктах продолжительной стоянки воинских поездов проводить внезапные проверки выборочным порядком наличия продовольствия в эшелонах, правильности расходования продуктов в пути следования и ведения отчетности. Проверку производить комиссионным порядком, привлекая в состав комиссии представителей от продотделов военных округов, военпродскладов или начальников гарнизонов.

Одновременно с проверкой военным комендантам производить опрос претензий и беседы с личным составом эшелона для выявления фактического положения с питанием в пути следования и принимать необходимые меры к устранению выявленных недочетов.

Материал о выявленных злоупотреблениях в пути следования эшелонов немедленно передавать в органы военной прокуратуры для привлечения виновных к ответственности".

Но, как показало время, и эти меры не дали почти никакого результата.

"Вскрыли два вагона-ледника"

22 октября 1953 года министр внутренних дел СССР С. Н. Круглов направил маршалу Василевскому сообщение, в котором приводилась хроника преступлений новобранцев за время осеннего призыва:

"По поступившим в МВД СССР данным, за последнее время некоторыми призывниками, направляемыми к месту службы, а в отдельных случаях и солдатами команд, сопровождающих эшелоны в пути следования, совершались бесчинства, грабежи, хищения грузов на железнодорожных станциях и другие уголовные преступления.

15 сентября с. г. на станции Облучье Амурской железной дороги следовавшие в эшелоне N17261 призывники Кириллов Н. И. (освобожденный по Указу об амнистии), Миронов И. М. и Андрюшенко Ф. И. вскрыли вагон-ледник и похитили из него 4 ящика сливочного масла весом 100 килограммов. Кириллов, Миронов и Андрюшенко арестованы и преданы суду.

16 сентября призывники, следовавшие в эшелоне N17269, на привокзальной площади станции Ин Амурской железной дороги взломали киоск ОРСа и похитили из него винно-водочные изделия и консервы на сумму 300 рублей. Преступники скрылись в эшелоне и не установлены.

19 сентября на станции Кундур той же дороги призывники, следовавшие в эшелоне N17290, разбив оконное стекло, проникли в магазин ОРСа и похитили около 40 метров мануфактуры. Похищенное обнаружено и изъято в одном из вагонов эшелона. Однако установить преступников не удалось.

20 сентября на станции Ксеньевская той же дороги группой призывников, следовавших в эшелоне N17287, взломан замок киоска ОРСа и похищено разных товаров на сумму 600 рублей. Один из участников хищения, Кузин В. С. (освобожденный по Указу об амнистии), задержан и предан суду.

22 сентября группа призывников, следовавших в эшелоне N17278, на станции Могоча вскрыла находившийся на станции вагон-ледник и пыталась совершить хищение грузов. В результате вмешательства транспортной милиции хищение было предотвращено".

Кроме краж и грабежей случались еще драки и убийства. Но похищение продуктов оставалось основным видом совершавшихся преступлений. Причем пассажиры некоторых эшелонов буквально грабили все на своем пути:

"23, 24 и 25 сентября во время следования по Кировской железной дороге призывники из эшелона N17308 в пути следования занимались грабежами, кражами и хулиганством, нарушали общественный порядок:

на станции Яндеба группа призывников ворвалась в магазин ОРСа и похитила ящик бутылок с растительным маслом;

на станции Шуйская несколько призывников проникли в кладовую местного жителя Быкова и похитили яйца и кур;

на станции Кемь призывники вскрыли два вагона-ледника и похитили 10 килограммов рыбы и 30 килограммов огурцов;

на станции Лоухи призывниками был разбит железнодорожный осветительный сигнал, в зале ожидания вокзала разбиты два оконных стекла, похищен бачок для питьевой воды, в помещении пункта технического осмотра разбиты стекла четырех оконных рам, из кухни дома отдыха паровозных бригад похищено 22 килограмма мяса, а находившейся там работнице Исаевой нанесены побои;

в пос. Лоухи группа призывников ворвалась в рабочий клуб и сорвала демонстрирование кинокартины, избила там военнослужащего, который в тяжелом состоянии направлен в госпиталь. На этой же станции призывники учинили между собой драку, бросали камнями в проходивший пассажирский поезд N53, разбив шесть стекол в окнах вагонов;

на станции Полярный Круг из зала ожидания вокзала похитили бачок для питьевой воды;

на станции Ковда учинили дебош, нанесли побои дежурному по станции Попову и стрелочнику Гаврилову;

в поселке при станции Княжая взломали запоры кладовой магазина и похитили два ящика макарон;

на станции Магнетиты взломали запоры магазина ОРСа и совершили хищение товаров на сумму 1,700 рублей. Пытавшаяся предупредить преступление работница станции Якимчук Е. С. была призывниками избита. На той же станции призывники пытались изнасиловать весовщицу Никифорову В. С.".

Конечно, можно было счесть, что основная причина продолжения бесчинств в том, что в армию тогда призывали много судимых. Но воровали новобранцы все те же продукты. А это значило, что сложившиеся порядки с расхищением продуктов в армии, несмотря на наказания отдельных офицеров, неистребимы. И оставались таковыми еще многие годы спустя.

https://steissd.livejournal.com/6752046.html

Если колумбиец Пашка Эскобар дурь выращивал, то его советские коллеги её тупо воровали. И ведь находили, кому сбыть, несмотря на то, что наркомании в СССР (равно как и проституции) в стране якобы не было (хотя в своём отчёте полковник Фефилов русским по белому пишет о популярности анаши среди школьников). Обращаем внимание на даты: описываемые события относятся к 1956 году, когда железный занавес был практически без дырок, и закордонные пороки не могли проникнуть в среду строителей разных измов.

И, как и в Колумбии, дело не обошлось без коррумпированных сотрудников правоохранительных органов, а вероятно, и сотрудничающих с наркомафией представителей государственной власти...

151 тыс. кг опия-сырца собрали в 1956 году с маковых колхозных полей только в одной области СССР — Иссык-Кульской. Кроме того, почти каждый колхоз в Киргизии и соседних с ней республиках засевал ежегодно 400-500 га индийской коноплей. Однако далеко не весь собранный урожай этих технических, как они именовались, культур попадал в государственные сборные пункты — наркосодержащее сырье расхищали буквально повсюду. А сети скупщиков, сбытчиков и их покровителей действовали почти как настоящие наркокартели.

Милицейская альтернатива

Спросите у любого, кто считает себя знатоком истории нашей страны, насколько в СССР была распространена наркомания. Ответ будет зависеть от того, где именно жил этот человек или его близкие, на рассказах которых базируются его представления о советском прошлом. Люди из средней полосы России с пеной у рта станут доказывать, что наркомании в Советском Союзе не существовало. Жители крупных городов и южных районов РСФСР наверняка вспомнят случаи, когда кто-то из их окружения увлекся наркотиками и, как тогда говорилось, покатился по наклонной. А жители самых южных и восточных частей страны, если захотят, могут немало рассказать о том, какие масштабы принимало употребление наркотиков в сталинские, хрущевские, брежневские времена. И будут совершенно правы. Ведь о том же самом МВД СССР неоднократно сообщало в ЦК и Совет министров.

Периодически это явление достигало серьезных масштабов, и предложения МВД становились более конкретными и настойчивыми. К примеру, в марте 1956 года министр внутренних дел Н. П. Дудоров направил в Совмин СССР предложения о уменьшении распространения наркомании и наркоторговли:

"В районах Киргизской и Казахской ССР ряд колхозов занимается выращиванием опийного мака с целью получения из него опиума-сырца для нужд фармацевтической промышленности.

Пользуясь тем, что некоторая часть населения Среднеазиатских республик и Дальнего Востока занимается опиокурением, преступный элемент расхищает ценное лекарственное сырье, используемое для получения морфина и других алкалоидов, и перепродает его опиокурильщикам. В 1954 году за эти преступления органы милиции Киргизской, Казахской, Туркменской, Узбекской и Таджикской ССР привлекли к уголовной ответственности 244 расхитителя и спекулянта и изъяли у них 352 килограмма опиума-сырца. В 1955 году теми же органами милиции привлечено к ответственности 290 расхитителей и спекулянтов, у которых изъято 680 килограммов опиума-сырца.

Проведенные органами милиции расследования по уголовным делам на этих лиц показали, что опиум похищается главным образом в колхозах, возделывающих культуру опийного мака, причем этим хищениям благоприятствует существующий в колхозах способ добывания опиума.

В период уборки на поля опийного мака выходит около 25 тысяч сборщиков... Установлено, что хищения опиума совершаются, как правило, во время сбора, а также при транспортировке опиума-сырца с полей на приемные пункты. В хищениях опиума участвуют и отдельные приемщики пунктов Главлектреста Министерства здравоохранения СССР.

Похищенный опиум-сырец расхитители сбывают приезжим спекулянтам по цене 800-1,000 рублей за килограмм, а последние распродают его лицам, употребляющим наркотики, по 8,000-25,000 рублей за килограмм".

Дудоров считал, что самым правильным и радикальным способом борьбы с распространением наркотиков мог бы стать отказ от выращивания опийного мака. Причем с заменой, позволяющей не снижать производства морфина для нужд фармакологии:

"Анализ имеющихся в органах милиции материалов показывает, что возникла необходимость рассмотреть вопрос, насколько целесообразно выращивать в СССР опийный мак и не своевременно ли вместо него сеять масличный мак, например сорт "К-198 Новинка", выведенный Украинской зональной селекционной станцией. В сухих семенных головках, а также в стеблях этого мака содержится до 0.5% морфина.

Технологический процесс получения морфина из коробочек и стеблей масличного мака разработан Харьковским научно-исследовательским химико-фармацевтическим институтом им. Серго Орджоникидзе и практически освоен Харьковским заводом "Здоровье трудящихся" и Чимкентским заводом химико-фармацевтической промышленности. По данным указанного института, морфин, получаемый из масличного мака, по своим качествам не уступает морфину из опийного мака. По мнению специалистов этого института, организация массового производства морфина из масличного мака вполне целесообразна и не требует больших капитальных затрат. Для изготовления некоторых специальных лечебных препаратов следует сохранить лишь незначительное количество посевов опийного мака.

Уборку масличного мака в отличие от опийного можно производить с помощью машин, а после обмолота и получения семян мака коробочки и стебли его прессовать в тюки и транспортировать на заводы, производящие морфин.

Опыт Венгерской и Польской Народных Республик подтверждает целесообразность выращивания масличного, а не опийного мака. В Венгерской Народной Республике уже налажено производство морфина из масличного мака, и республика в настоящее время не только обеспечивает себя морфином, но и экспортирует его.

Использование масличного мака для производства морфина и других алкалоидов даст возможность сократить до минимума посевы опийного мака и высвободить значительное количество колхозников, занятых сейчас на сборе опиума-сырца, для других работ в колхозном производстве; почти полностью прекратить хищения опиума-сырца и спекуляцию им, и этим в известной мере ограничить опиокурение в некоторых районах страны.

На основании изложенного МВД СССР просит рассмотреть вопрос о переводе производства морфина на сырье из масличного мака, а также о соответствующем сокращении посевов опийного мака".

В правительстве инициативу одобрили и поручили Министерствам здравоохранения и сельского хозяйства СССР рассмотреть возможности реализации предложения вместе с МВД. Однако результат оказался совершенно неожиданным.

Странный эффект

Минздрав и Минсельхоз прекрасно понимали важность проблемы и выражали готовность пойти навстречу предложениям МВД. Однако срок перехода на новые технологии производства морфина как-то сам собой, без видимых причин переносился. Тем временем потребление наркотиков стремительно возросло, что было видно хотя бы по значительному увеличению — более чем на треть по сравнению с предыдущим годом — объема изъятого опия-сырца. Главное управление милиции докладывало руководству МВД:

"Органы милиции, ведя борьбу с расхитителями и спекулянтами наркотическими веществами, в 1956 г. привлекли к уголовной ответственности 620 человек. У преступников обнаружено и изъято: опиума-сырца 916 кг, анаши 724 кг и кокнара более 3 тонн".

Рост оборота наркотиков объяснялся только внутренними причинами, поскольку контрабандного ввоза запрещенных веществ из-за рубежа, прежде всего из Афганистана, как в 1930-1940-х годах, в 1956 году не фиксировалось:

"Случаев контрабандного ввоза и вывоза наркотиков в 1956 г. органами милиции не зарегистрировано. По сообщению начальника Главного таможенного управления Министерства внешней торговли СССР т. Морозова (тел. Б8-70-06), случаев контрабандного ввоза и вывоза за границу наркотических веществ в 1956 году по линии таможенных учреждений не отмечалось".

Требовалось немедленно проанализировать ситуацию и найти дополнительные способы борьбы с распространением наркотиков. С этой целью руководство МВД СССР распорядилось созвать 15-16 августа 1957 года в столице Киргизии — Фрунзе совещание начальников отделов по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС) среднеазиатских республик, Казахстана и Азербайджана. Именно в этих регионах производилось и потреблялось больше всего наркотиков, а ОБХСС тогда отвечали за борьбу с этим явлением.

Первый же доклад на совещании, который сделал начальник ОБХСС управления милиции МВД Киргизской ССР полковник милиции Фефилов, дал пищу для размышлений. Фефилов рассказал, что в связи с особенностями климата Иссык-Кульской области Киргизии именно там в значительных объемах производится опий-сырец, причем посевная площадь и урожай год от года только растут:

"В 1956 году план посева опийного мака составлял 6,700 гектаров, предусматривалось собрать 107 тонн опия-сырца, фактически собрано 151.7 тонны, или план выполнен на 141%. В 1957 году планом предусмотрено и фактически засеяно 7,942 га, предусмотрено собрать 121.6 тонн опия-сырца. В этом году виды на урожай не хуже прошлогоднего, поэтому надо полагать, что план сбора опия-сырца будет перевыполнен".

Однако чем больше опия-сырца производится, тем больше его похищают и тем больше возможностей получают наркоторговцы. А способов хищения опийного урожая, как докладывал полковник Фефилов, немало:

"Во многих колхозах опий на заготовительные пункты перевозился в чем попало: в бочках, ведрах, тазах, горшках и т. д., в неопломбированном виде, в результате создаются прекрасные условия для хищения во время транспортировки, и мы имеем много фактов, когда у возчиков при сдаче недостает до 2-х кг опия".

Как правило, возчики не мудрствовали лукаво: взамен похищенного опия-сырца они доливали емкость водой до прежнего уровня. На приемных пунктах ничего не замечали — прежде всего потому, что тоже расхищали ценное сырье. Фефилов сообщал:

"Многие колхозы не имеют приспособленных для приема опия весов и разновесов, зачастую используются ржавые, старые и неклейменые веса, а вместо гирь камни, болты, гайки, разменная монета и другие предметы. В результате создаются благоприятные условия для обвешивания колхозников, а за счет этого происходит создание резервов для хищения".

К удивлению милиционеров, во многих колхозах плантации мака не охранялись, а потому там по ночам кипела работа: собирали и вывозили опий-сырец. При этом начальник киргизского ОБХСС отмечал одно странное обстоятельство:

"В отдельных колхозах допускаются возчиками и приемщиками судимые, несовершеннолетние, престарелые и случайные люди".

И несмотря на настойчивые просьбы милиции, руководство колхозов направляло на маковые поля тех, кто уже ранее был судим за хищение наркосодержащего сырья:

"Практика работы органов милиции МВД Киргизской ССР в борьбе с расхитителями опия показывает, что хищениями занимаются, как правило, одни и те же лица, в прошлом судимые за хищения и спекуляцию наркотических веществ. По этому поводу приведу несколько примеров:

УВД Иссык-Кульской области в 1956 году рекомендовало правлению колхоза имени Молотова отстранить от руководства звеном судимого за хищения опия Молдоташева.

Молдоташев не только не был отстранен от звеньевого, а был назначен бригадиром. Через непродолжительное время в ходе уборки он был задержан с 2 кг похищенного опия.

В 1956 году была допущена к сбору опия жена дважды осужденного за спекуляцию опием Лирова Бова. При помощи жены Лиров закупил 21 кг похищенного опия и пытался вывезти его в город Ташкент, был задержан и привлечен к ответственности.

В конце июля этого года задержаны со 170 граммами похищенного опия нового урожая колхозники колхоза Эрикту Тюпского района Иссык-Кульской области муж и жена Черикбаевы. Черикбаев трижды осужден за хищение опия, в общей сложности 17 лет отбывал наказание, однако он снова был допущен к этой работе".

Крепкая сеть

Впечатление о том, что странное поведение руководителей колхозов и массовые хищения — только одно звено большой преступной цепи, усиливалось от описания обширной сети скупки и сбыта опия-сырца, которое сделал в своем докладе полковник Фефилов:

"В производстве органов милиции ОБХСС республики, Фрунзенской, Иссык-Кульской, Тянь-Шанской областей и линейного отделения милиции ст. Пишпек находится 12 агентурных и 13 учетных дел, по которым проходят 70 человек крупных спекулянтов наркотическими веществами. Кроме того, состоит на списочном учете в прошлом судимых за хищения и спекуляции и проходящих по первичным данным 230 человек. В чем же состоит особенность борьбы с этой категорией преступников? Эта особенность вытекает из глубокой конспирации преступной деятельности спекулянтов наркотическими веществами... Особенность заключается в том, что спекулянты опием, действуя через проверенные связи и родственников, как правило, показаний на своих соучастников не дают и действуют через третьих лиц".

В качестве примера приводилась семья Гайворонских, разоблачить которую милиционерам не удавалось годами:

"Все родственники Гайворонских являются спекулянтами опием, полезным трудом не занимаются, ведут паразитический образ жизни, более активные из них — два брата и жена меньшего брата разрабатывались по агентурному делу "Остатки".

В течение длительного времени мы не могли подвести агентуру для разработки этой семьи, так как, кроме родственников, никому они не доверяли.

Совершенно случайно при помощи колхозников в 1955 году удалось задержать одного из братьев — Гайворонского Михаила Андреевича с 6 кг опия, у него же при задержании были изъяты пистолет и кинжал... Конечно, этот испытанный преступник никаких показаний не дал на своих родственников, и дело закончилось тем, что его одного привлекли к ответственности, дали 15 лет лишения свободы, и он сейчас отбывает наказание. Оставшись на свободе, жена и брат продолжали спекуляцию опием.

Только в этом году благодаря умелому подводу агента "Краснова" в разработку жены Гайворонского у нее на квартире было найдено 5.5 кг опия, за что она привлечена к уголовной ответственности и осуждена на 5 лет лишения свободы.

Остался на свободе старший брат Гайворонского — Гайворонский Федор Андреевич, который нами разрабатывается по учетному делу.

Таким образом, в силу родственных связей спекулянтов нам длительное время не удается разоблачить всю эту шайку преступников".

Фефилов докладывал, что есть и другая категория неуловимых наркоторговцев:

"Возьмем, к примеру, дело крупного спекулянта Стурова Дмитрия Степановича. Стуров более десяти лет занимался спекуляцией опием, причем он это делал через третьих лиц. Сам опий не закупал, не перевозил и не перепродавал, все делали по заданию его соучастники. Для прикрытия работал завбуфетом одной из столовых гор. Рыбачье".

Глубокая конспирация соблюдалась и в организации тайников для опия:

"В практике работы мы сталкивались с такими фактами, когда опий находили опущенным на веревке в колодец, спрятанным под мостами, закопанным в огородах, в навозе, подвязанным к ноге и в протезах и т. д.".

Еще одной особенностью сетей скупки и сбыта опия-сырца, по словам начальника киргизского ОБХСС, был способ дополнительного приобретения товара:

"В практике работы мы сталкиваемся с такими фактами, когда отдельные крупные спекулянты опием связываются с уголовными элементами и толкают их на ограбление складов, с тем чтобы закупить по низким ценам ворованный опий.

4 августа 1956 года путем подкопа стены склада Кочкорского отделения "Лекрастреста" было похищено 21 кг 500 г опия-сырца.

Для раскрытия преступления на место происшествия были командированы сотрудники ОУР и ОБХСС республиканского Управления милиции.

По приезде на место сотрудники милиции получили агентурные данные, дающие основание подозревать в хищении опия жителя гор. Рыбачье Леденева Александра Максимовича, неоднократно судимого за кражи, имеющего близкие связи со спекулянтами опием Смогоржевской Полиной Ивановной и Стуровым Дмитрием.

Для уточнения первичных данных и полного разоблачения группы преступников из УВД Иссык-Кульской области был вызван в гор. Рыбачье опытный агент "Крымский".

В результате умелого подвода "Крымского" к Леденеву последний во время выпивки агенту рассказал, что кражу опия он совершил со своим другом по имени Николай, работающим в совхозе "Кок-Мойнок" на пилораме.

Николай быстро был установлен, негласно снят. На допросе он рассказал, что является Туликовым Николаем Степановичем, 1905 года рождения, неоднократно судившимся за кражу, и что опий они украли вместе с Леденевым по заданию спекулянтки Смогоржевской П. И. После этого был арестован Леденев, который на допросе подтвердил показания Туликова и также показал, что они воровали опий по заданию Смогоржевской, которая обещала уплатить им по 750 рублей за килограмм.

Обыском квартиры у Туликова обнаружено и изъято 17 кг ворованного опия.

Таким образом был найден опий и привлечены к уголовной ответственности Леденев и Туликов, а Смогоржевская от ареста скрылась".

Двурушная агентура

В большинстве других случаев, как и в деле с ограблением склада, добыть информацию о действиях наркоторговцев и доказательства их преступлений удавалось главным образом с помощью агентуры. В 1957 году пришла очередь неуловимого Стурова, после того как один из его водителей попался на пьяном хулиганстве и, чтобы не сесть в тюрьму, согласился работать на милицию. Фефилов рассказывал:

"В этом году удалось его разоблачить лишь только потому, что нами удачно был завербован агент "Краснов" для разработки других объектов. Стуров знал "Краснова" как перевозчика опия, был с ним знаком.

В одно время Стуров попросил "Краснова" перевести для него 3 кг опия, согласно нашему заданию, "Краснов" на это согласился.

Были разработаны мероприятия по задержанию Стурова в тот момент, когда он будет заносить в столовую опий в специально приспособленной для этой цели банке, причем инсценировали это задержание как случайное.

В момент, когда Стуров из машины вносил в столовую опий, он был задержан, у него обнаружено 2.5 кгр. опия. "Краснову" было дано задание продемонстрировать перед Стуровым, что он видел, как его задерживали, а затем сесть на машину и уехать.

На второй день по нашему заданию "Краснов" явился к жене Стурова, рассказал обо всем, что он видел, и добавил, что, вероятно, если бы он быстро из гор. Рыбачье не уехал, его бы тоже арестовали.

На первом же свидании со своим мужем Стурова рассказала о состоявшейся у нее с "Красновым" беседе по поводу задержания, поэтому "Краснов" остался вне подозрений".

Однако далеко не всегда агентурные разработки завершались арестом подозреваемых наркоторговцев. Иногда, как докладывал начальник киргизского ОБХСС, агенты начинали вести собственную игру:

"Характерно в этом отношении поведение бывшего агента "Бородиной".

В 1954 году в управление милиции МВД Киргизской ССР явилась отбывшая срок наказания за спекуляцию опием гражданка Чернышева и заявила, что она не только порывает с прошлым, но и готова оказать помощь органам милиции в разоблачении спекулянтов опием.

Для того чтобы больше войти в доверие к органам милиции, Чернышева представила ряд ценных материалов и помогла разоблачить спекулянта Дронова, у которого было изъято 11 кг опия.

На основании этих материалов Чернышева была завербована. Через непродолжительное время она стала связываться с крупными спекулянтами и участвовать с ними в операциях по закупке и реализации опия, тщательно скрывая свою преступную деятельность от органов милиции.

Иссык-Кульским управлением милиции разрабатывался спекулянт опием Власов, с которым в прошлом Чернышева имела связь по скупке опия.

Учитывая это обстоятельство, она была командирована в город Пржевальск с тем, чтобы выяснить все связи Власова.

С целью проверки поведения агента за ней было организовано "н/н" (наружное наблюдение).

В ходе мероприятий выяснилось, что Чернышева по своей инициативе познакомила Власова со спекулянтом Григорьевым, прибывшим по закупке опия в город Пржевальск.

Помогла им закупить 10 кг опия, и намеревались вывезти его в город Ташкент, но нами в пути следования Григорьев с опием был задержан. Таким образом Чернышева была разоблачена в двурушничестве и исключена из сети".

Не менее показательной оказалась история еще с одним агентом:

"В УВД Фрунзенской области состояла в сети агент "Лапина", которая пыталась под прикрытием органов милиции заниматься шантажированием опийщиков.

Однажды, узнав о наличии опия у гражданки Волковой, предложила ей свои услуги помочь сбыть этот опий, на что Волкова дала свое согласие.

С помощью "Лапиной" Волкова договорилась о продаже имеющегося у нее опия одному из спекулянтов.

Одновременно "Лапина" договорилась с одним из уголовных преступников об ограблении их в то время, когда они будут возвращаться после продажи опия с деньгами, за что половину этой суммы "Лапина" выговорила для себя.

В условленное время при возвращении с деньгами Волкова и "Лапина" были ограблены, и Волкова, в силу того что деньги были выручены за продажу опия, не пошла заявлять об этом в милицию".

Надежная "крыша"

Борьбе с наркоторговлей мешало и еще одно примечательное обстоятельство. Как только оперативники сосредоточились на борьбе с хищениями и перепродажей опия, наркоторговцы, будто зная об этом, переключились на анашу. Полковник Фефилов докладывал:

"Кроме опия в Киргизской ССР распространен еще один вид наркотических веществ — это анаша.

Индийская конопля, из которой делается анаша, выращивается в колхозах и совхозах Фрунзенской области и нелегальным путем колхозниками и частными лицами Джалал-Абадской и Ошской областей.

Особую опасность анаша представляет в том отношении, что курением увлекается учащаяся молодежь.

Откровенно говоря, нами до 1957 года не придавалось должного внимания борьбе со спекуляцией анашой, и только после того, как мы убедились, что курение анаши распространилось в школах, даже из-за этого стали срываться в отдельных классах занятия, были приняты меры в этом направлении.

За этот вид преступлений в 1957 году нами привлечено к уголовной ответственности 11 человек, у которых изъято 221 кг анаши".

После такого рассказа поневоле складывалось впечатление, что к сети наркоторговцев причастны не только колхозники-расхитители и руководители колхозов, но и сотрудники правоохранительных органов. Фефилов приводил пример:

"В январе 1956 года был командирован в гор. Фрунзе с маршрутным агентом ст. оперуполномоченный ОБХСС УМ МВД Узб. ССР тов. Муталов, который ориентировал, что цель его поездки состоит в том, чтобы выяснить наличие у отдельных спекулянтов опия и когда и кому они намерены сбыть его. После того как агент, прибывший с товарищем Муталовым, случайно был задержан на ст. Пишпек работниками линейного отдела с опием, выяснилось, что тов. Муталов был командирован за тем, чтобы вывезти большое количество опия из Киргизии".

Не меньше удивляло и равнодушное отношение к проблеме наркомании советских и партийных руководителей. О хищениях в колхозах и на приемных пунктах, как рассказывал Фефилов, милиция неоднократно докладывала республиканскому руководству:

"Какие же нами принимаются меры для того, чтобы закрыть каналы хищений?

Периодически представляются в ЦК КП Киргизии, Совет Министров Киргизской ССР докладные о проводимых мероприятиях органами милиции в борьбе с хищениями и спекуляцией опием с предложениями по устранению условий, способствующих хищению и спекуляции.

В этом году представлена докладная с проектом постановления Совета Министров по этому вопросу".

Однако в результате лишь проводились комсомольские рейды на маковых полях да колхозам выделяли новые весы, чтобы приемщики не обвешивали сборщиков опия. Такая позиция, с учетом того что посевы опийного мака расширились, могла объясняться заботами о выполнении плана, наличием более важных проблем. А могла и тем, что кто-то из высокопоставленных руководителей был кровно заинтересован в росте доходов от наркоторговли. Как бы то ни было, и в последующие годы Главное управление милиции продолжало докладывать руководству МВД СССР:

"Из материалов расследования уголовных дел видно, что хищения опия-сырца по-прежнему совершаются во время сбора его на колхозных плантациях преимущественно в Иссык-Кульской, Тянь-Шанской областях Киргизской ССР, частично в Талды-Курганской, Семипалатинской и Алма-Атинской областях Казахской ССР, а также на заготовительных пунктах "Лекрастреста" и на заводах, перерабатывающих этот вид наркотиков. Похищенный опий преступники сбывают обычно спекулянтам, а те в свою очередь — наркоманам в Ашхабаде, Мары, Байрам-Али Туркменской ССР, Ташкенте, Бухаре, Самарканде, Хорезме Узбекской ССР и в отдельных городах Российской Федерации".

https://steissd.livejournal.com/6751877.html

В 1921 году, во время IV съезда профсоюзов газета «Правда» писала, что профсоюзы, являясь приводным ремнем от партии к массам, должны работать под руководством партии как в идейном, так и в организационном плане. Тем самым эта организация превратилась из средства коллективной защиты интересов трудящихся в придаток РКП(б) (позже — ВКП(б) и КПСС).

Но этим не ограничились грехи профсоюзов. Помимо того, их актив и функционеры просто и тупо воровали средства, полученные от взносов...

2 млн руб. похитили в 1933-1934 годах из незаконно созданного резервного фонда и с других счетов Совета украинских профсоюзов несколько его высокопоставленных сотрудников. С учетом того что большинство членов профсоюза получали 60-80 руб. в месяц, хищение было воспринято едва ли не как кража века. Однако новым и необычным в этом деле оказалась лишь сумма похищенного, ведь растраты собранных с трудящихся профсоюзных взносов в 1920-1930-х годах происходили регулярно и повсеместно.

Инородные организации

Так уж повелось, что некоторые заграничные новшества трудно приживаются в России. Возьмем профсоюзы. Казалось бы, в аграрной стране, где усилиями власти насаждались и укреплялись крестьянские общины, по мере промышленного роста профсоюзы должны были возникать сами собой и добиваться больших успехов. Но это лишь на первый взгляд. Сельская община, как, впрочем, и городские сословные общества, насаждалась правительством с единственной целью: чтобы все подданные Российской Империи исполняли возложенные на них обязанности. А если кто-то уклоняется, за него отвечает все общество, к которому он принадлежит. В такой ситуации защита интересов членов этого общества превращалась даже не в третьестепенную задачу.

Именно поэтому появившиеся в России организации по защите прав трудящихся рассматривались и правительством, и работодателями как нечто инородное и вредоносное. А любые формы борьбы рабочих и служащих за свои права — забастовки или демонстрации — считались покушением на основы государственного строя и безжалостно подавлялись.

Такой подход был в определенной степени оправдан. Когда протесты доведенных до отчаяния трудящихся принимали широкие масштабы, в стране наступал коллапс. В 1905 году газета "Новое время" в статье о массовых забастовках писала:

"Вся экономическая деятельность остановилась. Но остановилась не так, как это рассказано в известной сказке о Спящей Царевне, а с глубоким потрясением всего хозяйственного организма огромной страны! Города остались без продовольствия, фабрики без топлива и материалов, купцы без товаров, голодающие крестьяне без закупленного для них хлеба, банки с просроченными векселями и т. д. В то же самое время колоссальный народный капитал в виде рельсовой сети, стоящей свыше 5 миллиардов рублей, остался без действия, не переставая, однако, требовать расходов на проценты по соответствующим займам, на погашение этого капитала и даже на содержание огромной армии железнодорожных служащих — свыше 300 тысяч человек".

А потому, как только революционный бунт подавили, начались новые гонения на профессиональные союзы.

Тот же путь избрали и большевики вскоре после прихода к власти. Вначале речь шла только о протестных выступлениях. 19 декабря 1917 года Совет народных комиссаров рассмотрел вопрос "О возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе" и постановил:

"Поручить т. Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного саботажа".

