- А что такое модель эпидемии?
- Если коротко, то все зависит от болезни - как именно она передается, насколько заразна, длинный ли у нее инкубационный период и каков процент смертности. А еще очень важно, как именно власти с этой болезнью борются.

Дело даже не в том, что это очень хорошо написано. А написано так, что цепляет с первых строк, не отпуская до самого конца. Не в том, что это история, рассказанная женщиной от лица женщины, что не вполне привычно - жанр постапокалиптики достаточно жестко гендерно привязан и привычно воспринимается как мужской.

Не в том, что камерная история бегства одной отдельно взятой семьи от эпидемии обрастает по ходу действия персонажами по типу сказки о семи Семионах, с той разницей, что здешние волшебные помощники большей частью не обладают полезными умениями и чаще становятся обузой.

Не в том что события, увиденные сквозь призму взгляда с ограниченным ракурсом насмерть перепуганной, нездоровой, терзаемой одновременно ревностью с подспудным чувством вины, и переносящей немыслимые для себя прежней нагрузки, героини, обретают масштабность, складываясь в цельную картину.

Все это было в лучших образцах жанровой прозы: от минималистской "Дороги" Кормака Маккарти до эпохального "Противостояния" Стивена Кинга, в отношении которых "Вонгозеро" занимает нишу посередине - не слишком много фигур, но и не то, чтобы совсем мало.

Как было и то, что изначальный статус центрального героя (героини в данном случае) не принадлежит к числу безусловно социально одобренных, хотя здесь уж как-то чересчур: разлучница, увела мужика из семьи, осиротила ребенка - несмотря на это, симпатии читателя полностью на ее стороне.

Но вот мотивации в романе Яны Вагнер - это нечто уникальное и заслуживают отдельного разговора. Да, ты ненавидишь бывшую жену своего мужа и абсолютно не питаешь нежности к ее (их!) мальчику. Да, ты терпеть не можешь свою трофейную жену соседку и ее недалекого муженька толстосума. И да, ты бы бросила ее на произвол судьбы, окажись ситуация по-настоящему угрожающей. плевать, что вы едете вместе одним караваном.

Да, ты откажешь в еде умирающим с голоду людям, хотя у тебя есть продукты, потому что впереди долгая зима и полная неопределенность, и отданная сегодня банка консервов сможет спасти завтра твоих ближних. Да, украдешь солярку у того, кто бескорыстно помог тебе, да считай - спас на дороге. Много вы такого встречали в книгах? Я - нет. А самое удивительное. что при том ты, читатель, остаешься целиком на стороне героини.

Дело даже не в высочайшей степени безжалостной к себе внутренней правдивости, не позволяющей солгать в мотивациях и за то дарующей немыслимую, какую-то пронзительную точность в бытовых деталях - узнаваемость, где узнавать не можешь по определению.

Дело именно в моделировании ситуации. В том, что книги, подобные этой, лучшие образцы жанровой прозы (знаю. что шлака в постапе много, теперь не о нем), должным образом подготовили восприятие социума к возможности подобного, Исподволь внушили властям предержащим, что обычная тактика замалчивания, информационной блокады и преуменьшения возможных последствий ведет к катастрофе.

Потому, когда это случилось, слава Богу, на сей раз нас провели по малому кругу, все происходило совершенно иначе. Да, с перегибами в карантинных мерах и гипердиагнозом, за который мировые правительства не пнул только безногий, однако в некоторых случаях лучше перебдеть, а предупрежден - значит вооружен.

Смешно признаться, но отчего-то думала, что это будет про зомби. Очень хорошая книга и я была удивлена, что написана она десять лет назад. Казалось, не позже две тысячи семнадцатого, когда о "Вонгозере" заговорили из каждого утюга. Хотя, чего удивляться. Потихоньку, исподволь делала свое доброе дело, моделируя эпидемию возможно более бескровным способом.

В наше время навалом интернет-сайтов, желающих помочь юношеству "открыть" греческие мифы, хотя иногда, наглядевшись, как Кадма называют "няшей", Гермеса - "крутанским", а Аида - "пацаном со своими тараканами", хочется прилечь.

Не последней в ряду побудительных причин взяться за "Греческие мифы в пересказе" обладателя мозга размером с графство Кент стала личность рассказчика и то, что умного человека всегда приятно послушать. Не последней, но не единственной. Все сплелось, как часто бывает в жизни.

В начале месяца "Горшок золота" Стивенза в переводе Шаши Мартыновой, захотелось еще ее переводов. На днях прочла биографию Вудхауса, а кто у нас лучший Дживс времен и народов? В читалке больше месяца "Дурная кровь" Джоанн Роулинг (ну, вы поняли, aka Роберт Гэлбрейт, но все же все знают), которая по Пушкину; "Как мысли черные к тебе придут" - мой НЗ, а кто лучше всех на свете прочитал аудиоверсию Гарри Поттера?

