Мы здесь не для того, чтобы соглашаться с чужими истинами, а для того, чтобы найти свою.Кем только ни считали масонов: вершителями судеб, лучше других познавшими законы мироздания и обладающими невиданным могуществом, или просто тайными чужеземными агентами. Мистиками и чудаками из века в век разыгрывающими один и тот же спектакль. И чуть ли не сатанистами, стремящимися к завоеванию мирового господства.
Первые масонские ложи появились в Европе, в первую очередь в Англии и Франции, в конце XVI – начале XVII века. Само слово "масон", в переводе со старо-французского, означало "вольный каменщик". Через окно, прорубленное Петром I в Европу, масонство проникло сначала в Петербург, а затем, ближе к середине XVIII века, и в Москву. Во времена советской власти масонство, как и любое альтернативное общественное движение, жестко преследовалось.
Сегодня после снятия неофициального, но жесткого запрета, в России действует порядка 30 масонских лож. И больше половины из них – в Москве. Большинство братьев – так называют друг друга члены ложи – об этой стороне их жизни предпочитают не распространяться. Неизвестность рождает подозрения. Подозрения рождают вражду. То есть, неизвестно чем занимаешься – значит, ты враг.
О мистических обрядах, бытующих в кругу масонов, слагали невероятные легенды еще во времена Петра I. Лефортово 300 лет назад называлось Немецкой слободой. Правда, селились здесь не только немцы, но и англичане, французы, голландцы. Они и принесли в Россию первые зерна масонства, к тому времени уже весьма распространенного в Европе. Этот дворец построен Францем Лефортом, любимцем Петра.
Есть легенда, что после того, как умер Лефорт, он спрятал здесь не только сокровища, но и первые артефакты, связанные с масонством. Многие историки пытались найти эти тайники, но так и не нашли. Но, говорят, по ночам, когда они искали, ходили по этим коридорам, они слышали шаги знаменитого Франца Лефорта, который охраняет до сих пор свои тайны.
Впрочем, во времена Петра и Лефорта масонство с его затейливыми ритуалами в Российской империи было скорее модной иноземной забавой, типа празднования Нового года у елки. Реальной общественной силой оно становится намного позже – в 70-е годы XVIII века. Все больше мыслящих людей – ученых, философов, просветителей – пытаются дистанцироваться от Екатерининского просвещенного абсолютизма. К этому моменту кузницей масонских кадров становится Московский университет.
На здании Московского университета присутствуют масонские символы – два факела, между которых медальон. В медальоне мы видим три лица, которые обозначают силу, красоту и мудрость. Шестиконечная звезда – это два совмещенных треугольника, где треугольник, устремленный вверх, обозначает огонь, а треугольник, устремленный вниз, обозначает воду. Два факела с зажженным огнем – это свет истины, который можно увидеть в кромешной тьме.
На лекциях по истории русской журналистики студентам МГУ рассказывают в том числе и про Николая Ивановича Новикова, первого российского профессионального журналиста и одного из самых видных московских масонов. В 1779 году ему было предложено взять в аренду типографию университета. А заодно возглавить редакцию газеты "Московские ведомости".
Все знали о его сложных отношениях с Екатериной II, потому что его журнал "Трутень" находился в очень жесткой полемике со всякой всячиной, которую курировала сама императрица. У них были разные взгляды на самодержавие, разные взгляды на государственное устройство. И будучи таким полуопальным журналистом и издателем, Новиков решил приехать в Москву. По одной из версий, в столице он поселился в Шталмейстерском дворце в Малом Знаменском переулке.
В Первопрестольной он знакомится с молодым профессором Московского университета Иоанном Шварцом. Оба были наслышаны друг о друге. Иоанн Шварц несомненно читал статьи Новикова, безжалостно и остроумно обличающие общественные нравы. Новикову, в свою очередь, не терпелось взглянуть на молодого преподавателя немецкого языка и эстетики, лекции которого стали событием для Московского университета.
Вскоре Шварц и Новиков учреждают при университете дружеское ученое общество – нечто вроде благотворительного фонда, который будет издавать книги, приглашать в Россию лучших преподавателей из Европы, и вообще всячески способствовать просвещению. Открывались типографии, в которых издавались уникальные книги, в том числе учебники.
