Если жизнь — сплошные лохмотья, остается только держать наготове иголку с ниткой и ставить заплатку при каждом удобном случае.

Продолжаю знакомство с книгами из длинного списка премии Ясная поляна-2022. Прежде практически не представленной в культурном пространстве Африки, в этом году много. К Тунису "Piccola Сицилии" Даниэля Шпека, Анголе "Всеобщей теории забвения" Жузе Агуалуза, добавим Мозамбик Антониу Эмилиу Лейте Коуту, более известного под именем Миа Коуту.

Писатель широко известен в португалоговорящем мире, он автор двадцати двух книг, долгое время возглавлял информационное агентство Мозамбика. Феерическая карьера увенчалась членством в Бразильской академии литературы. Коуту стал первым африканским писателем, который удостоился такой чести.

В культурном пространстве стран, прежде бывших португальскими колониям, прослеживается достаточно тесная связь с метрополией и Бразилией - крупнейшим и наиболее экономически развитым из бывших португальских протекторатов. Так например, если во "Всеобщей теории забвения" ясно слышен голос Жоржу Амаду, то читая "Божьи яды и чертовы снадобья" трудно избавиться от ощущения, что где-то рядом Жозе Сарамаго.

Сарамагоподобие этой книги не внешнее, в отличие от кирпичей португальского классика, без отточий и диалогов, текст Коуту четко структурирован и достаточно удобочитаем. Но абсурдизм, депрессивность, тотальная и фатальная невозможность нахождения смысла в происходящем и отсутствие какой бы то ни было положительной динамики - то, что роднит "БЯиЧС" с творчеством Сарамаго.

Сюжет незамысловат: в мозамбикскую деревню приезжает португалец, врач, влюбленный в местную уроженку. Они познакомились на симпозиуме, полюбили друг друга, пережили яркий роман, отношения продолжились в переписке, но некоторое время назад письма от любимой перестали приходить. Снедаемый тревогой и ревностью, доктор бросается на ее поиски.

Однако дома Деолинды тоже нет. Ее мать, Мунда, говорит, что девушка за границей, но вот-вот вернется, а пока португалец, сказочно богатый по местным меркам, лечит ее больного отца и делает родственникам дорогие подарки, о которых возлюбленная просит его в письмах, посылаемых на имя матери, и выслушивает множество историй каждая следующая из которых противоречит предыдущей.

Не самое комфортное чтение. Понятным я его тоже не назвала бы. Хотя вполне возможно, это потому, что я не поклонница Сарамаго и его подражателей.

Там высоко-высоко
Кто-то пролил молоко,
И получилась Млечная дорога.

Любите молоко? Кто ж его не любит? Ну, вообще-то, многие. Непереносимость лактозы, которая сделалась модной несколько лет назад, заполнив полки супермаркетов соевым молоком, миндальным молоком, рисовым, кокосовым, овсяным, маковым - на самом деле норма для большинства млекопитающих и некоторых народов.

А потому, заявление о непереносимости лактозы из уст привлекательной юной горожанки - по сути социальный маркер, призванный заявить: "Я тонкая штучка и угодить мне непросто, не из тех сиволапых, что батон молоком запивают и тем довольны." Хотя возможно, это, напротив, признак космического гуманизма, причисления себя к более широкой общности.

Ведь детеныши большинства млекопитающих в дикой природе кормятся материнским молоком только пока не готовы к переходу на твердую пищу, и тут в игру вступает ген, который отменяет способность переваривать молоко. Лактоза — молочный сахар — может перевариваться, только если во внутренностях присутствует лактаза, генетически контролируемый энзим.

Как бы там ни было, у большинства европейцев, а человеческая культура европоцентрична (пока) в ходе эволюции развилась способность вырабатывать лактазу и во взрослом возрасте, что, в свою очередь, позволило разнообразить рацион, насытив его продуктами, богатыми жирами и белком для строительства физического тела, сахаром - .для работы мозга. И, в конечном итоге, выжить.

Мне скажут: Южная Америка не знала молока, и ничего, жила потихоньку. Отвечу: Пока не пришли испанцы, кроме прочего, принесшие микробы, к которым тысячелетия животноводческой культуры взаимно адаптировали людей и молочный скот. То есть - иммунитет еще один косвенный плюс потребления молока.

Собственно споры о том. насколько полезно или вредно молоко - не примета исключительно нашего времени, они сопровождали человечество с начала эры приручения и одомашнивания, неслучайно оригинальное название книги американского писателя и популяризатора науки Марка Курлански звучит более броско. чем в русском переводе, буквально: "Молоко - продовольственный скандал длиной в 10 000 лет", как у меня в заглавии.

Пить или не пить? Полезно или вредно? Грех употребление молочных продуктов или праведность (не связано с убийством ради еды)? Признак варварства и отвратительная пищевая привычка или знак здоровой близости к природе? Божественный нектар вечной жизни или медленно убивающий яд? Вопросы-вопросы-вопросы, тысяча вопросов, на которые внятно, доходчиво и захватывающе-интересно ответит книга.

Почему в Плодородном полумесяце, где зародилась и откуда распространилась молочная культура, молока в чистом виде не пили? Как появились йогурт, творог, сыр, пахта? Какое полезнее: коровье. козье, овечье, оленье. верблюжье, кобылье, ячье? Что лучше: грудное вскармливание или прикорм молоком животных и почему во всех культурах есть мифы о диких зверях, вскормивших героев своим молоком?

Свежее или пастеризованное? Почему европейцы солят масло, а в Исландии кислят? Что такое "валлийские кролики"? Какое отношение к мороженому имеют Марко Поло и Екатерина Медичи, как начиналось, в каком направлении развивалось и почему производство мороженого в тысячу раз выгоднее, чем молока? Легко ли управлять нацией, у которой тысяча сортов сыра?

На все эти вопросы (и еще примерно на тысячу) ответит "Молоко! Самый спорный продукт", подарив, в придачу тысячу рецептов самых разных молочных блюд от самых разных культур со всех концов света. Отличный нон-фикшн.