Затем пришла очередь неподконтрольных большевикам профсоюзов. В 1920 году Союз московских печатников не только не соглашался на условия труда в государственных типографиях, но и сообщил о разногласиях приехавшей в Москву британской профсоюзной делегации. После отъезда англичан власти решили наказать непокорных и направили отряд чекистов арестовать профсоюзных лидеров. А когда те заперлись в своем здании, их забросали гранатами.

Впрочем, в это же время в партии велась дискуссия о профсоюзах, и ряд ее участников настаивали на передаче рабочим организациям контроля над предприятиями и всей промышленностью, уверяя, что советы профсоюзов со временем смогут заменить правительство. Однако эта точка зрения не нашла понимания у большинства партийной элиты, увидевшего в ней покушение на свои властные полномочия. Вопрос сочли несвоевременным, а вскоре началось преобразование профсоюзов. Они превратились в орган администрации предприятий, главной обязанностью которого было держать рабочих и служащих в узде и контролировать исполнение требований властей и дирекции. Если на заводе случалась вспышка недовольства, профсоюзы вынуждали рабочих вести переговоры, не останавливая производство, в противном случае начинались увольнения самых активных участников протестов.

Конечно, большевики могли бы без труда ликвидировать профсоюзы. Однако такую акцию государства рабочих и крестьян могла с успехом использовать зарубежная пропаганда. К тому же на руководящие посты в профсоюзах можно было назначать заслуженных товарищей, которые по недостатку знаний и образования не годились ни в красные директора, ни для работы в партийных органах, ни для руководства исполнительными органами власти. Идея выглядела вполне здравой. Выходцы из народа, казалось бы, идеально подходили для проведения линии партии в жизнь.

Вот только плохо знавшие обычаи российского крестьянства вожди не учли одного обстоятельства. Профсоюзные деятели новой формации осознали себя старостами среди пролетариев. А одной из привилегий сельского старосты испокон веку считалась возможность обкрадывать барина и подчиненных крестьян.

Растратные тенденции

В начале 1920-х годов бесследное исчезновение некоторых сумм из профсоюзных средств объясняли малограмотностью и наивностью профсоюзных работников. Или запутанностью учета, возникавшей по той же причине не только в профсоюзах, но и по всей стране. Во второй половине десятилетия финансовые нарушения в профсоюзных организациях приняли значительные размеры и наблюдались практически повсеместно. Именно поэтому в 1928 году начались серьезные проверки сметной документации в профсоюзах, которые привели к плачевным результатам. Газета Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС) "Труд" писала:

"Если вся финансовая отчетность ведется в каких-то самодельных тетрадочках, а книги и формы ведомостей находятся на запоре, в шкафу; если погашения ссуд и взносы в кассу взаимопомощи принимаются без всякого оформления, кем угодно, когда угодно, где угодно — при случайной встрече на лестнице, в коридоре, на ходу,— то мудрено ли, что образуется утечка, что раскрывается растрата... Путаница невероятная. Размер растраты не поддается учету; сами виновники не могут найти концов. Сперва был представлен один список должников, потом — другой. Оба оказались дутыми в одинаковой мере. Должники отрицают задолженность, касса тщетно силится ее доказать. Даже выдачи не всегда проведены по книгам. Нашелся странный заемщик, клятвенно заверяющий, что за ним числится ссуда, хотя в книгах нет никаких следов. Поверили на слово... Союзные средства по-прежнему большими суммами хранятся на руках и разбазариваются под сомнительную гарантию дружеских расписок. В кассе березовского райкома совторгслужащих вместо 678 руб. имеется в натуре только 13, остальное — в расписках; в кассе месткома полей орошения вместо 362 р. в наличии только 6, прочие — на руках".

Как писала газета, групповой комитет профсоюза работников предприятий питания — Союза нарпит — проводил разного рода операции, похожие на махинации:

"Группком нарпита ведет какие-то операции: продает бутылочные пробки из баров пищетреста, поступающие по сговору с хозорганами в его распоряжение "на культфонд". Но поступающие суммы нигде не проводятся, документов нет. Все накопляющиеся денежные и всякие иные расписки проводятся по ведомостям не по мере совершения операций, а по мере накопления, в один присест. Во всем — хаос и бесконтрольность. И верный спутник — "неожиданная" растрата".

При этом число растрат всего лишь в нескольких проверенных месткомах и групкомах стремительно возрастало:

"В области растрат имеются явные "достижения", неуклонный рост: в 1926 году — 29 на сумму 5,000 рублей, в 1927 г. — 34, на 6,000, не считая двух, размеры которых не удается установить. Где контролирующие органы, в которых как будто нет недостатка: казначей завкома, ревизионная комиссия, казначей союза, бухгалтерия? Только в двух случаях растраты обнаружены казначеями и в 6 — ревизионными комиссиями; все остальные раскрываются случайно, при очередном обследовании союза либо благодаря самоличному признанию и покаянию виновников растрат. Вот и ответ на поставленный вопрос. Между прочим, еще одно "достижение": успешно развивается вовлечение женщин. В прошлые годы это было исключительно мужское дело; сейчас среди привлеченных по делам о растратах имеются уже 4 женщины".

Печатный орган ВЦСПС отмечал, что наказания как по линии профсоюзов, так и в судебном порядке не помогают борьбе с растратами:

"Несмотря на все увеличивающиеся союзные и советские репрессии за растраты они не только не прекращаются, но создается даже угроза некоторой их стабилизации. И в самом деле, по московским союзам в 1926 г. растрачено было 116,000 руб., в 1927 г. — 105,000 руб. По отдельным союзам: сельхозрабочих в 1926 г. — 3,140 руб., в 1927 г. — 3,285 руб., у кожевников — 7,251 руб. и 7,714 руб. и т. д. и т. п.

"Растратный рекорд" побили текстильщики, у которых в 1926 г. было 57 растрат на 22,042 руб. 52 коп., а в 1927 г. уже 83 растраты на 23,117 руб. 14 коп.; за ними идут печатники: в 1926 г. растрачено 5,849 руб. 45 коп., в 1927 г. — 10,931 р. 08 коп.".

Как писала газета, контролеры отмечали рост квалификации расхитителей:

"Счетоводство (часто стараниями самих растратчиков) ведется по внешности сугубо аккуратно и добросовестно, и для прикрытия растрат применяется целая система подлогов".

Действительно, зачем было рисковать и подвергать себя риску наказания за хищения, когда достаточно было легких нарушений финансовой дисциплины?

"Даже в московских губотделах,— писал "Труд",— где, несомненно, сидят лучшие союзные работники, где должна сказаться близость к руководящим центральным профорганизациям — ЦК и ВЦСПС,— не все благополучно со сметами... До сих пор мы наблюдаем большие перерасходы, слабую бюджетную дисциплину и даже сметные "фокусы" (пример московского губотдела коммунальников). Такие явления, как почти полная ликвидация запасного капитала (причем значительная часть его съедена "аппаратными" и административно-хозяйственными расходами), как отнесение 27 проц. "аппаратных" расходов на другие статьи сметы, совершенно недопустимы в наших профсоюзах и особенно московских, которые должны быть примером для всех остальных профорганизаций".

Цифры, которые приводились в газетной статье, показывали, что расходы каждого члена профсоюза текстильщиков на содержание аппарата московского губернского отдела этого союза ежегодно росли. В 1925 году профвзнос составлял 22.34 копейки, в 1926-м — 25.99, в 1927-м — 26.73. Казалось бы, сущая мелочь. Однако копейки складывались в довольно крупные суммы, которые расходовались отнюдь не по назначению.

По Москве и Московской губернии только профсоюз работников предприятий питания — Союз нарпит — собирал с каждым годом все больше денег. В 1924 году сумма взносов составила 374 тыс. руб., в 1925-м — 507 тыс., в 1926-м — 687 тыс., за первую половину 1927 года — 359 тыс. руб.

На этом фоне, как показала проверка, росли и аппетиты профсоюзных чиновников. Губотдел перерасходовал установленные фонды на зарплату аппарату, тратил непомерные деньги на организационные и мелкие расходы, приобретал дорогостоящее имущество, включая автомобиль за баснословные для того времени деньги — 6.5 тыс. руб., а также раздавал деньги различным лицам. Формально — заимообразно, но, как потом устанавливалось во многих случаях, эти деньги никогда не возвращались и списывались как долги, которые невозможно востребовать. Однако больше всего проверяющих поразило, насколько в Союзе нарпит были превышены предусмотренные сметой расходы на покупку имущества — на рекордные 757%.

Соцстрах как соцужас

Хищениями взносов дело не ограничивалось. В те годы в ведение профсоюзов передали всю систему социального страхования — выплату пособий на детей, по нетрудоспособности и смерти, пенсий, пособий по безработице, оплату услуг медицинских учреждений и санаторных путевок. Для этого все заводы, фабрики и предприятия перечисляли на социальное страхование процент со всех видов зарплаты своих работников.

Для бюджетных организаций этот налог составлял 12%, для предприятий промышленности и транспорта — 16%. Время от времени для отдельных отраслей устанавливались льготные тарифы, для тяжелой индустрии выплаты по соцстраху в 1928 году составляли 10%. Руководители профсоюзов и Центрального управления социального страхования (Цусстрах) регулярно настаивали на увеличении тарифов, поскольку средств не хватало.

Причем это были вовсе не голословные утверждения. 4 апреля 1928 года агентство РОСТА сообщало:

"Открыты возмутительные безобразия в страхкассе крупного угольного Анжеро-Судженского района. Касса, обслуживая многочисленную массу горняков, проявляла к ним самое бесчеловечное отношение. Так, пособия на ребенка выдавались с запозданием на шесть месяцев, выдачи больничных пособий сопровождались такой волокитой, что многие рабочие отказывались в конце концов от их получения. Известны факты, когда вследствие невыплаты страхкассой пособия покойники оставались в течение продолжительного времени непогребенными. Врачей не хватает. На каждого врача приходится двойная нагрузка. Ежедневно остаются невыполненными от ста до двухсот рецептов. Однажды 20 беременным, прождавшим врача целый день, было объявлено: "Врач уехал в Томск — кому надо, поезжайте туда"".

Впрочем, подобные проблемы возникали не только из-за низких тарифов выплат на социальное страхование. В ходе проверок профсоюзных и соцстраховских организаций в 1928 году обнаружились нарушения, которые потребовали вмешательства милиции. В частности, в Москве — Московского уголовного розыска, или МУУРа, как его тогда именовали. Пресса сообщала:

"МУУР обнаружил в замоскворецкой страхкассе крупные хищения страховых средств. Сотрудник страхкассы И. В. Мильский, руководивший всей операционной работой райстрахкассы и девяти страховых пунктов, систематически обворовывал кассу. Его непосредственными соучастниками были три брата (братья его жены) Ивановы: Николай — токарь по металлу на механическом заводе им. Ильича, Сергей — слесарь-водопроводчик хамовнического строительного участка Мосстроя и Василий — счетовод Солесиндиката. Они подделывали больничные листки, фабриковали доверенности на получение страховых пособий и т. д. При обыске у Мильского найдено 28 сфабрикованных им самим печатей различных учреждений.

Деньги из страхкассы получали бр. Ивановы. Чтобы не быть уличенными кассирами страхкассы и выплатных пунктов, Мильский прикрепил их для "обслуживания" к трем учреждениям: один из братьев получал деньги по доверенности на имя Лунина — секретаря месткома института прикладной металлургии и минералогии; другой — на имя Любимова — "технического секретаря правления" строительной комиссии по сооружению государственного исследовательского нефтяного института; третий брат — на имя Махова — "технического секретаря" транспортного отдела Мосстроя (между прочим, Махов пользовался профсоюзным билетом N242203/729 союза печатников).

Какие еще учреждения "обслуживали" братья Ивановы, сейчас трудно сказать, так как расследование этого дела не закончилось. Обнаружено пока несколько подложных доверенностей на получение пособий для сотрудников частных мастерских и некоторых других учреждений, которые братья Ивановы обслуживали, так сказать, по совместительству. Предварительной проверкой платежных документов страхкассы установлено, что Мильский и компания с декабря 1926 года получили из страхкассы и выплатных пунктов 13,300 рублей".

Похожее по масштабам, но гораздо более простое по исполнению хищение имело место тогда же в дорстрахкассе Московско-Казанской железной дороги, которую обокрал ее председатель Якунин. Газета "Труд" констатировала:

"Якунин, сам отдавший себя в руки правосудия, заявил первоначально, что он растратил 6 тысяч рублей. Однако, как оказалось, признание Якунина не совсем точно: предварительной ревизией, произведенной Цусстрахом, уже установлено, что он растратил около 12 тысяч рублей. Но нас в данном случае интересует не сумма растраты, а обстановка, которая созидала самую ее возможность. А в том отношении, надо отдать справедливость Якунину, его показание при первоначальном допросе вполне оправдалось: он крал, мог красть общественные средства потому, что ни президиум страхкассы, ни ревизионная комиссия, доверяя "старому страховику", не контролировали его, не интересовались тем, что делает председатель.

Якунин пользовался большим авторитетом у страховых работников, профработников и администрации железной дороги. Он считался чуть ли не лучшим из председателей страхкасс... Этот "авторитет" создал Якунину положение, при котором он мог бесконтрольно пользоваться общественными средствами. Как председатель страхкассы, Якунин являлся только распорядителем кредитов, но не имел права совершать самостоятельно никаких денежных операций. Это правило, конечно, было известно и президиуму страхкассы, и ревизионной комиссии. Однако Якунин сам, лично, брал из страховой кассы крупные суммы будто бы на приобретение в Цусстрахе путевок в санатории и курорты для застрахованных. Под этим предлогом Якунин брал также систематически крупные суммы и в управлении Моск.-Каз. ж. д.".

Чтобы запутать всех, Якунин то брал деньги из кассы, то возвращал их, и ревизионная комиссия долго ничего не замечала. А контрольная проверка Цусстраха сразу обнаружила сверхкрупную недостачу, которая, однако, не шла ни в какое сравнение с тем, что происходило на Украине.

Украинские достижения

31 мая 1928 года председатель Всеукраинского совета профессиональных союзов (ВУСПС) И. А. Акулов прислал в ВЦСПС следующую телеграмму:

"В Артемовске, Сталине, Луганске, Кривом Роге, Николаеве, Мариуполе, Одессе, Кременчуге выплата пособий по болезни задерживается в страхкассах на 1-2 месяца, а выплата по дополнительным видам пособий — на 4-5 месяцев. Положение настолько катастрофическое, что в Киеве и в Одессе выплата пособий безработным приостанавливается. Накануне такого же кризиса стоит и харьковская страхкасса. По имеющимся в ВУСПС неполным сведениям, задолженность застрахованным достигает 2 млн руб.".

Глава украинских профсоюзов требовал немедленной помощи, но ВЦСПС опубликовал данные, свидетельствовавшие, что помощь предоставлялась в значительном объеме:

"В текущем году Цусстрахом отпущено Главсоцстраху УССР на усиление страховых средств до 3 млн руб. и, кроме того, предоставлено путевок на курорты Цусстраха на сумму 760 тыс. руб. Образовавшийся к 1 октября 1927 г. дефицит в сумме 5200 тыс. руб. был покрыт Цусстрахом. Независимо от этого в распоряжении Главсоцстраха УССР были оставлены в качестве оборотных средств отчисления во всесоюзный фонд социального страхования в размере 1,276 тыс. рублей.

По предположениям Цусстраха, этих сумм хватило бы для обслуживания застрахованных всеми видами пособий до 1 июля...

Где же искать причину катастрофического положения фондов?

В бессистемной трате денег на капитальное строительство, на организацию ночных санаториев лежат корни дефицита органов соцстраха УССР. Вину за тяжелое состояние фондов и мытарства застрахованных, которые по нескольку месяцев дожидаются пособий, они должны отнести за свой счет, за счет своей бесплановости".

Между профсоюзными лидерами Украины и Союза развернулась бурная дискуссия, в ходе которой Акулов доказывал, что, несмотря на все усилия, украинская промышленность не может обеспечить выплаты в соцстрах на необходимом уровне. А ВЦСПС утверждал, что перечисленные из Москвы деньги нужно расходовать бережнее и что неоправданно широкое строительство больниц этому не способствует. Акулов, в свою очередь, утверждал, что республика обеспечена лечебными учреждениями очень плохо, а потому затраты совершенно оправданны.

Закончилось все как обычно. Москва выделила новую порцию помощи, и члены профсоюзов на Украине получили причитавшиеся им деньги. Вопрос о правомочности трат денег украинского соцстраха мог бы забыться сам собой, если бы не одно обстоятельство. В 1933 году Акулова, который после руководства профсоюзами успел побывать заместителем наркома рабоче-крестьянской инспекции СССР, первым заместителем председателя ОГПУ и членом Политбюро ЦК ВКП(б), назначили прокурором СССР. А это кресло хотел занять зампрокурора — известный А. Я. Вышинский, вскоре начавший проверку бывшей вотчины своего шефа — украинских профсоюзов. Не исключено, что именно поэтому в 1935 году Акулова сняли с поста и перевели на куда менее заметную и ответственную должность — секретаря Центрального исполнительного комитета СССР. Ну а Вышинский, назначенный прокурором Союза, 2 июня 1936 года доложил Сталину о результатах расследования дела:

"Прокуратура УССР закончила расследование дела о злоупотреблениях руководящих работников Бюро Соцстраха и Управления Санаторно-профилактических учреждений Совета Профессиональных Союзов Украины. Основные преступления работников аппарата Совпрофа Украины заключаются в следующем:

руководитель Бюро Соцстраха Совета Профессиональных Союзов Украины Кравченко И. Ф., начальник Бюджетно-финансового отдела того же Соцстраха Дубровский К. И., руководитель Управления Санаторно-профилактических учреждений Синельников С. Б. и главный бухгалтер того же управления Агранович с целью разворовывания средств Соцстраха создали так называемый резервный фонд, доводя его до 5,387,000 рублей. Бесконтрольно распоряжаясь средствами резервного фонда, Кравченко и Дубровский движение сумм резервного фонда в бухгалтерии бюро Соцстраха не отражали. В 1933-34 г.г. разновременно четырьмя суммами Кравченко и Дубровский за счет резерва перевели Управлению Санаторно-профилактических учреждений 346,000 рублей и эти деньги вместе с Синельниковым и Аграновичем расхитили, а документы по всем этим операциям уничтожили. В том же 1934 г. Кравченко, Дубровский, Синельников и Агранович расхитили 101 тысячу рублей, находившихся на личном текущем счете Кравченко. Под видом "взаимных расчетов" со строительством Высшей школы Профдвижения Кравченко и Дубровский перевели в декабре 1934 г. строительству из резервных сумм 50,000 руб. и вместе с начальником строительства Будницким и бухгалтером строительства Овчаренко эти деньги расхитили. Подобным путем, а также другими жульническими комбинациями было расхищено около 2,000,000 рублей".

Руководители профсоюзов Украины как минимум могли догадываться о происходившем:

"Из того же резервного фонда Кравченко и Дубровский незаконно, сверх сметы, израсходовали около 700,000 рублей на содержание дач в Киеве и Харькове, в которых жили члены Президиума Совпрофа; 357,000 рублей израсходовали на ремонт и оборудование помещения Совпрофа; 893 тысячи рублей — на покрытие безнадежных долгов".

Как писал Вышинский, помимо стандартных уловок обвиняемые применяли и новый метод хищения средств:

"Наряду с разворовыванием денежных средств по линии Совпрофа в Управлении Санаторно-профилактическими учреждениями Украины упомянутые выше Синельников и Агранович, а также их соучастник Каценельбоген (плановик Управления Санаторно-профилактическими учреждениями, покончивший жизнь самоубийством в момент возбуждения дела) расхитили свыше 2,000 санаторных путевок, часть из которых продали, а деньги присвоили.

Кроме этого в Управлении Санаторно-профилактическими учреждениями была установлена преступная система, в силу которой путевки распределяли организациям с нарушением сроков, на которые путевки отпускались. Зачастую путевка доходила до трудящегося настолько просроченной, что использование ее делалось нецелесообразным. За счет этого "недоезда" образовался фонд в сумме около 3 миллионов рублей, так как за не использованные по вине Управления Санаторно-профилактическими учреждениями путевки деньги не возвращались. Из этого фонда Бюро Соцстраха Украины покрывало убытки по домам отдыха и санаториям".

По совокупности содеянного главные виновники, как считал Вышинский, подпадали под действие знаменитого "указа семь-восемь" — "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности" от 7 августа 1932 года, которым за хищения при отсутствии смягчающих обстоятельств предусматривалась высшая мера наказания — расстрел:

"По данному делу привлечено к уголовной ответственности 19 человек. Кравченко, Дубровскому, Синельникову, Волынскому (начальник отдела строительства Совпрофа Украины), Будницкому и Аграновичу предъявлено обвинение по закону от 7 августа 1932 года, остальным обвиняемым предъявлено обвинение в злоупотреблении служебным положением в корыстных целях. Дело назначено к слушанию в Верховном Суде Украины на 7 июня 1936 г. По просьбе Секретаря ВЦСПС т. Шверника в качестве общественного обвинителя мною допущен секретарь ВЦСПС т. Аболин".

В последующие годы о подобных крупных профсоюзных хищениях члены профсоюзов, как и все советские граждане, не оповещались. Однако практически каждый в брежневском СССР мог видеть у себя на заводе или в организации хорошо одетого и довольного жизнью председателя профкома. Как-то получалось, что они в первых рядах улучшали свои жилищные условия, чаще других ездили в санатории, и даже право на приобретение дефицитных "Жигулей" они получали до странного быстро. Если у кого-то в памяти сохранилась другая картина, ему крупно повезло.

https://steissd.livejournal.com/6751639.html

Всех, кто застал развитой застой имени Брежнева, удручало убогое качество советских промтоваров. Вроде бы, до поздней перестройки, нельзя сказать, что полки промтоварных магазинов пустовали. Товары там присутствовали, но такие, что лучше бы их там не было, ибо их качество было средним арифметическим между дерьмовым и говёным.

В самом лучшем случае они не были бракованными, но фасоны соответствовали моде времён пика карьеры Гришки Распутина, в худшем — возникало впечатление, что на заводах и фабриках работали сплошные анти-Мидасы. Греческий царь Мидас имел талант превращать всё, до чего дотронулся, в золото, эти же товарищи превращали то, чего коснулись, в явное и заведомое гэ.

Но проблемы с качеством возникли ещё тогда, когда Брежнев был никем и звали его никак. Сами коммунисты признавали, что как только был устранён из жизни последний элемент капитализма в виде нэпманов, качество товаров рухнуло...

Сотни миллионов рублей ежегодно теряла экономика СССР в начале 1930-х годов из-за выпуска некачественной и бракованной продукции. На эти деньги, как утверждали советские руководители, каждый год можно было строить дополнительно один завод-флагман советской индустрии или три крупных завода. Именно поэтому, исчерпав все возможности для убеждения бракоделов, в 1933 году ЦИК и Совнарком СССР приняли постановление об ужесточении наказания за выпуск некачественной продукции. Вскоре были проведены крайне интересные показательные расследования и суды, и выяснилось, что в стране существует продукция не только третьего, но и четвертого сорта.

Дрянь для себя

Те, кто жил в советские времена, прекрасно знают, что лозунг "Советское значит отличное" был не более чем лозунгом. Именно поэтому покупатели гонялись за любыми импортными товарами, даже польскими и югославскими, не слишком отличавшимися в смысле качества от изготовленных в СССР. Однако, слушая вздохи стариков о том, как хорошо было раньше, мол, "теперича не то, что давеча", мало кто представлял, что проблемы с качеством отечественных товаров существуют уже много лет.

Советские руководители и потребители столкнулись с ними во второй половине 1920-х годов, после начала индустриализации страны. Особенно обидным оказалось то, что еще совсем недавно, во времена новой экономической политики (НЭП), допускавшей частную инициативу в промышленности и торговле, качество товаров было существенно выше. Тогда, несмотря на процветавшие на государственных и частных предприятиях махинации и фальсификации, частная торговля, боясь потерять покупателя, не приобретала у производителей некачественные товары. Исключения случались, однако они лишь подтверждали общее правило. Но, как только НЭП начали сворачивать, проблемы с качеством товаров встали в полный рост. В июне 1929 года, например, на конференции в Бумсиндикате (синдикат бумажной промышленности) полиграфисты жаловались на качество бумаги и картона, произведенных на советских фабриках:

"В полученной, например, фабрикой "Светоч" партии английской папки не было ни одного листа без брака. Эта же фабрика получила с Балахны 3 вагона картона, который был весь в пузырях и слоился. В стопах бумаги, приобретенных Печатным двором (Ленинград), оказались гвозди, куски дерева и т. п... Стоимость всей вырабатываемой бумаги определяется в настоящее время в 165 млн рублей, причем не менее 10% падает в общем на брак. Таким образом, 16 миллионов рублей выбрасывается на ветер".

Большевикам, поднаторевшим за послереволюционные годы в проведении своей политики методами убеждения и принуждения, показалось, что решение проблемы лежит на поверхности. Надо усилить агитацию масс и одновременно ввести наказание за выпуск некачественной продукции — и массовое производство бракованных товаров прекратится само собой. Именно поэтому 23 ноября 1929 года высший законодательный орган страны — Центральный исполнительный комитет (ЦИК СССР) и Совет народных комиссаров СССР приняли постановление "Об уголовной ответственности за выпуск недоброкачественной продукции и за несоблюдение стандартов", предписывавшее ЦИКам союзных республик внести в уголовное законодательство статьи, предусматривающие наказание за систематический выпуск недоброкачественных изделий — до пяти лет заключения или до года исправительных работ. А за несоблюдение стандартов — заключение до двух лет или исправительные работы до года.

Однако ни агитация, ни наказания не приносили результата. В декабре того же 1929 года "Правда" сообщала о промышленности Ростова-на-Дону: "Усилился выпуск на рынок бракованных изделий. В некоторых отраслях брак превышает 25 проц., доходя до 50 проц.".

А на XVII съезде ВКП(б), открывшемся 26 января 1934 года, практически все выступавшие руководители говорили о проблемах с качеством строительства, техники и товаров. К примеру, Сталин в своем докладе среди главных недостатков в работе упомянул "совершенно недопустимое отношение к вопросу об улучшении качества продукции". О том же в отношении производства товаров говорил и председатель Совнаркома СССР В. М. Молотов:

"Если ко всем отраслям промышленности относится требование партии решительного улучшения качества продукции, то, пожалуй, в особенности это относится к производству товаров потребления. Перед легкой промышленностью стоят такие задачи, как значительное улучшение качества хлопчатобумажных тканей, улучшение окраски и рисунка, увеличение доли тонкосуконных и камвольных групп шерстяной промышленности, увеличение прочности обуви, переход к лучшим сортам тканей, посуды и т. д. Перед пищевой промышленностью особенно остро стоят задачи в деле улучшения качества продукции... Необходимо по всей легкой и пищевой промышленности пересмотреть ассортимент, запретить ухудшенные стандарты продукции и обеспечить твердое выполнение заданий партии и правительства по улучшению качества всей продукции".

Эти слова в своем выступлении на съезде подтвердил нарком снабжения А. И. Микоян:

"Некоторое время тому назад в беседе со мной торгпред СССР в Германии тов. Вейцер рассказал мне, что советские конфеты являются одними из самых лучших и продаются вне всякой конкуренции, а кое-где даже введены специальные повышенные пошлины на такой сорт наших конфет, как "раковые шейки", так как они побивают все местные конфеты своим первоклассным качеством. Итак, лучшие конфеты делаем мы, в СССР, а пойдите их купить — всюду ли их найдете? Вы увидите немало плохого качества конфет, изготовленных нашими фабриками и пущенных в продажу. Как это может быть, что наши фабрики могут делать и делают прекрасные конфеты для экспорта, а для себя делают часто дрянь? Ясно, что руководители фабрики ведут себя безответственно, не ощущают оперативного повседневного контроля за своей работой сверху, не чувствуют нажима и борьбы торговых органов с фабриками за лучшее качество, так как торговая сеть берет все, что фабрика ей предложит. Многие такие хозяйственники считают, что для внутреннего рынка и плохое сойдет, тем более что серьезных жалоб нет, все сходит гладко и безнаказанно, а плохие и низшие сорта товаров делать куда легче и без хлопот, чем делать первоклассный товар".

А нарком Рабоче-крестьянской инспекции Я. Э. Рудзутак констатировал:

"Зачастую качество продукции легкой промышленности таково, что она просто непригодна для потребления. При этом нет абсолютно никаких объективных причин для того, чтобы выпускать такую низкопробную продукцию. Я думаю, что очень многие из вас видели такой шедевр, как чайный стакан весом в четверть килограмма, который более пригоден в качестве ударного смертоносного орудия, чем для питья из него чая. При этом следует отметить, что стекольная промышленность вела учет своих производственных показателей, выпускала стаканы не по числу, а по весу. Таким образом, получалось, что чем тяжелее стакан, тем лучше показатели стекольных заводов. Разве мы этими мелочами не создаем совершенно отрицательного отношения у населения к легкой промышленности? Кому это нужно? Разве тут не проявляется простая небрежность по отношению к потребителю, по отношению к рабочему, колхознику, которым дается эта негодная продукция?"

Бедствие промышленности

Еще печальнее выглядело то, что тяжелая индустрия, которая опекалась руководством страны, выпускала продукцию, по уровню качества не отличающуюся от товаров для народа. Нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе докладывал съезду:

"Качество нашей продукции заставляет желать очень многого. И это происходит очень часто не потому, что мы не умеем делать и не могли бы сделать, а очень часто это происходит благодаря невероятной небрежности, неаккуратности... Наши заводы построили прекрасный портальный кран для Магнитки, поставили его. Кран не работает — не работает уже в течение полугода. Те, кто установил этот кран, не позаботились, не посмотрели, не подумали о том, почему кран не работает... Я видел в Свердловске, на Верх-Исетском заводе, электрическую печь, изготовленную Электрозаводом, неплохо построенную. Но механизм не работает, шестерни на таком расстоянии друг от друга, что зубцы шестеренки не зацепляют друг за друга. И никто не позаботился, не удосужился поехать посмотреть, почему это так. У нас, у наших хозяйственников, до сих пор нет уважения к своей продукции, к своему труду. Любой захудалый заграничный капиталист, фабрикант, заводчик, когда он выпускает свою продукцию, накладывает на нее свою марку и следит, чтобы эта марка не была опозорена. А мы — партия поручила нам это огромное количество заводов, поручила нам такие гиганты,— мы о своей марке, о своей "фирме" по линии качества заботимся мало".

Не мог не удивлять тот факт, что такая же по качеству продукция изготовлялась даже для нужд Красной армии. Нарком по военным и морским делам СССР К. Е. Ворошилов жаловался делегатам съезда:

"Прежде всего о качестве продукции. Оно, качество, надо признаться, не всегда еще соответствует требованиям сегодняшнего дня. Взять хотя бы работу моторостроительной промышленности... Почему до сих пор еще некоторые из лучших заграничных моторов полегче наших, более экономны в расходовании горючего, более мощные и работают без переборки дольше наших? Конечно, качество работы и в этой области колоссально улучшилось, если сравнивать с тем, что было два года назад, но мы совсем не желаем равняться по плохому, мы требуем равнения по самым передовым образцам мировой промышленной продукции, по лучшим образцам наших достижений. Говоря кратко, качество продукции оставляет желать много лучшего. На многих заводах часты случаи грубой работы, снижающей боевую ценность наших заказов, все еще велик брак. Комплектность выполнения заказов, на что указывал уже съезду и в первую очередь нашим производственникам т. Сталин, сплошь и рядом не выдерживается. Взять хотя бы запасные части. Выполнить заказ на танк, трактор, автомобиль, самолет и прочее — все стараются. За невыполнение этих заказов греют, за выполнение хвалят. А запасные части, которые также должны быть поданы промышленностью,— это в последнюю очередь".