Все дороги ведут к Стивену Фраю. И да, это было правильно, он великолепен. Я ведь специально греческих мифов никогда не читала. То есть, пыталась в детстве, по маминому совету, хрестоматийного Куна, который показался настолько сКучным (простите за каламбур, не удержалась), что отложила, едва начав. Всему, что знаю о греческой мифологии, обязана книгам.

Хотя мир в целом пронизан аллюзиями к древнегреческим мифам. Литература, кино, культура вообще, точные и гуманитарные науки, медицина, техника (включая сверхсложную и суперсовременную). Древняя Греция фундамент цивилизации, где тон до сих пор задает Западная традиция. Как ни парадоксально, нельзя жить в современной реальности и быть свободным от греческой мифологии. Довольно вспомнить гигиену, с особой остротой вставшую на повестку дня в ковидном двадцатом. А знаете, что это имя одной из дочерей Асклепия, бога врачевания?

Так со всем. Высочайшая степень референтности. Собственно, за тем, чтобы привести в систему разрозненные обрывочные знания, которые есть у всякого мыслящего человека, разобрать хлам, распиханный как попало по чуланам памяти, сделать из бестолкового груза полезный инструмент, привести хаос к космосу - я бы и рекомендовала почитать греческие мифы в пересказе Фрая.

Это в утилитарном смысле. А есть ведь еще чистое читательское наслаждение от разговора с умным, доброжелательным ироничным собеседником. Которое само по себе бесценно. И да, этот перевод Шаши Мартынова посвятила памяти своего наставника и моего любимого переводчика на все времена, Сергея Ильина.

Мы не имеем никаких обязательств перед прошлым, кроме одного – быть живым свидетельством, не забывать того, что было, и рассказывать. Чтобы дети смогли получить часть нашего завещания.

Когда книга называется "Завещание", можно было бы думать, что речь в ней пойдет о финансах, материальных ценностях и столкновении интересов при дележе крупного наследства. Но нет, денежные вопросы сыграют в жизни и отношениях этих людей исчезающе малую роль. Не потому, что все и без того богаты, даже напротив. большей частью сводят концы с концами и финансовая поддержка пришлась бы им весьма кстати. Но здешние герои не витают в облаках, мыслят трезво и понимают, что рассчитывать могут единственно на себя.

Сири - мать семейства, матриарх, добрый ангел семьи. Голодному детству на карельской мызе обязана субтильным сложением и малым ростом. Однако привела в мир четырнадцать детей, из которых выжили двенадцать, всех обиходила, вырастила, выкормила.

Эско, старший сын. Мужик, пенек, не унаследовал ни родительской привлекательности, ни обаяния. Семья и работа его боги и смысл его жизни. И еще земля. Возможность выкупить когда-нибудь отцовскую ферму для своих детей - смысл его жизни и предел стремлений.

Анни, старшая дочь. Горожанка. При первой же возможности удрала из глуши в Стокгольм, официанит на паромах, ждет ребенка от русского парня, но главным об разом потому что биологические часы тикают уж очень настойчиво, не по внутренней потребности в материнстве.

Хелми, еще одна сестра, улыбчивое солнышко, очень привлекательна, замужем за местным бездельником, прибухивает на пару с муженьком и проворачивает мелкие аферы. Прячет даже от себя самой некую страшную тайну.

Лаури брат гей. Мечтал стать ветеринаром, хорош в обращении с животными и никто лучше него не мог принять у коровы роды, но после одного случая утратил веру в себя. Вслед за Анни перебрался в Стокгольм, а после в Копенгаген.

Ринне, хулиганистый брат, в котором природное обаяние бьет через край. Школьной премудрости всегда предпочитал возню с механизмами. Сидел в тюрьме, после того, как послужил причиной аварии, которая стала причиной смерти двух старушек. На лице ожоги.

Хирво парень со странностями, отчасти аутист, который находит утешение в общении с природой, сторонясь людей. В детстве сильно заикался, с возрастом преодолел этот недостаток. Животные ему ближе людей.

Воитто (выгода), отцовский любимчик, мелкий садист, с детства мучивший всякую живность и нашедший себя на военной службе. Впрочем, популярности среди сослуживцев не снискал.

Лахья, младшая дочь. Хотя ее имя и означает "дар", подарком миру она себя не ощущает. Скорее наоборот, кажется себе нескладной уродиной, была очень близка с братом на год старше Тармо. пока он не уехал учиться в Хельсинки. Оставшись одна, совершенно запуталась в токсичных отношениях с местным хулиганом.

Тармо, самый умный в семье, вообще-то Лахья не глупее, но мальчикам в начале восьмидесятых прошлого века (а именно это время действия романа) проще и легче было убедить мир в том, что они достойны лучшей участи.

Вало, самый привлекательный в семье мальчик. Одержим идеей косметологического улучшения внешности и отчасти пироман.

Арто, из самых младших братьев, с ним случится жуткая штука, от которой я на улице, слушая аудиокнигу, сделала так: "А-а!" (прохожие удивленно посмотрели). Но закончится все хорошо.

Онни, младший из детей, его имя означает "счастье". он такой и есть, солнечный мальчик, рядом с которым всем чуть светлее.

