Красивые, во всем красивом,
Они несли свои тела,
И, дыбя пенистые гривы,
Кусали кони удила.
Еще заря не шла на убыль
И розов был разлив лучей,
И, как заря,
Пылали трубы,
Обняв веселых трубачей.
А впереди,
Как лебедь, тонкий,
Как лебедь, гибкий не в пример,-
На пенящемся арабчонке
Скакал безусый офицер.
И на закат,
На зыбь,
На нивы
Волна звенящая текла...
Красивые, во всем красивом,
Они несли свои тела.
А там, где даль,
Где дубы дремлют,
Стволами разложили медь
Другую любящие землю,
Иную славящие смерть...
Он не был, кажется, испуган,
И ничего он не сказал,
Когда за поворотным кругом
Увидел дым, услышал залп.
Когда, качнувшись к лапам дуба,
Окрасив золотистый кант,-
Такой на редкость белозубый -
Упал передний музыкант.
И только там, в каменоломне,
Он крикнул:
"Ма-а-арш!"-
И побледнел...
Быть может, в этот миг он вспомнил
Всех тех,
Кого забыть хотел.
И кони резко взяли с места,
И снова спутали сердца
Бравурность нежного оркестра
И взвизги хлесткого свинца...
И, как вчера,
Опять синели выси,
И звезды падали
Опять во всех концах,
И только зря
Без марок ждали писем
Старушки в крошечных чепцах.
Иосиф Уткин
В 1925 году на литературном вечере Владимир Маяковский, долго читая набатным басом свои стихи, порядком подустал. Но собравшиеся в зале не давали ему сойти со сцены, требуя все новых и новых стихов любимого поэта. Ему это льстило, поэтому он продолжал. Однако в зале было настолько жарко и душно, что в конце концов утомленный Маяковский объявил: «Надо бы устроить хотя бы небольшую передышку». Пришедший на помощь конферансье тут же объявил: «Сейчас выступит поэт Иосиф Уткин!» Среди слушателей тут же раздался недовольный ропот: «Какой Уткин?! Маяковского давай! » Зал не успокаивался, отбивая под свои требования ритм руками, ногами и стульями так, что ведущий буквально взмолился: «Владим Владимыч, прошу, помогите!» Маяковский, деловито поднявшись на сцену, поднял руку вверх и в моментально воцарившейся тишине произнес: «Товарищи, это же неуважение к молодому поэту, давайте послушаем!»
Можно лишь представлять чувства молодого поэта, вышедшего на сцену в сложившейся обстановке. Никому не известный, в сапогах и рубахе, с взлохмаченными волосами, но высоко поднятой головой, он насупленно смотрел в зал. Оттуда на него, в свою очередь, смотрели сотни глаз тех, для кого его появление на сцене было не в радость. Затихший было шёпот вновь стал нарастать – обсуждали, что это за птицу выставили перед ними, с библейским именем Иосиф и фамилией Уткин. Но вдохновенное чтение поэта заставило зал замолчать.
Поднявшийся на сцену Маяковский терпеливо дождался окончания оваций Уткину и произнес: «Видите, а вы не хотели слушать! Если хотите, из нового я прочту вам “Сказку о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий…” Правда, эта вещь у меня еще не совсем отделана…» Прочитав ее, Маяковский тоже был награжден аплодисментами, но из зала уже неслось, набирая обороты, новое требование народа: «Уткина! Уткина!»
Подойдя к вышедшему вновь на сцену и явно смущенному молодому поэту, Маяковский пожал руку и громко поздравил: «Замечательно, товарищ Уткин, заходите, мы всегда будем вам рады!»
В начале Великой Отечественной войны Уткин ушел добровольцем на фронт. В сентябре 1941 года он был ранен под Ельней. Осколком мины Уткину оторвало четыре пальца правой руки, но после лечения в госпитале он вернулся в строй и был назначен спецкором Совинформбюро. Продолжая участвовать в боях, он освещал их в своих репортажах на страницах «Правды» и «Известий». Ну и конечно, все это время не прекращал писать стихи. Многие из его стихов перекладывались бойцами в песни и распевались в окопах – солдаты слали ему письма с благодарностями пачками. Последняя книга его стихов «О родине, о дружбе, о любви» вышла в 1944 году. В ноябре того же года, возвращаясь после командировки в один из партизанских отрядов, Иосиф Уткин погиб в авиакатастрофе на подлете к Москве.
https://mysea.livejournal.com/5273141.html
