Я мало упоминал о нем в прошлых рассказах из уважения к его предку Вите, который был умница и острослов, интеллигентный лабух старой школы с криминальным прошлым.

Теперь, когда почти все в сборе, если не пригласят на четвертую репетицию, постараюсь рассказать больше.

Он у меня фигурирует как Лыс Купер.

Восемь тридцать, то есть девять тридцать по старому времени. Перевел единственные часы, по которым смотрю время по ночам. Это подарок в виде черного треугольника, модель типа "Сны в ведьмином доме".

Отлично помню обсуждение этого новшества застойной зимой 81-82, однотипные во всех коллективах шуточки про "утренний секс", хотя в ту пору так еще не выражались.

Заодно припоминаются и клички сослуживцев, выданные им Сермягою: Черепаха, Гуманные Законы, Говорящая Залупа... причемСашко был всегда готов обратиться к ним именно так, а не по именам, и они всегда этого с тревогой ожидали.

*

Но куча барахла не избавляет от дискомфорта. Роба намертво приросла к организму, и под ней то же самое смугловатое тельце с рельефными венами, что и тридцать лет назад.

На самом деле это тоже иллюзия, или сон во сне, ибо культуролог не сидел, а, стало быть, и не освобождался.

Просто этому человеку, и не ему одному, постоянно мерещится миниатюра "Склад" с альтернативным концом, при котором орфический Карцев выходит оттуда победителем, волоча на прочной импортной веревке окаменелую Эвридику.

В этот период мастерство Джонса в роли модернизатора американских "исходников" достигает апогея.

Год спустя им будут доведены до монументального совершенства легковесная She'a a Lady и невостребованная It's Up To The Woman с первой пластинки гениального Банни Сиглера. Далее последуют Witch Queen of New Orleans и ювелирное прочтение Tired of Bein' Alone Эла Грина.

И хотя апофеозом забоя а ля Джонс, кульминацией дьявольской трилогии Get Ready - Tupelo Mississippi Flash - I Thank You. станет Resurrection Shuffle - композиция сугубо британских мастеров, главным призом в этом магическом марафоне для меня остается Polk Salad Annie, целебная как воздух вымершей планеты.

Ну а к тому, чем в ту пору дышали корифеи московско-ленинградского андеграунда можно и не принюхиваться.

С таким талантом в пору придумывать гэги для клиентов мадам Дубовицкой - "я покажу вам радугу", "идите к жемчугам".

Воистину, люди действительно стали добрее, или, что более вероятно, научились хорошо притворяться, что они добры и снисходительны.

Альтернативный конец: в особенности к шуткам представителя титульной нации, которых в сатирическом жанре единицы.

*

Больше всех повезло бессмертному Пуговкину, которого сатанист Гайдай благополучно стилизовал под долгожителя Бронсона.

Следует отметить, что первые появления покойного на экране раздражали не меньше, чем дебюты Райкина младшего или Пугачевой, но со временем ценители новых стандартов обаяния и красоты все-таки нашлись. Они всегда найдутся в большой стране.

И в активе артиста найдется минимум пара необычных работ.

Так, например, не кто иной, как всенародный любимец "Карачка" дублировал гомосексуальное альтер эго Бельмондо в фильме "Чудовище", что было воспринято частью тогдашнего гей-сообщества как намек на скорую декриминализацию популярнейшей в СССР формы альтернативного отдыха.

Фильм демонстрировался без возрастных ограничений, и возле касс происходил настоящий "стоунуолл".

Это первое, что приходит в голову. А второе, конечно же, танец деревенского дегенерата в "Одиныжды одном" у гениального мизантропа Полоки, который умел работать с актерами по теории Дарвина, а не Станиславского. Впрочем, там и играть не надо.

Чрезмерная, "с запасом", подлинность обрекает продукцию на экспорт, а экспорт, минуя культурные страны и районы, неминуемо приводит в гиблое место типа СНГ или, что еще хуже, OST плохих картин. Эта, наиболее варварская форма профанации, испоганила уйму хорошего материала, приобщив к нему черт знает кого.