Посредством вас явились в мир они,
Но не от вас пришли они, поверьте.
Ребенок - с вами, но принадлежит
Совсем не вам
Халиль Джабран

Драматург, переводчик и прозаик Рои Хен - заметная фигура в современном израильском культурном пространстве. Переводит и адаптирует для театра много русской классики, постоянный автор и заведующий литературной частью театра Гешер .Этот яффский театр создан репатриантами из бывшего СССР, спектакли в нем идут на иврите и на русском. Рои Хен нередко обращается в своем творчестве к проблемам эмиграции, его персонаж - человек, не сумевший встроиться в социум, найти в нем своего места.

Как в романе "Души", герои которого Марина и Гриша (Гершон, Гиц, Гетл, Джимуль, Голиаф), прежде наши соотечественники, ныне граждане Израиля. И нет, они не супружеская, любовная или дружеская пара. Это мать и сын. Ей шестьдесят два, кандидат наук, эмигрировала чуть больше двадцати лет назад, но иврит так и не выучила до уровня, какой позволил бы нормально общаться и достойно трудиться, работает музейным смотрителем.

Ему под сорок, переехал тридцать лет назад, выраженное расстройство аутического спектра, в государственной школе не учился, в армию не взяли по причине психической нестабильности. Талантлив, прекрасные способности к языкам, экстернатом сдал экзамены в университет, но не продержался там и семестра, демонстрируя пренебрежение иерархией и учебным планом.

В отношении матери ведет себя, как... Я даже не могу подобрать слова, как совершенный ублюдок. Будучи на ее содержании, в своем немолодом возрасте, общается в стиле "принеси, налей, подай, пошла на фиг, не мешай". Может в досаде запустить в нее предметом, который окажется под рукой, будь то спичечный коробок или полная окурков пепельница. И угадайте с трех раз, кто, увернувшись, более или менее удачно, будет убирать пепел и осколки с окурками? С одного угадали, молодцы. Хотя семи пядей не надо быть.

Так, стоп, что-то сроки не сходятся, ты говоришь. что Марина в Израиле чуть больше двадцати лет, а Гриша тридцать? То есть, ребенок эмигрировал без матери? Все верно, девятилетний мальчик уехал с отцом, в то время, как мать вынуждена была остаться с больной бабушкой. Подожди-подожди, как такое возможно? Чтобы женщина в здравом уме, не клиническая идиотка, планировала отъезд мужа с сыном в другое государство, с иным языком, складом жизни, обычаями, не предполагая ехать с ними?

Ну нет, изначально собирались все вместе, но в последний момент перед отъездом, когда уже и вещи были распроданы, и билеты на самолет куплены, бабушка наотрез отказалась ехать. а поскольку была она к тому времени очень больна, Марине пришлось остаться с матерью до тех пор пока, ну, вы понимаете - пока она не покинет эту юдоль страданий. И все это длилось девять лет? На самом деле, год. Но Петя (муж) с Гришей уезжали из СССР, а через год страна уже была Россией.

Так тем более хорошо: выехать легче, квартиру, которую в Союзе пришлось бы оставить государству, теперь можно было приватизировать и продать. Деньги за московскую, хотя бы даже в спальном районе, могли составить отличную прибавку к подъемным. Ну не получилось отчего-то и будет об этом. А приехав в Израиль, Марина нашла мужа ортодоксальным евреем, а милого Гришу огромным жирным мужиком, равнодушным ко всему, кроме просмотра в режиме нон-стоп итальянского фильма "Двое" с такой же, как он, слоноподобной Галатеей Бассани.

Ясно. А вот эти все имена, которые в начале через запятую? И странствия во времени, обещанные аннотацией? Будет, все будет: и еврейское местечко под Киевом семнадцатого века, и венецианское гетто восемнадцатого, и Марокко девятнадцатого, и блошиный цирк в Дахау. Нет, я не обещаю, что в этих странствиях вам понравится. Скорее окажется неуютно. Но тут уж - что имеем.

Умный, глубокий, сильный роман, допускающий множество неоднозначных трактовок. Перевод Сергея Гойзмана в лонге премии Ясная поляна, я не буду болеть за него, мне было больно от этой книги, но это очень достойный конкурент.

Герой – невыносимый субъект, душа которого перевоплощается уже четыреста лет, а еще там как будто есть такая же душа, в которую он влюблен, хотя она вроде как сестра ему, а еще есть совсем дурная глава, в которой они блохи...

До самого часа разлуки любовь не знает своей глубины.Халиль Джебран

Артуру Мозесу восемьдесят пять, он крепкий еще старик и ему не повезло пережить жену Нолу, в счастливом браке с которой прожил долгие годы. Теперь каждый день навещает ее на кладбище. В любую погоду, в любое время года. Так он чувствует. что любимая еще с ним. Иногда останавливается по пути к могиле жены возле того или другого надгробия, прочитывает имя, даты рождения и смерти, и знание об этих людях входит в него. Какие-то незначащие подробности: любила вязать, слушал джаз, платье в горошек.

Дома его ждет только старый кот Гордон, светская жизнь ограничивается обедами по средам с соседкой Люсиль - непревзойденной кулинаркой, немногим моложе Артура. И еще, на кладбище он часто видит худенькую пирсингованную девушку, которая постоянно что-нибудь фотографирует. Артуру нравится эта девочка, хотя кольца в носу он не то, чтобы не одобряет - просто не понимает.

Мэдди семнадцать и она одинока. То есть, нет, это раньше она была одинока, пока не встретила Андерсона. А теперь у нее роман с лучшим парнем на свете, они занимаются любовью в его машине, он подарил ей жемчужину на серебряной цепочке, Мэдди не снимает ее практически никогда. И плевать на всех этих придурков из школы, которые травят ее. Хотя на самом деле это хреново, конечно, так вот, в один не прекрасный день стать объектом буллинга.

И ничего не сделаешь, чтобы исправить, потому что это началось ни с того, ни с сего. стае нужен был объект ненависти и презрения, им оказалась отмеченная печатью несчастья полусирота Мэдди (мама умерла, когда она была совсем маленькой, девочка живет с отцом) Просто ничего не остается, кроме как ждать, когда школа закончится. И главное - теперь у нее есть Андерсон. Да, он чаще бывает занят, чем свободен и потому Мэдди проводит время на кладбище, снимает, зарисовывает. Ей тут спокойно и мирно.