Общество поддержали куратор Университета поэт Михаил Херасков, да и сам его основатель Иван Шувалов. Что неудивительно – Шувалов, Херасков, как и Новиков и Шварц, состояли в масонских ложах. Но вот движущей силой, пружиной развития был, прежде всего, Шварц. Он откровенно говорил о своих масонских взглядах, он действительно был лидером русского масонства.
Своей карьере Шварц, выходец из Трансильвании, также был обязан во многом масонским связям. После учебы в университете в старинном немецком городе Йена, он начинает зарабатывать на жизнь частными уроками. Судьба забрасывает его в Могилев. Именно там молодого гувернера с блестящими способностями – за считанные месяцы он в совершенстве освоил русский язык – заметил князь Гагарин, тоже масон, который и порекомендовал Хераскову пригласить немца в Москву.
В Москве масоны нередко селились неподалеку друг от друга. В XVIII веке их особняки, один за другим, вырастают в местности к северо-востоку от Кремля. Военачальник и дипломат Николай Репнин стремился вовлечь в масонское братство Павла I, с тем, чтобы тот, взойдя на престол, возглавил Великую ложу России. Живший неподалеку в Петроверигском переулке Иван Петрович Тургенев, занимался переводом масонских книг.
Иван Петрович Тургенев, богатый симбирский помещик, который переехал в Москву, был известен своими переводами масонских книжек Иоганна Арндта, Иоанна Масона. Дворяне и ученые, писатели, военные – в масонское братство вступали люди разных сословий, разного возраста и достатка. Кого-то привлекали философские исследования и поиск смысла жизни, а кто-то просто стремился примкнуть к когорте избранных, к новой элите общества. Расширялась и специфическая масонская география Москвы.
В уютном уголке Москвы в районе Пречистенки с XVIII века селились масоны. Здесь неподалеку, в переулках, есть особняк Хрущева-Селезнева. На углу стоит дом декабриста Штейнгеля, у которого гостил Рылеев в свое время. А неподалеку отсюда также есть дом, который перестроил для себя в 90-х годах XIX столетия другой масон, инженер Фалеев. Сейчас в нем посольство Абхазии. На фасаде этого здания отчетливо видны масонские символы.
По легенде первые масоны были последователями легендарного каменщика Херама Абиффа – мастера, строившего первый Иерусалимский храм. Этим и объясняется строительная символика. С помощью инструментов вольные каменщики превращают себя из камня дикого в камень совершенный. Циркуль обозначает божественный разум, наугольник – человеческий разум, а молоток символизирует то, что невозможно достичь мастерства без усердия.
В усадьбе на углу Пречистенки и Хрущевского переулка побывали многие московские масоны. Хозяин дома – богатый помещик Александр Петрович Хрущев, владелец 3000 крепостных душ – мог себе позволить жизнь на широкую ногу. Порою на обед приходило до 200 человек. Колонны на фасаде, символизирующие колонны иерусалимского храма. Как и на здании Университета – снова медальон с тремя лицами.
Здесь в тайной комнате за плотно закрытыми дверями проходили собрания масонов. Сегодня в усадьбе на Пречистенке музей Александра Сергеевича Пушкина. Правда, доподлинно неизвестно, бывал ли хоть раз в этом доме сам Александр Сергеевич. Это не исключено, поскольку одна из дочерей владельца особняка Хрущева была замужем за сыном Ивана Нарышкина, родственника Натальи Гончаровой, и тоже, кстати, масона. Да и сам великий поэт в молодые годы пополнил ряды вольных каменщиков.
Пушкин действительно вступил в масонскую ложу в Кишиневе. 22 года парню, делать там нечего – естественно, такая вот организация интеллектуалов. Хотя после этого он никогда приверженцем масонства не был. Но у масонства есть такое положение, так называемая "нестираемость": то есть, если человек вступил в масонство когда-нибудь, значит, он всегда является масоном.
К концу XVIII столетия масонство становится массовым явлением. В ложах Москвы и Петербурга числится более 3 тысяч человек. Многие из них действительно были увлечены духовными исканиями. Иные – просто слепо следовали моде. Однако и убежденных масонов, и их случайных попутчиков в числе прочего, несомненно, влекла подчеркнутая таинственность сообщества. Масоны предполагали, что профан, то есть, человек, который хочет вступить в ложу, должен символически умереть для того, чтобы обрести новую жизнь полную просвещения, путь к свету. Поэтому весь обряд посвящения происходит с завязанными глазами.