А главный контролер страны Рудзутак в своем докладе попытался оценить ущерб, который наносит экономике выпуск негодной продукции: "Если, скажем, легкая промышленность дает плохо сшитый пиджак или плохо сшитую обувь, то она теряет на этом деле столько, сколько стоит материал этого пиджака или пары ботинок, и столько, сколько стоит рабочая сила, производившая эту продукцию. Если же мы даем стране плохую машину, то это значит, что мы несем убыток не только на себестоимости материала и производства данной машины, но что мы тянем вниз производство того завода, которому поставляем плохую машину, плохое оборудование. Поэтому плохая работа сказывается в кубе, в квадрате, десятикратно, потому что она тянет вниз хорошую производственную работу тех рабочих, которые работают на плохом станке, произведенном нашей машиностроительной промышленностью. Вот почему вопрос о качестве работы машиностроительной промышленности должен быть взят под особое наблюдение нашей партией, нашими руководителями-хозяйственниками и нашими партийными руководителями. Если мы на этом фронте не добьемся более резкого перелома и быстрого улучшения положения, мы по-прежнему будем нести большие потери. Это является одним из самых сильных тормозов нашего продвижения вперед... Брак на отдельных заводах достигает огромного процента. Нужно прямо сказать, что брак является бедствием для нашей промышленности... Каковы общие размеры потерь от брака? Этого никто не подсчитал. Во всяком случае, речь идет о сотнях миллионов рублей. По грубой прикидке получается, что только в одном машиностроении, если брать выпуск 1934 г., мы теряем на каждом проценте брака почти столько, сколько стоит московский завод "Шарикоподшипник", сколько стоит "Уралхиммашстрой", в три раза больше стоимости Московского завода револьверных станков, почти в три раза больше, чем стоит завод "Калибр". Подчеркиваю, что это потери от брака по машиностроению, которое работает значительно лучше других отраслей. Каков же вывод? Вывод тот, что по всему народному хозяйству наши потери от брака очень велики".

Брак в законе

На подобном фоне ужесточение наказания за выпуск некачественной продукции напрашивалось само собой. Поэтому за полтора месяца до начала съезда, 8 декабря 1933 года, ЦИК и СНК СССР приняли постановление "Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции", в котором говорилось:

"Выпуск недоброкачественных или неукомплектованных машин, а также выпуск недоброкачественных деталей и материалов со стороны смежных заводов наносит существенный ущерб государству. Особенно нетерпим и преступен выпуск недоброкачественных и некомплектных изделий предприятиями, работающими на нужды обороны страны".

И вводились новые меры наказания:

"1. Установить, что управляющие трестов, директора предприятий и лица административно-технического персонала, виновные в выпуске недоброкачественной или некомплектной продукции, привлекаются к уголовной ответственности с применением меры судебной репрессии — лишение свободы на срок не ниже 5 лет.

2. Поручить Прокуратуре Союза ССР обеспечить неуклонное проведение в жизнь настоящего Постановления".

Прокуратура рьяно взялась за дело. 12 февраля 1934 года состоялась радиоперекличка — проходившее по радио совещание прокурорских и судебных работников. Выступавший первым прокурор СССР И. А. Акулов требовал от подчиненных возбуждать больше дел и добиваться максимальных наказаний:

"Каковы же основные минусы и недостатки в работе наших прокуроров мы имеем до сих пор в борьбе за декрет от 8 декабря? Прежде всего надо подчеркнуть крайнюю медлительность в расследовании и судебном рассмотрении дел. Из тех 150 дел, которые возбуждены по всему Союзу, через суды прошло, рассмотрено и вынесены приговоры только по 26 делам. Это свидетельствует о том, что судебное разбирательство двигается очень медленно. Прокуратура Украины, несмотря на наши неоднократные требования, до сих пор не могла получить сведения от своих областных прокуратур по вопросу о реализации закона от 8 декабря. Недавно приезжавший к нам прокурор Верховного суда Украины Бенедиктов привез данные о приговорах по 15 делам о качестве продукции. По этим делам осуждено 45 человек, из них только 4 осуждены на сроки от 5 лет и выше, к остальным применены более слабые меры социальной защиты. Непонятно, почему это произошло. Если это действительно дела, возбужденные в порядке применения нового закона, то почему не выносится наказание, предусмотренное этим законом? Если же это дела, которые возбуждены в другом порядке, почему они фигурируют как дела, возбужденные по закону от 8 декабря?"

Некоторые прокуроры, участвовавшие в радиоперекличке, докладывали об отдельных успешно завершенных делах, но Акулов требовал больше крупных дел: "Мелкие дела нам не нужны". И вскоре он уже рапортовал об успехах в борьбе с бракоделами:

"Фабрика "Волна революции" в г. Новозыбкове систематически выпускала недоброкачественные спички. По поручению Прокуратуры Союза прокурор Западной области расследовал это дело и установил, что за 8 месяцев 19ЗЗ г. фабрика уплатила 48,266 руб. по решениям арбитража за плохое качество продукции. Спички упаковывались в сырые осиновые ящики, отчего спички сырели и головки отваливались. Такой порядок упаковки был установлен по распоряжению заведующего производством Рощина и начальника комбината Аксенова. Оба они вместе с заведующим отделом технического контроля Баранниковым и сменным заведующим красильно-упаковочным цехом Борздыко преданы суду.

Текстильный комбинат "Большевик", являющийся одним из крупнейших предприятий Союза (г. Родники Ивановской промышленной области), систематически выпускал негодную продукцию... В первой декаде декабря было выпущено 69% брака, во второй декаде — 60%. В корпусе сушильных барабанов с наступлением холодов появилась течь. Грязная вода попадала на готовый товар и портила его. К уголовной ответственности привлечены директор комбината Иванов, технорук ткацкой фабрики Лебедев, старший мастер шлихтовального отдела Тугов, начальник 3-го корпуса ткацкой фабрики Иванов, технорук красильной фабрики "Большевик" Горожанин и красильный мастер комбината Тихомиров".

В ходе проверок и расследований всплывали удивительные факты. Один из ленинградских заводов выпустил большую партию ламповых стекол для железной дороги — 18 тыс. штук. Однако диаметр нижнего отреза стекол не соответствовал стандарту, поэтому они не могли быть использованы по назначению. Еще более интересная история стала известна в апреле 1934 года:

"Ленинградская прокуратура переслала Прокуратуре СССР дело о выпуске недоброкачественной продукции ф-кой "Красный фарфорист", так как дирекцией фабрики было заявлено, что выпускаемый фабрикой брак не противоречит техническим условиям, преподанным главным управлением стеклофарфоровой промышленности.

Проводимое в настоящее время расследование подтвердило это заявление. Действительно, временные технические правила, которыми регулируется качество продукции стеклофарфоровых фабрик, составлены настолько халатно, что потребитель "на законном" основании получает совершенно негодные вещи.

Например, для товара сорт IV этими правилами допускается "деформация и кривизна, не лишающая возможности использования изделия по назначению", или "несплошные рваные края, глубиной свыше 5 мм, не мешающие использовать посуду по назначению", и т. д. Образцы тарелок, фигурирующие в качестве вещественного доказательства по данному делу, подходящие под требование упомянутых правил, представляют собой настоящее издевательство над директивами партии и правительства о качестве продукции.

По имеющимся сведениям, и в других областях промышленности, например кожевенной, действуют крайне несовершенные технические правила.

На основании этих материалов Прокуратура CCCP поставила вопрос об обследовании всех действующих ОСТ (отраслевых стандартов) и технических правил по всей промышленности".

Бесполезная показательность

Подгоняемые Прокуратурой СССР прокуроры на местах начали активизироваться, и в апреле 1934 года старший помощник прокурора Союза Г. К. Рогинский отмечал в докладе:

"За последнее время, особенно за март, мы имеем довольно значительный рост количества дел, возбужденных по закону 8 декабря. Однако анализ этих дел и качества проведенного следствия показывают, что в ряде случаев мы имеем погоню за количеством дел в ущерб качеству расследования и общей правильности возбуждения этих дел".

Недовольство Рогинского вызывало то, что среди подсудимых и осужденных слишком мало руководителей предприятий:

"По рассмотренным в суде 102 делам осуждено 143 человека, из них... директоров и руководителей предприятий всего 18%. Привлечение не тех лиц, которые должны были быть привлечены, приводит к необходимости затем, уже после вынесения приговора, дополнительно привлекать обвиняемых, что, естественно, смазывает весь тот эффект, который должен быть получен от каждого судебного процесса по закону 8 декабря".

Особенно возмущала старшего помощника прокурора СССР мягкость приговоров, вынесенных обвинявшимся в выпуске брака руководителям:

"Сталинградский крайсуд по делу выпуска хлебозаводом недоброкачественного хлеба осудил пом. директора завода к исправительно-трудовым работам, технического руководителя завода — к 5 годам лишения свободы условно, а мастера завода — к 6 годам лишения свободы.

Североосетинский облсуд за выпуск швейной фабрикой недоброкачественной продукции осудил директора завода к 1 году исправительно-трудовых работ, а начальников цехов к 6 годам лишения свободы.

Горьковский крайсуд по делу Арзамасской войлочной фабрики за выпуск недоброкачественной продукции специального назначения приговорил технического директора завода к 2 годам лишения свободы".

Но нерешительность судов объяснялась тем, что они плохо представляли себе, как именно применять постановление "Об ответственности за выпуск недоброкачественной продукции". Возникали трудности с толкованием понятия "выпуск продукции". Плохой ремонт тракторов для своего совхоза — это выпуск или не выпуск? Высшие судебные инстанции отменяли решения нижестоящих, но ясность не наступала. Не меньше споров возникало и вокруг понятия о том, что считать случайностью, а что преднамеренным выпуском некачественной продукции и в каких объемах. В прокурорском обзоре судебной практики об этом говорилось:

"Ленинградский облсуд рассмотрел дело по обвинению заведующего пекарней N2 в Детском селе, его заместителя и трех пекарей по закону 8 декабря. По преступной небрежности обвиняемых в хлеб попадали "посторонние предметы", как-то: крысы, мыши, гвозди, окурки и пр. Ленинградский облсуд приговорил заведующего пекарней по закону 8 декабря к 6 годам лишения свободы, а остальных по ст. 111 к исправительно-трудовым работам. СКК (судебная кассационная комиссия.— "Деньги") Верхсуда РСФСР (дело N22822) изменила квалификацию на ст. 111 УК на том основании, что имевшее место с января этого года двукратное нахождение в хлебе запеченных крыс и мышей не дает оснований для применения закона 8 декабря. Остается пожалеть, что кассколлегия для руководства судам не указала, в скольких выпечках нужно находить крыс и мышей для того, чтобы иметь основание применить закон 8 декабря".

Ко всему прочему кампания по борьбе с бракоделами, как обычно, быстро начала сходить на нет. Исполнители устали, руководителей страны озаботили новые проблемы, и в постановлении оперативного совещания при прокуроре Союза ССР от 3/VIII 1934 г. по докладам прокуроров Московской, Воронежской, Ленинградской, Иваново-Промышленной области и г. Москвы констатировалось:

"Представленные прокурорами указанных выше областей доклады о работе по закону от 8 декабря, как равно и материалы, имеющиеся в распоряжении Прокуратуры Союза по всем остальным краевым и областным прокуратурам, свидетельствуют о том, что работа органов прокуратуры по реализации закона от 8 декабря за последние 3 месяца (май-июль) оказалась свернутой".

Но самое главное заключалось в том, что прокуроры и судьи видели: аресты и приговоры, если и ведут в отдельных случаях к уменьшению брака, дают только краткосрочный эффект. Как только через месяц-другой воспоминания о показательном процессе начинают тускнеть, все возвращается на круги своя.

Именно поэтому в 1940 году к вопросу вернулись, и 10 июля появился указ Президиума Верховного Совета СССР "Об ответственности за выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции и за несоблюдение обязательных стандартов предприятиями" с новым уточнением и усилением мер воздействия:

"1. Установить, что выпуск недоброкачественной или некомплектной промышленной продукции и выпуск продукции с нарушением обязательных стандартов является противогосударственным преступлением, равносильным вредительству.

2. За выпуск недоброкачественной или некомплектной продукции и за выпуск продукции с нарушением обязательных стандартов директоров, главных инженеров и начальников отделов технического контроля промышленных предприятий предавать суду и по приговору суда подвергать тюремному заключению сроком от 5 до 8 лет".

Прокуратура вновь провела кампанию с громкими арестами. В сообщении ТАСС от 26 июля 1940 года говорилось:

"В Горьковской области возбуждено дело в отношении руководителей завода "Красная Этна". Этот завод с 14 по 23 июля систематически выпускал недоброкачественные детали. Расследуется дело о выпуске недоброкачественных авточастей заводом "Автоприбор" (Московская область)".

В декабре 1940 года прокуратура Союза докладывала в Совнарком СССР о достигнутых успехах:

"Со дня издания Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 10 июля с. г. органами прокуратуры было закончено следствием и направлено в суд 363 дела о преступлениях, предусмотренных Указом".

Впрочем, несмотря на аресты и суровые приговоры, в годы войны на советских заводах выпускались танки с негодной броней и некачественные самолеты. Мало что менялось и в дальнейшем. В 1976 году в ЦК КПСС рассматривали письмо И. М. Колесникова из Ставропольского края:

"Наш колхоз "Родина" получил в этом году 18 комбайнов "Нива" завода "Ростсельмаш". В двенадцати комбайнах сразу заклинили тормозные колодки. В одном комбайне топливный бак оказался со сквозными разрезами, в другом смят кожух колосового шнека. На всех восемнадцати отсутствуют редукторы барабана. В топливной и масляной системах полно стружки. Многие болты крепления просто забиты молотком, а не закручены, как положено... А ведь "Ниве" присвоен Знак качества".

Для тех, кто забыл или не знает, знак качества и означал "Советское значит отличное".

https://steissd.livejournal.com/6751441.html

Сотрудник СМЕРШа просто забыл, что год на дворе не 1937, а в его ведении — немцы, а не «троцкисты-бухаринцы-космополиты». И загремел сам на 8 лет, хотя по справедливости заслуживал петлю за преступления военные и против человечности. Причём срок свой он получил за дело, после смерти Усатого его не реабилитировали и награды не вернули.

Наделяя спецслужбы огромными правами, советское руководство исходило из того, что их сотрудники будут безукоризненно точно исполнять все приказы и указания свыше. Но люди — всегда только люди, со всеми свойственными им слабостями и пороками. О чем наглядно свидетельствует история ничем не примечательного с виду отдела "Смерш".

Из заключения особой инспекции управления кадров КГБ при Совете министров СССР, 8 мая 1954 года

По материалам архивно-следственного дела NM-55 на осужденного по ст. 193-17 п. б УК РСФСР Веляда Г. М.

28 апреля 1954 года в Особую Инспекцию Управления кадров через учетно-архивный отдел Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР из Главной Военной Прокуратуры поступило заявление амнистированного Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27/III-53 года Веляда Г. М., в котором он просит пересмотреть решение по его делу и возвратить ему правительственные награды, изъятые у него при аресте. Свое ходатайство Веляда мотивирует тем, что следствие по его делу велось якобы необъективно, что его оклеветали.

Главная Военная Прокуратура просит выслать заключение по делу Веляда.

Из материалов архивно-следственного дела NM-55 видно:

Веляда Г. М. был арестован 14 февраля 1946 года бывшей Особой Инспекцией Главного Управления контрразведки "Смерш" за злоупотребление служебным положением и нарушение советской законности.

Следствием по делу было установлено, что Веляда, будучи начальником отдела контрразведки "Смерш" Управления полевыми эвакопунктами N109 и находясь с отделом на территории Германии, систематически производил необоснованные задержания местных жителей и давал указания подчиненным оперативным работникам о производстве внесудебных расстрелов задержанных немцев, содержавшихся под стражей в КПЗ.

Так, в течение марта и апреля месяцев 1945 г. по указанию Веляда только одним подчиненным ему следователем отдела Чернышевым Г. М. разновременно были расстреляны 14 человек из числа содержавшихся в КПЗ немцев.

В апреле 1945 г. к Веляда обратился быв. начальник 109 дезинфекционного отряда капитан Чернышев с просьбой дать возможность его 15-летнему сыну расстрелять задержанного немца. По указанию Веляда один из содержавшихся в КПЗ отдела немцев подростком Чернышевым был расстрелян.

Допрошенные по делу в качестве свидетелей сотрудники отдела Борштейн М. В. (л. д. 158), Сурин В. А. (л. д. 170, 223), Смирнов И. А. (л. д. 180), а также осужденный по одному делу с Веляда быв. следователь Чернышев Г. М. (л. д. 32, 49, 67) показали, что Веляда давал указания расстреливать без суда и следствия тех из числа содержавшихся в КПЗ, которые по болезни, слабому здоровью или по старости не могли быть направлены в лагерь.

На таких лиц обычно Чернышев составлял список, докладывал его Веляда и последний давал указания о расстреле.

Таким же образом в марте 1945 года по указанию Веляда Чернышев расстрелял задержанную ими учительницу — немку, 1922 г. рождения (фамилия не установлена), заявившую о наличии у нее венерической болезни.

При допросах Веляда сам лично применял меры физического воздействия к задержанным с целью получения признательных показаний. Кроме того, он поощрял, а в отдельных случаях давал прямые указания своим подчиненным пользоваться извращенными методами в следствии.

Это привело к тому, что, действуя по примеру своего начальника, молодой следователь Чернышев стал сам давать указания бойцам о расстрелах задержанных без суда и следствия. Изощряясь в извращении методов следствия, Чернышев дошел до полного морального разложения. Он задерживал девушек в возрасте 17-18 лет, во время допросов раздевал их догола и одну из них подверг групповому изнасилованию, в котором сам первым принял участие.

В предъявленном обвинении Веляда признал себя виновным не полностью, однако он достаточно изобличается показаниями своего однодельца Чернышева Г. М. (осужден к 10 г. ИТЛ) и 7 свидетелей — сотрудников, работавших в одном отделе с ним.

30 ноября 1946 года Особым Совещанием при МГБ СССР Веляда был осужден к 8 годам ИТЛ.

Таким образом, заявление Веляда о том, что его оклеветали и что следствие по его делу велось необъективно, не соответствует действительности.

Изъятые при аресте Веляда его правительственные награды: два ордена Отечественной войны 1 ст. N205965 и II ст. N287837, орден Красной Звезды N545893, две медали "За боевые заслуги" N282190 и N1561609 и медаль "За оборону Сталинграда" вместе с документами к ним были сданы бывшим Финотделом МГБ СССР 18/XI-1947 года при N3/87831 в отдел по учету и регистрации награжденных при Секретариате Президиума Верховного Совета СССР.

Веляда Григорий Михайлович, 1908 года рождения, уроженец Сталинской области, из крестьян, украинец, гр-н СССР, образование среднее, до ареста был чл. ВКП(б) с 1937 г., в органах госбезопасности работал с 1934 г. по 13/II-1946 г., капитан. С 20/V-44 г. был в должности нач. отдела контрразведки УПЭП-109.

На основании изложенного полагаем:

Веляда Г. М. к уголовной ответственности был привлечен правильно. В пересмотре решения Особого Совещания по его делу отказать.

Учитывая тяжесть совершенного Веляда преступления, возвращать ему изъятые при аресте ордена и медали считаем нецелесообразным.

Из заключения заместителя генерального прокурора СССР, главного военного прокурора А. П. Вавилова по делу NM-55, 24 июня 1954 года

Прокуратура СССР считает целесообразным ходатайство Веляда Г. М. о возвращении ему правительственных наград оставить без удовлетворения.

Из заключения президиума Верховного совета РСФСР, 1956 года

Веляда Григорий Михайлович... Из заключения освобожден 30 апреля 1953 года в силу Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года об амнистии...

Исполком Совета депутатов трудящихся Центрального района города Воронежа ходатайствует о возвращении Веляде наград.

Прокуратура СССР и Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР, учитывая, что Веляда грубо нарушал социалистическую законность, полагают его ходатайство о возвращении наград оставить без удовлетворения.

Президиум Верховного Совета РСФСР с заключением Прокуратуры СССР и Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР согласен.

Из записки отдела по учету и регистрации награжденных члену президиума Верховного совета СССР А. А. Андрееву, 26 марта 1956 года

Учитывая, что Веляда грубо нарушал социалистическую законность и своим поведением опорочил звание орденоносца, вносим предложение лишить его орденов и медалей и просим Вашего согласия включить его в проект Указа о лишении наград лиц, совершивших тяжкие преступления.

https://steissd.livejournal.com/6751187.html

Производительность труда всегда была ахиллесовой пятой советской промышленности. В целях её подъёма было запущено так называемое стахановское движение, получившее своё имя по человеку, который первым побил трудовой рекорд — шахтёру Алексею Стаханову. Вообще-то, он был с рождения Андреем, но газета «Правда» нечаянно назвала его Алексеем; когда об этом доложили Сталину, он предпочёл принудительно переименовать подданного, чтобы главной газете страны не извиняться за ошибку. Ну, Алексей — тоже очень благозвучное имя, Стаханову повезло, что газета не назвала его Павсикакием, Вавилой или Пропотеем.

Но вся эта затея началась с элементарного подлога. Норма на момент рекорда Стаханова строилась на старом технологическом процессе, согласно которому забойщик не только рубил уголь, но и крепил забой. Ничего удивительного в том, что когда операцию крепления переложили на подсобников, норма добычи угля, не пересмотренная хотя бы расчётным методом после изменения технологии, оказалась перевыполненной почти в 15 раз. Просто по старому методу шахтёр большую часть времени плотничал, а не рубил уголь, а когда его освободили от этой припашки, то он стал в буквальном смысле давать стране угля.

Но если в Кремле начальники в лице Сталина, Орджоникидзе, Молотова, Куйбышева и др. были довольны результатом, то персонал промышленных предприятий — намного в меньшей степени. Увеличение производительности означало пересмотр норм и расценок, и теперь за те же деньги приходилось впахивать существенно больше.

И по мере распространения почина по стране (естественно, по команде сверху), затрещали морды лица передовиков и энтузизистов, набиваемые менее сознательными трудящимися. Со своей стороны коллеги стахановцев были правы: они пришли на заводы и шахты не для того, чтобы землю в Гренаде обкому отдать или построить на месте бассейна «Москва» конференц-зал размером с гостиницу «Бурдж Халифа» с самой высокой в мире статуей Лукича на верхушке, а чтобы заработать себе на хлеб и на водку. Кроме того, свою роль сыграла и общинная психология, осуждающая любого, кто высунулся: многие рабочие были горожанами в первом поколении, и деревню из них ещё не вывели.

И этот антистахановский контрпочин приобрёл столь широкие масштабы, что к защите морд лица передовиков пришлось привлечь ОГПУ. Вся эта история как нельзя лучше свидетельствует о той подлинной мере доверия к советской власти, которое ощущали рядовые трудящиеся. И реальная ситуация на местах сильно отличалась от той, что расписана в фильмах «Светлый путь» или «Член правительства», на основании которых совколюбы делают выводы об эпохе Усатого...

Советская пропаганда с первых дней развертывания, как тогда говорилось, стахановского движения не уставала подчеркивать, что быть передовиком не только почетно, но и очень выгодно. Газета "За индустриализацию" сразу же после установления Алексеем Стахановым рекорда писала:

"Забойщик шахты "Центральная-Ирмино" (Кадиевка) тов. Стаханов 30 августа установил всесоюзный рекорд производительности отбойного молотка. За шесть часов тов. Стаханов вырубил отбойным молотком 102 тонны угля и заработал за выход 225 руб. Опыт тов. Стаханова начинают перенимать соседние шахты".

О деньгах говорил на совещании стахановцев и сам рекордсмен:

"Хочу теперь сказать о заработке. Высокая производительность труда, которая достигнута благодаря строгой специализации рабочих, подняла за собой и заработную плату. Сколько мы раньше зарабатывали на своей шахте? Я зарабатывал неплохо — рублей 500, а иногда и 600 в месяц. Но теперь, в сентябре например, за 18 выходов я заработал 1,000 рублей. Наш парторг товарищ Дюканов — 1,338, а товарищ Концедалов — 1,618 рублей. В октябре я сделал только 14 выходов. Пришлось очень много разъезжать. Но и за эти 14 выходов я заработал 1,008 рублей. Товарищ Дюканов, мой парторг, сделал больше и заработал 1,400 рублей, товарищ Концедалов — 1,600 рублей. Высокие заработки у нас теперь стали. Эти заработки дают нам возможность зажить по-иному".

Своеобразный итог этой агитационной кампании подвел на том же Всесоюзном совещании ударников Иосиф Сталин:

"Основой стахановского движения послужило прежде всего коренное улучшение материального положения рабочих. Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится. Отсюда высокие нормы выработки. Отсюда герои и героини труда. В этом прежде всего корень стахановского движения".

Однако эта пропагандистская акция дала не совсем тот эффект, на который рассчитывали ее организаторы. К злобе на тех, из-за кого повышаются нормы выработки, добавилась еще и зависть.

Удар по антиударникам

9 декабря 1935 года Главное управление госбезопасности НКВД СССР докладывало руководству страны о противодействии стахановскому движению на примере Саратовского края (существовал в 1934-1936 годах):

"Завод свинцовых аккумуляторов. Лучший стахановец завода Филимонов, литейщик, норму выработки довел до 211%, подтягивая за собой других литейщиков. Мастер литейного цеха Зайцев Н. Г. (антисоветски настроенный, имел связи с лицами, осужденными в 1934 г. по делу о поджоге завода, подозревался во вредительских намерениях) вместо помощи Филимонову переставил его на испорченную форму, не обеспечил подачу воздуха, чем сразу снизил производительность. Зайцев травил Филимонова и вообще стахановцев, называя их "рвачами", всячески пытаясь дискредитировать лучших ударников-стахановцев. Зайцев арестован. Следствием указанные факты подтверждаются.

Машиностроительный завод им. Кагановича. Молодой формовщик Свешников, член ВЛКСМ, перешел на стахановские методы работы, перевыполняя нормы на 230%. Отсталые элементы среди рабочих стали тормозить его работу. В частности, 30/XI у Свешникова была украдена доска, необходимая для осадки форм. Свешников вынужден был бросить работу и разыскивать свою доску, которую нашел у формовщика Жупырина Н. И. (недавно поступил на завод, 1909 г. рождения, в прошлом воспитанник детдома). В ответ на просьбы Свешникова отдать доску Жупырин обругал Свешникова и только по настоянию парторга Кудзелко отдал ее. После того как Свешников взял в руки свою доску, Жупырин ударил его железным прутом по лицу, затем угрожал убийством. Жупырин также избил стахановца Воробьева и рабочего Гейбель на почве мести за разоблачение его как бракодела. Жупырин арестован. В избиении стахановца Свешникова виновным себя признал. Следствие продолжается.

Волжский чугунно-литейный завод. Стахановцы Хлюпин, Балакирев и другие стали резко увеличивать нормы выработки. Бригадир Иванов Н. К. (б. церковник, 1887 г. рожд.) стал оказывать им сопротивление: задерживал выдачу нужных приспособлений, инструментов, выдавал несоответствующие детали, в результате чего получался брак. Кроме того, Иванов всячески ругал стахановцев нецензурными словами, выдавая инструменты, говорил: "Нате, подавитесь, стахановцы"; стахановца Хлюпина агитировал не увеличивать производительность труда. Иванов арестован. Ведется следствие.

Металлозавод N1. Рабочий жестяно-паяльного цеха стахановец Александров Е. У., беспартийный, на протяжении нескольких месяцев перевыполнял норму выработки (в августе на 189%, в сентябре — на 274, в октябре — на 142 и в ноябре — на 142). Начальник цеха Тарханов (в прошлом кустарь, применявший наемный труд, лишался голоса, но восстановлен) 28/XI-с/г. среди рабочих говорил о том, что он сделает так, что Александров не будет выполнять нормы и все равно уйдет с завода. 30/XI-c/г. Александровым было сделано 50 тазов, из коих было похищено 8 тазов и 30 ручек к ним, которые были обнаружены у рабочего цеха Кирпиченко Сергея. Тарханов в отношении Кирпиченко не принял никаких мер. Тарханов и Кирпиченко намечены к аресту".

В качестве меры противодействия в "Правде" появилась передовая статья, которая, как все понимали, выражала мнение ЦК и самого Сталина, под заголовком "Люди, не помогающие стахановцам, — не наши люди". А 16 декабря 1935 года Политбюро ЦК ВКП(б), рассматривая предложение Комиссии по политическим делам, до суда определявшей меру наказания в особо значимых случаях, постановило:

"Считать необходимым поставить открытый судебный процесс по делам о преследовании стахановцев-кривоносовцев в депо Лихоборы М. Окружной ж. д. и на ст. Ворожба Зап. ж. д. с применением к обвиняемым Зерину и Воропай 10 лет заключения".

Одновременно прокуратурам всех республик и областей было дано указание немедленно приступить к подавлению любых форм антиударнического движения.

Нарастающее сопротивление

Казалось бы, после удара карательных органов любые выпады против стахановцев должны были прекратиться. В обращении Прокуратуры СССР и Верховного суда СССР к прокурорским и судебным работникам, опубликованном в марте 1936 года, говорилось:

"Сопротивление стахановскому движению проявляется в самых разнообразных формах. Здесь и тупое консервативное отстаивание старых норм и методов работы, здесь и скептическое расхолаживание, здесь и насмешки, нередко прямые оскорбления и издевательства; иногда — травля, иногда — открытые нападения на передовиков-стахановцев, с применением насилия, реже, но все же встречаются и прямые контрреволюционные террористические акты, попытки зверской расправы над стахановцами. Порча станков и агрегатов, утайка инструментов и сырья, саботаж, вредительство — все средства враг пускает в ход в своих преступных целях подрыва стахановских успехов.

Только по одной Москве в январе было возбуждено 14 дел о сопротивлении стахановскому движению с квалификацией имевших в этом месяце преступлений по ст. 58.10, ст. 73.1 ч. 2, ст. 143 ч. 2 УК и др.

В одной артели пьяница и лодырь Жизняков нанес несколько ударов стахановцу Усачеву только за то, что Усачев — стахановец. Другой пьяница, работавший на 4 канализационном участке в Москве, Демен, ранил ножом в живот стахановца Баприна с криком: "Вы все здесь стахановцы, я вас всех перережу".

В 1 автогрузопарке "Мосавтогруз" хулиган Кузан систематически травил стахановца Мартекса, обзывая его "немецкой мордой" и грозя выколоть ему глаза дрелью.

На мельнице комбината им. Цурюпы прогульщик Попов накануне стахановских суток выпустил масло из буксы подшипника и тем сорвал проведение этих суток.

Таких примеров можно было бы привести, к сожалению, немало. Характерно, что во всех подобных случаях застрельщиками и исполнителями антистахановских выступлений являются лодыри, прогульщики, пробравшиеся на заводы и фабрики бывшие кулаки, рецидивисты — словом, вся та накипь старого общества, которая дает себя знать при всяком значительном явлении нашей советской жизни".

В обращении также указывалось:

"Враг старается дискредитировать стахановское движение в глазах наиболее отсталых слоев трудящихся, отвлечь их внимание от стахановских успехов, сыграть на тонких струнах еще живущих в сознании многих людей предрассудков, на их мелкобуржуазных пережитках и привычках. Последняя ставка врага — поднять против социализма, против такой яркой формы социалистического движения, как стахановское движение, все самые темные, самые отсталые, дикие предрассудки мелкобуржуазной стихии... Несмотря на неизбежность провала попыток такого рода, против них необходимо развернуть упорную и систематическую борьбу. Руководствуясь указаниями товарища Сталина, необходимо эту борьбу вести двояко: одних "терпеливо и по-товарищески убеждать", другим давать в зубы".