Люсиль Хауэр одинока и, скажем так, очень немолода. Она носит парик, чтобы скрыть сильно поредевшие волосы, из-под которых просвечивает кожа черепа. Но готовит, в самом деле, великолепно. И еще одно, на сайте одноклассников Люсиль недавно нашел парень, который был ее первой любовью. Ну. то есть уже тоже не парень, вы понимаете. Так вот, она предлагает встретиться и в животе у Люсиль порхают бабочки, а на душе щебечут пташки.

Человек предполагает, а Бог располагает и хочешь насмешить судьбу - расскажи о своих планах. События, которые изменят жизнь этих троих, уже на подходе и да. в романе Элизабет Берг действительно очень много от "Второй жизни Уве" и "Бабушка велела кланяться" Фредрика Бакмана.

Ну так что же, хороших добрых книг слишком много не бывает.

А "История Артура Трулава" хорошая и добрая. И она из тех, что вселяют надежду, заставляя отступить мерзости жизни.

Мир принадлежит невидимкам, невидимки идут своим путем. Весь секрет в том, что надо не только не быть частью мира, но ещё и не занимать никакой позиции по отношению к нему.

Я никогда не видела своего деда, он пропал без вести в самом начале войны, задолго до моего рождения. Мама младенцем успела увидеть его и даже помнила, как он помахал ей из уходящей колонны солдат. Ей в день начала войны исполнился год и по всему не должна бы, но я верю - помнит. Как сама я отчетливо помню те полминуты весеннего дня, которым папа учил меня прыгать через лужи, хотя мне тогда больше двух лет не могло быть, он умер, когда и трех не исполнилось.

Может быть потому, история рассказчицы, которая росла без отца, а о деде знала лишь то, что он пропал без вести на войне - может потому оказалась мне так близка. И моя бабушка в точности так же избегала говорить о муже. Сейчас уже неважно, что я русская, а Нина немка, и значит, наши деды гипотетически могли бы стрелять в друг друга. Восемь десятков прошедших лет лишили противостояние его остроты — что уж, они бы теперь и так умерли.

Лет в семнадцать я придумала себе, что дед не погиб от бомбы в теплушке товарняка на безымянном полустанке по пути на фронт, а воевал, попал в плен, был угнан на работы в Германию. А потом, не зная, чего ждать от возвращения: лагеря или вовсе расстрела - перебрался в Австралию, женился там, начал разводить скот, стал мясным и молочным королем...

В семнадцать, понятно, не допускала мысли, что даже если бы все сложилось так: с Австралией, женитьбой и фермой - дед вполне мог остаться середняком. Как, в сущности, остался им герой "Piccola Сицилии", Мориц. В той жизни. где он не погиб, но, в силу обстоятельств, не смог вернуться. Сначала опасаясь обвинения в дезертирстве и расстрела, потом, не имея средств, еще потом - скованный моральными обязательствами в отношении людей, помогавших ему и пострадавших из-за него. И наконец, полюбив женщину и ребенка в той далекой стране.

С историей Даниэля Шпека мою семейную историю роднит еще и то, что я, как Нина, не раз думала: А если бы мама выросла с отцом? Не в том статусе "Повешенного" из колоды карт таро, когда не знаешь, то ли твой папка геройски погиб за Родину, то ли вообще трус и дезертир. Когда живешь со всем тем, с чем дети павших смертью храбрых: нет опоры и поддержки, некому заступиться, матери не видишь, потому что она за троих должна работать, сама с малолетства подрабатываешь.

Но и много хуже: в нищете, потому что пенсии и надбавки по утере кормильца вы не получаете, и нет никаких льгот, и о поступлении в институт ты не думаешь, куда уж. И ты идешь не учиться, а работать, неважно. что умненькая и красавица. И потому ты обслуга, не хозяйка жизни, если вы понимаете, о чем я. Тут ведь не сравнительная материальная скудость главное, но именно это неявное и не проговариваемое вслух изначальное поражение в правах.

Самоощущение пыли на ветру. Невозможность даже вообразить себя веткой на сильном стволе, питаемой мощными корнями. То, с чем росла еврейская девочка из Туниса Ясмина, удочеренная еврейской семьей, замечательными людьми, которые относились к ней, как к дочери. И все-таки их доброта не избавила ее от сиротской неприкаянности. Избавила влюбленность в сына этих людей, своего великолепного приемного брата.

Лучше бы не избавляла. Хотя, тогда не было бы этой прекрасной книги, в которой часто говорят о "Постороннем", и действие, как у Камю в Алжире, происходит большей частью в тоже североафриканском Тунисе, также бывшем французской колонией. Маленькая Сицилия - это столичный район, где арабы и евреи жили бок о бок с итальянцами, в мире и дружбе, пока не началась война. И нет, ни один из здешних героев не посторонний. Что-что, а скорбное бесчувствие Мерсо не про них.

В части Ясмины даже чересчур кипящие страсти, уровень не нашего рационального времени, а греческой трагедии, какой-нибудь "Медеи" или "Орестеи". Нет, не верю в такую любовь. Но про страсти интересно, черт возьми! И я счастлива, что этот роман, который перевела Татьяна Набатникова (долгие годы люблю ее как писателя и как переводчика), что роман номинирован на Ясную поляну 2022.

Ну начнём с того, что я не твоя фея-крёстная, – с сильным незнакомым акцентом отвечает старуха. – Я Светлана, графиня Варениковская из России.

Ну, начнем с того, что это не вполне знакомые с детства сказки. Хотя персонажи и сюжетная канва большинства совпадают с теми, которые мы помним и любим. Соман Чайнани, сериал по чьей "Школе добра и зла" ждем этим летом (ЕБЖ), обратился к ним, чтобы пересказать по-новому. И нет, это не навязшие в зубах "старые сказки на новый лад", но нечто качественно иное. Системно-новый взгляд на архетипических героев и ситуации. С умопомрачительно красивыми иллюстрациями Джулии Айридейл, которые Эксмо благоразумно сохранил - добавлю.