Изысканное здание с ротондой и колоннами на углу Мясницкой и Боброва переулка сразу же стало украшением Москвы. Именно здесь "Дружеское общество" Шварца и Новикова учредило публичную читальню, открытую для всех людей, независимо от происхождения. А вот непубличная жизнь этого дома была известна лишь избранным: его владелец генерал-поручик Юшков, убежденный масон, доверил проект архитектору Василию Баженову – тоже члену общества вольных каменщиков. Стоит ли удивляться, что в итоге здание по форме напоминает рог изобилия – один из масонских символов. По определенным дням сюда съезжались братья на тайные заседания.
В Доме Юшкова на Мясницкой улице собирались масоны. Здесь и проходил обряд инициации в братство. Профана – а именно так называли человека, который несведущ был в масонской идеологии – встречал брат-масон, завязывал ему глаза и отвозил на карете примерно в такой же особняк, где проходила инициация. Профана спрашивали, пришел ли он с чистыми намерениями или для личной выгоды, и предлагали сделать глоток воды. При этом предупреждали: если все сказанное правда – то он просто утолит жажду, если же слукавит – вода обернется ядом.
Немалая часть жизни профессора Московского университета Иоанна Шварца проходит в переулках у Чистопрудного бульвара. По его инициативе в этом районе открывается сначала педагогическая, а затем и переводческая семинарии. У епархиального начальства Шварц и Новиков просили прислать из семинарий разных губерний способных учеников, которых брались содержать за свой счет.
Однако о другой жизни этого здания не догадывались даже самые, как бы теперь сказали, продвинутые студенты. Здесь в подвале когда-то располагалась тайная масонская типография, основанная Новиковым и Шварцем. Примерно здесь находились два стана, на которых работали немцы. Шварц выписал их из Германии, они приехали сюда, работали и жили в этом подвале.
В этом подвале, в Кривоколенном переулке, печаталась специальная масонская литература – небольшими тиражами и тайно. Ведь, как известно, к масонству относились с явным подозрением и официальная светская власть, и власти церковные. А большая часть литературы – книги, учебники, атласы – издавалась вполне легально в Доме Гендрикова, приобретенном Дружеским обществом на Садово-Спасской улице.
Масоны никогда не противопоставляли себя христианству. И более того: искали точки соприкосновения с русским православием. Уже три с лишним века церковь в Архангельском переулке в народе называют "Меньшиковой башней" – в честь сподвижника Петра I Александра Меньшикова, решившего воздвигнуть этот храм. После страшного пожара, более полувека Церковь Архангела Гавриила стояла разрушенной. Ее восстановлением занялся дворянин Гавриил Измайлов – один из членов московского братства вольных каменщиков.
В то время храм украшали масонские знаки. Правда, большинство символов и изречений были уничтожены в середине XIX века по личному распоряжению митрополита Филарета. В перспективу уходит три колонны. Каждая из этих колонн обозначает в масонской символике красоту, силу и мудрость. Масоны должны построить храм на этих трех колоннах в своей душе. Здесь, на здании Церкви Архангела Гавриила есть раскрытые книжки. Во времена Новикова и Шварца здесь когда-то были тексты, написанные на латыни.
Масоны порою умудрялись привносить свою символику даже в убранство православных храмов. Как, скажем, в церкви, которая была построена по заказу московского масона купца Долгова. Здание возводили два архитектора, тоже, разумеется, масоны. Первый проект создал Баженов, после пожара храм перестраивал Осип Бове.
В интерьерах масонских лож встречаются почти такие же декорации, которые мы видим в храме "Всех скорбящих Радость" на Большой Ордынке. Когда масон входил в ложу, он видел перед собой две колонны, символизирующие колонны Соломонова храма – "Иахин" и "Воаз": одна из колонн символизировала созидание, другая – хаос.
Масоны веровали в Бога, но часто критически относились к институту церкви. Один из учеников Шварца вспоминал, с какой силой и безрассудной дерзостью он бичевал злоупотребления – церковные и политические, с каким сарказмом рассуждал о двойной морали церкви. Студенты университета и семинаристы опасались, что духовенство или власти всерьез возьмутся за их любимого профессора. Ну, неужели именно за вольнодумство Шварцу придется заплатить жизнью? Тучи вокруг столь радикально настроенного преподавателя заметно сгущались.
Екатерине не раз доносили о подозрительных книгах, что доставлялись из Москвы ее сыну Павлу. Среди сотрудников типографии даже появляется тайный агент Тайной канцелярии. Масоны, тем более круга Новикова, Шварца, обличали роскошь, разврат екатерининского двора. Они стремились к строгой христианской чистоте. И Павел, в отличие от матушки, как раз был более строг в нравах, а Екатерина терпеть не могла своего сыночка.