Однако из отчетов областных прокуратур следовало, что травля ударников производства не прекращается. Прокурор Ивановской области Стеблин в марте 1936 года в своем докладе о борьбе с антистахановским движением указывал:

"Наиболее характерным делом, рисующим самые разнообразные формы саботажа стахановского движения, является дело мастеров ткацкого цеха кордного завода Ярославского резино-асбестового комбината — Быкова, Зверева и Яковлева. Эти лица по предварительному между собою сговору систематически срывали работу стахановцев в своем цеху, умышленно ставя их в значительно худшие условия, чем работниц, не работающих на уплотненной работе. В результате они добились увеличения брачной (бракованной.) продукции у стахановок, снижения выработки, а следовательно, и зарплаты. Конкретно их деятельность заключалась в следующем: во-первых, они плохо ремонтировали и не налаживали станков стахановок, сдавали им при смене станки неисправными, не загруженными пряжей. Это приводило к простою сверх нормы, и, кроме того, время простоя превышало простой на станках остальных рабочих. Во-вторых, они систематически загружали станки стахановок худшей пряжей (плохой основой, пряжей разных номеров) или оставляли их без достаточного количества пряжи, отчего машины работали с неполной нагрузкой. Так, стахановка Чувалдина, работая систематически на плохой основе, вынуждена была снизить выработку. Мастер Зверев заправил машину стахановки Сосиной недоброкачественной пряжей и при этом половину веретен оставил незагруженными".

Как докладывал Стеблин, не прекращалась и травля ударников:

"Преследования рабочих-стахановцев принимали самые разнообразные формы: угрозы, побои, ругань, насмешки. Эти издевательства сочетались с действиями, срывавшими и тормозившими работу стахановцев. Ярче всего иллюстрируют эти методы борьбы со стахановцами дело об издевательствах над стахановкой Хабибуллиной на фабрике им. Ленина в Костроме... Как только Хабибуллина первой на фабрике перешла с 3 кардмашин на 7, ее стал преследовать подмастер, сын кулака — Резнов. Он натравливал на нее несознательных рабочих, говоря им, что Хабибуллина — выскочка и отбивает у других работниц кусок хлеба; он грозил Хабибуллиной, требуя прекращения уплотненной работы. В результате натравливания работница Виноградова пыталась избить Хабибуллину. Другой подмастер, Сягин, травил Хабибуллину в общежитии: ругал ее и допускал разные хулиганские выпады".

И это при том, что, как следовало из доклада Стеблина, к виновным применялись суровые меры воздействия:

"Карательная политика по этим делам соответствовала их социальной опасности: к лишению свободы от 6 до 10 лет приговорено — 3 чел.; от 4 до 5 лет — 6 чел., от 2 до 3 лет — 3 чел.; к исправительно-трудовым работам — 3 чел., к общественному порицанию — 1 чел., то есть 75% из общего числа осужденных по этим делам было приговорено к лишению свободы".

Судя по докладу прокурора Харьковской области Брона, ситуация в селах была ничем не лучше:

"В Тростянецком районе, в передовом колхозе "Червоний Прапор" Бумеровского сельсовета, по инициативе награжденной орденом Ленина члена этого колхоза Софии Григорьевны Косицы развернулось значительное движение ударничества и пятисотниц. В частности, колхозница-активистка Косица Александра взяла на себя обязательство: вместе со своим звеном дать 700 центнеров свеклы с га в 1936 г. В связи с этим 9/Х? члены колхоза Яценко и Косица Владимир напали на ударницу Косицу Александру за то, что она взяла на себя обязательство собрать 700 центнеров свеклы с га, с выкриками: "все равно всем орденов не дадут, все не будете ударниками" — и пытались ее избить. Они же пытались убить предколхоза Фоменкову — активного организатора стахановского движения в колхозе. Виновные преданы суду военного трибунала.

В Ахтырском районе, в селе Заречном, в колхозе им. "1-го травня" комсомолка Легута Санька вместе с комсомолкой, колхозницей ее звена Легутой Ганной взяли на себя обязательство в 1936 г. дать по 500 центнеров свеклы с га. Исключенный из колхоза как лодырь Кравченко Николай (имущество которого в 1931 г. распродавалось за саботаж хлебосдачи), узнав об обязательствах Легуты, в 9 часов вечера зашел вместе со своими товарищами в хату Киселевой, где находились обе пятисотницы, начал издеваться над ними: ругался нецензурной бранью, обливал их керосином и водой, потушил свет, предварительно связав им ноги перевеслом, а пятисотнице Легуте Ганне вымазал сажей лицо. Дело следствием было закончено в течение 2 дней, и Кравченко Н. в показательном порядке с участием прокурора осужден к 3 годам л/с".

Стахановское прозрение

В докладах прокуроров рассказывалось и о том, что противники ударнического движения постоянно совершенствовали формы борьбы со стахановцами. Харьковский областной прокурор сообщал:

"Характерным примером является дело по обвинению зав. тарифно-нормировочным бюро кузнечного цеха на заводе "Серп и молот" Дородного и нормировщика этого же цеха Некрасова. Эти, с позволения сказать, "нормировщики" проводили свою контрреволюционную работу путем незаконного повышения норм выработки и снижения расценок рабочим кузнечного цеха, повышающим свою производительность труда и перевыполняющим нормы выработки. Так, например, была повышена норма выработки и снижена расценка по детали N0425 одному из инициаторов стахановского движения в цеху, перевыполняющему норму на 450-500%, прессовщику Блудову, по детали N12183 — кузнецу-стахановцу Лучкину, перевыполняющему нормы выработки на 400-500%, и прессовщице Лихобабе по детали N82. В результате таких действий Дородного и Некрасова зарплата ударников-стахановцев не только не повысилась, но в ряде случаев снизилась от 30 до 70%.

На фабрике им. Тинякова в Харькове инструктор Погребняк браковал заведомо годную продукцию, вырабатываемую стахановцем, заявляя, что он не допустит такого положения, чтобы рабочий получал больше, чем он — инструктор".

А в докладе прокуратуры Ленинградской области приводился такой пример:

"Стахановки колхоза "Лихачево" Шольского района, ударницы огородов Демичева и Ершова, добились в результате стахановских методов работы рекордного выращивания овощей — до 280 центнеров с гектара. За отличную работу они были награждены знаками ударников и представлены к премии. Однако вскоре по колхозу стали распространяться клеветнические слухи: Демичева и Ершова отмечены знаком не за работу, а за... половое сожительство с руководителями колхоза. Слухи дошли до мужей ударниц, которые потребовали от своих жен возврата знаков ударников. Демичева и Ершова обратились тогда к прокурору. Расследованием было установлено, что эти клеветнические измышления исходили от колхозницы Копыловой, постоянно опаздывавшей на работу и иногда прямо уклонявшейся от нее. Копылова по ч. 2 ст. 73.1 УК осуждена к 2 годам лишения свободы".

А прокурор Саратовского края в своем докладе сообщал, во что выливается зависть к заработкам стахановцев:

"1 января 1936 г. на заводе комбайнов был сильно избит стахановец кузнечно-прессовочного цеха Ушенин, накануне избиения премированный администрацией за высокие показатели работы. В избиении принимали участие деклассированные хулиганы Рассудов, Мичурин, Чекизов и Макаров, ранее неоднократно выступавшие против стахановского движения. Перед избиением стахановца Ушенина хулиганы требовали от него, чтобы Ушенин отдал им деньги, полученные при выдаче премии, а когда Ушенин отказался отдать премию, то Мичурин пытался зарезать его ножом".

В отличие от многих других советских кампаний с применением карательных органов мероприятия по защите стахановцев не прекратились ни через месяц, ни через год. Однако многие из стахановцев, после того как нормы для всех увеличивались и их заработки, соответственно, падали, начинали понимать, что государство использовало их в собственных целях. И хотя слова о стахановском движении гремели еще многие годы, добиться главной цели — увеличить производительность труда до уровня передовых капиталистических государств — руководству страны так и не удалось.

https://steissd.livejournal.com/6750879.html

Неудачи милиционеров в деле розыска уголовников, о которых я писал в предыдущем посте, были свидетельствами не только плохой работы органов правопорядка, но и тотального бардака, который царил в стране при том самом Сталине, про которого в наши дни 20-летние ребёнки, не заставшие даже Горбачёва, утверждают, что в его правление «был порядок». Порядка не было, причём нигде: ни в работе милиции, ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве, ни в культуре. Иногда удавалось его имитировать, но нередко не заморачивались даже имитацией. Вспоминается из А.К.Толстого: «Послушайте, ребята, что вам расскажет дед. Земля наша богата, порядка в ней лишь нет». И при Сталине его тоже не было, зато был бардак.

29 тысяч бежавших из мест заключения преступников и скрывшихся подследственных и подсудимых, включая 1775 убийц и 2855 разбойников, безуспешно разыскивала милиция в 1955 году. К ним добавлялись десятки тысяч уклонявшихся от уплаты алиментов. Причина провальных показателей была простой: милиционеры уже долгое время не справлялись с потоком розыскных дел. Однако винить их за это было нельзя, ведь суды и прокуратура составляли огромное количество запросов на поиск граждан, проявляя удивительную безалаберность. А иногда непринужденно освобождали людей, которых оперативники преследовали годами.

Время побегов

Лето 1951 года, впрочем, как и вся его первая половина, выдалось в СССР совершенно особенным. Прежде всего потому, что из лагерей МВД СССР в это время бежало непривычно большое количество заключенных. При этом они не пользовались никакими изощренными приемами, не устраивали, к примеру, подкопов под колючей проволокой, а исчезали, пользуясь вопиющими огрехами в службе охраны лагерей. 7 июля 1951 года заместитель министра госбезопасности СССР генерал-лейтенант Королев писал в МВД СССР:

"За последнее время резко возросло число побегов заключенных из лагерей Волгодонстроя и особенно из Цимлянского лагеря. Всего с 1/I по1/VII т. г. бежало 170 заключенных, из них из Цимлянского лагеря — 159.

Большинство побегов совершено со строительного участка этого лагеря — "Котлован". Чаще всего побеги совершаются вследствие плохой проверки железнодорожных составов и автомашин, выходящих из производственной зоны. Так, например:

21 июня т. г. с производственного объекта на автомашине ЗИС-150 N РВ 98-06 бежали заключенные Прокофьев, Ванчуров, Евтушевский, Гусанов, Унанян и Половин, осужденные от 3-х до 20 лет лишения свобода каждый.

В ночь на 13 апреля т. г. из рабочей зоны "Котлован" через проходную вахту на автомашине ЗИС-150 N 008-ДК, бежал заключенный Капканец, осужденный к 12 годам лишения свободы.

В ночь на 26 апреля с. г. с того же строительного участка через проходную вахту на автомашине бежали заключенные Тимофеев, осужденный к 13 годам, и Ильин, осужденный к 10 годам ИТЛ.

29 мая т. г. там же с использованием автомашины ЗИС-150 N584 бежал заключенный Андреев, осуждений к 6 годам ИТЛ.

Побеги совершаются также вследствие нарушения правил конвоирования и халатного несения службы со стороны отдельных стрелков охраны, которые нередко вступают с заключенными в преступные связи.

Старшина Сергеев при конвоировании заключенных Уробко, Животова, Зубкова и Голубовского напился вместе с ними пьяным, после чего заключенные нанесли ему бутылкой тяжелое ранение и, захватив пистолет "ТТ" с 16 патронами, бежали.

16 мая т. г. из Мартыновского ИТЛ под конвоем ефрейтора Норбоева в центральную больницу был направлен заключенный Петров, осужденный к 7 годам лишения свободы. В пути следования Ветров купил водки и распил ее вместе с конвоиром, а когда последний заснул, забрал у него пистолет и скрылся.

Имеют место случаи, когда заключенные совершают побеги через проволочные заграждения в местах, где оно находится в неисправном состоянии.

14 апреля т. г. из рабочей зоны Цимлянского ИТЛ "Котлован"" через проволочное заграждение бежали заключенные Загорулько и Артамонов.

Значительное количество побегов совершают расконвоированные заключенные. У многих из них при задержании имелось по два и более пропусков, подписанных разными лицами, с поддельными печатями и чужими фотокарточками.

Часты также случаи, когда объявляются в розыск заключенные, которые фактически побега не совершали и скрывались в охраняемой зоне. Объясняется это главным образом недостаточно четкой организацией учета заключенных и надзора за ними.

Из 86 заключенных, объявленных в розыск с производственного участка "Котлован", 25 человек фактически побега не совершали и были обнаружены укрывшимися на производстве.

Заключенный Пузиков, объявленный в розыск в феврале т. г., скрывался в охраняемой зоне более двух месяцев".

Как следовало из других документов, массовые побеги заключенных происходили во многих частях СССР. Например, в очередном послании Королева в МВД, написанном неделю спустя, говорилось:

"По сообщению Управлений милиции МГБ Коми АССР, Башкирской АССР и УМГБ Новгородской области, за последнее время участились побеги заключенных из лагерей МВД, расположенных на территории обслуживаемой этими Управлениями милиции. Часто заключенные бегут группами, обезоруживая охрану лагерей и совершая после побега опасные преступления. Так, например:

24 мая т. г. из Ухтижемлага МВД Коми АССР при этапировании группы заключенных из лагеря на лесной участок семь заключенных, в том числе Дубровский В. Е., Смирнов В. А., Кущев А. И., Пономаренко М. И. и Мануйлов И. Е., напали на конвой, обезоружили его и, захватив две винтовки и 60 патронов, скрылись.

После побега указанные преступники совершили 3 вооруженных грабежа и при задержании убили работника ОИТК МВД Коми АССР старшего лейтенанта Панова.

10 июня т. г. из этого же лагеря вновь бежали девять заключенных, в том числе Бонарцев Н. Ф., Барабашкин М. П., Иванов Г. П., Зайцев Н. Е., Мазаев H. М., которые, работая на объекте, напали на охранника лагеря, отобрали у него автомат и 70 патронов и скрылись.

При задержании этих преступников последние оказали опергруппе Ухтижемлага вооруженное сопротивление и убили сотрудника лагеря капитана Мальцева и одного стрелка военизированной охраны, а другого стрелка ранили.

26 мая т. г. заключенные 18 строительства МВД, дислоцируемого в гор. Ишимбае, Башкирской АССР, Семенчуков Н. Я., Андрейча Г. И., Журавчик Б. М. и Карманов В. Н. напали на конвой, обезоружили его и, захватив автомат, винтовку и 60 патронов, скрылись.

16 мая т. г. из лагеря Главпромстроя МВД СССР, расположенного на территории Валдайского района Новгородской области, совершен групповой побег десяти преступников, в том числе (так в тексте - "Деньги") Гашилов T. A., Терентьев И. А., Ковальчук В. П., Донцов В. Е., Гедус Г. И., Писакин A. A., Бабаев К. О., Первов А. К., Чугунов С. И. и Шептунов А. И., осужденных на сроки от 10 до 20 лет ИТЛ каждый.

В результате мер, принятых органами милиции совместно с охраной лагерей МВД, указанные побеги ликвидированы.

Все эти 4 побега имели место вследствие плохой организации охраны заключенных. Наиболее характерен случай побега из лагеря 18 строительства МВД СССР, где бежавшие преступники предварительно перед побегом напоили пьяными начальника конвоя Сундетбаева и стрелка Игнатьева, обезоружили и сняли с них форменную одежду".

Но генерал Королев беспокоился не только и не столько из-за состояния охраны лагерей и роста преступности. Беглых заключенных, которых охрана лагерей не поймала в первые же часы или дни после побега, приходилось ловить милиции, входившей тогда в состав МГБ СССР. И потому заместитель министра убеждал коллег в необходимости сотрудничества:

"Первые отделы лагерей о побегах заключенных в органы милиции сообщают поздно и не указывают время и обстоятельства побегов, вследствие чего розыск их усложняется.

Прошу Вас принять соответствующие меры".

Неопределенные определения

Проблема заключалась в том, что результативность розыска как беглых заключенных, так и других правонарушителей и преступников, мягко говоря, оставляла желать много лучшего. В МГБ попытались очистить розыскные списки от тех, кого безуспешно искали десять и более лет, у которых сроки давности преступлений, включая побеги, давно вышли. Но даже после этого не могли в точности определить, сколько граждан находится в розыске по разным категориям. К примеру, в ответ на запрос Министерства юстиции СССР МГБ сообщало:

"В связи с Вашим письмом N1А/33-92 от 10 августа 1951 года нами была проверена сверка учетов на разыскиваемых расхитителей социалистической собственности и растратчиков с имеющимся в народных судах фактически наличием уголовных дел, приостановленных производством за нерозыском обвиняемых.

Из поступивших с мест сообщений видно, что, по неполным данным, народными судами приостановлено производство за нерозыском обвиняемых по всем отраслям народного хозяйства свыше 3000 дел. Наибольшее количество дел приостановлено: в Украинской ССР — 726; Грузинской ССР — 479; в Молдавской ССР — 91; в областях Свердловской — 477; Калининградской — 419; Кемеровской — 176; Калужской — 167; Челябинской — 94.

Учитывая неблагонадежное состояние розыска скрывшихся от суда преступников, Главное Управление милиции МГБ СССР приняло меры к устранению имеющихся недостатков в этой работе и коренному ее улучшению".

Одновременно милицейское руководство указывало, что далеко не вся вина за слабую розыскную работу лежит на оперативниках:

"При проведении проверки выявлены многочисленные случаи, когда народные суды определения о розыске выносят спустя 2-3 года после того, как преступник скрылся.

Так, в декабре 1947 года нарсудом Больше-Сосновского района Молотовской области было приостановлю уголовное дело по обвинению Глушковой А. И. по ст. З Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года, а определение о ее розыске было вынесено только в конце 1951 года.

В течение полутора лет нарсудом Ояшинского района Новосибирской области не был объявлен розыск на скрывающуюся от суда Чепелеву М. Т., совершившую хищение кооперативных средств на сумму 17,500 рублей.

Аналогичные явления отмечены в нарсудах Казахской, Туркменской, Белорусской, Литовской, Эстонской ССР, Тамбовской, Курской, Горьковской, Свердловской, Читинской и Томской областей.

Выносимые судами определения о розыске скрывшихся преступников составляются небрежно, без указания последнего места жительства, работы, семейного положения, родственных и иных связей разыскиваемых, а в некоторых случаях и без указания состава преступления. Выявлен ряд случаев, когда народные суды выносят определения о розыске "преступников", похитивших один килограмм зерна, 450 граммов масла, пару подошв, 420 рублей денег (Ростовская, Смоленская области).

Естественно, что все это отрицательно влияет на розыск скрывшихся преступников и дает им возможность длительное время уклоняться от ответственности.

В связи с изложенным прошу Вас дать указание о своевременном направлении органам милиции определений нарсудов о розыске скрывшихся преступников и более качественном оформлении этих материалов".

Та же картина наблюдалась в прокуратуре. Министр госбезопасности СССР С. Д. Игнатьев писал генеральному прокурору СССР Г. Н. Сафонову о ситуации в Казахстане:

"Как сообщает МГБ КазССР, задания о розыске уголовных преступников работники прокуратуры нередко передают в органы милиции спустя длительное время с момента возбуждения дел, что затрудняет проведение розыскных мероприятий.

В мае 1950 года прокуратурой гор. Петропавловска передано в милицию задание о розыске растратчика Богданова, уголовное дело на которого было возбуждено еще в 1943 году.

В феврале 1952 года прокуратурой Карагандинской области передано в милицию задание о розыске Исакова, растратившего совместно с другими преступниками около 700 тысяч рублей и скрывшегося от следствия в 1946 году.

В марте 1951 года прокуратура гор. Семипалатинска передала в милицию задание о розыске Нехорошева и Чурикова, присвоивших 66 000 рублей государственных денег. Дело на них было возбуждено прокуратурой еще в 1949 году, и тогда же преступники скрылись от следствия".

Но, судя по архивным документам, эти обращения ни к чему не привели. 15 января 1953 года Главное управление милиции МГБ СССР направило в Министерство юстиции обширную справку, которая свидетельствовала, что нарушения при оформлении запросов на розыск продолжаются:

"Имеют место случаи, когда народные суды... принимают от администрации предприятий материалы о лицах, самовольно ушедших с работы, в которых отсутствуют или искажены установочные данные о разыскиваемых.

Вместо возвращения таких материалов для надлежащего оформления народные суды выносят по ним определения о розыске и передают их на исполнение в органы милиции.

Так, в Борисово-Судское райотделение милиции Вологодской области в августе с/года поступило из местного народного суда 28 определений, причем в 20-ти из них сведения о разыскиваемых были неполными.

Нарсуд 2 участка гор. Кандалакши Мурманской области вынес определения на розыск Скулкиса, Привалова, Войтюм и других, в которых отсутствовали сведения о местах их рождения.

Нарсудом I участка Старо-Кузнецкого района города Сталикска Кемеровской области вынесены определения на розыск Садыкова и Казаровой, места рождения которых были искажены.

Отмечены случаи, когда и народные суды при рассмотрении материалов допускают искажения сведений о разыскиваемом.

Народным судом 5 участка города Новочеркасска Ростовской области в одном и том же определении самовольно ушедший с работы Самохватов назван Самокоровым и Самохворовым.

Народным судом 1 участка Артемовского района города Шахты той же области в определении на розыск Мортиеску Минустин Ионович назван Устином Ивановичем, уроженцем "Кипорчанского района Кушинской области", тогда как такого района и области нет.

По аналогичным мотивам в августе 1952 года в народный суд 3 участка гор. Новокуйбышевска Куйбышевской области органы милиции были вынуждены возвратить 51 определение".

Но главная проблема заключалась в том, что огромное количество постановлений о розыске граждан страны, бежавших от тяжелой и плохо оплачиваемой работы (что тогда было преступлением) принималось судами в автоматическом режиме:

"В ряде случаев народные суды, не вызывая обвиняемых в суд, выносят определения об их розыске, между тем в процессе проводимых органами милиции мероприятий выясняется, что они вовсе не скрывались и продолжают проживать по тому же адресу, а в некоторых случаях даже не уходили с работы.

Народные суды города Киселевска Кемеровской области в июле-сентябре 1952 года вынесли 81 определение о розыске лиц, самовольно ушедших с предприятий. В действительности оказалось, что 6 человек из них переведены на другую работу, а 25 продолжали работать на прежних местах.

Нарсуд 2 участка гор. Прокопьевска той же области 30 июля 1952 года вынес определение о розыске Пелипенко А. А. за самовольный уход с работы в Стройуправлении N1 треста "Сталинуголь". Проверкой установлено, что Пелипенко, имея бюллетень, находился на излечении в больнице.

13 августа 1952 года нарсудом 1 участка гор. Чистяково, Сталинской области вынесено определение о розыске самовольно оставившего работу на шахте им. Киселева пом. главного инженера Чудного П. В. При проверке выяснилось, что Чудный с работы не уходил, а в июле месяце 5 дней болел, имея бюллетень, однако нач. шахты Даниленко, будучи в ссоре с Чудным, направил на него материалы в народный суд. Народный суд вынес определение, не вызывая Чудного на заседание.

Народный суд Верхне-Тоемского района Архангельской области вынес определения о розыске Бабий, Корниевской, Стачук и Логвиновой как обвиняемых за самовольный уход с работы в леспромхозе и на строительстве узкоколейной железной дороги. Работники милиции, осуществляя розыск, установили, что все эти лица оказались на месте и с работы не уходили.

Народный суд 3 участка города Новочеркасска 23 августа 1952 года вынес определение о розыске рабочего завода имени тов. Буденного — Васильева А. И. за самовольный уход с работы его 21 июня 1952 года.

Через несколько дней на того же Васильева из нарсуда поступило второе определение о розыске за самовольный уход с работы 8 августа 1952 года.

При проверке оказалось, что Васильев продолжает работать на заводе и с работы не уходил

Аналогичный случай допущен народным судом 5 участка гор. Новочеркасска в отношении Полымского О. Н., на розыск которого вынесены два определения 18 июня и 26 сентября 1952 года, тогда как он с работы тоже не уходил".

Главное управление милиции подчеркивало, что подобная практика повсеместна:

"Аналогичные факты имеют место в народных судах других республик, краев и областей. О всех таких фактах местные органы милиции сообщают в Управления Министерства юстиции, однако должных мер к устранению их не принимается. Все эти недостатки в работе народных судов серьезно осложняют работу органов милиции по розыску лиц, самовольно ушедших с предприятий и строек".

"Осложнения" — это было еще слишком мягко сказано. После проведенной в начале 1953 года проверки милиции города Макеевка заместитель начальника ГУМ МГБ СССР Овчинников докладывал:

"Органы милиции Макеевки до крайности перегружены работой по розыску самовольно оставивших производство и нередко вынуждены бросать на это все свои силы в ущерб работе по охране общественной безопасности и борьбе с преступностью. В течение 11 месяцев 1952 года сбежало с предприятий Макеевки 3,079 человек, из них 1,981 человек милицией было разыскано, но взамен их в декабре поступили материалы о розыске новых 369 человек. На 20-е декабря 1952 года скопилось в розыске 897 человек, сбежавших с производства".

Пустые хлопоты

Однако милиционерам приходилось разыскивать не только, как их тогда называли, "дезертиров с производства". В очередной записке, а по сути, жалобе милиционеров в Министерство юстиции СССР, подготовленной в феврале 1953 года, говорилось:

"Изучая работу по розыску лиц, уклоняющихся от уплаты алиментов, Главное Управление милиции МГБ СССР установило, что за последние годы число случаев фактического оставления отцами своих семей не сокращается. Ежегодно в органы милиции поступает до 90,000 новых заявлений о розыске этих лиц.

Практика показала, что значительная часть неплательщиков алиментов, будучи разысканной, непродолжительное время выплачивает алименты, а затем вновь скрывается. Так, из общего числа разысканных за последние два с половиной года по 14 областям 35,223 чел. вновь скрылись: один раз — 8,596, два раза — 1,657 и неоднократно — 479.

Органы прокуратуры вопреки ст.158 УК РСФСР и ст.19 Постановления Верховного Суда СССР от 15.XI.1939 года санкции на арест таких злостных неплательщиков алиментов дают неохотно.

При рассмотрении же дел в судах стороны часто находят пути к соглашению, ответчики дают обязательства выплачивать алименты или возвратиться к семье, но затем вновь скрываются...

Имеются многочисленные случаи, когда судебные исполнители народных судов контроля за удержанием алиментов не осуществляют, за увольнением ответчиков с работы не следят, а при выездах их в другие места истиц об этом не уведомляют.

Некоторые народные суды, вопреки закону, необоснованно отклоняют представления органов милиции о взыскании с ответчиков денежных средств за розыск".

Но самое примечательное заключалось в том, что оперативники тратили много сил и средств на абсолютно бесполезные розыскные мероприятия. Министр госбезопасности СССР Игнатьев писал генпрокурору Сафонову:

"В отношении утери прокуратурами уголовных дел на преступников, разыскиваемых органами милиции, МГБ КазССР известны следующие характерные факты:

Прокуратурой гор. Чимкента Южно-Казахстанской области утеряно 12 уголовных дел на преступников, разыскиваемых милицией по заданию этой же прокуратуры. Органами милиции установлены места пребывания троих разыскиваемых, однако преступники продолжают оставаться на свободе в связи с утерей на них уголовных дел.

В 1946 году по заданию прокуратуры гор. Чимкента милицией объявлен в розыск Марченко, подлежащий привлечению к уголовной ответственности за хищение 20 тонн угля и подлог документов. Марченко разыскан, но остается на свободе, так как Чимкентская прокуратура не нашла на него уголовного дела.

В прокуратуре Алма-Атинской области утеряно 7 дел на разыскиваемых преступников. Двое из этих преступников установлены органами милиции, но к уголовной ответственности также не привлекаются из-за утери дел".

Бывало и еще хуже. В марте 1953 года, когда МГБ и МВД объединились под руководством Берии, Главное управление милиции сообщало Прокуратуре СССР:

"По сообщению Управления милиции УМВД Читинской области, некоторые органы прокуратуры Читинской области неосновательно объявляют в розыск лиц, преступная деятельность которых не доказана. При объявлении в розыск выносятся постановления на арест, а при установлении разыскиваемых эти постановлении отменяются, в результате чего милицией впустую проводится большая работа.

Так, например: Управлением милиции УМВД Читинской области по заданию прокурора Центрального района гор. Читы с 1948 года разыскивался убийца-грабитель Корчанов Пантелей Михайлович, 1918 года рождения, уроженец села Романовка Еравнинского района Бурят-Монгольской АССР, который при участии своего брата Корчанова Е. М. и Коргаполова H. М. 20 декабря 1948 года совершил убийство Шутова и нанес ранения Кравченко и Левшину. За это преступление Корчанов И. М. и Коргаполов арестованы и осуждены, а Корчанов П. М. скрылся.

В процессе розыска Корчанов П. М. под фамилией Кожурихина Анатолия в 1953 году установлен проживающим на руднике Слюдянке, Бодайбинского района, Иркутской области.

При обнаружении разыскиваемого Управление милиции Читинской области обратилось к прокурору области с просьбой санкционировать его этапирование в г. Читу, однако в санкции было отказано, так как в приостановленном следственном деле оснований для ареста и привлечения к уголовной ответственности Корчанова на имелось.

По требованию прокуратуры Читинской области органами милиции разыскивался за хищение социалистической собственности в сумме около ста тысяч рублей Романчук.

Арест Романчука был санкционирован областным прокурором, однако когда разыскиваемый был установлен в гор. Симферополе и об этом была извещена прокуратура Читинской области, последовало указание об отмене постановления на арест за отсутствием доказательств.

По сообщениям инициатора розыска, Корчанов и Романчук являлись особо опасными преступниками, и на их розыск было уделено серьезное внимание, а оказалось, что разыскивать их не было необходимости".

Но куда больше милиционеров злило, когда их загружали работой, которой могло и не быть. 27 марта 1953 года начальник ГУМ МВД СССР Стаханов писал в Министерство юстиции:

"Главное управление милиции уже ставило Вас в известность о многочисленных случаях, когда органы суда после осуждения преступников на длительные сроки лишения свободы освобождают их под подписку о невыезде до вступления приговоров в законную силу, в связи с чем осужденные скрываются.

За последнее время в ГУМ МВД СССР вновь поступили сообщения, что такая практика продолжает иметь место в судебных органах Украинской ССР и Ульяновской области".

Итоги огромной, но зачастую бессмысленной работы по розыску преступников были подведены в марте 1956 года в постановлении Президиума ЦК КПСС "О крупных недостатках в работе Министерства внутренних дел СССР и мерах по их устранению", где говорилось:

"Органы милиции плохо ведут розыск преступников, бежавших из тюрем, лагерей, колоний и камер предварительного заключения. В настоящее время в розыске находится более 9,000 преступников. Кроме того, разыскивается более 20,000 лиц, скрывшихся от ареста, следствия и суда. В числе разыскиваемых 1,775 убийц, 2,855 бандитов и разбойников, 3,940 воров".

Показатели работы розыскников улучшились после того, как отменили наказание за самовольное оставление работы и ужесточили — для неплательщиков алиментов. Но советская судебная система сохраняла все присущие ей недостатки, а потому розыск беглецов оставался зачастую все тем же - бессмысленным и при этом страшно затратным.

https://steissd.livejournal.com/6750623.html

В рассказах сэра Артура Конан Дойла фигурировал, помимо Шерлока Холмса, джентльмена с нестандартным хобби, и д-ра Уотсона, ветерана, выполнявшего интернациональный долг в Афганистане задолго до Апрельской революции, государственный служащий, инспектор лондонской полиции Лестрейд. Они с Холмсом хорошо дополняли друг друга: Лестрейд был весьма посредственным сыщиком, зато имел кое-какие процессуальные полномочия, отсутствовавшие у Холмса, который расследовал преступления и сдавал через него в руки закона разоблачённых мазуриков. Но вот советским мегрэ отсутствие Холмса сильно мешало выполнять свою основную функцию: ловить уголовников. По части мордобития у них всё получалось по-стахановски, с многократным перевыполнением плана, а вот в сфере защиты населения от тех, кто кое-где и порой честно жить не хочет — увы...