"Чудовища и красавицы" сборник, включающий дюжину сказок, народных и авторских, в принципиально новой интерпретации с выражено феминистским и антирасистским звучанием. Впрочем, повестка не делает книгу менее интересной, и в целом, это не выглядит желанием сплясать на костях старых сюжетов. Скорее взглянуть на них с точки зрения более разумной и рациональной эры Водолея, сменившей влажную хлюпающую эпоху Рыб, которая провозглашала. что Бог есть любовь и приносила в жертву наиболее любящих (очевидно, утверждая таким образом в божественном статусе).

Как любой сборник, "Чудовища и красавицы" неоднородны и неравнозначны: одни истории вызывают восторг, другие умиление, иной раз пожмешь плечами "ничего особенного", а иногда нахмуришься "ну вот это он совсем напрасно". Хотя с немалой долей вероятности эти реакции можно списать на субъективизм восприятия. Что тоже, правильно, на абсолютную объективность не может претендовать никто. Правильнее не судить все скопом, но, рассказывая о произведениях сборника, дать короткую характеристику каждой сказке.

"Красная шапочка" из числа самых сильных историй сборника, целиком поглощает внимание уже с первых строчек, где волки в первый день весны съедают самую красивую девушку. Это их давняя традиция. Заранее ставят зарубку на ее двери и мочатся на крыльцо. И вот эта последняя деталь мгновенно выдергивает тебя из расслабленного покоя, приводя в ярость. Что ж, да пребудет сила благодатного гнева с нами, и героиней, выбранной на сей раз. Финал непредсказуем, могу лишь сказать, что ов девицы целы, сытости волков с той же определенностью не гарантирую.

"Белоснежка", о ней Чайнани говорил в интервью, посвященном книге, что с этой историей его настиг приступ писательского бессилия. Вот не шла эта история, ну никак не шла. Пока не явилась благодатная идея сделать героиню чернокожей. То есть, формула "белая как снег, черные как смоль, красные как кровь"- о коже, волосах, губах меняет традиционное приложение, делая белыми белки глаз. Хм, смело, но сама по себе сказка, как по мне, одна из самых слабых в сборнике.

"Спящая красавица" история, как минимум, странная (как максимум - очень странная). И снова не делает чести сборнику, как на мой ограниченный взгляд. Есть принц, терзаемый всякую ночь демонами, которые пьют его кровь, заставляя чахнуть. Есть король и королева, которые не верят сыну и озабочены главным образом, чтобы "усе как у людей". Есть амбициозная принцесса, желающая породниться с благородным семейством. И есть кое-кто еще, любящий принца ради возможности сосать его, хм, кровь.

"Рапунцель", а вот это милота. Некто, так задушенный нерассуждающей родительской любовью, что предпочел избавить мир от еще одного родителя в своем лице и отказался создавать семью, вместо того занявшись растениеводством, добился в огородничестве многих успехов, а уж какой рапунцель уродился на его грядках! Стоит ли удивляться, что девушка. названная именем этого завивающегося в косу салата, все царства земные отдаст за возможность танцевать под дождем?

"Джек и бобовый стебель" достаточно сильно выдается за границы морали, твердящей, что "терпение и труд все перетрут", "без труда не вытащишь и рыбки из пруда" и "делу время, потехе час". Джек такой же бездельник и неряха, как его папаша, пропавший без вести много лет назад. Мать, которая надрывается, растя раздолбая, не церемонится в выражениях и парню неуютно в ее доме (превращенном его стараниями в подобие хлева). Вот бы поймать за хвост большую удачу! Он ее поймает, будьте спокойны. И отца обретет. Мда.

Действие "Гензеля и Гретель" преносит нас на этническую родину писателя, в Индию, мальчика и девочку зовут Риши и Лакшми, а лучший в мире кулинар-кондитер по приготовлению сладостей - их мама Шакунтала. И неважно, по большому счету, что приготовленные ею лакомства продаются в лавке мужа как "сладости Артура". Или важно? Правдивая история с густым индийским колоритом.

"Красавица и чудовище" одна из моих любимых сказок этого сборника. Н-ну, потому что героиню зовут Мэй и потому что больше всего она любит читать книги, отчаянно нуждаясь в уединении, и потому что, в отличие от старших сестер, которые транжирят подаренные отцом деньги на наряды, практичная рачительная Мэй свои откладывает, в надежде когда-нибудь обрести покой в своем, наполненном книгами, доме. Ах, финал, вот только... Да, забыла сказать, действие этой сказки перенесено в Китай.

"Синяя борода" еще одна странная история этой книги, исполненная нетрадиционного очарования и в целом отличная. Странным образом, она напомнила мне о "Павле Чжане и прочих речных тварях" Веры Богдановой. И, таки да, на всякую тварь находится кто-то, , имеющий силы наказать ее.

"Золушка", а теперь поедемте в Испанию. Вы ведь помните, что в оригинальной сказке значительную роль играли мыши: прежде помогали девушке перебрать зерно, а после превращены были в лошадей, впряженных в ее карету (вообще, страшная дискриминация, отчего это крыса стала лакеем, а бедные мышки лошадьми? хотя, скакать с развивающейся по ветру гривой, наверно приятнее, чем торчать на приступке кареты). Но я отвлеклась, так вот, здешняя мышка Магдалена ничуть не меньше Лурдес-Золушки заслуживает благоволения принца. А настоящая дружба, ей-ей, предпочтительнее гормональных бурь любви, скоро вспыхивающих и быстро затухающих.

"Русалочка", здесь без сюрпризов в смысле локации, как положено, место действия - на дне морском. И юная дочь морского царя Драгона приходит к ведьме просить у нее зелья, которое превратит ее русалочий хвост в "две нелепые подпорки, которые люди называют ногами и используют для того, чтобы ходить по земле". А что из этого получится. в общем, вы такого, явно, не ожидали.

"Румпельштицхен", ах, какая красотища. то есть, наоборот. красивая девушка платит дьяволу (а именно он является раз за разом в темницу, чтобы помочь ей в испытаниях, назначаемых жестоким королем с подаче идиота - отца девушки). Так вот, платит она всякий раз толикой своей красоты. Что же. в жизни ведь так и бывает: стоит оказаться в зависимости от кого-то, вынужденной рвать жилы, осуществляя мечты этого кого-то, красота тебя покидает. Впрочем, финал достаточно оптимистичен.