Но еще более власть раздражала секретность, сопровождавшая жизнь сообщества масонов. Ведь за закрытыми дверьми могли зародиться самые крамольные идеи. И, правда, если братья ставят перед собой действительно благие цели – развитие просвещения, благотворительность – к чему тогда вся эта таинственность и скрытность?
Однако Иоанн Шварц словно не чувствовал опасности. Он снова и снова публично с университетской кафедры провозглашает масонские идеалы. Его дар убеждения был столь сокрушителен, что студенты и преподаватели вступали в братство чуть ли не шеренгами. Однако, речи, подвергающие сомнению устои общества, не могли не насторожить консервативную профессуру. Неприятности не заставили себя долго ждать. Когда из заграницы вернулся один из кураторов Московского университета, Иван Иванович Мелиссино, Шварц вынужден был уйти из Московского университета.
Впрочем, взаимоотношения Шварца и с братьями по масонской ложе становятся все более напряженными. Московские вольные каменщики давно стремились к признанию России самостоятельной масонской провинцией. Для этого и спонсировали поездку профессора за границу. Сюда, в свой дом в Кривоколенном, он возвращается из Германии и в новом статусе – Великого Мастера провинциальной ложи. Однако, введенные им новые обряды и ритуалы, особенно призывы к аскетизму, пришлись по нраву не всем.
Во многих ложах, прощаясь с прежним миром, профан писал символическое завещание о том, что он хочет пожелать себе, а также своей семье и миру в целом. Затем документ торжественно сжигался. В центре ложи стоял алтарь. Профана подводили к алтарю, ставили на колени, требовали от него обеты молчания, и приставляли к его груди, чуть повыше сердца, кинжал. С помощью ритуального молотка постукивали три раза по кинжалу, пускали кровь. После чего масону давали новое имя, скажем, "Зеленеющий Лавр", как в свое время называли Кутузова.
Болезнь, которая исподволь подтачивала здоровье профессора, нахлынула с новой силой. Шварц поддается на уговоры своего давнего друга Михаила Хераскова и переезжает жить в его усадьбу в Очаково. Не помогло. Его уход многие братья считали полным мистики, кто-то даже знамением. Иоанн Шварц покинул мир в 33 года.
Возможно, это было убийство, ведь вскоре после гибели молодого профессора на его имя пришла посылка с неким снадобьем для укрепления здоровья, и в ней был обнаружен сильный яд. Как бы то ни было, белую перчатку в гроб Шварца положил его первейший друг и брат Новиков, в строгом соответствии с древней традицией. Это был последний масонский ритуал в жизни Иоанна Шварца.
Иоанна Шварца решили не везти в Москву, а похоронить в подмосковном Очакове, на рассвете, без лишнего шума и огласки. Студентам о смерти их любимого преподавателя сообщили позднее всех, чтобы не волновать и не срывать занятий.
Кончина чуть ли не самого популярного педагога Московского университета в столь молодом возрасте (а Шварцу было лишь 33 года) вызвала много домыслов и слухов. Впрочем, и тем, кто наблюдал церемонию со стороны, похоронный обряд тоже показался странным.
С этого момента в российском масонстве начался затяжной кризис. Сначала с ним последовательно боролась Екатерина. Позже, в 1822, при Александре I, деятельность братства была запрещена официально. Вплоть до Октябрьской революции организации вольных каменщиков были тайными в полном смысле этого слова.
А потом переместились в русские эмигрантские круги, чтобы вернуться в Россию в конце XX века. Сегодня масонские ложи официально зарегистрированы в Минюсте как общественные организации.
Послания в камне на фасадах московских особняков для большинства из нас сегодня просто элементы декора старинных зданий. Смысл тайных знаков, которые оставляли вольные каменщики на протяжении веков, прочесть и постичь по-прежнему могут немногие. Еще сложнее понять, что происходит за дверями временных храмов тех, кто не оставляет никаких следов. Об их делах мы, может быть, узнаем лишь годы спустя.
Материал взят из цикла передач "Нераскрытые тайны". Фото без моего логотипа взяты из Сети.
Убедительная просьба дебилам – не оставлять здесь комментарии! https://raven-yellow.livejournal.com/371095.html
luvida, 