112.9 тыс. заявлений о розыске нерадивых отцов, скрывшихся от уплаты алиментов, получила советская милиция в 1952 году. Кроме того, в розыске находились десятки тысяч "дезертиров производства" — рабочих и служащих, которые вопреки действовавшему тогда законодательству, запрещавшему увольнение по собственному желанию, покинули заводы и фабрики. Руководство Главного управления милиции утверждало, что дела такого рода отвлекают разыскников от поиска тысяч матерых уголовников, бежавших из мест заключения и из-под следствия. Однако внутренняя проверка, проведенная в МВД СССР в 1954 году, показала, что розыску мешает совершенно другое.

Непойманные воры

Вскоре после того, как в 1949 году Главное управление милиции одновременно с пограничными войсками было передано из Министерства внутренних дел в Министерство госбезопасности, новые кураторы милиции в ходе ознакомления с ее работой обнаружили крайне интересный факт. Десятки тысяч, если не сотни тысяч беглых преступников, "дезертиров производства" и неплательщиков алиментов, находились в розыске, но их поиск в большинстве случаев заканчивался безрезультатно. Руководство МГБ СССР попыталось упорядочить учет разыскиваемых и установить единые правила объявления граждан в розыск.

Однако распорядиться наладить розыск оказалось гораздо проще, чем выполнить приказ. Сведения, полученные МГБ СССР из областных и республиканских подразделений милиции, наглядно показывали, что прокуратура и суд, мягко говоря, нерадиво относятся к розыску тех, кто исчез до составления обвинительного заключения или приговора. К примеру, в ответ на запрос Министерства юстиции МГБ СССР сообщало:

"При проведении проверки выявлены многочисленные случаи, когда народные суды определения о розыске выносят спустя 2-3 года после того, как преступник скрылся.

Так, в декабре 1947 года нарсудом Больше-Сосновского района Молотовской области было приостановлено уголовное дело по обвинению Глушковой А. И. по ст. 3 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года, а определение о ее розыске было вынесено только в конце 1951 года.

В течение полутора лет нарсудом Ояшинского района Новосибирской области не был объявлен розыск на скрывающуюся от суда Чепелеву М. Т., совершившую хищение кооперативных средств на сумму 17,500 рублей.

Аналогичные явления отмечены в нарсудах Казахской, Туркменской, Белорусской, Литовской, Эстонской ССР, Тамбовской, Курской, Горьковской, Свердловской, Читинской и Томской областей.

Выносимые судами определения о розыске скрывшихся преступников составляются небрежно, без указания последнего места жительства, работы, семейного положения, родственных и иных связей разыскиваемых, а в некоторых случаях и без указания состава преступления. Выявлен ряд случаев, когда народные суды выносят определения о розыске "преступников", похитивших один килограмм зерна, 450 грамм масла, пару подошв, 420 рублей денег (Ростовская, Смоленская области)".

Огромное количество случаев позднего объявления в розыск связано с самой многочисленной категорией — "дезертирами производства". 15 января 1953 года Главное управление милиции сообщало министру юстиции СССР К. П. Горшенину:

"Очень часто народные суды несвоевременно рассматривают материалы на лиц, самовольно ушедших с работы, и определения об их розыске передают в органы милиции с большой задержкой...

Из 561 определения, поступившего в органы милиции города Куйбышева (областного) за 9 месяцев 1952 года, около половины были вынесены народными судами в сроки от одного до четырех месяцев спустя после самовольного оставления работы обвиняемыми...

3 октября 1952 года в третье отделение милиции гор. Черемхово Иркутской области из народного суда 4 участка одновременно поступило 61 определение о розыске обвиняемых по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 14/VII-1951 года, в том числе самовольно ушедших с работы: в июне — 42, в июле — 12, в августе — 5 и в сентябре — 2. Все определения народным судом были вынесены в один день — 30 сентября 1952 года".

После смерти Сталина, хотя и не сразу, положение прикрепленных к фабрикам и заводам рабочих несколько облегчилось, и разыскивать их стали реже. Но поток розыскных дел на граждан, уклоняющихся от уплаты алиментов, практически не уменьшался. Поэтому 1 октября 1953 года МВД, в марте того же года объединенное Берией с МГБ, обратилось за помощью к Всесоюзному центральному совету профсоюзов:

"По Союзу ССР имеется значительное число лиц, уклоняющихся от уплаты алиментов на содержание детей. Матери детей, оставшиеся без средств к существованию, вынуждены обращаться в органы милиции с заявлениями о розыске отцов детей.

В 1950 году в органы милиции поступило 93.9 тысячи таких заявлений, в 1951 году — 96.8 тыс., в 1952 году — 112.9 тыс. и в первом полугодии 1953 года — 52 тыс. заявлений.

Эти данные свидетельствуют о том, что количество лиц, бросающих свои семьи, не уменьшается, а увеличивается".

МВД признавало, что ничего не может поделать с неплательщиками алиментов:

"Органы милиции не имеют возможности пресекать уклонение от уплаты алиментов мерами административного воздействия, а к судебной ответственности неплательщики алиментов привлекаются в редких случаях. При этом обычно ответчики, чтобы избежать судебной ответственности, стремятся договориться с истцами, а затем вновь скрываются. Из числа разыскиваемых органами милиции неплательщиков алиментов до 30% разыскиваются второй и третий раз".

Именно поэтому милиция и обращалась за помощью к профсоюзам:

"Очевидно, что в борьбе с такими чуждыми советской действительности явлениями, как нежелание содержать своих детей, необходимо привлечение общественности и особенно профсоюзных организаций. МВД СССР обращается с просьбой дать профсоюзным организациям указание об усилении контроля за администрацией предприятий, строек и учреждений в части взимания алиментов и направления их лицам, воспитывающим детей".

Однако только этим МВД не ограничилось:

"Просьба также усилить контроль за правильностью оформления рабочих и служащих при найме их на работу и увольнении с работы. Вызывается это тем, что лица, уклоняющиеся от уплаты алиментов, часто меняют работу и, переезжая на новые места жительства, стараются не прописываться и не становиться на воинский учет. Администрация предприятий и учреждений и, в особенности, новостроек принимает таких лиц на работу, не обращая внимания на выполнение правил прописки и постановки на воинский учет. При перемещении, переводах, увольнении лиц, выплачивающих алименты, отделы кадров зачастую не извещают об этом судебных исполнителей, в результате неплательщики алиментов получают возможность скрываться".

Проблема заключалась лишь в том, что профсоюзы играли главным образом декоративную роль и уже очень давно не контролировали администрацию предприятий. А многие профсоюзные работники сами уклонялись от уплаты алиментов.

Ненайденное взаимопонимание

За низкие показатели розыска милицию постоянно ругали на всех уровнях власти. И оперативный отдел ГУМ МВД СССР, который отвечал за поиск подозреваемых и преступников, чтобы выявить проблемы в самой милиции, затрудняющие поиск, провел проверку региональных подразделений органов внутренних дел. Итоги обобщили в обзоре "О недостатках взаимодействия аппаратов отделов уголовного розыска, БХСС и других служб милиции при розыске уголовных преступников".

Как показала проверка, в районных и городских отделах милиции считали, что розыск — дело оперативных подразделений, а потому угрозыск, БХСС и прочие службы при исчезновении подозреваемых умывали руки и во многих случаях не оказывали разыскникам ни малейшей помощи.

"В розыске уголовных преступников,— говорилось в обзоре,— должны использоваться все силы и средства органов милиции, в первую очередь наиболее эффективное из них — агентура. В пункте 10 приказа МВД СССР N0202 от 17 сентября 1953 г. "О мерах по усилению охраны общественного порядка и борьбы с уголовной преступностью" указано: "Для розыска преступников использовать агентуру органов МВД и милиции, независимо от линии ее работы, и включить все службы милиции, в том числе паспортных работников и участковых уполномоченных с их подсобными силами".

Поэтому работа розыскных аппаратов органов милиции — оперативных отделов, отделений, групп и отдельных работников, осуществляющих розыск, не должна быть оторванной от работы других служб милиции. Главное управление милиции МВД СССР в своих указаниях неоднократно требовало от периферийных органов включения в розыск преступников всех служб милиции. Там, где к этим требованиям отнеслись серьезно, имеются положительные результаты. Однако многие управления милиции этих указаний ГУМ не выполняют и розыскную работу проводят неудовлетворительно.

Оперативные работники уголовного розыска и БХСС, располагающие значительными возможностями, свою повседневную работу по борьбе с уголовной преступностью и хищениями социалистической собственности не сочетают с розыском скрывающихся от наказания преступников и имеющуюся на связи агентуру не направляют на их розыск. В то же время многие начальники оперативных отделов с этим смирились, не ставят эти вопросы перед начальниками органов милиции и не добиваются устранения недостатков в организации розыскной работы".

Результаты такого подхода, как констатировалось в обзоре, были очевидны:

"За 1953 год Управлениями милиции Владимирской, Курганской и Ленинградской областей по агентурным данным отделов уголовного розыска и БХСС не задержано ни одного преступника. Такое же положение в Управлениях милиции Мордовской АССР, Узбекской ССР и некоторых других. При проверке работы Советского райотделения милиции Кировской области выявлено, что имеющиеся там два оперативных работника уголовного розыска в своем производстве ни одного оперативного учета не имели и в то же время ничего не делали по розыскным делам на преступников, розыск которых им был поручен".

В обзоре упоминалось немало мероприятий, из-за отсутствия помощи разыскникам закончившихся провалом:

"Об отсутствии взаимодействия и делового контакта в повседневной агентурно-оперативной работе розыскных аппаратов с аппаратами уголовного розыска и БХСС можно привести следующие примеры:

В Управлении милиции Астраханской области между оперативным отделом и отделом уголовного розыска велась официальная бюрократическая переписка об использовании секретной сотрудницы "Долговой". 18 июля 1952 г. оперативный отдел просил отдел уголовного розыска направить состоящую у них на связи "Долгову" на разработку родственников разыскиваемой преступницы Квасовой. Не получив ответа, оперативный отдел 17 ноября просил сообщить результаты разработки родственников преступницы. На этот запрос 27 ноября 1952 года из отдела уголовного розыска последовал ответ, что на разработку связей Квасовой направлен секретный сотрудник "Горшков". К ответу было приложено агентурное донесение "Горшкова" от 23 июля 1952 г., в котором сообщалось, что преступница под другой фамилией скрывается в гор. Саратове у своей сестры. В июле 1952 года она приезжала в гор. Астрахань и проживала две недели. Сын и дочь преступницы собирались выехать в гор. Саратов и сдавали багаж на станцию для отправки. Несмотря на оперативную ценность этого донесения, оно по вине отдела уголовного розыска своевременно не было реализовано, преступница не задержана.

В мае 1953 года в Ряжском районе Рязанской области был убит гр-н Цибаков. Расследованием было установлено, что убийство Цибакова на почве мести совершил освободившийся из заключения по амнистии житель этого района Акулов, который после совершенного преступления скрылся. Работники отдела уголовного розыска Управления милиции первоначально включились в розыск убийцы и для этой цели приобрели необходимую агентуру. Но, не добившись положительных результатов, работу по розыску прекратили и все материалы передали в оперативный отдел.

16 июля 1952 года в гор. Красноярске преступником Беспаловым, в прошлом неоднократно судимым по ст.ст. 162, 165 и 169 УК РСФСР, был убит из револьвера гр-н Диевский. Расследование по убийству вел отдел уголовного розыска Управления милиции края, но, так как преступник из гор. Красноярска скрылся, следственное дело было приостановлено и материалы переданы в оперативный отдел для розыска преступника. Несмотря на серьезность преступления и на то, что Беспалов состоял на учете в отделе уголовного розыска, последний никакого участия в розыске убийцы не принимает и свою агентуру для его обнаружения не использует".

Взаимодействия не наблюдалось даже в случаях, когда речь шла об обнаружении участников преступных группировок:

"В ноябре 1952 года отделом уголовного розыска Управления милиции Рязанской области ликвидирована вооруженная грабительская шайка в составе 6 человек. Пять преступников были арестованы, а главарю шайки Серегину удалось скрыться. Вместо того чтобы включиться в активный розыск этого опасного преступника, отдел уголовного розыска в январе 1953 года передал в оперативный отдел все материалы и от его розыска самоустранился. Агентура, ранее работавшая по агентурному делу, в розыске преступника не используется.

В мае 1952 года ОБХСС Мытищинского райотдела милиции Московской области была вскрыта группа расхитителей социалистической собственности, занимавшаяся хищением кровельного железа. Несколько участников этой группы было арестовано, а работавший в отделе снабжения Мытищинского машиностроительного завода Семенюк, который похитил кровельного железа на сумму свыше 100 тысяч рублей, от следствия и суда скрылся. Первое время отделение БХСС занималось розыском этого опасного преступника, но, не добившись результатов, в апреле 1953 года материалы по розыску Семенюка передало в оперативный отдел Управления милиции, а само от розыска самоустранилось. Имеющийся в отделении агент "Григорий", ранее работавший по этим расхитителям, в розыске не используется".

А бездействие некоторых борцов с хищениями и спекуляцией временами могло вызывать подозрения в сговоре с преступниками:

"Отделом БХСС Управления милиции Московской области разрабатывался спекулянт Макжанов, который, вступив в преступную связь с продавцом промтоварной палатки на станции Удельная, принимал от последнего промтовары и продавал их по спекулятивным ценам. 30 апреля 1953 года Макжанов работниками ОБХСС был задержан с 10 одеялами, предназначенными для продажи, а при обыске на квартире у него было обнаружено еще 14 одеял. После допроса, на котором Макжанов был изобличен в спекуляции, он временно из-под стражи был освобожден под подписку о невыезде с места жительства, которую нарушил и от следствия скрылся. Вместо того чтобы активно разыскивать этого преступника, ОБХСС в сентябре 1953 года все материалы на него передал в оперативный отдел и от розыска уклонился.

Начальник ОБХСС Управления милиции Пензенской области тов. Лукьянов не имеет у себя и не интересуется данными о разыскиваемых оперативным отделом расхитителях социалистической собственности, работники ОБХСС и их агентура в розыске не участвуют".

Как выявила проверка оперативного отдела ГУМ МВД СССР, в очень многих подразделениях милиции в розыске беглых преступников не участвовали и те, чьей прямой обязанностью было выявление любых подозрительных граждан,— участковые милиционеры и сотрудники паспортных служб:

"В большинстве органов милиции розыскные возможности участковых уполномоченных с их подсобными силами, а также работники паспортной системы и ЗАГСов, вследствие отсутствия надлежащего руководства ими, в розыскной работе используются слабо и повседневного делового контакта у розыскных аппаратов с этой категорией работников не имеется.

При проверке работы Борисовского горотдела милиции Минской области были вызваны три участковых уполномоченных для выяснения их розыскных возможностей. Оказалось, что они в гор. Борисове работают по 15 и более лет, сами являются местными жителями, хорошо знают всех проживающих на своих участках, имеют доверенных лиц, но их к розыскной работе не привлекают. Тут же выяснилось, что участковый уполномоченный тов. Чечин имеет двух доверенных лиц, близко связанных с братом разыскиваемого преступника Рогачевского, и через них можно установить его местонахождение, но перед тов. Чечиным никем такой задачи не ставилось.

Такое положение наблюдается во многих горрайорганах милиции".

Из-за халатного отношения многих паспортистов к своим обязанностям, как отмечалось в отчете, преступники чувствовали себя совершенно спокойно:

"В некоторых органах милиции сторожевые листки на разыскиваемых преступников и других скрывающихся лиц и листки прописки в картотеку КАБ своевременно не вливаются.

В Ташкентском кустовом адресном бюро на 1 сентября прошлого года не были влиты в картотеку около 100 тысяч прописных листков, поступивших с июня 1953 года.

В Бухарском кустовом адресном бюро на это же число не было влито в картотеку свыше 3 тысяч розыскных карточек на неплательщиков алиментов и свыше двух тысяч прописных листков.

В Карагандинском кустовом адресном бюро не были влиты в картотеку сторожевые листки и листки прописки, поступившие в марте--апреле 1953 года.

Имеют место случаи, когда кустовые адресные бюро своевременно не ставят в известность оперативных работников, осуществляющих розыск, о прописке разыскиваемых лиц.

Кустовое адресное бюро гор. Минска, например, на разыскиваемого Коробкина, сторожевой листок на которого выставлен 26 апреля 1951 года, а прописан он 20 августа 1951 года, сообщило в оперативный отдел только 7 февраля 1953 года. На разыскиваемого Мурашко сторожевой листок выставлен 1 декабря 1950 г., прописан он 11 декабря 1952 г., а сообщение о прописке поступило 11 февраля 1953 г.

Подобные факты не единичны".

Нечастые успехи

Казалось, что ситуация безвыходная. Однако в том же отчете "О недостатках взаимодействия аппаратов отделов уголовного розыска, БХСС и других служб милиции при розыске уголовных преступников" говорилось и о случаях, когда преступников удавалось разыскать и задержать. Для этого требовалось немного — чтобы подразделения милиции просто взаимодействовали между собой:

"В тех случаях, когда оперативные отделы управлений милиции свою работу контактируют (так в документе) с другими аппаратами и службами милиции, они добиваются положительных результатов, так:

Управлением милиции Киевской области разыскивался бежавший из заключения преступник Рора, он же Ворона. В результате проведенных мероприятий Кагарлыкским райотделением милиции Киевской области через агента "Козырева" были получены данные о том, что в селе Ставы Кагарлыкского района в доме гр-ки Лесовой систематически появляется неизвестный мужчина, имеющий сходство с разыскиваемым.

Организованные засады возле дома Лесовой положительных результатов не давали, в связи с чем были дополнительно проинструктированы и направлены два секретных сотрудника, используемых по линии БХСС. Вскоре от одного из них — "Иванова" получены данные, что неизвестный появляется в чайной села Кагарлык. В результате реализации этих данных преступник был арестован".

Однако полное взаимопонимание между службами и объединение их усилий нашли только в одном регионе СССР:

"По инициативе оперативного отдела Управления милиции Татарской АССР вся действующая агентура органов милиции гор. Казани взята на карточный учет. В карточке на каждого секретного сотрудника указан его псевдоним, адрес места жительства и у кого состоит на связи. Эти карточки разложены в картотеке с разбивкой по улицам гор. Казани и восходящим номерам домов. В случае проведения каких-либо агентурных мероприятий по той или иной улице или дому, а также лицу, адрес которого известен, заинтересованный оперативный работник обращается к этой картотеке. При наличии в нужном адресе агента-осведомителя он связывается с работником, у которого источник состоит на связи, и совместно с ним проводит необходимые мероприятия. В борьбе с преступностью и розыске уголовных преступников это дает положительные результаты".

А наилучшие результаты розыска имели место в тех случаях, когда работники милиции попросту добросовестно выполняли свои обязанности:

"В тех органах милиции, где участковые уполномоченные, работники паспортной системы и ЗАГСов направляются на розыск скрывающихся преступников и их работа согласовывается с работой розыскных аппаратов, имеются положительные результаты.

Вельским райотделением милиции Архангельской области в течение 3 лет разыскивалась скрывшаяся от следствия органов прокуратуры расхитительница социалистической собственности Прокопьева. Участковому уполномоченному было дано задание собрать на нее по месту рождения полные данные. Через доверенное лицо участковый уполномоченный установил, что Прокопьева, скрывшись с места жительства, вышла замуж за Чертовского и выехала с ним неизвестно куда. В последующем доверенное лицо сообщило, что мать Чертовского собирается выехать в Витебскую область и билет ей на проезд по железной дороге будет покупать гр-н Шаманин. Установив Шаманина и негласно выяснив, что он купил билет до ст. Орша, участковый уполномоченный сообщил все собранные данные в райотделение. В результате преступница была установлена в гор. Орше и арестована.

4 городским отделением милиции гор. Кирова разыскивался похитивший 75,677 рублей государственных средств и скрывшийся от следствия Рычков, уроженец Нагорского района Кировской области. На розыск Рычкова было ориентировано Нагорское райотделение милиции. Проверить, не появляется ли преступник по месту рождения, было поручено участковому уполномоченному тов. Исупову. 12 сентября 1953 года Исупов получил сведения, что Рычков одну ночь ночевал у своего брата, а затем направился в населенные пункты, расположенные в лесах. Исупов вместе с милиционером Караваевым направился по следам преступника и задержал его.

Участковый уполномоченный Лосевского райотделения милиции Воронежской области тов. Колесников получил сведения о том, что на территории Песковского сельсовета в доме гр-на Ильяшова в течение 4 суток проживает неизвестный гражданин, который ведет себя подозрительно. Под предлогом проверки паспортного режима тов. Колесников прибыл в дом Ильяшова, где застал неизвестного, и при проверке у него паспорта и военного билета выяснил, что он является Власенко, уроженцем Ирменского района Новосибирской области. Причину своего появления в Лосевском районе Власенко пытался объяснить нахождением в отпуске, но не мог этого подтвердить, так как не имел отпускных документов. Неправдивые объяснения и подозрительное поведение Власенко дали повод тов. Колесникову пригласить его в сельсовет и подробно выяснить его личность. Связавшись с райотделением милиции по телефону, тов. Колесников установил, что Власенко находится в розыске как скрывшийся от следствия и суда за совершенную растрату в сумме 23,000 рублей во время его работы в Ирменском райпотребсоюзе Новосибирской области. На основании этих данных он был задержан и этапирован к месту совершенного преступления".

Задерживали преступников не только участковые:

"17 августа 1953 года при конвоировании арестованных из КПЗ Овинищенского райотделения милиции Калининской области совершил побег неоднократно судимый вор-рецидивист Муравьев-Кравцов. На розыск преступника были ориентированы все работники милиции и ознакомлены с его приметами и фотокарточкой. 24 сентября 1953 года ст. инспектор службы Управления милиции тов. Соколов, следуя в служебную командировку, в вагоне поезда заметил гражданина, имеющего, по приметам и фотокарточке, сходство с Муравьевым-Кравцовым. При проверке документов неизвестный пытался нанести тов. Соколову удар финским ножом и бежать, но с помощью пассажиров был обезоружен и задержан. Задержанный оказался беглецом Муравьевым-Кравцовым".

Не менее опасных бандитов обнаруживали и работники паспортных служб:

"В Григориопольское райотделение милиции Молдавской ССР за получением паспорта взамен утраченного обратился гражданин, назвавшийся Рудневым В. Ф., 1903 года рождения, уроженцем с. Калабино Задонского района Орловской области. Ввиду того что личность Руднева вызывала сомнение, по инициативе начальника паспортного стола тов. Малега был направлен запрос в Задонское райотделение милиции с приложением фотокарточки Руднева. В результате было выяснено, что Руднев В. Ф. в 1949 году умер, а под его фамилией скрывался опасный преступник Меркулов, разыскиваемый Аполлонским райотделением милиции Ставропольского края. Дальнейшей проверкой было установлено, что Меркулов, будучи осужденным на 2 года ИТЛ и находясь в КПЗ Аполлонского райотделения милиции, 24 декабря 1950 года, убив постового милиционера и захватив его оружие, совместно с арестованным Зоркиным и Коваленко из КПЗ совершил побег. На основании полученных данных Меркулов-Руднев был арестован и этапирован к месту совершенного им преступления".

С помощью добросовестно работавших паспортисток задерживали также расхитителей и мошенников:

"В паспортный стол Ленского райотдела милиции Архангельской области поступил на прописку паспорт гр-на Носова, в котором имелись признаки подделки. Последующей проверкой было установлено, что этот паспорт выдавался Носовой и что представивший паспорт на прописку Носов разыскивается за подделку документов и хищение государственных средств. На основании полученных данных Носов был арестован и привлечен к уголовной ответственности...

В паспортный стол Ольховатского райотделения милиции Воронежской области 13 мая 1953 года по вопросу прописки и обмена паспорта обратился гр-н Белый, прибывший из гор. Североуральска Свердловской области. При проверке документов паспортистка тов. Дуракова установила, что в паспорте отсутствуют штампы увольнения с работы и выписки, а срок действия паспорта истек в мае 1952 года. Не дав понять Белому, что им интересуются органы милиции, на него был сделан запрос по последнему месту жительства и работы и выяснено, что Белый совершил хищение государственного имущества на сумму 6682 руб., за что привлекался к уголовной ответственности, но скрылся. На основании этих данных Белый был арестован и этапирован к месту совершенного преступления".

Вот только примеров такого ответственного подхода к делу даже в обзоре оперативного отдела ГУМ МВД СССР оказалось сравнительно немного. Именно поэтому десятки тысяч преступников гуляли на свободе. А милицию годами продолжали ругать за провалы в розыске преступников.

https://steissd.livejournal.com/6750301.html

Среди советских октябрят с ушками (и даже без) распространялась страшилка о том, что иностранцы дарят жвачки то ли заправленные бритвенными лезвиями, то ли заражённые возбудителем сифилиса. Трудно сказать, было ли это на самом деле ребёнским фольклором или целенаправленно запускалось из недр Наркомпроса либо КГБ, чтобы отвратить мелочь от попрошайничества у иностранцев, но слухи такие были.

Но когда аналогичную нескладушку запускала центральная газета, то это уже точно фольклором не было. Без оголтелого вранья совок существовать не мог. При этом, на данную операцию было затрачено немало валюты: едва ли иностранные СМИ соглашались публиковать чекистскую стряпню просто из щенячьего энтузизизьма.

В мире стремительно распространяется смертельно опасная болезнь. Ее вызывает ранее неизвестный науке вирус. Источник эпидемии не выяснен. Возможно, вирус был создан в лаборатории, где велись разработки бактериологического оружия. Теорию искусственного происхождения вируса опровергает большинство ученых, но не все. Миллионы людей невозможно переубедить никакими опровержениями. 2020 год? Нет. Конец 1980-х. Впрочем, 2020 год тоже.

Сенсация

В середине 1980-х годов о синдроме приобретенного иммунодефицита (СПИД) было известно мало. В США бытовало мнение, что эта болезнь четырех «Г» — гомосексуалистов, героинистов, гемофиликов и гаитян. В Советском Союзе о «чуме XX века» говорили и знали меньше, чем на Западе. К тому же в СССР этой болезни быть не могло. Выражаясь языком официальной пропаганды тех лет, «у нас в стране отсутствуют условия для массового распространения заболевания: гомосексуализм как тяжкое половое извращение преследуется законом (статья УК РСФСР 121). Проводится постоянная работа по разъяснению вреда наркотиков».

«Паника на Западе, или Что скрывается за сенсацией вокруг AIDS». Так называлась статья Валентина Запевалова, опубликованная 30 октября 1985 года в «Литературной газете». Хотя в заголовке статьи стоит английское название болезни AIDS, в тексте можно встретить и уже вошедшее в русский язык название СПИД. Именно с этой статьи началась дезинформационная кампания, обвиняющая США в создании вируса иммунодефицита человека (ВИЧ), который вызывает СПИД.



Историю эпидемии ВИЧ/СПИД автор пересказывал так: «Первые сигналы об АIDS появились в 1978 году, когда вспышки этой загадочной болезни были зарегистрированы в Нью-Йорке среди выходцев с острова Гаити (страны—сателлита США)… Вновь AIDS заявил о себе в 1980 году, причем снова в Нью-Йорке. На сей раз кроме гаитянских иммигрантов болезнь охватила и коренных американцев, в основном гомосексуалистов, наркоманов, бродяг».

В статье подробно описывались тайные испытания биологического оружия, которые проводились Пентагоном и ЦРУ в 1950-х и 1960-х годах. Затем автор переходил к главной мысли: «Выходящая в Индии солидная газета "Пэтриот", например, прямо высказала предположение, что AIDS — следствие "таких же бесчеловечных экспериментов Вашингтона". Местом, где проводятся эти эксперименты, был назван Медицинский исследовательский институт инфекционных заболеваний, расположенный в Форт-Детрике».

В статье также утверждалось, что после запрета испытаний бактериологического оружия в США Пентагон и ЦРУ перенесли исследования на территорию других стран: «До сих пор слышно эхо скандала с такой лабораторией в пакистанском городе Лахоре, где выводились определенные виды комаров и других насекомых, заражавшихся затем опасными заболеваниями типа желтой лихорадки, лихорадки Денге, американского энцефалита Сен-Луи...

Западная печать поведала читателю, что на авиабазе США в Торрехоне (северный пригород Мадрида) накапливается огромное количество химического и биологического оружия. Утечка ядов со складов уже приводила к эпидемиям в округе, но никаких мер принято не было. Отталкиваясь от этих фактов, "Пэтриот’ выдвинул версию о том, что "специалистами из Форт-Детрик, по всей видимости, создан еще один вид биологического оружия". Значительную помощь им оказали сотрудники Си-ди-си (Центр по контролю за опасными заболеваниями) в городе Атланте. По контракту с Пентагоном они специально выезжали в Африку, а конкретно — в Заир и Нигерию, затем в Латинскую Америку для сбора материалов о высокопатогенных вирусах, не встречающихся в европейских и азиатских странах. Информация в последующем обрабатывалась в лаборатории "максимальной безопасности" Си-ди-си и в Форт-Детрике. В результате, утверждает "Пэтриот", и удалось выделить совершенно новый тип вируса — AIDS. Остальное было "делом техники". Вирусом заразили, видимо, часть донорской крови, которая в ходе начавшихся испытаний переливалась при хирургических и других операциях ничего не подозревавшим больным. Отдельные испытания, возможно, были проведены на Гаити (помните, страна—сателлит США?), а также на определенных группах населения Соединенных Штатов, в первую очередь на изгоях общества: наркоманах, гомосексуалистах, бездомных... К такому суждению приходит "Пэтриот".

Резюмируя, хочется заметить: вполне возможно, что, в конце концов, как это не раз бывало и в прошлом, кто-то из жертв возбудит дело против Пентагона и ЦРУ и тогда окончательно вскроется, что все жертвы AIDS — результат очередного чудовищного эксперимента».

Индийский «Патриот» советской госбезопасности

Если верить тексту в «Литературной газете», первой о создании ВИЧ/СПИД в лабораториях Пентагона сообщила индийская газета Patriot.

Газета была основана в 1962 году индийской революционеркой, активисткой движения за независимость страны от Великобритании Аруной Асаф Али. Она была большим другом Советского Союза: в 1965 году даже стала лауреатом Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Аруна Асаф Али и ее гражданский муж главный редактор газеты Эдатата Нараньян были в дружеских отношениях с представителями главного политического клана страны Неру—Ганди.

По утверждению бывшего подполковника КГБ Ильи Джирквелова, бежавшего на Запад в 1980 году, газета Patriot была создана под руководством резидента КГБ в Дели Радомира Богданова специально для распространения дезинформации. Сам Джирквелов, по его словам, также работал над созданием газеты. Об этом перебежчик рассказал под присягой в лондонском суде (популярный греческий еженедельник Ethaos судился с журналом The Economist, протестуя против прозвучавшего в приложении Foreign Report обвинения Ethaos в том, что он является «рупором советской пропаганды»).

Реакция США на статью Валентина Запевалова в «Литературной газете» была бурной. В ней не был указан номер индийской газеты, в котором появился сенсационный материал, так что сотрудник посольства США в Индии встретился с редактором Patriot Раджендрой Мисрой, и тот отдал распоряжение проверить архивы газеты. Но статья не нашлась. Посол США в СССР Артур Хартман направил письмо главному редактору «Литературной газеты» Александру Чаковскому, протестуя против необоснованных обвинений в адрес США и обвиняя сотрудников газеты в нарушении журналистской этики. Несколько газет в Индии, Бангладеш и Бразилии напечатали распространенную посольством США в Дели информацию о том, что никакой статьи в Patriot не существовало.