"Питер Пэн" ударный финал сборника. Лучшая из его сказок. Нежная, лукавая, печальная и прекрасная. История, рассказанная Венди, в которой Питер и его Остров потерянных мальчишек предстают без романтической дымки обаяния вечного беззаботного детства, а мечта всякой девушки о прекрасном принце воплощается. Хотя бы даже принцем был пират, а в реальности у нее был муж по имени Гарри: The family man, the football fan And your name is harry.

Отличный сборник. Почитайте.

На дворе стояла середина 50-х — тихое, мирное (ныне подзабытое) время: люди только-только перестали жить в стеснении; до Суэцкого кризиса и Венгерского восстания ещё год. Большинство британцев скромно и спокойно ждали, что жизнь будет делаться всё лучше и лучше.

Нежность и спокойствие. То, что я почувствовала, открыв сейчас книгу, чтобы писать о ней. Это Азбучное издание так устроено, что блёрбы (цитаты из отзывов критиков), которых обычно бывает одна-две, и помещают их на заднюю сторону обложки, здесь занимают несколько страниц в начале томика. Множество людей, чье мнение определяет место произведения в ряду культурных артефактов, сказали о "Живой вещи" много прекрасных слов.

Все хвалят и все говорят о разном: глубина и широта, оригинальность и "в лучших традициях", богатство до избыточности и точность хирургического ланцета. Мир идей и мир страстей, эпическое полотно и проникновение в потаенные душевные глубины. Все об одной, не самой знаменитой у автора, книге. Даже не об автономном романе, а части тетралогии. Почему? Потому что она того стоит.

Эта книга из числа редких вещей, умеющих развеять душевную смуту и вернуть тебе тебя. Такой, какой хотела бы видеть. Я читала ее, чтобы написать короткий отзыв для литературного портала, дней десять назад. И открыв сейчас, поняла. как много скверного довелось перечувствовать за эту десятидневку: тревога, непонимание, неверие, обида, испанский стыд, горечь, беспокойство, страх, унижение, приступ ужаса, безнадежность, крушение системы ценностей - тот фон, в котором мы находимся против воли.

Так вот, с этим романом, просто открыв его, я вернулась к себе до всего этого. Почувствовала нежность и спокойствие. Такое у великой литературы свойство, нивелировать мерзости жизни, помещать их в рамки, дарить понимание - они не все, что у тебя есть. Знаю. подходит не всем, но если вы книжный человек, вам сюда. Вторая часть "Квартета Фредерики" охватывающего временной промежуток в двадцать пять лет и столько же времени взяла работа над ним у писательницы.

Эту тетралогию считают magnum opus Антонии Байетт, хотя престижные литературные премии принесли ей другие работы. Возможно дело в специфике, писалось четырехкнижие действительно, очень долго, в общей сложности четверть века с длительными перерывами. Но что-то же заставляло писательницу раз за разом возвращаться к истории и героям, что-то сподвигло Азбуку Аттикус на перевод, спустя двадцать лет после опубликования последней книги. И, положа руку на сердце - это лучшая новость весны.

То есть, прежде. чем читать "Живую вещь", необходимо прочесть "Деву в саду", так? Вовсе нет, "Квартет Фредерики" - тот случай, когда за следующую по порядку книгу можно браться, не прочтя предыдущих, достаточно знать краткую предысторию, расстановку сил, отношения персонажей. Разумеется, если прочтешь первый роман, удовольствие от второго возрастет по экспоненте.

Семья Поттеров: неистовый Билл, редкое сочетание педагогического и организаторского талантов на работе и домашний тиран в семье; его самоотверженная супруга Уиннифред, старшая дочь ангелоподобная Стефани, младшая яростная Фредерика, и сын Маркус, отчасти аутист - все они переживают время перемен. Гнездо с замужеством Стефани опустело, Маркус оправляется от последствий нервного срыва и временно живет в доме сестры, Фредерика готовится к Кембриджу и "присутствуя отсутствует". Уиннифред переживает синдром опустевшего гнезда, а Биллу не над кем яриться.

Стефани готовится стать матерью, примеряя жертвенную роль, какая неизбежно достается женщине, приносящей мечты и амбиции на алтарь супружества и материнства. В то время как Фредерика, вся буря и натиск, желает брать от жизни все: узнать, испытать, пережить, добиться и достичь как можно больше всего, найдя применение всем своим талантам. Маркус, в общем, кажется потихоньку выходит из своего кокона.

Они получают новый опыт, проживают и рефлексируют множество ситуаций, они пытаются переиграть вечную пьесу, в которой поколение родителей бездарно растратило свою жизнь. Они верят, что сумеютвсе и все у них получится. Ну, потому что время сейчас другое, более доброе к людям, чем то, какое доставалось в удел предыдущим поколениям. И потому что сами они умнее (кто бы сомневался). Они не повторят ошибок, а впереди счастье в дивном новом мире.

Оригинальное название книги "Still Life", напрямую соотносится с натюрмортом, с исследованием природы цвета и света. Как полноправными героями "Девы в саду" были Шекспир и драматургия, так здесь ими стали ван Гог и живопись. Байетт каким-то немыслимым образом удается говорить о вещах из культурной и интеллектуальной сферы, наполняя их биением живой крови. Когда об этом рассказывает она, ты входишь в это и это входит в тебя.

Вы будете умиляться и возмущаться с этой книгой, не раз посмеетесь (не могу гарантировать, что смех этот будет добрым) и один раз заплачете (там нельзя будет не заплакать). Не могу не сказать о переводе Дмитрия Псурцева и Дарьи Устиновой, он великолепен, а роскошная избыточность и упоительная непростота этой прозы напомнят одновременно о Диккенсе, Гоголе и Набокове.

Смешная, трагичная, трогательная, умная, глубокая и удивительно живая вещь.

– Я хочу стать целостным. И не на несколько недель, а на всю оставшуюся жизнь.
– Все мы хотим стать целостными.