Сыграла свою роль и чрезмерная басовитость, погубившая репутацию Джонни Кеша, и перебор ритм-энд-блюзовых клише, превращающий оригинальный продукт в помесь бесаме мучо с назаретом. К тому же, в отличии от близких ему, подчеркнуто асексуальных Криденсов, Тони Джо Вайт был певцом для женщин par excellence, и кавер-версия Polk Salad Annie, сделанная Томом Джонсом nec plus ultra, закрепляет этот статус надежнее импортных болтов.

В принципе Polk Salad Annie это история деревенской вырожденки, ни рыбы ни мяса, гибрид земфиры и арт-критика в эпоху, когда рецензировали и пели люди несколько иного уровня.

И в героине песни, которая станет проклятьем для Тони Джо был заложен неприятный прогноз. Его пластинки занесло таки туда, "куда смотреть не стоит", о нем заговорили, и слушать их стало тяжко.

К дежурным "ох" и "ушел", впрочем, прислушиваться не обязательно.

Но, двадцать с лишним лет этот человек находился в благородном карантине "чириковых дел" - диски Тони Джо Вайта защищала от харассмента негроидность звучания, и счастлив тот, кому довелось насладиться его творчеством в приятном обществе, но без посторонних лиц.

И чем красочней становятся оцифрованные фото из архива чиновника Мармеладова и его дочери Сони, тем заметнее сходство вчерашних юношей с потускнелым ч/б позавчерашних предков.

Скажем прямо, тащиться от наблюдательности и откровенности местных современников Энди Уорхола и Лу Рида трудновато. Чересчур резко контрастируют "у них - у нас".

Это как компенсировать отсутствие себе подобных в The Way We Were ритуальными просмотрами "Покровских ворот", где свои абсолютно все.

А душа требует компенсации - пока интеллигенция поет их песни, блатные читают и тоже нервничают.

"Русскую партию" с её любимым "малым народом" объединяет катастрофическое бесплодие последних десятилетий.

Одни так и не выдвинули своего, скажем так, Кристоферсона, у других и в проекте не пахнет Барброй Страйзенд. Звезда, в общем, не родилась.

Человек в таком состоянии мнителен, беспомощен и говнист, и вдохновения оно не прибавляет.

Остается одно - изоляционизм и самовосхваление.

Только результат такого симбиоза кукушки с петухом напоминает тот жалкий "лунный трактор", которым Советы пытались утешить себя и обывателя, проиграв свою космическую одиссею.

Каждый колумнист помнит, какую машину в последстви стали называть "луноходом". Помнит, но не смеется. Одно дело пить с легендой андеграунда, другое дело поминать его, когда он уступил место уже не юному собутыльнику.

Всё это так похоже на попытки приобщить любимую женщину к песням зарубежных композиторов, пока она ослеплена тем, что бренчит в кармане у вашего папы, всё это ей ужасно нравится - и свонз и резиденты с хиджей парви.

Как только ей за ваш счет вернут зрение, она, подобно Кларе Лучко, моментально опознает "государственного преступника" в Лукьянове, которому так идут парики.

*

Тем более, подражать там, с точки зрения говнюков, было нечему. Точнее - подражать было бесполезно, потому что писал это Мэтр с большой буквы, то есть, "хозяин" собственного стиля, которому явно наплевать, что о нем думают культяпные критики - дрессировщики местечковых бородёнок обоего пола.

подумаешь тоже новинка
бурчат центровые хмыри
сопя в предвкушении сингла
от каррента девять и три

пускай совращен agnus dei
по-южински в профиль анфас
старухе всего три и девять
а девять и три про запас

ей снится маманя хиппует
задав глухарям комбикорм
старуха сидит и рисует
эскизы своих мыслеформ

неделю назад мимо дачи
хрустел листопад шелухой
как будто рассыпал из пачки
порнуху фотограф бухой

и словно конструктор газели
свои разорвав чертежи
все под ноги тупо глазели
на то что бесплатно лежит

тасуя офорты из папок
проворная как кинкажу
грозится старушка без бабок
я это им не покажу

она еще уконтрапупит
сарказм немногих подруг
мечтая о луковом супе
который варил ей супруг.