Но она существовала. Письмо с указанием номера Patriot с той самой статьей было получено пресс-службой посольства США в Индии из неожиданного источника — от посольства СССР в Бангладеш.



Статья в Patriot была опубликована 16 июля 1983 года, за два с лишним года до статьи Запевалова. Она выглядела как письмо главному редактору газеты от «известного американского ученого и антрополога», пожелавшего остаться неизвестным. В ней действительно впрямую заявлялось, что СПИД — «результат экспериментов Пентагона по разработке нового опасного бактериологического оружия».

Фотокопия статьи Patriot была опубликована даже в «Литературной газете» в материале под заголовком «Был, был мальчик» более чем через год после статьи Запевалова.

Мероприятия становятся все активнее

Весной 1986 года раскрутка дезинформации продолжилась. 2 апреля «Литературная газета» опубликовала статью «Эпидемия с Севера?», которую написал Владимир Весенский, собкор газеты в Буэнос-Айресе.

Материал начинался с рассказа о том, что корреспондент «в августе прошлого года в Панаме случайно узнал» о больных СПИДом среди американских военнослужащих. Затем со ссылкой на агентства France Press и EFE говорилось о больных СПИДом проститутках «из публичного дома для военнослужащих США» в Гондурасе.



Журналист вспоминал и другие истории: «Несколько лет назад мне довелось заниматься расследованием биологической диверсии спецслужб США против Кубы. "Медики" из Лэнгли пытались тогда с помощью лихорадки "дэнгэ" парализовать жизнь на острове. Невольно напрашиваются аналогии. Начинаешь понимать международных экспертов, считающих вирус СПИД результатом научных, если это можно назвать наукой, экспериментов военных специалистов США, работающих над созданием новых видов биологического оружия. Вирус СПИД, как утверждают эксперты, мог ненароком выскользнуть из лабораторий, например, через случайно заразившихся солдат из охраны этих объектов или был нарочно привит гражданскому населению. Кому покажется невероятной такая жестокость, напомню публикацию в "ЛГ" (№15. 1982), где рассказывалось о некоем американце Нэлине, проводившем в Пакистане опыты на местных крестьянах: он платил им по три доллара и подставлял для укусов комарам зараженным лихорадкой "дэнге" и другими опасными болезнями. После публикации, кстати сказать, Нэлину пришлось срочно убираться восвояси. И вот — СПИД. Американская печать, видимо, под диктовку Пентагона настойчиво стремится доказать, что вирус зародился в Центральной Африке, иногда называют его "родиной" Гаити. Почему не США? Ответ "убедителен": по американским законам эксперименты с такого рода вирусами на территории США запрещены. Если исследования и ведутся, то на территории других стран и с согласия их правительств. Или без такового, как это было с американской лабораторией в Пакистане».

Кроме «Литературной газеты» статьи о том, что вирус СПИД создан Пентагоном, печатали и другие газеты: «Советская Россия», «Правда», «Известия», «Социалистическая индустрия», «Сельская жизнь», «За рубежом», «Ленинградская правда», «Красная звезда», «Лесная промышленность», «Правда Украины», «Радянска Украина», тбилисская «Коммунисти», латвийская «Советская молодежь», «Советская Литва». Неоднократно обращалось к теме ТАСС. Про лабораторное происхождение вируса говорилось по радио и телевидению, в основном в передачах, предназначенных для слушателей из других стран.

Посол США в СССР Артур Хартман продолжал писать письма главным редакторам советских газет. Он требовал прекратить распространение дезинформации, а также настаивал на публикации его письма в разделе «Письма в редакцию» (не напечатали). При этом посол ссылался на мнения советских ученых, опубликованные в советских же газетах.

Научный консенсус

И действительно, советские вирусологи и эпидемиологи не поддерживали версию об искусственном происхождении ВИЧ. Директор НИИ вирусологии им. Д. И. Ивановского академик АМН СССР Виктор Жданов заявлял в интервью «Советской культуре», что вирус иммунодефицита человека зародился в Центральной Африке и может быть родственен похожему вирусу у обезьян. В статье, опубликованной журналом «Природа», Александр Лиознер из Института иммунологии и Альберт Быковский из НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи утверждали, что есть серьезные основания полагать, что СПИД существовал в Африке уже давно. Даже на страницах той же «Литгазеты» специалисты высказывались весьма сдержанно. Вот что говорил в интервью газете директор Научно-исследовательского института полиомиелита и вирусных энцефалитов Академии медицинских наук СССР академик АМН СССР Сергей Дроздов:

«Вызвавший столько шума в мире СПИД тоже возник не из ничего, а был вывезен, по всей видимости, из глубинных районов Центральной Африки. При этом, конечно, нельзя исключать и искусственное происхождение некоторых его разновидностей».

Заместитель начальника Главного управления карантинных инфекций Минздрава СССР доктор биологических наук Игорь Дрынов, опять же на страницах «Литературной газеты», высказывался так: «Невольно возникает вопрос: а не является ли вирус СПИД следствием генно-инженерных работ, то есть не получен ли он искусственным путем? Это маловероятно, хотя вирус СПИД может явиться результатом целенаправленного поиска возбудителей при многих неясных инфекционных заболеваниях. По сообщениям прессы, такие работы проводятся на Западе, и их продукты могут быть использованы в специальных целях». Это едва ли не самая экстремальная точка зрения специалиста.

Но ученые существовали в одной плоскости, а дезинформация жила и распространялась в другой.

Даже к комментариям ученых добавлялась пропаганда. 6 мая 1986 года «Литературная газета» в материале «СПИД: вопросов больше, чем ответов» предваряла интервью иммунологов и эпидемиологов такими замечаниями: «Отдельные специалисты на Западе — назовем хотя бы английского врача Джона Сила (больница "Харли стрит") — прямо утверждают, что СПИД мог быть создан в лаборатории для использования в качестве биологического оружия». Британский венеролог Джон Сил действительно утверждал, что вирус иммунодефицита человека мог быть создан в военной лаборатории методами генной инженерии. В интервью Executive Intelligence Review в 1985 году он говорил, что двумя годами раньше направил письма в журналы Newsweek и Time. В этих письмах Сил заявлял: «Если моя гипотеза верна и мы будем ждать, предположим, еще 20 лет прежде, чем примем решительные превентивные меры, половина западного мира вымрет. Тем временем коммунистические страны, укрывшиеся за своими закрытыми границами, смогут наблюдать за тем, как капитализм рухнет совсем не тем способом, какой предсказывал Маркс». В 1987 году Джон Сил предупреждал, что миру грозит пандемия СПИДа «такого масштаба, какого не знала история человечества», и крайне мало шансов, что «большинство наших детей доживет до преклонного возраста».

Французский восточный немец из Санкт-Петербурга

Впрочем, Джон Сил, видимо, плохо подошел на роль главного эксперта по теории создания СПИДа Пентагоном. Им стал другой зарубежный ученый.

В сентябре 1986 года в Хараре, столице Зимбабве, состоялась 8-я конференция Движения неприсоединения, на которой присутствовали делегаты из более чем 100 стран мира. Среди них распространялся буклет «СПИД — его природа и происхождение», в котором говорилось, что вирус иммунодефицита человека был создан в США, а первые испытания нового вируса были проведены на заключенных-гомосексуалистах. Авторами буклета были профессор Берлинского университета имени Гумбольдта Якоб Сегал, его жена Лили и отставной профессор того же университета Рональд Демлов.

Советские люди впервые узнали о Якобе Сегале из сообщения ТАСС от 27 октября 1986 года, отправленного из корпункта в Дублине: «Вирус СПИДа (синдрома приобретенного иммунодефицита), тяжелой болезни, от которой пока не найдено средств лечения, был создан в лабораториях Пентагона. К выводу о том, что опасный вирус — дело рук человека, пришли независимо друг от друга трое ученых в разных странах, сообщает ирландская газета "Санди пресс". Один из них — французский ученый Жакоб Сегал, уверен, что вирус был получен в секретных лабораториях Пентагона в Форт-Детрике, штат Мэриленд. Исследования в этих лабораториях проводятся на людях, осужденных на различные сроки заключения. Им обещают, что после экспериментов их отпустят на свободу.

По мнению Сегала, утечка вируса из лаборатории произошла следующим образом: его инкубационный период оказался очень большим — порядка нескольких лет. Поэтому, не дожидаясь результата или же посчитав эксперимент неудачным, создатели вируса решили выпустить на свободу "подопытный материал", что привело к возникновению эпидемии».

Якоб Сегал не был французским ученым. То есть ученым он был, а французским — нет. Университет имени Гумбольдта находится в той части Берлина, которая была столицей ГДР, и, возможно, организаторы кампании дезинформации посчитали, что французский ученый вызовет больше доверия, чем гэдээровский.

За день до того, как появилась тассовка о «французском ученом», интервью с Сегалом опубликовала лондонская газета Sunday Express. Профессор в очередной раз заявил, что вирус был создан в лаборатории в Форт-Детрике. Две другие британские газеты — The Times и Sunday Telegraph — вскоре напечатали статьи с опровержением теории Сегала.

В ноябре в испанском журнале Interview появилась статья о СПИДе с цитатами из интервью Сегала Sunday Express.

Всемирная кампания дезинформации продолжилась и в 1987 году. 1 февраля аргентинская газета Diario Popular опубликовала статью на основе материала Interview, но 7 февраля напечатала опровержение. В тот же день ТАСС распространило материал о СПИДе со ссылкой на Diario Popular. Это сообщение ТАСС появилось в нигерийской газете Concord и в новостях суданского информационного агентства. Большое количество публикаций было приурочено к 15-летию Конвенции о биологическом оружии, подписанной 10 апреля 1972 года. О том, что вирус СПИДа создал Пентагон, разрабатывая биологическое оружие, писали газеты полусотни стран. Египетская «Аль-Ахрар», ямайская Daily Gleaner, югославская Politika Ekspres, греческая Rizopastis, коста-риканская Libertad, аргентинская La Semana, албанская Bashkimi, филиппинская Manila Times... Список газет слишком длинен, чтобы привести его здесь целиком. В нем присутствует и «солидная» индийская газета Patriot, так сказать вернувшаяся к теме.

В конце 1987 года в связи с курсом Михаила Горбачева на создание более позитивного образа СССР на Западе дезинформационная кампания стала потихоньку затухать.

Казалось бы, точку в этой истории поставил 17 марта 1992 года Евгений Примаков в выступлении перед студентами и преподавателями МГИМО. Газета «Известия» писала на следующий день: «Руководитель Службы внешней разведки выступил с рядом прямо-таки сенсационных сообщений. Так, он напомнил об известных статьях, напечатанных несколько лет назад в наших центральных газетах, о происхождении СПИДа якобы в секретных лабораториях Пентагона. По словам Е. Примакова, материалы, раскрывающие "коварный" замысел американских ученых против человечества, выдуманы в кабинетах КГБ».

Справка №2955

Обвинения в адрес КГБ СССР и спецслужб социалистических стран в проведении скоординированной кампании дезинформации по поводу ВИЧ/СПИД звучали много лет. Не хватало документальных доказательств.

Наиболее убедительное подтверждение обнаружил академический директор берлинского Музея шпионажа Кристофер Неринг в архиве органов государственной безопасности Болгарии социалистической эпохи.

Это совершенно секретная «Справка №2955», полученная болгарским КГБ от КГБ СССР в сентябре 1985 года. Документ начинался так: «Нами проводится комплекс мероприятий в связи с появлением в последние годы в США нового опасного заболевания т. н. "Синдрома приобретенного иммунодефицита — СПИД" (по-английски "AIDS — Acquired Immune Deficiency Syndrome"), и последующего его распространения на другие страны, включая западноевропейские.

Целью мероприятий является создание за рубежом выгодного нам мнения о том, что это заболевание — результат вышедших из-под контроля секретных экспериментов спецслужб США и Пентагона с новым видом биологического оружия.

Было бы желательно, если бы Вы смогли подключиться к осуществлению указанных мероприятий через Ваши возможности в партийных, парламентских, общественно-политических и журналистских кругах западных и развивающихся стран путем продвижения в буржуазную печать следующих тезисов...»

Спецслужбы стран социализма получили этот документ из Москвы 7 сентября 1985 года. В октябре того же года «Литературная газета» опубликовала статью Запевалова, дав старт всемирной операции по распространению дезинформации.

Операция, похоже, прошла удачнее, чем задумывали организаторы.

В научный оборот секретная справка была введена в статье историка Дугласа Селвиджа «Operation "Denver": The East German Ministry of State Security and the KGB`s AIDS Disinformation Campaign, 1985–1986 (Part 1)», опубликованной в Journal of Cold War Studies осенью 2019 года — совсем незадолго до того, как мир узнал о новом вирусе непонятного происхождения. Но это уже совсем другая история...

https://steissd.livejournal.com/6750126.html

Хотя само слово «хулиган» появилось в русском языке не столь уж и давно, всего лишь в XIX веке, придя из Британии, где фамилия некоего не слишком законопослушного ирландца Патрика Хулигэна стала именем нарицательным, само явление насчитывает многие века. Просто называли это явление русским словом «озорство», что достаточно чётко определяло его суть: в отличие от воровства, разбоя или мошенничества, хулиганство чаще всего носило бескорыстный в имущественном плане характер, принося исполнителям лишь моральное удовлетворение, завязанное на древние инстинкты доминирования у приматов.

Особенный всплеск хулиганства в дореволюционные времена наблюдался после крестьянской реформы 1861 года. Дело в том, что в крепостнические времена роль майора Анискина на селе играл барин, который имел возможность и полномочия выпороть озорника любого возраста, а то и сдать его в солдаты по рекрутскому набору, а лишив помещиков подобной функции, правительство не подумало о том, кем и чем заполнить образовавшийся вакуум. Традиция же выборного шерифа с большим кольтом в российской деревне отсутствовала ввиду сильно отличных от американских условий бытия. Скорее всего, Александр Освободитель и его либеральный брат в.к. Константин Николаевич и не догадывались о разрушительном потенциале малограмотной публики, оставшейся без отеческого присмотра и животворящей розги, потому и не продумали систему охраны порядка в пореформенной деревне.

Переход власти к ВКП(б) не сделал это явление достоянием прошлого. Напротив, в 20-е годы хулиганы распоясались во весь рост. Доходило до того, что они могли просто из озорства пустить под откос поезд (советский, если что, — до немецкого вторжения оставалось ещё много времени) или, предвосхитив подвиги банды «Тяп-Ляп», ворваться в клуб на танцы и выдать люлей всем присутствующим. Либо поиметь хором из 30 рыл припозднившуюся девицу, что и случилось в ленинградском саду «Сан-Галли» в 1926 году. Поскольку хулиганы считались классово близкими, то наказания для них были смехотворными, и для того, чтобы адекватно наказать фигурантов «чубаровского дела», первому секретарю ленинградского обкома ВКП(б) Кирову пришлось надавить на суд, и тот натянул сову на глобус: судили воинствующих донжуанов не за хулиганство и групповое изнасилование, а за подрасстрельный бандитизм, хотя устойчивый преступный коллектив в данном деле отсутствовал.

Хулиганство в городах нарастало постепенно во время медленной царской индустриализации, когда численность выходцев из деревни в урбанистической среде начала расти, и бурно — во время стремительной индустриализации советской, когда их число просто зашкаливало и превышало возможности городов ассимилировать этих чуждых культурно, а не этнически, «понаехов» в ставшие вдруг резиновыми крупные промышленные центры.

Во время и после войны, когда государству было не до шпаны, да и милиционеров поубавилось в связи с призывом на фронт, откуда вернулись далеко не все, преступность всех видов скакнула ещё выше, и на долю хулиганства приходилась немалая её часть. Справиться с ним не смогли и в более поздние годы, о чём свидетельствует специальный указ о борьбе с этим явлением, принятый уже при Никите Хрущёве. В брежневские времена ситуация частично устаканилась разве что в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик, провинцию же продолжала терроризировать шпана всех моделей и калибров.

И лишь в наши дни наблюдаются некоторые позитивные сдвиги, но заслуга в этом принадлежит не милиции и не так называемой «воспитательной работе», а гаджетам. Октябрята 12-25 годиков получили возможность удовлетворять запросы своих троглодитских или обезьяньих инстинктов в виртуальном мире, намного реже вынося это в реал... Ниже небольшой очерк истории российского и советского хулиганства от Гостомысла Александра Освободителя до Тимашева Никиты Хрущёва.

24,953 человека, из них 981 женщина, были арестованы на срок от 3 до 15 суток в первые недели действия в союзных республиках СССР указов 1956 года "Об ответственности за мелкое хулиганство". Причем некоторые из наказанных были высокопоставленными, а порой и известными людьми. Милиция не переставала радоваться сокращению хулиганства и активности общественности в борьбе с ним. Однако скоро стало очевидно, что с бедой, которая к тому времени мучила страну уже почти век, настолько простым путем справиться невозможно.

Последствие великих реформ

Сто лет назад, в январе 1914 года, Совет министров Российской Империи, обсуждая острейшую проблему русской жизни, принял решение, в котором констатировалось:

"За последние годы наблюдается, преимущественно в сельских местностях, неуклонно возрастающее развитие распущенности, безудержного озорства и нравственного одичания, обычно объединяемых под общим наименованием "хулиганства". Не поддаваясь сколько-нибудь точному и твердому определению и выражаясь в разного рода проявлениях, свидетельствующих о полном отрицании каких-либо авторитетов, о пренебрежении к правилам нравственности, о неуважении к личным правам и собственности частных лиц и вообще о печальном падении добрых нравов в некоторой части населения, главным образом молодежи, хулиганские выходки нередко приводят и к крупным преступлениям, оканчиваясь нанесением ран, убийствами, поджогами и т. п. Отличительными особенностями преступных деяний и проступков этого рода являются их повторность, явное пренебрежение к их последствиям, подчас бесцельность наносимого вреда и отсутствие прямой выгоды как побудительного повода, причем обычно хулиганы выступают скопом, если не в составе заранее организованных сообществ, то, во всяком случае, объединенными общей склонностью к разгулу и бесчинству шайками. Усиливаясь из года в год, постепенно подтачивая коренные устои сельского быта, покушаясь на нравственные и материальные блага мирных обывателей, хулиганство уже в настоящее время является серьезной угрозой для общественной безопасности, а в дальнейшем может превратиться в народное бедствие и самым пагубным образом отразиться на общем культурном и хозяйственном уровне населения Империи. Тревожное значение усиления хулиганства единодушно признается как местными правительственными властями, так и всею благомыслящей частью русского общества — в лице органов местного самоуправления, различных организаций, печати и пр. Со своей стороны, и центральная правительственная власть, а равно и законодательные учреждения не могли не усмотреть в указанном явлении тревожных признаков недопустимого в благоустроенном государстве и разлагающего общественные нравы болезненного переживания".

Разного рода озорство наблюдалось на Руси во все времена. Но как и когда проявления молодецкой удали превратились в массовые правонарушения, отравлявшие жизнь огромной стране? Исследователи XIX века считали, что толчком к развитию неведомой ранее деревенской преступности стало освобождение крестьян. После отмены крепостного права "сто тысяч бесплатных полицейских", как называл помещиков Павел I, утратили власть над крестьянами и больше не могли ни наказывать их сами, ни отправлять их в полицию или под суд за проступки. Иная же власть в деревнях долго не появлялась. Последствия, как отмечалось в труде 1887 года "Дворянское землевладение в связи с местной реформой", не замедлили сказаться:

"Полная безнаказанность мелких проступков, сначала чинимых крестьянством, вследствие отдаленности всякой деятельной власти придала им смелость к совершению уже более крупных преступлений, в большинстве случаев остающихся также ненаказанными. Такие факты, как порубка помещичьего леса, потрава лугов и т. п. сельскохозяйственные проступки, превратились в обыденные. Поджоги сделались любимым средством часто ничем не вызванной мести. Местности, где в помещичьих усадьбах в былое время не знали, что такое замки и запоры, ныне настолько изобилуют ворами из крестьян, что приходится принимать крайние предосторожности для охранения помещичьего имущества. Нравственность в деревенском быту также не преминула ухудшиться — пьянство и разврат повсеместны".

Можно было бы счесть, что такие взгляды разделяли главным образом лишенные собственности и власти над крестьянами помещики. Однако выезжавшие в этнографические экспедиции ученые тоже отмечали резкое изменение нравов и появление неоправданной жестокости там, где ее прежде не наблюдалось. Профессор Харьковского университета Н. Ф. Сумцов после поездки в 1901 году по Ахтырскому уезду Харьковской губернии, где уровень преступности считался низким, писал:

"По временам всплывают такие явления, которые указывают на ослабление традиционного нравственного порядка, в частности на огрубение и разнузданность молодежи. Так, в одном большом и бойком селе в начале прошлого августа парубки из шутки и озорства бросили в колодезь 17-летнюю девушку, возвращающуюся в сумерки вместе с несколькими подругами с поденной работы в соседней экономии. Дело было на большой проезжей улице. Девушка была вытащена сбежавшимися крестьянами... Пострадавшая при падении в колодезь получила ушибы, промокла в холодной воде и несколько дней не могла пойти на работу от боли в глазах и в боку. Как мне передавали, провинившиеся парубки все народ великовозрастный, одному 23 года, двум другим лет по 20. Такая разнузданность и грубость резко противоречит с симпатичными чертами украинского парубка старинных народных песен, в которых наряду с несомненной идеализацией много бытовой правды. По-видимому, современные старики крестьяне правы в их жалобах на ослабление семейных нравственных уз и родительского авторитета... Старинные устои нравственной дисциплины под разнообразными влияниями потеряли прочность, а новые еще не выяснились или крайне случайны".

В других местностях хулиганство получило куда большее распространение. Анархист, а затем эсер-боевик И. Шамшурин вспоминал о временах своей молодости на Ижевском оружейном заводе:

"Драки и поножовщина на заводе не считались чем-нибудь необыкновенным и исключительным. Это были самые естественные доказательства своего превосходства, бахвальства, молодечества. Плох и никуда не годен в глазах ижевского общества был тот парень, который не дрался. Его и девки не любили, а парни за человека не считали. Кто не дрался, того все равно били на любом перекрестке. Так что волей-неволей надо было драться и на всякий случай иметь в кармане либо за поясом самодельный кинжальчик или фунтовик. Время было не только на Ижевском заводе, но и вообще везде временем обывательщины и хулиганства. Но на заводе оно носило особенный, ярко выраженный, отчаянный характер".

Продукт гастарбайтерства

С приходом к власти большевиков проблема не исчезла, а, напротив, обострилась. Время от времени к бандам хулиганов, которые, как и в прежние времена, хозяйничали на окраинах крупных городов, советская власть применяла жесткие меры. В целом же ситуация оставалась неизменной. Правда, несколько по-иному стали смотреть на причины хулиганства. Если в царские времена это явление считалось прямым следствием падения нравов и плохого воспитания, то советские специалисты обнаружили у него совсем другую основу. Начальник управления рабоче-крестьянской милиции Москвы Л. Д. Вуль в обзоре "Хулиганство в Москве и борьба с ним", составленном в мае 1935 года, писал:

"Хулиганство у нас является одной из форм сопротивления мелкобуржуазной стихии, противопоставляемой сознательной пролетарской дисциплине, необходимой для коллективного труда".

Однако какие бы ни выдвигались теории, на практике все выглядело весьма печально.

"До последнего времени,— сообщал Вуль,— хулиганство в Москве было очень распространено. За последний год оно дало даже значительный рост, и поэтому борьба с ним занимает один из важнейших участков работы московской милиции. 1934 г. по сравнению с 1933 г. дал 40% увеличения случаев проявления хулиганства. При этом злостные проявления хулиганства, караемые в уголовном порядке, увеличились на 44.7%, незлостные формы, подпадающие под действие обязательного постановления Моссовета, дали рост на 35%. В 1935 г. наблюдается дальнейший непрерывный рост злостного хулиганства, и среднее ежемесячное число привлеченных в уголовном порядке за хулиганство, составлявшее в 1933 г. 817 чел., в 1934 г. возросло до 1,182 чел. и в 1935 г. до 1524 чел.".

Главной причиной широкого распространения хулиганства начальник московской милиции считал приезд в столицу гастарбайтеров:

"На строительстве в Москве в 1935 г. ожидается прибытие около 50 000 временных рабочих, которые размещаются в бараках, общежитиях, рабочих городках и поселках. Культмассовая работа среди этих рабочих проводится крайне недостаточно либо совсем не проводится. B большинстве бараков и общежитий, несмотря на наличие культработника и оборудованного красного уголка, беседы, доклады, разъяснение закона о борьбе с хулиганством не проводятся, досуг занят танцами ("западными"), нередко сопровождаемыми пьянством. Процветают ругань, драки... Такое же положение в большинстве остальных бараков и общежитий рабочих".

Кроме того, указывал Вуль, хулиганство не удается остановить из-за мягкости судебных решений. Вместо реального наказания большинство злостных хулиганов приговаривали к принудительным работам:

"Вот несколько примеров "либерального" отношения судов к хулиганам:

Слюляков Д. П. пристал с гнусными предложениями к проходившей по Тверскому бульвару женщине. Получив отказ, ударил ее ногой и стал тащить за руки. При задержании оказал сопротивление, ударил учинспектора и разбил стекло в раме. Приговорен к 6 мес. принудработ.

Колосов Ф. С. напал на рабочего, рассек ему бровь и нос, задержанный прохожими, стал снова избивать рабочего. Приговорен к 7 мес. принудработ".

Как писал Вуль, часто хулиганы попросту уклонялись от принудительных работ, и милиции приходилось их разыскивать — из-за очередных выходок или чтобы доставить к месту работы. Снизить уровень хулиганства, писал начальник московской милиции, позволяло только усиление репрессий.

Несмотря на все рапорты об успехах, как только наказание для хулиганов смягчалось, они вновь становились хозяевами улиц. Так было во многих местах во время Великой Отечественной войны и повсеместно — после Победы. Один из жителей Москвы в 1945 году жаловался в письме руководству города:

"Вечером стало невозможно ходить по улицам. Хулиганы нагло пристают к прохожим, избивают их и занимаются грабежом. Сейчас я больше опасаюсь за свою жизнь, нежели в дни войны".

С появлением очередной волны хулиганства представители правоохранительных органов заводили обычный разговор — о слабости законов, либеральности судов и т. д. Начальник УНКВД по Москве и Московской области М. И. Журавлев в 1945 году на совещании в Московском городском комитете ВКП(б) докладывал:

"Нужно признать, что органы милиции, прокуратуры и суда все еще плохо, неудовлетворительно ведут борьбу с уголовной преступностью. Некоторые считают, что борьба с кражами и хулиганством осложняется тем, что меры наказания, предусмотренные законом за эти преступления, недостаточны. Однако дело не только в этом, а в том, что народные суды зачастую даже не используют полностью те меры наказания, которые предусмотрены законом. Особенно это относится к делам о кражах, грабежах и хулиганстве. Народные суды г. Москвы по делам хулиганства во II квартале с. г. 11% приговоров вынесли с условным наказанием".

После очередного усиления наказания следовал некоторый спад безмотивных преступлений, а как только милиция, прокуратура и суд переключались на другие проблемы, хулиганство вновь набирало силу.

Часть советского образа жизни

В 1956 году, когда поток жалоб трудящихся на хулиганов превратился в вал, партия и правительство снова ужесточили наказание за мелкое хулиганство. Судам разрешили без особых формальностей приговаривать задержанных за такие правонарушения к аресту от 3 до 15 суток, а МВД СССР вскоре рапортовало в ЦК КПСС об успехах:

"По состоянию на 25 января 1957 года Указы "Об ответственности за мелкое хулиганство" приняты Президиумами Верховных Советов 13 союзных республик (не приняты в Эстонской и Туркменской ССР). По принятым Указам в республиках среди населения проводится разъяснительная работа как советскими и партийными органами, так и работниками милиции... Особое удовлетворение в связи с изданием Указов "Об ответственности за мелкое хулиганство" выражают работники суда, прокуратура и милиция. Председатель Ставропольского краевого суда тов. Лаврентьев в редакцию газеты "Молодой Ленинец" сообщил: "Указ, мне представляется, дает нам возможность наиболее оперативно вести борьбу с самыми разнообразными проявлениями хулиганства". Органы милиции стали более активно вести борьбу с нарушителями общественного порядка".

Цифры, приведенные в докладе МВД, тоже не могли не радовать руководство страны:

"Со дня опубликования Указов "Об ответственности за мелкое хулиганство" по состоянию на 10-13 января 1957 года по материалам, представленным органами милиции, народными судьями, подвергнуто аресту 24,953 человека. Из них по возрастам: до 18 лет — 2,008 человек, от 18 до 25 лет — 8,377 человек, свыше 25 лет — 14,548 человек. Из общего количества арестованных 931 женщина...

Анализ показывает, что состояние общественного порядка в стране после издания союзными республиками Указов "Об ответственности за мелкое хулиганство" значительно улучшилось, количество хулиганских проявлений ежедневно снижается. Так, например, 24 декабря 1956 года по городу Москве было отмечено 728 случаев хулиганских проявлений, а 10 января — 227".

Граждан СССР должно было вдохновлять то, что перед новыми указами все хулиганы оказывались равны:

"Нередки случаи, когда аресту подвергаются ответственные работники советских, партийных и общественных организаций.

22 января 1957 года народным судьей был арестован на 10 суток член Союза Советских писателей Строганов Георгий Михайлович, членский билет N1158, за то, что в нетрезвом состоянии у гостиницы "Москва" выражался нецензурными словами и оправлялся;

27 января 1957 года на 7 суток был арестован заместитель директора Научно-исследовательского института Министерства местной промышленности за то, что, будучи в нетрезвом состоянии, на улице подставил ногу гражданке Дьяковской. При задержании выражался нецензурными словами. В отделении милиции буйствовал, продолжал сквернословить, пытался ударить милиционера;

23 января 1957 года был арестован на трое суток обозреватель Главной редакции международной жизни Главного управления радиоинформации Министерства культуры Шерстюк Анатолий Федорович, чл. КПСС, за нанесение ударов гражданке Максимовой. Кроме того, Шерстюк выражался нецензурными словами".

Впрочем, результат очередной кампании не отличался от предыдущих. Трудящиеся вновь писали в ЦК КПСС и Совет министров СССР о бесчинствах хулиганов. А то, как благоденствуют арестованные нарушители общественного порядка, показал Леонид Гайдай в "Операции "Ы" и других приключениях Шурика". Наверное, всем советским гражданам хотелось, чтобы нарушителей порядка пороли так, как Шурик — великовозрастного хулигана Федю. Однако самое гуманное законодательство в мире этого не позволяло, а потому принимались новые постановления и указы. Тем временем хулиганство продолжало подтачивать основы советского строя точно так же, как и царского.

https://steissd.livejournal.com/6749908.html

Как-то в одной из дискуссий о совке в фейсбуке некий совколюб заявил, что вместо того, чтобы ныть о дефиците и маленьких зарплатах, надо было завербоваться на работу в загранку. А чтобы туда попасть, просто нужно было быть хорошим специалистом, как его батька, который ездил по всему третьему миру и добывал там чеки Внешпосылторга для отоваривания в «Берёзках».

Не могу сказать, был ли действительно его родитель таким незаменимым специалистом, поскольку знаком с ним не был (как и с сыном), но на самом деле в вопросе отправки на загранработы действовали разные коррупционные схемы в диапазоне от непотизма и простого блата без родственных связей, так и вульгарного взяточничества. В результате в вожделенное забугорье нередко попадали не лучшие из граждан СССР. По воспоминаниям инженера-путейца С.Д.Ишутина, проработавшего некоторое время в том из польских государств, где столица называется Улан-Батором. Цитируется по ЖЖ jlm_taurus.