Думаете, в будущем непременно сингулярность и качественно иной тип человека с качественно иными отношениями: межличностными, семейными, коллективными, экономическими? Разного рода "Экономика 2.0", "Политика 2.0"? А если без сингулярности? То есть, изменения на генном уровне будут, даже расы генно-модифицированных людей, но тип общественных отношений недалеко уйдет от нынешних, даже меньшинства продолжат загонять в резервации, впрочем, позволяя для поправки бюджета открывать там казино.

Может быть такое? Почему нет? Неисповедимы пути прогресса. Велизариус Архона принадлежит к довольно привилегированной части нового человечества, Homo Quantus, и балансирует на грани между двумя состояниями , савант и фуга - его устройство таково, что за короткие периоды расслабления приходится платить интенсивной умственной активностью, проделывая в уме сложнейшие вероятностные расчеты с участием множества значимых факторов. Такая прикованность на ментальной галере, без этого он умрет или сойдет с ума.

Вел отчаянно стремится достичь целостности, понимая, что это безнадежно и прилагает свои уникальные способности к разработке разного рода афер, которые позволяют перебиваться разовыми заработками. Он вообще-то беглец с трудового фронта, не захотел работать на создателей. Кто осудит, тот не я. По ходу своей аферистической деятельности герой тесно сотрудничает с куклами, проворачивая гешефты в их открытом городе.

Куклы еще одна раса генных модификатов, ненавидимая и презираемая остальными. Это такая теократия существ, созданных с утилитарной целью донорства органов с изначально интегрированным мощным религиозным чувством, направленным на людей. То есть, понимаете, главное, ради чего они живут - жертвенность, желание жизнь положить за боги своя. Пропорционально сложенные, но мелкие (около 80 сантиметров) люди, власть в общинах которых сосредоточена в руках священства.

А есть еще дворняги, и вот кому достался действительно хреновый жребий.Потому что, нет, они не на собак похожи, а на помесь тюленей с чудищами из "Вождей Атлантиды", был такой древний фильм ужасов. Созданные для работы на дне океана (не забыли, что Земля по большому счету планета Вода?), они приспособлены к жизни в условиях высокого давления, дышат жабрами и попросту взорвутся от кессонной болезни, если рискнут подняться к поверхности и увидеть солнце.

И вот, Архона нанимает Северо-Сахарский Союз - небольшой конгломерат двух планет, по сути колония, вынужденная поставлять бойцов для войн космической метрополии. Нанимает для одного безнадежного мероприятия, которое почти совершенно точно приведет к гибели участников, но если просчитает верно, куш обещает быть космических масштабов, а главное - сам он обретет вожделенную целостность.

И он просчитывает. По всему выходит, что миссия требует участия лучших представителей всех рас, как в народной сказке "Семь Симеонов", и это, на самом деле, круто. Канадец Дерек Кюнскен по образованию ученый, микробиолог, но профессий перепробовал много, двадцать долгих лет посылая в издательства свои книги и получая отказы. Однако пробился, и это хорошо.

Умная, яркая, наполненная бьющей через край энергией книга с довольно высокой плотностью поверхностного натяжения - в нее не влетаешь на салазках и не плюхаешься с разбега. Для того, чтобы проникнуться реалиями, нужно совершить достаточно серьезное ментальное усилие, но затраченная на него энергия окупится сторицей. Сложное плетение ткани "Квантового волшебника" пронизывает соединение по-настоящему умной твердой НФ, космической оперы, авантюрного романа, философской прозы, довольно рискованным черным юмором и полирует все это олдскульной фантастикой в духе Жюля Верна,

А прекрасное чтение Игоря Князева дополнительный бонус для слушателя.

У этой истории две стороны. На одной из них – чистое безумие, торжество сумасшествия, порождения глубоко больного ума. А на другой – абсолютно нормальные обыватели, которые незаметно превратились в монстров.

Думаю не ошибусь, если скажу, что изрядная доля обаяния книги заключена в названии. С детства родной ассоциативный ряд неслыханной удачи, где не ждешь, прекрасного содержания внутри уродливой оболочки, глупого тщеславия и потери, но после преданности, самоотверженности и нового обретения — этот ряд "Царевны-Лягушки" всего лишь гендерная замена наполняет иным зловещим содержанием. И ты уже ждешь какой-то нездоровой мрачной готики. И ты ее получаешь.

На самом деле "Лягушачий король" обыгрывает название другой сказки, "Принца-Лягушонка". Той, где, помните, принцесса, гуляя по саду, встречает лягуха, который говорит ей, что он заколдованный принц, но если она его поцелует, заклятье спадет и он вновь обернется собой. Храбрая девушка, преодолев брезгливость, целует земноводное, которое благополучно обращается принцем - все счастливы.

Так вот, глубинный смысл той истории, что перед нами: не стоит быть слишком доверчивыми, девушки. Вполне может случиться, что поцеловав урода, который много что обещает, вместо того, чтобы изменить его своей самоотверженностью, превратишься в лягушку сама. И он утащит тебя в болото.

Примерно как это случилось с героиней-рассказчицей Татьяной. Нет-нет, ее Илья очень достойный мужчина, но его безоговорочное подчинение властной матери, которая решает, как семье Харламовых-младших надлежит проводить выходные и отпуска, как воспитывать детей, что есть, во что одеваться. То подчинение, которое не только взрослого сына, но и невестку, и внуков обрекает на крепостную зависимость - то еще болото.

В семье пенсионеров Харламовых безусловный лидер мать, Ульяна. Ее мнения в статусе категорического императива, она устанавливает правила и определяет магистральную линию. Муж, Виктор, чья инициативность совершенно съедена властной супругой, утешается возможностью на любой случай жизни изречь банальную благоглупость, которых у него россыпи.

Сын Илья, программист и муж героини в семье на положении мальчика для битья, не оправдавшего материнских надежд на ослепительную карьеру. Старшая сестра Варвара сварлива, как ее тезка из сказки про Айболита, что не мешает ей быть прекрасной медсестрой. До сих пор была одинока, не в последнюю очередь стараниями красотки младшей сестры, которая ради забавы отбила у нее двух женихов, но Варя наконец встретила своего суженого, Гриша пришелся по сердцу всем членам семьи.