*

темнеют срезы ливерных колбас
яичная не съедена знакомой
и темнокожий выморочный джаз
темнеет меломану меланомой

как симметрично девушки весло
обеих лопастей дизайном модным
двузначное нечетное число
при сочетании выходит четным

а четное напротив аккурат
рождает неделимого уродца
коверкая и ромбик и квадрат
не в силах с этим хаосом бороться

готическая няня на балкон
выкатывает копию младенца
после пяти темнеет небосклон
кусая поминутно заусенцы

ненадобных минутных единиц
как саван трудодней на трактористе
и скорлупа яичная яиц
хрустит листвой позавчерашних листьев

и чтоб его никто не уволок
играет мистер икс георга отса
печальный пудель метит уголок
лебедушка собака не несется.

*

— Ну, как… — Иванову вдруг захотелось вспомнить, что же было вчера. — Повесил пятерых декабристов. И тэдэ и тэпэ.

— Ошибаешься, братец, главным образом не поэтому.

— А почему? — Зуев зевал, еле перемогая себя.

— Потому, что он сжег первое издание Библии. Он не признавал пятикнижия
…

Зуев ушел, вымыл лицо и принес бутылку водки — вероятно, последнее, что имелось в его запасах.".


*

Оттого и казался этот фильм каким-то кляузным и неприятным в короткий период проката вторым экраном, не смотря на очевидный секс-аппил его антигероини.

В нормальной стране актриса Иваненко могла бы стать иконой стиля, могла бы сниматься чаще и больше, записывать шлягеры и клипы, рекламировать одежду и духи, но грустить об этом катастрофически поздно.

Полезнее отметить негативную ценность созданного ею образа - перед нами убийственно достоверный столичный "вечный сруль" с поразительно точной интонацией и мимикой, идентичной до безобразия срулику смертному, который, скорей всего, за ночными портье не мог видеть этой картины.

Вероятно, эта фрейдистская откровенность, которой не хватало в реальной жизни чиновникам, и помогла ей пройти цензуру.

Этот ветхозаветно-наглядный фильм создавал уникальную иллюзию облегчения, позволяя переложить на плечи персонажей бремя собственной судьбы.

У нового поколения даже есть свой анпилов с матюгальником - маленький пигмей большого плебса, так же как у каждого пигмея есть свой пигмейлион, свой профессор хиггинс с кучею справок и клубных карт, как кошелек пенсионерки, вдовы подписчика газеты "День".

Впрочем, всё это "васильки", и, как говорил Шафаревич, "до их славянских дел нам дела нет", но бывают и крайности.

Литинститутский холоп обзывает "мерзавцами" поэтов-фронтовиков Ваншенкина и Поженяна - это, конечно, перебор. Но словоохотливый холоп по-своему полезен, озвучивая секретные протоколы плебейских мудрецов, в которых все говно, кроме "ребят с нашего двора".

Итак, Григорий Поженян, с точки зрения вислозадой образины, "мерзавец", который "награждён многими боевыми орденами и медалями, среди которых так называемый "Южный бант", — комплект медалей "За оборону Одессы", "За оборону Севастополя", "За оборону Кавказа". Дважды представлялся к званию Героя Советского Союза".

Это, конечно, не веники с поэтических конкурсов. Но я бы хотел вспомнить замечательный плод сотрудничества Поженяна с Юрием Саульским, чьё девяностолетие не за горами.

Эта скромная вещь, втиснутая на край сингла со знаменитым "Миражом", говорит больше всего, что может и не может сказать современный человек.

он будто выписан шагалом
или сработан под него
а по асфальту всем кагалом
как на концерте статус кво

минуя датчики и линзы
холмы овраги ручейки
шагают просто помолиться
его простые двойники

от слепакова протащиться
универсама часовой
подсказывает продавщицам
а те кивают головой

к немногим действующим кассам
свою протягивают медь
слепые клоуны пикассо
готовы просто умереть

в по моде вымощенном парке
гоняют сучек кобели
прямоходящие овчарки
подробно так как у дали

сулят мясные павильоны
говяжий песикам рубец
сворачивая на зеленый
чекист хиляет на службец.

*