О том, что в МНР ехали работать далеко не «лучшие сыновья» МПС СССР, говорил и такой факт. В девятиэтажном доме, в котором проживали советские железнодорожники, была забита канализация. Чистили сантехники – монгольские товарищи. Они позвали меня и показали причину отказа работы канализационной трубы: она была забита тряпками, а, главное, среди тряпья была разбитая бутылка из под архи (монгольское название водки). Конечно, было стыдно за таких советских специалистов.

Работа в загранкомандировке с финансовой и вообще с материальной стороны была выгодна. По прежнему месту работы в СССР сохранялась 70% твоего среднего заработка. В МНР получал оплату по занимаемой должности в соответствии со штатным расписанием. Монгольские оклады были невелики, поэтому советскому специалисту из доходов, приходящихся на 50% советских акций, ещё доплачивалась приличная сумма. Причём эта сумма была странной, она выравнивала в оплате труда, практически, всех советских специалистов. Как? Парадокс, но самая минимальная доплата была у начальника железной дороги Гридасова. Почему? А у него была высокая зарплата по монгольской ставке. А самую большую доплату получал, например, инженер технического отдела – у него низкая зарплата по монгольской шкале.

Естественно, в европейской части СССР рвались на такую работу. Они близко с министерством, поэтому знали все эти особенности в оплате лучше железнодорожников – азиатов, тем более – дальневосточников. Я об условиях оплаты узнал после предложения мне работы в МНР. Особенно рвались в загранкомандировки жители Украины и, разумеется, с самого министерства путей сообщения. Как потом я выяснил, направлялись в загранкомандировки …. не бесплатно. В главк кому-то, и, в первую очередь, в отдел загранкомандировок надо было отстёгивать какую-то сумму. Из разговоров с некоторыми специалистами выяснилось, что многие отдают кому-то в МПС свою 12-ю зарплату.
***

В локомотивной службе работала главным бухгалтером женщина из Белоруссии. Профсоюз ей доверил собирать профвзносы. Часть их она обменивала себе на чеки. Соответственно, закрывала долги с опозданием на два – три месяца. Прибыла в МНР для работы в финансовой службе дороги зам. начальника финансовой службы Западно-Сибирской дороги. Профсоюз ввел её в состав ревизионной службы. Она и выявила хищение тугриков. Пришлось даме восполнить долги и покинуть МНР. До границы её провожал секретарь парткома КПСС. Что-то их объединяло.

Естественно, я запросил отдел загранкадров МПС о подсылке в службу главного бухгалтера. Через некоторое время мне позвонили и сказали, что есть кандидат. Я попросил перечислить места предыдущей её работы. Оказалось, она работала в службе пути. Я отказался и попросил подобрать из тех, кто работал в локомотивном депо или в локомотивной службе. Проходит время. Интересуюсь: нет, не подобрали. Ещё проходит пара месяцев – опять не подобрали. Стали меня убеждать, что в локомотивных депо уже нет бухгалтеров, они все централизованы. Ну, а из централизованных бухгалтеров кто-то же обслуживал локомотивные депо? Целый год служба работала без главного бухгалтера. Монгольские коллеги стали уже спрашивать меня: в чём дело? Согласился, присылайте любую. Прислали ту, от которой я год назад отказался. Значит, эта должность уже была проплачена, поэтому и «не было» бухгалтеров из локомотивных депо. Крепко деньги усыпляют совесть!

***

Рассказывал председатель профкома советской части специалистов. Для советских специалистов через посольство поставлялись дефицитные товары. Чтобы этот товар получить, надо было обратиться в советский магазин и предъявить специальный талон, который по-монгольски назывался «бичик». На талоне было название товара. Председатель профкома приносил и раздавал по одному «бичику» каждому специалисту. Это бывало, по-моему, раз в три месяца. «Бичик» был небольшого размера. Но прежде чем начать раздавать, он заходил в партком, где открывал перед секретарём портфель с «бичиками». Секретарь, как говорил председатель профкома, запускал туда руку и вытаскивал «разрешениий» (так переводилось то слово на русский) столько, сколько в неё входило. Этими «своими» «разрешениями» он распоряжался сам.

***

В Монголии встречусь и узнаю, что у многих «лучших сынов», направленных работать в МНР присутствовали все пороки худших. Примеры я уже некоторые привёл. Ещё. На станцию Сайн Шанд прибыл рефрижератор с мясом для воинской части. Выгрузили из вагона и погрузили мясо в открытый грузовик. Повезли. По дороге часть мяса исчезла. Обвинили монголов, которые, якобы, на ходу сзади через борт сняли несколько туш. Посольство выразило протест монгольской стороне. А монгольская сторона предъявила снимки, как это ещё на станции делали и наши специалисты..

https://steissd.livejournal.com/6749514.html

Чехов оказался как нельзя актуальным при Брежневе. Нет, не в качестве бронзового классика, о котором было положено говорить исключительно с придыханием и скрывать от широкой общественности его неуёмный кобелизм, которому он отдавал дань с 13 годиков и до самой преждевременной смерти от чахотки. Впрочем, в биографиях того времени для внеклассного чтения старшеклассников Мусоргский мог предстать образцом трезвенности, а Лермонтов — товарищем комсомольского возраста, приятным во всех отношениях (Чайковский, как пел Тимур Шаов — ну да ладно).

Чехов ухитрился выставить на обозрение в своём рассказе «Хамелеон», написанном в 1884 году, в котором фигурируют полицейский надзиратель, городовой, собака и пьяный ювелир (а за кулисами — некий важный генерал с жиганской фамилией Жигалов), ситуацию конца 60-х годов в советской прачечной, сорри, министерстве культуры и мультуры. В роли золотых дел мастера Хрюкина оказались драматург Эдвард Радзинский и директор Ленкома, коллективным Очумеловым были разные номенклатурные товарищи, вплоть до заместителя министра, а вот генерал Жигалов появился sua personae, но был он женщиной, и звали его, вернее, её, Екатериной Алексеевной Фурцевой. Из мемуаров драматурга Э.Радзинского, цитируется по ЖЖ jlm_taurus.

Ночью раздался он – звонок телефона. И прелестный женский голос (который я тогда так хорошо знал) ласково сказал мне:– Ну и как – ты счастлив?– Счастлив, – ответил я элегически.В ответ зазвучали стальные нотки (очаровательное создание работало редактором в Министерстве культуры):– Тогда приготовься: твою пьесу снимают.– То есть как?! – То есть так: о ней приготовлено постановление.– ??? – Дело в том, что наш министр Екатерина Алексеевна Фурцева… как и положено истинной Екатерине Великой… много любила. Говорят, даже резала себе вены от любви. Но, как бывает с много любившими дамами, вступив в возраст и в чин, она стала особенно нравственной. А твоя пьеса… это не надо тебе объяснять… очень безнравственная. Там молодой человек спит с девушкой сразу, в первый же день… нет, в первый же вечер знакомства. Короче, послезавтра театр Ленинского комсомола вызван на наш не очень мягкий ковер и уже приготовлено постановление об этом театре. Не могу не обрадовать: твоя пьеса его возглавляет.– А что же мне делать?– Умереть.И повесила трубку.

На следующий день я позвонил в Большой драматический, в Ленинград. Ответила знаменитая заведующая литературной частью, которая всегда была так приветлива и нежна. Теперь ее голос был лишен привычных приятных ноток. На мой вопрос: «Как дела со спектаклем?», – она сухо сообщила, что как только я уехал, заболела актриса, и репетиции временно прекращены. И торопливо повесила трубку.В театр Ленинского комсомола я дозвониться никак не мог. Директор исчез, у Эфроса телефон молчал. Весь день я думал, что же мне делать. И решил пойти на грозное заседание.

«А мы с вами уже не умеем любить» Приглашения у меня не было. Заседание начиналось в 10 утра. С половины десятого я начал прогуливаться у входа в Министерство культуры. Я ждал. Наконец он появился – директор театра. Он поглядел на меня с ужасом, как на восставшего из могилы покойника. Вместо того чтобы спокойно отдыхать во гробе – продолжает зачем-то торчать среди живых. Он спросил: – А что вы тут, собственно, делаете? Я ответил бодро:– А меня пригласили… – и почему-то засмеялся. Он как-то удивленно сказал:– Ну, пойдемте. Он был свой человек в министерстве. Так что, оживленно беседуя с ним, я прошел мимо охраны в святая святых. Не спросили ни пропуска, ни приглашения – идиллическое, дотеррорное время… Зал был полон. Все смотрели на дверь. Наконец дверь распахнулась. И она буквально ворвалась в зал. Вот так, наверное, вылетает потревоженная медведица из берлоги. Взглянув огненно на бедного директора, она сказала:– Встаньте!
Он встал.– Почему по городу развешаны эти афиши – «Сто четыре способа любви»?

Директор знал свое дело. Он молчал, и взгляд его был полон раскаяния.– Молчите? – сказала она трагически. – А знаете ли вы количество абортов среди несовершеннолетних? Этого директор не знал. Но раскаялся еще больше.

– А я знаю… Я знаю количество абортов среди несовершеннолетних, – повторила она каким-то плачущим голосом. – И вот в это время Театр имени Ленинского комсомола… Ленинского комсомола! – грозно повторила она, – ставит пьесу про шлюшку, которая все время залезает в чужие постели…Наступила тишина. И в этой тишине, видимо, не выдержав напряжения, я неожиданно для себя… встал.И сказал: – Екатерина Алексеевна, там ничего этого нет. И вы неправильно назвали пьесу. Она называется: «Сто четыре страницы про любовь».

Я много потом думал, что такое тишина. Есть описание тишины в лесу, тишины в горах… но тишину, которая наступила тогда, описать отчаиваюсь. Это была какая-то сверхтишина, оцепенение, финал «Ревизора». Наконец она спросила:

– А кто вы такой? Я ответил:– Я – автор пьесы. Зал несколько ожил – и я даже услышал легкий смешок. Ибо выглядел я тогда лет на шестнадцать, наверное. К тому же для солидности у меня росли какие-то прозрачные усы – вид был отвратительный.

– Вы – член партии? – спросила она грозно. – Я – комсомолец.По залу снова пронесся легкий смех. Они никогда не видели в этом зале драматургов-комсомольцев.Тут она как-то сбилась. Я это почувствовал.

Она сказала: – Сядьте. Мы дадим вам слово. И предоставила слово своему заместителю. Замминистра не был оригинален. Он сказал, что сейчас, когда среди несовершеннолетних такое количество абортов, в Театре имени Ленинского комсомола репетируется пьеса, где «шлюшка постоянно залезает в чужие постели»…Тут он опрометчиво сделал паузу. Тотчас встал я и сказал:– Там ничего этого нет. Вы просто не читали пьесу.… И начался театр…

Екатерина Алексеевна (грозно):– Сядьте! И немедленно!Я сел. Следующим выступал главный редактор газеты «Советская культура». Нельзя сказать, что и он захотел быть оригинальным. Он объявил, что теперь, когда количество абортов среди несовершеннолетних так велико, в это трудное для молодежи время, Театр имени Ленинского комсомола ставит пьесу про «шлюшку»…

Здесь я тотчас поднялся и сказал:– Ничего этого в пьесе нет. Вы тоже не читали пьесу.

Она:– Я поняла. Вы решили сорвать наше заседание. Идите и выступайте.Я должен был умирать от страха… но я умирал от ярости! На меня с большим любопытством смотрел зал. Предстояло нечто вроде корриды, где человек идет на быка, но без шпаги. Просто идет, и все.Но я сумел сказать себе – никакой ярости! Ты должен, как твоя героиня, их всех любить. Они несчастные.И я начал рассказывать. Я рассказывал правду, потому что я не писал пьесу про «шлюшку». Это была вечная история про молодого человека, который ведет ту обычную, веселую и легкую жизнь, которую во все времена вели и будут вести молодые люди. И которую люди пожилые будут именовать «распутством». Он вовлекает в эту жизнь случайную девушку и… и в нее влюбляется! И она тоже. История, тысячу раз рассказанная… и всегда новая. Но любовь – это обязательно пробуждение высокого, чистоты, это – бремя, страдание… Потому что, если этого всего нет, то это скорее следует назвать собачьей страстью, мощным сексуальным порывом… и прочим. Именно «прочим», но не любовью.

Потом министрами культуры перебывало много тухлых мужчин с тухлыми глазами. Их никогда нельзя было ни в чем переубедить. А вот она была женщиной. Прекрасной женщиной. В этом было все. В этом, думаю, была и ее гибель.

Уже в начале моей длинной речи о любви она вся повернулась ко мне… Она слушала. И не просто слушала.От напряжения я сразу охрип, и она подала мне воду.– Не волнуйтесь, – говорила она нежно.А я видел ее руки с рубцами от бритвы…

И когда я окончил, она долго молчала. Потом сказала:– Как нам всем должно быть сейчас стыдно…Я подумал, она скажет, «… что мы с вами не читали пьесу».Она сделала паузу и сказала куда лучше:– … Что мы с вами уже не умеем любить. И далее была неумолима. Она вновь предоставила слово своему заместителю.

Замминистра рассказал, как важно для молодежи умение любить – особенно сейчас, когда такое количество абортов среди несовершеннолетних. Потому что любовь облагораживает молодежь, делает ее чище.

Затем она дала слово главному редактору «Советской культуры». Он тоже отметил, что умение любить облагораживает, и потому количество абортов среди несовершеннолетних после постановки Театра имени Ленинского комсомола сократится…

Я хорошо помнил слова маркиза де Кюстина: «Нигде в мире нет такого количества вельможных рабов, как в России». И знаменитую фразу Чернышевского помнил: «Все рабы – снизу доверху». Все это я читал, но впервые увидел, как это наглядно демонстрировали.

Мы шли по улице со счастливейшим директором театра. Он сказал: – Думаю, этак театров сто сейчас будут репетировать твою пьесу.Я радостно согласился.Но он ошибся. Их было 120. По пьесе сняли фильм «Еще раз про любовь». А потом моя Стюардесса перелетела через наши границы. Спектакль дружно ставили все «братские страны», и даже ФРГ.За границу, даже в «братские страны», меня не выпустили, но мне переслали фотографии спектаклей. И я радовался, видя: Она – в Польше, Она – в ФРГ, Она – в Венгрии, Она – в Болгарии, Чехословакии, Румынии…И вышла статья одного из самых модных тогда критиков Инны Вишневской в «Вечерней Москве». Текст звучал так: «Однажды Ермолова, Мартин Иден и драматург Эдвард Радзинский проснулись знаменитыми…». Но газета напечатала: «известными».С тех пор на десятилетия я остался «известным». Это и стало моим единственным титулом.

https://steissd.livejournal.com/6749368.html

Шок, который испытал персонаж песни Высоцкого, узнавший, что ему предстоит ехать в польский город Будапешт, более или менее понятен. Человек не отличался высокой культурой, и чувствовал бы себя не в своей тарелке даже в компании образованных русских соотечественников, не то что улан-баторских поляков. Да и инструктаж нагнал на него лишних страхов.

Но, оказывается, с идиотскими инструктажами и культурным шоком сталкивались и обладатели учёных степеней, вроде доктора наук геофизика Валерии Алексеевны Троицкой. Вот кусочек из её мемуаров. Цитируется по ЖЖ jlm_taurus

Молодому поколению трудно сейчас представить себе, какими ограничениями были обставлены выезды за рубеж советских учёных в пятидесятые годы. Перед выездом всю делегацию вызывали в Центральный Комитет ЦК КПСС, где наряду с пристрастным описанием «опасностей», подстерегающих нас в стране, которую мы собирались посетить, строго обуславливали правила поведения делегатов за рубежом. До середины пятидесятых годов командируемый должен был каждый день являться в посольство и в письменном виде отчитываться о прошедшем дне — где был, с кем встречался, о чём говорили и т. д. Я в этот период не выезжала за границу, но мне об этом многократно рассказывали.

Во второй половине пятидесятых годов каждый делегат должен был представить письменный отчёт руководителю делегации, в обязанности которого входило информировать посольства о текущей деятельности делегации в стране. Согласно «Директивным Указаниям» (Д.У.) поведение делегатов за рубежом было строго регламентировано — запрещалось отлучаться поодиночке ни на прогулку, ни в магазины, ни в кино, ни в театр, а также встречаться один на один с иностранными делегатами. Недопустимым было принимать приглашения домой на ленч или обед — особенно, если приглашали только вас.

Велено было не отвечать на случайные попытки заговорить с незнакомцами на улице или в магазинах — особенно, если они обращались к вам на русском языке. То есть ограничивались все возможные человеческие контакты. Крайне строго были сформулированы пункты директивных указаний, касающиеся выступлений в зарубежной прессе, по радио или по телевидению. Такие действия должны были быть известны заранее, согласованы с руководителем делегации и загодя разрешены посольством. Отдельным пунктом, особо была выделена недопустимость посещения ночных клубов (которые советские учёные так и так посещать не могли — на те мизерные суточные, которые они получали во время этих командировок).

Вскоре после того, как в связи с подготовкой и проведением исследований по программе Международного Геофизического года (МГГ) начались выезды за рубеж — у меня возникли трудности в следовании ряду правил поведения, перечисленных в Д.У. Эти указания утверждались в Академии Наук, а затем в отделе науки Центрального Комитета КПСС. По существу они лишали «послушных» командируемых возможности проявления столь необходимых в организации плодотворного сотрудничества инициативы и установления личных, доверительных отношений. Кроме того, ряд пунктов Д.У. был просто оскорбителен по своему недоверию к самим делегатам.

Первый выезд большой советской делегации геофизиков (несколько десятков человек) состоялся в конце лета 1955 года, на международное совещание по МГГ, проходившее в Брюсселе. Мы не долетели на самолёте авиакомпании САС до Брюсселя, нас высадили в Стокгольме, сказав, что ночь мы проведём в пригородном отеле, так как ряд блоков самолёта требует проверки, а утром полетим дальше. Отель, в который нас привезли, был расположен в тенистом парке с небольшими озёрами. Было ещё светло, но запуганные директивными указаниями, мы не знали, можно ли нам выходить из отеля, не безопасно ли это… Кроме того, ведь это была страна, в которую у нас не было виз…

Однако, усмотрев, что иностранцы, летевшие с нами в самолёте, свободно выходили из отеля, разгуливали по парку, мы постепенно, робко, сперва по одному, выходили в парк, собирались группами, выжидая, что нас остановят и водворят обратно в отель. Спустя некоторое время стало очевидно, что никому до нас нет дела, и вдоволь нагулявшись, мы возвратились в отель, где, по слухам, нас должны были бесплатно накормить ужином. Всей делегацией мы дружно вошли в ресторан отеля, где большинство из нас впервые столкнулись с таким способом самообслуживания, как «шведский стол».

Сперва, подойдя к ломящемуся под изобилием яств длинному столу в центре зала, мы очень скромно положили себе на тарелочки немного пищи, оглядываясь друг на друга и примеряясь к порциям, взятым другими. Мы отходили от стола, понимая, что останемся голодными и с чувством неудовлетворённого гастрономического любопытства — ведь так хотелось всё попробовать… Вскоре однако прошёл слушок, передаваемый с уха на ухо, что брать пищу с центрального стола можно не один раз, и тут все бесстыдно менее чем за полчаса «смели» — к крайнему удивлению растерявшегося обслуживающего персонала — почти всё, что на нём было… Получив нагоняй за обжорство от руководства делегации, мы умерили свой аппетит за утренним завтраком, и вскоре уже летели в Брюссель.

Мне не приходило в голову, что у меня будут какие-либо трудности с иностранной речью. Однако одним из самых удручающих впечатлений от этой поездки было неожиданное для меня непонимание быстрой английской речи. В отличие от немецкого и французского, у меня почти не было практики разговорной речи в английском, да и уроков у меня было два-три десятка. Этот язык я практически выучила сама, главным образом потому, что, зная его, можно было зарабатывать деньги переводами научной литературы. (В то время почему-то новинки этой литературы издавались преимущественно на английском языке). Финансовое положение нашей семьи было в то время весьма трудным, так как мой муж, талантливый физик, был уволен с работы и не мог негде устроиться в связи с антисемитской государственной политикой.

Поэтому переводы были серьёзной поддержкой. Кроме того, они были такой работой, которая позволяла не отлучаться из дома, то есть не покидать моих маленьких детей, близнецов Катю и Петю.

В моём переводе с английского Издательством Иностранной Литературы были опубликованы ряд крупных монографий по физике, каждая объёмом в несколько сотен страниц. Более того, позднее в связи с проведением МГГ я как учёный секретарь комитета по этому проекту вела активную переписку главным образом на английском языке. Всё это вселяло в меня уверенность, что с этим языком у меня трудностей не будет. После первого пленарного заседания, когда я практически ничего не поняла из того, что было сказано, стало ясно, что с разговорным английским языком у меня полный «крах».

Не поддаваясь искушающему соблазну в этой поездке, я выполняла все правила поведения «за рубежом», записанные в Д.У., и вела себя так, как велено было нам на заседании в отделе науки ЦК КПСС перед отъездом. Мои прегрешения начались уже со второй моей командировки и совершались затем многократно, либо для пользы дела, либо из простого любопытства, либо в результате инстинктивного ощущения, что поведение согласно директивным указаниям создаёт странное и скорей всего неблагоприятное впечатление о советских учёных и просто о русских гражданах.

В 1956 году в Париже состоялось первое международное совещание по изучению Антарктики. В этом совещании приняли участие делегации всех стран, заинтересованных в полярных исследованиях. Кроме того, на нём присутствовали послы стран, расположенных в Южном полушарии, претендовавших на ту или иную часть этого континента. Самыми представительными и многочисленными делегациями были делегации Советского Союза и Соединённых Штатов Америки.

Советская делегация вызывала обострённое любопытство, как в самой Франции, так и среди участников совещания. Ведь люди из России, тем более учёные, а не дипломаты, были в то время своеобразной «диковинкой», редкостью на Западе. Поэтому не удивительно, что почти сразу же посыпались приглашения как всему составу Советской делегации, так и ряду его членов — от делегаций разных стран, научных обществ — на приёмы в посольства или в роскошные рестораны на ленч или обед. Индивидуальные приглашения русским делегатам от французских и иностранных участников совещания (знавших друг друга только по публикациям) были, к обоюдному огорчению, сразу же и безоговорочно отметены в соответствии с Д.У.

Запомнилось мне приглашение в некое отделение городского управления Парижа, расположенное в Отель де Виль (недалеко от театра Шатле). Наша делегация состояла, как мне помнится, из полутора десятков человек, из которых почти никто не говорил по-французски и большинство с трудом изъяснялись по-английски (из-за полного отсутствия разговорной практики). Поэтому лишь выражением лица многие делегаты могли выразить свои яркие впечатления о визите в Париж молодому человеку, который с помощью переводчика так увлекательно рассказывал нам о нём.

Принимавший нас молодой человек был неотразим в элегантном чёрно-сером летнем костюме, выгодно подчёркивающем стройность его высокой фигуры. Он вёл беседу с руководством делегации, а затем пытался говорить с теми членами делегации, которые «худо-плохо» могли отвечать ему по-английски. Я скромно, как секретарь делегации, стояла за спинами окружавших его делегатов. Неожиданно он заметил меня, по-видимому, как единственную женщину в делегации и, обратившись ко мне через переводчика, с чисто французской любезностью спросил: — Разве у дорогой мадам нет вопросов о Париже, на которые он как член городского управления мог бы ответить лучше, чем кто-либо?

Переводчик ждал моего ответа, но я, обращаясь прямо к принимавшему нас молодому человеку на французском языке, ответила, что, конечно, вопросы у меня есть, и их много. Тогда он подошёл ко мне, галантно взял меня под руку и объявил: «Господа, пройдёмте в следующий зал, где накрыт стол для нашего завтрака». Двери в этот зал открылись, и, непринуждённо болтая с ним, мы первыми вошли в этот зал, где наша беседа продолжалась с небольшими перерывами в течение всего завтрака. Вопросов у меня было действительно много — о самом Париже, о театрах, местах, которые следовало обязательно посетить. Ведь это был мой первый визит в город, о котором мне столько рассказывала моя гувернантка мадемуазель Филибер и о котором я столько читала…

Я помню, что он посоветовал мне обязательно сходить на концерт Эдит Пиаф, гастроли которой проходили в это время в Париже. Однако я впервые услышала её имя, оно мне ничего не говорило, билеты стоили дорого, никто из делегации не согласился составить мне компанию — и я не послушалась его совета. О чём жалею по сей день…

Во время этой же поездки я впервые побывала вместе с руководителем нашей делегации во французском доме, в гостях у начальника французской экспедиции в Антарктике — месье Имбера. Разумеется, это посещение задолго было согласовано с посольством. Его жена, миловидная брюнетка тридцати двух лет, рассказывала мне о своих пятерых детях и при этом совсем не походила на усталую, замученную бесконечными заботами и хлопотами женщину, какой она должна была быть, по моим представлениям (исходя из моего личного опыта с моими близнецами). Я не удержалась и спросила, как она управляется с детьми, как ей удаётся ещё устраивать при этом домашние приёмы и при том так хорошо, свежо выглядеть.

И тут я впервые узнала о системе ухода за детьми — «au pair». Оказывается во Франции, как и в других странах Европы, было широко распространено приглашение пары молодых, интеллигентных девушек из соседних стран, которые жили в семье и за весьма скромную плату брали полностью на себя уход за детьми, получая за это возможность изучить язык — посещая по очереди вечерние курсы в парижских университетах. Кроме того, в случае мадам Имбер, у которой был дом в Бретани, девушки уезжали туда с детьми на всё лето, и родители были совершенно свободны, не имея никаких хлопот.

Продолжая разговаривать, я неожиданно получила любезное приглашение от мадам Имбер совершить с ней необходимые мне покупки, так как в этом случае, как сказала она, улыбаясь, мои покупки обойдутся мне существенно дешевле. Когда я молча продолжала смотреть на неё, она пояснила: «Имея пятерых детей, я получаю скидку в 45 % на покупки в большинстве крупных универмагов Парижа. Покупать всё, что вам нужно, буду я, соответственно со скидкой, а деньги вы мне дадите заранее… Почему бы вам не воспользоваться этой возможностью?»

От этого предложения, при скудости полагающихся нам командировочных и при необходимости и желании покупать подарки родственникам, сослуживцам, друзьям, соседям, людям, способствовавшим организации нашей поездки и т. д. — было очень трудно отказаться. С другой стороны, это предложение определённо не укладывалось в Д. У. Посещение магазина один на один с француженкой уже было прегрешением, а участие в какой-то сомнительной, предлагаемой ею «афёре» — представлялось опасным, чреватым возможными непредсказуемыми осложнениями поступком и, несомненно, было «табу» — согласно Д.У. Конечно, на это предложение не следовало соглашаться. Но мадам Имбер была так мила, непосредственна, так не походила на западных, законопослушных граждан и так напоминала мне этим моих соотечественников — что я согласилась. Это было одним из первых моих грехопадений

В ходе общей беседы, уже во время обеда, искусно приготовленного хозяйкой, возник разговор об Антуане де Сент-Экзюпери — популярном на западе французском писателе, лётчике, исчезнувшем вместе со своим самолётом во время войны с Италией и Германией. Он стал известен в Советском Союзе позднее, главным образом, по его произведению «Маленький принц». Руководитель нашей делегации В. В. Белоусов почему-то отрицательно отозвался о его творчестве.

Это вызвало вежливое удивление, непонимание, а также возражения собравшихся. На лице нашей хозяйки отражалось недоумение, и она огорчённо сказала, что просто не понимает, как может не нравиться такая умная, тёплая проза… Я впервые услышала это имя и позднее спросила мадам Имбер, нет ли у неё произведений Сент-Экзюпери и не могла бы она мне одолжить — на время пребывания во Франции. Оказалось, что мадам Имбер — племянница Сент-Экзюпери и свято чтит его память…В ответ на мою просьбу она просто щедро одарила меня целым рядом его книг — в том числе поразительными по глубине мысли и откровенности дневниками…

...Прегрешение для пользы дела. В 1958 году я снова оказалась в Париже с делегацией, обсуждавшей текущие проблемы МГГ. В Советском Союзе к тому времени были уже запущены первые спутники, и на сотнях станций проводились наземные наблюдения геофизических явлений. Я принимала участие в этом совещании уже как руководитель одного из новых направлений исследований в области электромагнитного поля земли.

Один из французских журналистов месье Б., ранее побывавший в Москве, которому я как секретарь МГГ помогала в организации интервью с интересовавшими его учёными и посещениями Институтов, настойчиво просил о встрече со мной. Думая, что эта встреча произойдёт в фойе отеля, я согласилась и сказала об этом руководителю делегации, который не очень противился, так как тоже познакомился с этим журналистом ещё в Москве.

В назначенный час я встретила его в фойе, пригласила расположиться у небольшого столика, но он сказал, что в соседнем кафе уже всё приготовлено для фотосъёмки нашей беседы и что он просит пройти меня туда. Я поколебалась, но решила не противиться его планам. Придя в кафе, после довольно долгого интервью со съёмками в разных ракурсах, нескольких чашечек кофе и двух-трёх бокалов отличного французского вина, мой собеседник, посмотрев на часы, воскликнул: «Мы можем опоздать», и попросил меня быстрее пройти к машине.

Ничего не понимая, я упорно сидела на своём высоком круглом стульчике и требовала объяснений.«Мадам, мы должны вовремя приехать к зданию французского телевидения, чтобы успеть пройти все формальности, встретиться с ведущим, который вам скажет, что от вас ждут во время выступления …». Тут я его перебила и сказала, что ни о каком выступлении на французском телевидении не может быть и речи, так как такие действия должны быть согласованы с посольством и известны руководителю делегации.

В ответ на это, удивившись отказу от столь лестного приглашения, он стал бурно объяснять, что мне предстоит выступить в весьма престижной передаче, между известной певицей Марией Каллас и прославившимися своими исследованиями потоков космических лучей французским учёным Пьером Оже. Опять перебив его, я просто произнесла: «Не могу, не могу, не могу…».

Тут он изменил тон и совершенно серьёзно сказал мне, что он берёт всю ответственность на себя, что у него большие связи и что в интересах сотрудничества моё выступление будет очень полезным, что, наконец, он умоляет меня согласиться…
Я растерянно смотрела на его огорчённое лицо, бурную, типично французскую жестикуляцию, слушала его непрекращающийся поток слов … Он убеждал меня, что визиты русских людей во Францию крайне редки и поэтому интерес к ним очень велик, что я имела бы возможность рассказать французскому зрителю об участии моей страны в грандиозной программе МГГ, щедро поддерживаемой правительством Советского Союза, насколько ему известно…

И, наконец, что это редкий случай, когда отвечать ведущему я могу на языке страны и тем самым способствовать тому, чтобы передача была живой, не прерываемой переводом и более интересной для зрителя …То ли под влиянием его эмоциональной речи, то ли от соблазна и интереса, которые, несомненно, были в этом предложении — я «дрогнула» и решила, что как-нибудь выпутаюсь из грозящих мне затем неприятностей — и согласилась.

Приехав в студию, мы узнали, то уже началось интервью с Марией Каллас, что мне надо срочно привести себя в порядок в соседней комнате и быть готовой к выступлению, которое будет проходить в виде задаваемых вопросов и соответственно моих ответов. Тут я сказала ведущему, что мне нужно знать эти вопросы заранее (имея в виду их возможное несоответствие Д.У. и моим вполне вероятным замешательством, если мне их зададут неожиданно). Свою просьбу я объяснила тем, что хотя и знаю французский язык, но могу что-то и не понять, растеряться при телевизионном выступлении.