Кристина, младшая дочь, балованная родительская любимица. И наконец Люся, тетка отца, одинокая бабушка-божий одуванчик хрупкого здоровья, в семье на положении приживалки. Такая кунсткамера, жизнь в которой движется по раз навсегда наведенной колее, пока не случается двух вещей: 1. Кристина привозит на очередные воскресные посиделки нового приятеля; 2. соседка заносит пирог к семейному столу, после чего свекор героини. который один из всей семьи съел кусочек, попадает в реанимацию, а сама дарительница найдена мертвой. И все заверте...

Елена Михалкова соединяет любезную сердцу поклонников детектива криминальную линию со знакомой всякой молодой женщине темой непростого вхождения в семью мужа, с ее специфическим, не всегда понятным, укладом. И это беспроигрышный вариант, потому что за высокими заборами, о которых говорил еще Островский, по-прежнему тиранят домашних. даже если эти заборы трансформировались в дачный штакетник, рабицу или профлист.

Чтение Игоря Князева придает аудиоверсии романа дополнительное обаяние. Но криминальная тема, в отличие от семейной, не выдерживает критики.

Один из заветов человеку – стремиться жить в радости. Перед лицом страшных войн, идущих вокруг, когда и нашему миру угрожает опасность, мы должны найти способ радоваться, в любых обстоятельствах. Мы не должны просто выживать.

Как странно, книга пролежала у меня в читалке несколько месяцев. Все откладывала: представлялось, что это окажется либо приторным гламуром в стиле минаевских книжек, либо жестью жестяной на тему Юго-Восточной Азии, вроде "Красота - это горе" Курниавана. А вчера взяла ее и погрузилась в удивительную, горькую и прекрасную историю, где экзотика и гламур — дело последнее и вообще это не о том.

О чем тогда? О семейных отношениях, о том, как мелкие расхождения в картине мира разрастаются в бездну непонимания, а маленькая ложь рождает большое недоверие. Как готовность одного непрестанно жертвовать своими интересами ради комфорта других ведет к болезненному перекосу, и, в конечном счете не делает счастливым никого.

О том, каково это, ощущать свою принадлежность к гонимому народу и как сильно отличается ущемленность в правах интегрированной в европейскую культуру нации от бессилия перед угрозой геноцида тех, кто не образован, бесправен, не может привлечь к своему бедственному положению внимания мировой общественности.

Бирма, которая теперь называется Мьянмой, сильно неоднородна по этническому составу: титульная нация бирманцы (собственно народ мьянма) составляет большинство, но есть также шаны, арканцы, китайцы, индийцы, качины, карены и практически не осталось рохинджа, около полумиллиона которых были физически уничтожены и вынужденно мигрировали, явив миру классический пример этногеноцида (по мнению ООН).

Немного о каренах. Когда читаешь книгу Чармейн Крейг, кажется, что они составляют едва не половину населения страны. Вики говорит о семи процентах, правда с оговоркой, что сведения неточны, поскольку полная перепись населения не проводилась в стране с 1939 года. Почему именно карены? Потому что мама героини принадлежит к этому притесняемому нацменьшинству, которое очередной военный диктатор собирался стереть их с лица земли.

А папа у нее еврей. Однако, оставшись в детстве сиротой, лишен был возможности влиться в общину, ощутить поддержку пусть притесняемого, но мощного сообщества. По большому счету, "Мисс Бирма" не столько рассказ о Луизе Бенсон Крейг, которая дважды удостаивалась этого титула, вышла замуж за генерала Лин Хтина, а после его гибели возглавила каренскую национально-освободительную борьбу. Этот роман в большей степени история ее родителей: отца Бенни и матери Хтин.

Которые могли бы прожить жизнь более или менее счастливо или несчастливо, спокойно или бурно, в богатстве или бедности, но оказались в эпицентре потрясений Второй Мировой. потом непрекращающейся гражданской войны, хунты, диктатуры - тех невыносимо страшных вещей, которыми государственная машина крушит хрупкие косточки отдельно взятого человека.

Пронзительная, трагичная, исполненная безнадежной нежности мечта о счастье, о спокойной жизни, в которой маленький человек мог бы спокойно работать, решать свои проблемы, заботиться о семье, справляться более или менее эффективно с текущими кризисами. В мире где тебя не схватят, не разлучат с детьми, не бросят в застенки, не подвергнут пыткам, не изнасилуют, отрезав сосок.

Чармейн Крейг этой историей своей бабушки делает для Мьянмы то, что Исабель Альенде сделала для Чили, заставив мир сострадать своей униженной родине. Книга прекрасная, перевод Марии Александровой замечательно хорош, такой яркий, сочный, богатый язык.

Как могло случиться, что кучка людей в течение нескольких часов или минут решает судьбу миллионов? Что исход этих мгновений определяет на многие поколения вперед, кто будет править, кто будет богатым или бедным, хозяином или слугой?

О том, что Гонконг очень особая китайская территория, знают все. Об Опиумных войнах и Нанкинском договоре слышали многие. Но связная картина, в которой первое, второе и третье соединены четкой причинно-следственной связью, в большей степени прерогатива специалистов по истории Юго-Восточной Азии и/или международному праву. Flood of Fire выводит эту информацию из узкоспециальной области в общедоступную в лучших традициях авантюрного романа.

Третья, завершающая часть "Ибисной трилогии",о которой я отчего-то думала, что вся она будет лишь предысторией Опиумных войн. Ошибалась, по крайней мере, в части первой (их было две, Цинская империя потерпела в обих поражение и фактически перестала существовать). Нынешний Китай во-многом плод обстоятельств тех шести лет, в течение которых разворачивались эти события.

Но по порядку. Середина 1830-х была временем, когда британская колонизация Индии выстроила четкую схему эксплуатации колонии, из которой формально везли чай, фрукты, ценные породы дерева, специи, но фактически, основной экспортной статьей был опий-сырец. С полей крестьян Северной Индии целевым кредитованием выдавливались сельскохозяйственные культуры, вместо них культивировался опийный мак. Об этом я подробнее рассказывала, когда писала о "Маковом море".