Реакция ведущего была точно такой же, как у моего знакомого журналиста — на его лице отразилось удивление, затем он всплеснул руками и стал лихорадочно объяснять мне, что это просто невозможно, так как, зная вопросы заранее, я утрачу в моих ответах эмоциональность реакции, а, следовательно, существенно ослабнет впечатление зрителей. Я тщетно пыталась протестовать, но, в конце концов, пришлось с опаской выйти на интервью, так ничего и не добившись.

Первые вопросы были, разумеется, о советских спутниках, но, сказав, что о спутниках уже много сказано в прессе, по радио и на телевидении, я вскоре сумела перевести разговор на значение всех исследований, проводящихся во время МГГ. Я говорила, что спутники — блестящее достижение техники, открывающее принципиально новые возможности для научных исследований. Однако огромное значение в настоящее время имеет и то, что учёным более семидесяти стран удалось впервые организовать наблюдения, охватывающие всю Землю, её атмосферу и Мировой океан. Этот грандиозный эксперимент сблизил учёных стран с самыми различными политическими системами и убедительно показал общность их интересов в понимании того, что же происходит и почему на нашей планете. В конечном итоге результаты этих исследований интересны и важны для всех населяющих нашу планету народов.

Эта сторона МГГ позволяет назвать этот проект не только крупнейшим научным событием, но и одним из величайших гуманитарных достижений двадцатого века. Затем, перейдя к описанию тех суровых условий, в которых часто приходится работать геофизикам — в высокогорных районах, в Арктике, на ледяных просторах Антарктики, в экспедициях на разных широтах и долготах планеты, я привела несколько примеров проявляемых при этом мужества и, пожалуй, героизма. Подчеркнув то, что в Советском Союзе в связи с МГГ многие классические разделы геофизики получили возможность серьёзного развития, а ряд направлений исследований (в частности то, которым занималась я) были по существу рождены благодаря МГГ.

Ведущий не мешал мне говорить то, что я считала нужным, задавая лишь ряд вопросов по ходу дела.Интервью кончилось, меня с французской щедростью на комплименты поздравляли с необычайно удачным выступлением, и вместе с сияющим журналистом Б. мы пошли к машине. По пути к ней Б. сказал, что по случаю столь удачного выступления он приглашает меня пообедать в один замечательный французский ресторан, который неизвестен иностранцам, так как не имеет даже вывески и знаком лишь парижским гурманам.

Я же находилась в состоянии крайнего, тупого уныния, понимая, что наступает час расплаты за проявленное самоволие. Однако, подумав горестно, что неприятности рано или поздно неизбежны, я решила принять это предложение, тем самым отодвигая во времени полагающееся мне наказание.

После изысканного обеда, между десятью и одиннадцатью часами вечера, я вошла в отель и сразу же увидела руководителя нашей делегации Белоусова, нервно ходившего по фойе отеля. Я подошла к нему, он очень сухо сказал, что уже несколько раз звонили из посольства и что нас обоих вызывают туда к восьми часам утра — завтра. После этого он отчитал меня с присущей ему вспыльчивостью, повергнув меня если не в отчаяние, то в состояние глубокой депрессии и позднего раскаянья от серьёзной вины по нарушению «Директивных Указаний», компрометирующей, как мне сказал В.В., всю делегацию. Мне было особенно неловко перед В.В., который столь много делал для успешной организации всё ещё редких зарубежных поездок советских учёных.

Я не могла заснуть, ругала себя, но в конце концов задремала. Наступило утро, и мы с В.В. отправились в посольство пешком — он двигался большими шагами впереди меня, я трусила за ним — почти бегом. Придя в посольство, тогда расположенное ещё на Рю-де-Бак, мы были сразу же приняты послом Виноградовым, который позже в разговоре упомянул, что он так же, как и я, кончил Физический факультет Ленинградского Университета. Комната посла была очень уютной, тяжёлые шторы были ещё не полностью открыты, слышалась тихая классическая музыка.

Рядом с сидящим за столом послом стоял высокий мужчина, который, как затем выяснилось, был советским представителем высокого ранга в ЮНЕСКО — его фамилия была Кеменов. Увидев нас, посол встал, вышел из-за стола и с приветливой улыбкой, обратившись ко мне, сказал: «Вы очень хорошо выступили вчера по телевидению — мы получили на редкость большое количество звонков от французских зрителей, которым оно очень понравилось. Все они отмечали вашу свободную манеру держаться, столь редкую, к сожалению, для наших представителей, интересное содержание вашего выступления, непосредственность в характере ответов на вопросы ведущего…»

В.В. и я, не ожидавшие такого поворота событий, в изумлении переглядывались друг с другом. Затем нас пригласили сесть и попросили коротко рассказать о некоторых сторонах деятельности по МГГ, особенно тех, которые были связаны с международным сотрудничеством. После пятнадцати-двадцати минут нас поблагодарили, мы стали прощаться, но тут Виноградов, обращаясь ко мне, сказал: «А вас, Валерия Алексеевна, я попрошу задержаться». Когда недоумевающий В.В. вышел, Виноградов и Кеменов начали очень благожелательно вести со мной светскую беседу, направленную, как мне показалось, главным образом на то, чтобы понять, что я за человек.

Позднее выяснилось, что этот разговор не был праздным любопытством. Через пару дней Виноградов, вызвав меня в посольство, сказал, что он уверен в том, что я могла бы быть очень хорошим атташе по науке и культуре в Париже. Поэтому он спрашивал моего предварительного согласия, чтобы начать соответствующие действия в Москве. Спустя некоторое время в Москве меня вызвали в какое-то учреждение, расположенное в одном из переулков за старой станцией метро «Арбатская». Одним из первых заданных мне вопросов сотрудником этого учреждения был: «С какого года вы в партии?» Когда мой собеседник услышал, что я беспартийная, он, к счастью, быстро потерял ко мне интерес. В то время (середина пятидесятых годов прошлого века) в атмосфере посольства, как мне говорили потом знающие люди, я со своим независимым характером не продержалась бы и месяца.

Я была рада, что моё прегрешение так славно перешло в заслугу, и охотно отвечала на все вопросы. Меня спросили, когда делегация уезжает, а затем сказали, что они понимают, что я спешу на конференцию, и распрощались со мной.

Я шла по Парижу с чувством глубокого удовлетворения тем, что мне удалось выступить «на пользу дела», обратив в своём выступлении внимание на самоотверженную работу десятков тысяч учёных, инженеров, техников — впервые согласованно исследующих нашу планету по единому, объединяющему их проекту. Кроме того, мне очень понравился Виноградов, и от этой встречи у меня, конечно, улучшилось настроение — напрочь испорченное накануне.

https://steissd.livejournal.com/6748929.html

У любителей прелестей кнута, хоть совкового, хоть скрепного, есть один риторический приём: противопоставление свободы «от» и свободы «для».

На самом деле этот приём демагогичен до мозга костей. Свобода от тирании, произвола и принуждения нужна для самореализации и создания себе наиболее комфортных условий жизни. Тут есть и «от» и «для».

Но не для претворения в жизнь завиральных идей разных патологических фантазёров в диапазоне от Маркса-Энгельса-Ленина до Дугина и Прох**нова, не для удовлетворения хотелок секретарей партийных комитетов разного уровня, не для сохранения актуальности идиотских табу традиционного общества, ставших анахронизмом через 10 минут после завершения протерозойской эры, и не для соответствия ожиданиям и требованиям бабок на скамейке возле подъезда, которые отураганили своё лет 250-300 назад, а теперь, покинув арену большого секса и прочих радостей жизни, хотят из зависти пожизненно загнать людей помоложе в монастырь строгого режима с обязательным привлечением к тяжёлому физическому труду. Такого «для» нам всем не нужно ни бесплатно, ни по сходной цене. Напротив, нужна свобода «от» всего этого.

https://steissd.livejournal.com/6748804.html

Была в эпоху исторического материализма такая загадка: «Что за прибор: свистит, гудит, звенит, визжит, пердит, но в спину не толкает?». Правильный ответ на неё — советский бесшумный толкатель в спину.

Примерно такой структурой был созданный в 1950 году по инициативе СССР так называемый Всемирный совет мира. Он планировался как пропагандистский орган для пиара советской внешней политики и воздействия на тех представителей буржуазного парламентаризма, которые представляли собой по той или иной причине слабое звено. Но вот только толку от него практически не было. Разве что пригодился для присуждения Брежневу международной ленинской премии «За укрепление мира между народами» в придачу к ордену «Победа» и Благороднейшему Ордену Портянки с девизом Honi soit qui mal y sent — пусть стыдится тот, кто не любит её запаха. Агитпроповскую суть этой шараш-монтаж-конторы на Западе вычислили с полпинка, и никаким авторитетом она там не пользовалась.

Разумеется, 50 копеек в год, которые собирали с трудящихся в так называемый Фонд Мира, не Бог весть какая сумма, но собиралась она совершенно впустую (вот со стройотрядов, пользуясь бесправием студентов, могли содрать и больше — например, с каждого Sch"utze бойца по дневному заработок, к счастью, такой беспредел происходил не всегда). Мир после сентября 1945 года поддерживали не похожий на цыганского пфальцграфа барона Рамеш Чандра и не советские писатели вкупе с вышедшими в тираж мидовскими номенклатурщиками, присосавшиеся к этой кормушке, а едрён-батон и демонстрация его возможностей 6 и 9 августа в Японии. А заседавшие в Вене звездоболы просто зря ели свой хлеб.

С 1950 года, с момента создания Всемирного совета мира, советское руководство выделяло огромные деньги на деятельность этой организации. Однако восемь лет спустя выяснилось, что в совете имеются многочисленные проблемы, начиная с непроизводительной траты бюджетных средств и кончая странным подбором советских и иностранных сотрудников.

"Подготовка к форуму срывается"

Любой из тех, кто вырос в советские времена, легко может вспомнить имя, ассоциирующееся со словами "Всемирный совет мира". Конечно же, Ромеш Чандра — с 1966 года генеральный секретарь, а с 1977 по 1990 год — президент ВСМ. Этот мило улыбающийся индус появлялся на всех советских торжественных мероприятиях и произносил речи о том, с каким одобрением мировая общественность относится к миролюбивой политике СССР вообще и к очередным мирным инициативам товарища Брежнева, Андропова, Устинова или Горбачева в частности. А телевидение регулярно показывало церемонии вручения Международных ленинских премий за укрепление мира, которые проводил все тот же Ромеш Чандра.

В те годы уже мало кто помнил, что Всемирный совет мира создавался в 1950 году как объединение сторонников мира во всем мире, желавших отдать все силы для того, чтобы окончившаяся пять лет назад мировая война больше никогда не повторилась. Однако в Москве с самого начала собирались сделать ВСМ еще одним рупором советской пропаганды, еще одним способом полезного для СССР воздействия на умы жителей капиталистических стран. И именно для этого Советский Союз, если называть вещи своими именами, начал финансировать всю деятельность ВСМ.

Проблема заключалась лишь в том, что видные общественные деятели Запада не хотели иметь ничего общего ни со Сталиным и его режимом, ни со сталинскими наследниками. В особенности после подавления советскими войсками венгерского восстания 1956 года (к которому, справедливости ради, Сталин отношения не имел, ибо дал дуба 3 годами ранее). В результате у ВСМ возникло множество проблем, о которых 5 ноября 1958 года ответственному секретарю Советского комитета защиты мира М. И. Котову и секретарю Всемирного совета мира В. М. Чхиквадзе рассказала бельгийский депутат и вице-президент ВСМ Изабелла Блюм, приехавшая в СССР на лечение в правительственном подмосковном санатории "Барвиха". Итоги беседы оказались такими, что засекреченную запись беседы немедленно отправили в ЦК КПСС.

В ЦК и без того знали, что видные советские общественные деятели — писатели Илья Эренбург и Александр Корнейчук — относятся к возложенным на них обязанностям борцов за мир без особого энтузиазма и ценят в ней только возможность часто выезжать на зарубежные мероприятия сторонников мира. Изабелла Блюм только добавила в эту картину лишь некоторые дополнительные штрихи.

"Изабелла Блюм,— говорилось в записи беседы,— заявила, что имела беседу с И. Г. Эренбургом по возвращении его из Швеции, в результате которой у нее сложилось впечатление, что подготовка к форуму по ликвидации "холодной войны" по существу срывается. Она подчеркнула, что на заседании Исполкома ВСМ всеми был одобрен единый план действий, заключающийся в том, чтобы обратиться с письмами к видным деятелям различных стран, в которых следовало бы предложить им собраться с целью обсуждения вопроса о ликвидации "холодной войны". Предполагалось, что такая встреча может быть созвана в Брюсселе и что вдохновителем ее может стать Роллен, являющийся видным деятелем социалистической партии Бельгии и депутатом парламента, пользующимся большим авторитетом в стране. Блюм, которой была поручена подготовка этой встречи, сообщила, что она разослала несколько писем видным деятелям ряда стран".

Однако затем начались обычные для того времени трудности с приглашением видных общественных деятелей Европы, и вице-президенту ВСМ потребовалась поддержка:

"Блюм заявила, что практически такая встреча, которая могла бы иметь огромный политический резонанс, может быть сорвана, и необходимо незамедлительно принимать меры по ее организации".

Но получила неожиданный совет:

"Блюм сообщила, что И. Г. Эренбург посоветовал ей не заниматься вопросами организации форума по ликвидации "холодной войны". Судя по тону всей беседы, она выражала в связи с этим свое недовольство".

Мало того, как рассказала Изабелла Блюм, советские товарищи иногда даже не удосуживались следить за инициативами национальных комитетов защиты мира и поддерживать их:

"Она сообщила, что по телефону из Брюсселя Р. Оллендер, генеральный секретарь Бельгийского комитета защиты мира, сообщила, что 31 октября в газете "Нью-Йорк Таймс" опубликовано заявление, подписанное видными общественными деятелями в США, и в частности Элеонорой Рузвельт, в котором содержится призыв о прекращении испытаний ядерного оружия и просьба, чтобы под этим заявлением поставили свои подписи Д. Шостакович и академик Д. Скобельцын (при этом И. Блюм отметила, что она не может ручаться за точное изложение текста этого заявления, так как о нем ей рассказывалось по телефону). Блюм интересовалась, известно ли в Советском Союзе это заявление и почему оно не напечатано".

"Успехов он никогда не добивался"

В ходе беседы Изабелла Блюм рассказала и о том, почему срывается привлечение новых видных членов в движение борцов за мир:

"Был затронут вопрос о привлечении в движение сторонников мира представителей общественности США. Она сообщила, что в настоящее время во Франции живет видная прогрессивная писательница Швеции Эдит Мерис со своим мужем, тоже писателем, которые были лишены права жить в Америке за свою деятельность в пользу мира. Их было бы целесообразно привлечь в движение, учитывая их прогрессивные взгляды.

Блюм сообщила, что муж этой писательницы является сыном одного из чикагских промышленников, располагает большими средствами и пользуется известностью среди широких кругов американцев. Она является автором известной книги, вскрывающей реакционную сущность американского "Пен-Клуба" (ассоциации буржуазных реакционных писателей), и книги "В белых перчатках", в которой автор решительно выступает против расовой дискриминации. Эдит Мерис — шведка по происхождению, является дочерью богатого владельца шахт в Чикаго и тоже имеет большие связи с различными кругами общества. Блюм сообщила, что в газете "Драпо Руж" (последние числа октября) опубликована заметка, в которой сообщается, что писательница посетила Бельгию, где организовала пресс-конференцию о событиях в Хиросиме. Пресс-конференция имела большой успех. "С такими людьми из США следует устанавливать контакты по линии ВСМ",— отметила Блюм.

"Беда в том,— заявила Блюм,— что, когда осуществляются попытки привлечь в движение видных представителей США, это поручается секретарю ВСМ Данкану Джонсу или Джону Дарру (бывшему секретарю ВСМ), которые не пользуются никаким авторитетом в США. Я считаю, что в этих целях надо привлекать людей различных кругов США, выступающих за мир. В этом направлении есть много возможностей, которые нами еще не использованы"".

Изабелла Блюм рассказывала, что множество проблем связано как раз с такими функционерами ВСМ:

"Она также высказала свое мнение о работе ряда секретарей ВСМ. При этом она заявила следующее:

Данкан Джонс — бывший полковник, очень ограниченный человек, с узким политическим горизонтом. В Совете не раз были серьезные промахи вследствие того, что Джонс представлял тенденциозную информацию об обстановке в Англии и о имеющихся там возможностях с точки зрения привлечения в движение новых кругов.

"У него есть 2 пункта,— заявила Блюм.— Один из них — лейбористы. Случалось, что перед сессиями ВСМ Д. Джонс, возвратившись из Англии, говорил, что ему удалось добиться участия крупных представителей английских профсоюзов. Однако обычно в лучшем случае на сессию приезжал какой-нибудь совсем незначительный работник одного из профсоюзов, который не мог иметь никакого влияния в своей стране. Другим его пунктом являются религиозные круги. Это объясняется тем, что отец его епископ. Здесь тоже успехов он никогда не добивался. Я могу сказать, что у меня нет к нему доверия..."

Кхер — неглупый, энергичный молодой человек, еще не имеющий опыта политической работы. Из него получится хороший работник. Его необходимо воспитывать, оказывать помощь в работе.

Хорхе Саламеа — типичный представитель либеральной интеллигенции. Он неплохо работает, всегда согласен с мнением советских друзей, но политически обосновать, почему он поддерживает то или иное мнение, он не может. Это не политический деятель.

Сато — секретарь от Японии. "Это совершенно незначительная фигура,— сказала Блюм.— От него нечего ожидать, и привлечение его в BCM является ошибкой".

Мальвия — секретарь от Индии. Очень ограниченный человек, который не принесет никакой пользы движению, заявила она. От Индии должен был бы быть в ВСМ более представительный человек".

"Допуская непозволительные излишества"

Особой темой беседы с Изабеллой Блюм стали вопросы финансирования ВСМ и советского влияния в организации:

"Блюм также затронула вопрос о работе бывшего секретаря ВСМ от Советского Союза тов. Сорокина В. А. При этом она дала отрицательную оценку его деятельности:

"Мы все ведь прекрасно знаем, что большую часть средств на содержание Движения предоставляет Советский Союз. Сорокин, по-видимому, полагал и исходил в работе из принципа: "Раз я плачу, я и командую". Это чувствовали постоянно все в Совете. А как раз думается, что в этом вопросе представителю Советского Союза следовало бы соблюдать особую тактичность.

Из моего собственного опыта работы я могу сказать, что вел он себя неправильно, постоянно оскорбляя достоинство человека, не считаясь с опытом людей, никогда не советовался по сложным вопросам и допускал в связи с этим ошибки. Я хочу подчеркнуть, что о Сорокине я говорила не за его спиной, а при нем и неоднократно.

Были случаи, когда его заставляли извиниться передо мной за бестактные поступки, которые наносили вред нашей работе. Так, однажды решался вопрос об опубликовании одного документа в Бюллетене ВСМ. Сорокин наложил на него свое вето. Я поговорила с Корнейчуком, рассказала о положении, и советская делегация заставила Сорокина на заседании Бюро признать свою ошибку.

У Сорокина много амбиций. Он думает, что знает все лучше, чем кто-либо другой, что его судить нельзя, от этого же страдает дело. В BCM я занималась вопросами документации. Когда вставала речь об опубликовании какого-нибудь документа, и Секретариат принимал решение о необходимости этого, случалось, что Трепчинский (бывш. секретарь от Польши) приходил к Сорокину и документ или просто клался под сукно, или же возвращался через месяц, когда значение его полностью терялось.

При проведении какого-либо мероприятия случалось, что для его пропагандирования надо было издать плакат. Заседание Секретариата одобрило проект, но вот уже отпечатанный плакат Трепчинский приносит Сорокину. На него затрачены средства. Сорокин накладывает свое вето, и хода ему нет.

Особенно возмутительны были следующие вещи: Сорокин в беседе со мной предлагает мне заняться каким-то вопросом или мероприятием. Я берусь за работу, предпринимаю необходимые действия. Но тут он получает из Москвы сообщение о нецелесообразности такого мероприятия. И тогда, глядя мне в глаза, он говорил: "Я никогда Вам этого не поручал, и Вы лжете"".

Когда был Гуляев, он был очень осторожен, очень строг, но он был искренен и его все любили. Он постоянно советовался с нами, людьми, хорошо знающими Запад. Здесь же не найдется ни одного человека, который бы был расположен к Сорокину".

Вице-президент ВСМ намекала, что из-за подобного способа ведения дел в финансовых делах организации существует беспорядок:

"Говоря о деятельности ВСМ, Блюм горячо одобрила мнение о необходимости составления плана важнейших мероприятий на год, что позволит упорядочить и бюджет ВСМ. Она отметила при этом, что давно выступала по этому вопросу, но продвинуть его не удавалось, в результате чего создавалась такая ситуация, при которой готовились только ближайшие мероприятия, в то время как подготовка к другим практически откладывалась: "Сколько ценных предложений высказывалось на наших совещаниях. Ведь они все записывались, но из-за плохой организации работы часто оставались только на бумаге. Составление плана мероприятий в соответствии с принятыми решениями окажет огромную помощь в нашей работе и упорядочит финансовую дисциплину в Совете"".

Кроме того, она прямо говорила о странных выплатах Сорокина венским адвокатам, которые якобы обеспечивали секретариату ВСМ возможность работать в Вене. И это притом, что пребывание этого органа Всемирного совета мира в столице Австрии было оговорено в советско-австрийском договоре.

В довершение всего Блюм рассказала и о прямых растратах средств ВСМ:

"Блюм крайне отрицательно отзывалась о вице-президенте ВСМ Биндари (ОАР). Она сообщила, что имела беседу с писателем Саркави (ОАР), который рассказал, что на Конгресс в Стокгольм Биндари привез Арафа, который является агентом разведки и репутация которого крайне сомнительна. (Во время Варшавского фестиваля он, как сообщила Блюм, растратил деньги египетской делегации и лишь благодаря случаю спасся от тюрьмы). В результате деятельности Биндари движение сторонников мира в Египте замкнулось в узкие рамки. Комитет защиты мира, который возглавляет Биндари, ведет вредную деятельность, и входящие в него в настоящее время члены не представляют египетский народ.

"Не случайно,— заявила И. Блюм,— члены Суданской делегации, посетившие Египет, задали вопрос Насеру: "Как Вы можете посылать Биндари как представителя египетского народа"".

И. Блюм сообщила также, что Биндари является одним из богатейших землевладельцев страны, и выражала свое горячее возмущение по поводу тенденции Биндари пользоваться деньгами ВСМ, причем допуская при этом непозволительные излишества".

Блюм предлагала снизить расходы ВСМ, проводя мероприятия в странах Европы и мира за счет западных бизнесменов, заинтересованных в сотрудничестве с СССР, предлагала активизировать разные виды деятельности ВСМ. Но главный идеолог КПСС Михаил Суслов, ознакомившись с записью беседы, ничего предпринимать не стал.

По всей видимости, он прекрасно понимал, что собрать под знаменем ВСМ имеющих реальное влияние общественных деятелей ведущих стран не удастся. А потому наилучший выход — использовать Всемирный совет мира и его мероприятия для того, чтобы изображать поддержку советской политики за рубежом. Главным образом для внутреннего потребления. Точно так же, как оплачивались выгодные СССР статьи в иностранных изданиях, которые потом перепечатывались в советских газетах в качестве мнения зарубежной прессы о советской жизни или политике.

Именно поэтому на экранах телевизоров в СССР регулярно появлялся Ромеш Чандра, а советские граждане продолжали верить, что советская политика — политика мира (или делать вид, что верят).

https://steissd.livejournal.com/6748543.html

Разумеется, не существует в мире ни одного государства, где бы не было полиции. Её предназначение — оберегать покой граждан от покушений на него всякой уголовной нечисти. Тем не менее советская милиция порой была опаснее отмороженной гопоты. И это неудивительно: нижние чины нередко именно из этой гопоты и состояли.

Для одних служба ментом предоставляла возможность вырваться после солдатчины в крупный город из родного райцентра Кислодрищенска или деревни Придорожное Быдло, не утруждая себя пахотой на адском конвейере завода, имеющего лимиты на прописку иногородних, для других — шанс безнаказанно распускать руки и самообогащаться. Вот выдержки из писем советских граждан в ЦК КПСС, написанных в 1976-78 гг. И повествуют они отнюдь не о перебоях в продаже устриц, хамона или знаменитого пломбира.

1970-е годы считаются золотым веком советской милиции. Но если судить по письмам, в огромном количестве поступавшим в ЦК и правительство, тем, кто непосредственно сталкивался тогда с милиционерами, их служба виделась совершенно иначе, чем в популярных в ту эпоху телесериалах.

Из писем трудящихся, полученных ЦК КПСС в 1976 г.

А. Я. Афиногенов (Ворошиловград)

13 апреля я летел в г. Новосибирск. Прямого рейса Ворошиловград-Новосибирск нет. Пришлось лететь через г. Куйбышев. Из Ворошиловграда самолет вылетел в два часа ночи и около четырех часов по местному времени сделал посадку в Куйбышеве. В Новосибирск я должен был отбыть в 18 часов. Я сдал портфель в камеру хранения и лег спать на скамейку. В половине шестого утра меня разбудили сержант милиции и молодой человек в штатском. Я спросил у них: "В чем дело?" В ответ меня ударил кулаком тот, кто был в штатском. Потом они начали избивать меня вдвоем. Затем повели в отделение милиции. Там предложили выложить то, что было в моих карманах. Я вынул все документы, за исключением военного билета (в нем лежали деньги), который был в боковом кармане. Они насильно отобрали его и сказали, чтобы я ложился спать.

Утром, когда меня разбудили, дежурил уже другой сотрудник в звании лейтенанта. Он заставил меня навести порядок в помещении и на улице около здания милиции. Когда он стал возвращать мне вещи, я сказал ему про деньги. Он спросил, сколько их у меня было и в каких купюрах. Потом повел меня к подполковнику, начальнику милиции. Я сказал, что было 269 рублей, а вернули всего четыре рубля. Подполковник распорядился меня отпустить, а с деньгами обещал разобраться. Когда я подходил к зданию аэропорта, меня остановил один лейтенант. Он рассказал, что видел, как со мной обошлись сотрудники милиции. Я попросил его пойти в милицию и все рассказать. Он согласился. Там он написал объяснительную записку. В это время объявили посадку на самолет, с которым я должен был вылетать в Новосибирск. Я спросил у начальника милиции: как же мне быть с деньгами? Он ответил: "Разберемся. И если вы говорите правду, деньги переведем домой" (адрес мой он записал). Потом добавил: "Если перевод не поступит в течение месяца, напишите письмо на имя начальника аэропорта" (фамилию свою он не назвал).

По истечении указанного срока я написал два письма, но они как в воду канули.

Прошу вас разобраться в этой неприятной истории, ведь 269 рублей на дороге не валяются.

В. А. Зайченко (Ростовская обл.)

Сначала изложу суть дела. 1-го Мая мой сын Иван Зайченко со своим другом Владимиром Шевченко в городском саду подрались с Валерием Балахтиным (Балахтин по возрасту старше этих ребят, он уже отслужил свой срок в Советской Армии). Случай, конечно, нехороший, ребят за этот проступок мы не оправдываем, и если их необходимо наказать, то пусть накажут по советским законам. А как поступили с ними?

На следующий день после драки отец Балахтина (он директор быткомбината) вместе со своими сыновьями Валерием и Владимиром в сопровождении работника милиции взяли из дома моего сына и его друга Шевченко, привезли на своей машине в отделение милиции и стали их избивать: выдирали волосы, били ногами, нанесли и другие побои. Мы об этом ничего не знали, потому что никаких сведений из милиции не поступало. На четвертый день мы случайно узнали об этом самосуде и обратились за помощью к прокурору. В результате его вмешательства Владимир Шевченко был помещен в больницу (побои были на лице, нос свернут, и этого скрыть было нельзя).

Несмотря на мою настойчивую просьбу направить моего сына на медицинское обследование, прокурор ответил: "После суда". По нашим жалобам из Ростовского областного управления внутренних дел приезжал лейтенант т. Дубровин. Он провел разбирательство и сказал: дело ясное, виновные будут наказаны.

После его визита против Балахтиных было возбуждено уголовное дело, но, по всей видимости, сделано это было для отвода глаз. Несмотря на показания свидетелей и самих пострадавших, наличие физических повреждений, подтвержденных врачами-специалистами (перелом переносицы и челюсти, сотрясение мозга и др.), следствие затормозилось, виновников не оказалось. Следователь нервничает, нам ничего не говорит. Правда, однажды проговорился, что он бросил бы вести это дело, но не разрешает прокурор. Причиной, как нам кажется, является нажим на следователя со стороны местных властей, а также и областного начальства.

Дело в том, что Балахтин (старший) у местной власти пользуется большим вниманием. Он очень часто ездит в область и там обхаживает нужных ему людей. Отсюда и все последствия по данному делу.

При свидании с сыном он мне жаловался на головную боль, тошноту. Рассказал, что в камере у него были обмороки.

Мы писали в Министерство внутренних дел СССР и в журнал "Человек и закон", но получили только одни уведомления о получении наших жалоб. Видимо, вся беда в том, что все наши жалобы направляются одному и тому же лицу, которое не желает обидеть Балахтиных...

Просим беспристрастно разобраться в этой возмутительной истории и восстановить справедливость.

Из писем трудящихся, полученных ЦК КПСС в 1977 году

Жители поселка Первомайского (Крымская обл.)

К Вам обращаются жители поселка Первомайского, Первомайского района Крымской области. Мы возмущены преступными действиями работников отдела внутренних дел исполкома районного Совета депутатов трудящихся.

В канун праздника 1-ое Мая с танцплощадки они взяли молодого парня Сускова Алексея. Он не сделал никакого правонарушения, правда, обидел некоего Сафонова — сына сотрудника милиции. И что же сделали работники милиции с Алексеем Сусковым? Они бросили его в дежурную машину, зверски избили, а затем доставили его в отделение милиции, посадили в камеру пятнадцатисуточников и при них еще раз избили, почти уже мертвого. Затем вызвали скорую помощь, сказали, что он прыгнул с машины и убился, но врачи не взяли Алексея, так как он был уже мертв. За несколько часов здорового парня избили до смерти? Какой ужас! Разве им даны такие права? Просим разобраться в работе нашего отделения милиции и привлечь виновных в смерти Сускова к ответу.

Из писем трудящихся, полученных ЦК КПСС в 1978 году

Комсомольцы села Ружаны (Брестская обл.)

"Мы, комсомольцы поселка Ружаны Брестской области, решили просить у вас помощи. У нас на улице Интернациональной проживает Новик Валентин. Родители у него алкоголики. И вот вместо того, чтобы помочь мальчику, милиция преследует его. Пятнадцатилетнего мальчика подозревают в убийстве женщины. Мальчика так запугали, что он не ночует дома. Приходится ему ночевать в стогу соломы. Всякого проезжающего мотоцикла он боится.

После убийства женщины его забрали в милицию на допрос и били за то, чтобы он признался, в чем не виноват. 19 сентября мы были свидетелями такого самоуправства: Новик бежал по огородам, а за ним гнался милиционер в чине сержанта. Сержант бежал за ним с пистолетом в руках и, догнав Новика в саду Кононовича, начал его жестоко избивать наручниками. Люди не могли хладнокровно смотреть, как на глазах у всех жестоко избивают ребенка, и стали ругать милиционера. Сержант ударил его по шее, а потом и в солнечное сплетение, но мы его в милицию не отдали, т. к. знали, что там его опять будут избивать.

Мы знаем, что милиция не имеет права избивать несовершеннолетнего ребенка. Не имеет она права и допрашивать его без родственников. Вот почему мы обращаемся к вам, веря, что вы не оставите без внимания это самоуправство.

https://steissd.livejournal.com/6748402.html