С перерабатывающей фабрики в Гуджарате он отправлялся по миру. В большинстве европейских стран оборот производных опийной камеди регулировался с той или иной степенью строгости, но на транзитном пути лежал огромный рынок сбыта - Поднебесная, где курение опия было запрещена, однако при содействии коррумпированного чиновничества, контрабанда достигла объемов, при которых наркозависимость сделалась массовой, а подвержены ей оказались представители самых разных слоев общества: студенты, монахи, домохозяйки, мандарины.

В этих условиях император забил тревогу и пытаясь ужесточить меры по противодействию борьбой против контрабанды, значительный запас сырца был конфискован и уничтожен, а промышлявшим ею купцам, в основном английским, хотя были среди них индийцы-парсы, запретили въезд в страну. Об этом более подробно в рецензии на "Дымную реку".

И вот, третья книга трилогии Амитава Гоша об опиумной войне, об Индии и Китае, о производителях, торговцах, потребителях опия и тех, кто пытался с ним бороться, о моряках и солдатах, о художниках и ученых, о народе сикхов, традиционно поставлявшем наемников, о любви и преданности, о подлости и предательстве, об ужасной боли и невыносимом счастье — в общем, о королях и о капусте.

Итак, разоренный и пристрастившийся с горя к курению купец Бахрам Бей покончил с собой и похоронен на Гонконге, семье его приходит известие о том, что они разорены. Впрочем, разорение богатых совсем не то, что последний кусок, или сотня до зарплаты у бедных. Ходят слухи, что китайцы даже выплатят компенсацию за конфискованный и утопленный опий, потому что затронуты интересы могущественного союзника - Англии.

Но на дворе середина девятнадцатого века, представлять интересы купца должен кровный родственник мужского пола, а сыновей Бахрам-ага не оставил, только дочери. Тут-то и выясняется, что родной сын у большого человека таки-был. Да, я про А-Фаня, известного также,как Фредди. Вдова Ширин, в жизни не покидавшая пределов дома, должна решить: смириться с обстоятельствами или облачиться в европейское платье и отправиться в Гонконг, чтобы почтить могилу, и, может быть, разыскать пасынка. о котором ничего не знала.

Раджа Нил, утратив должность со смертью работодателя, перебивается случайными заработками и пока еще не знает, что к нему, сквозь тысячи опасностей, пробирается маленький сын. Захария Рейд, которого в мы оставили ожидающим суда по обвинению в содействии побегу, переживет множество приключений. о которых я не могу сейчас рассказывать, чтобы не испортить вам впечатления от книги, когда появится ее русский перевод. Однако поверьте, линия Захарии будет не только замечательно интересной, но и насмеетесь с ней вдоволь.

Полетт, оставленная нами в Гонконге, где она занимается обустройством питомника растений для Хорька, переживет интересные встречи и обретет новый, не всегда приятный, порой пугающий, опыт. А еще, здесь мы познакомимся с родным братом Дити, Кисри, воине сикхе. Узнаем о нравах и обычаях представителей этого народа (может быть вы знаете историю Индии достаточно хорошо и помните, что Индира Ганди была убита своими охранниками, сикхами). И конечно, будет множество описаний сражений, на море и на суше, потому что это война, дети.

Все время ловила себя на ощущении, что нахожусь примерно в том эмоциональном состоянии, в каком в детстве читала мушкетерскую трилогию Дюма. Та же смесь доверия к созданным авторской фантазией персонажам, жгучего интереса к истории, восторга мастерски заплетенной интригой с ощущением, что в тебя исподволь входит огромный массив знаний о вещах необязательных, но отныне они часть тебя. И в мире тебя на эту часть больше,

Великая трилогия, отличный завершающий аккорд, я буду держать кулаки за Александра Сафронова, его перевод первой книги "Маковое море" номинирован на Ясную поляну-2022 и очень надеюсь, что скоро Фантом подарит нам перевод Flood of Fire.

"Солдат, в кого бы он ни стрелял, будет оправдан и свят, если он делает это во имя Империи"
"Я думаю, какие же вы сволочи."

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, не знаю. как вы, а я иду к тому, кому доверяю. И не то, чтобы Владислав Крапивин был совершенно моим автором: в собственном детстве не довелось близко с ним познакомиться, а когда росли мои дети и читала им вслух, тоже как-то не вспомнилось, что есть такой прекрасный писатель.

Вышло, что узнала в зрелости и поразилась, насколько хорошо читаются крапивинские книги искушенным читателем. В них нет умилительного заискивания, сюсюканья и нарочитого снижения планки, которыми детская литература обычно отталкивает взрослых. И Крапивин честен. Он говорит о вещах, которые имеют значение вне зависимости от политической повестки и текущего контекста.

Зло у Крапивина всегда зло, в какие бы сверкающие доспехи ни рядилось, каких бы красивых слов ни приводило в свое оправдание. Ему находится место в самых сияющих грезах самого прекрасного далека. "Взрыв генерального штаба", в общем, об этом. Место действия - свободный город Льчевск, люди которого просто хотят спокойно жить, работать и быть счастливыми, в то время, как свои виды на него имеют соседние, куда более сильные, державы.

Когда к чудаковатому астроному-смотрителю маяка и его внучке прибиваются двое мальчишек-беженцев, это никого не удивляет - державы без конца воюют где-то на окраинах. Прокормим как-нибудь, на тыквенную похлебку овощей с огорода хватит. Когда начинаешь догадываться, что один из них не беспризорник, а лазутчик - то, в общем, бывает, чего там: ребенка с меньшей долей вероятности заподозрят, да к тому же у него какие-то уникальные особенности восприятия, позволяющие выполнить возложенную миссию лучше, чем это сделал бы взрослый.

Когда понимаешь. что и со вторым все непросто, происходящее, против ожиданий, обретает оттенок не водевильности, а кафкианского абсурдизма. "Они же дети!" - думаешь. А следом: "Когда это останавливало зачинщиков войн?" Они бьются на твоих глазах, всякий в тисках своей моральной дилеммы, которая в итоге окажется для них куда более общей, чем ожидалось.

А по сути, в той же степени и твоей. Когда кажется, что не можешь совсем ничего изменить, делай хоть что-нибудь. И может быть получится?