Пентто, отец, злой демон семьи. И, ну, в общем, довольно о нем пока.

Это была рекомендация Галины Юзефович, достаточно давняя, книга несколько месяцев пролежала в читалке, прежде, чем я набралась на нее храбрости. В отличие от самого известного литературного критика России, не питаю слабости к семейным сагам, хотя в любви к скандинавской литературе солидарна с ней.

И нет, это скорее не семейная сага, с неспешно шествующей сквозь десятилетия чередой предков, но рассказ о микросоциуме, отчасти изоляте, который представляет собой живущая на ферме в финской тьмутаракани семья. Громадная, по меркам любого общества, а с точки зрения современного - так и вовсе колоссальная. Шутка ли, двенадцать детей.

О каждом из них мы узнаем самое сокровенное. Не считая реминисценций в детство и юность родителей. И это будет интересное, прямо-таки захватывающее, чтение.

- Допустим, однажды, твоя тетя Далия узнает из газет, что на рассвете следующего дня тебя поведут на расстрел.
- Такого не может быть. Я поздно встаю"
"Дживс и Вустер" П.Г. Вудхаус

Вудхауса любят все. На самом деле, удивлялась порой, какие разные люди признавались мне в любви к писателю. Просто такая планида, делать обаятельные смешные, нисколько не обидные вещи. Юмор и только юмор, ни разу не сатира. Собратьям по перу не заступать дороги, не составлять конкуренции в борьбе за читателя, двигаться своей траекторией, делая то, что кроме тебя никто не сделает. Читателя не задевать и не обижать своими книгами, не наступать на любимые мозоли, вообще никак не причинять боли. Предлагать лучшую и благороднейшую из возможных форм эскапизма.

Он был из тех, о ком без ерничества и сарказма можно сказать "Жизнь удалась". Шести лет не дожил до векового юбилея, писать и публиковаться начал рано, признания добился довольно скоро, жил на доходы от писательства с юности всю долгую жизнь, и жил довольно широко. Помимо написания прозы, был успешным драматургом и поэтом песенником, Америка полюбила и оценила его больше туманной родины - в одно время в 1917 году на Бродвее шли пять (!) спектаклей по пьесам Вудхауса. Следует уточнить, что написаны они были в соавторстве, и это тоже характеризует его определенным образом: умение работать в команде, согласованность совместных действий, ведущих к оптимальному результату.

В личной жизни тоже все на диво гладко, ни глубинных психотравм, связанны с с родительским отвержением и недостаточной любовью (хотя пятилетним был помещен вместе со старшими братьями в частную школу, где и поесть досыта не всегда удавалось). Никаких воспоминаний о школьном буллинге, столь частых в биографиях творческих людей. Просто талант ладить с людьми, нравиться им, плюс комический дар и то, что мальчиком он был довольно крепким физически (помнится, то же говорил о своих школьных годах Сергей Довлатов). Да, отец отказал ему в возможности учиться в Оксфорде и семнадцати лет определил клерком в банк - ну так что с того, писать-то ему никто не мог запретить.

Женитьба в тридцать три на веселой вдове - Этель, в самом деле, дамой была необычайно светской, несколько эпатажной, казалось бы, трудно представить менее подходящую трудоголику Вудхаусу пару, но прожили они вместе всю дальнейшую жизнь, а падчерица Леонор стала писателю близким другом и любимой дочерью. Заключение с началом Второй Мировой, заставшей его в оккупированной Франции уже писателем с мировым именем, прежде в одну тюрьму, потом в другую, после в лагерь - на минутку, в возрасте пятидесяти девяти лет!

И да, условия, в которых находился Вудхаус и другие англичане интернированные несопоставимы с теми, в какие попадут в нацистских лагерях американцы военнопленные, помните, в "Бойне №5" Воннегута тот отрывок о певших хором бравых англичанах, которым лагерное начальство предоставляло возможные привилегии? Но это сороковой, самое начало войны, о том, что будут творить фашисты в Треблинке, Аушвице, Дахау даже и помыслить никто не может. А человеку под шестьдесят и две тюрьмы, а после лагерь - далеко не отель Шарантон.

Согласие выступить по Берлинскому радио, данное лагерному начальству, отчасти для того, чтобы успокоить и поблагодарить американских друзей за помощь, частью в надежде выйти на свободу. Серия передач в обычном для Вудхауса оптимистично-юмористическом ключе: а хорошо в лагере, появилась возможность жить по режиму и вволю читать Шекспира, не отвлекаясь на светскую жизнь. И неожиданно - волна ненависти, остракизм, травля, клеймо коллаборациониста и даже предателя. Заметим, самые жестокие обвинения исходят от тех, кто войны, тюрьмы, лагеря и не нюхал, кто благополучно сидел в это время дома. Ну, так всегда бывает.

Горечь, которую писателю долгое время не могли помочь избыть ни природный оптимизм, ни чувство юмора, хотя одно из определений "дрессированная цирковая блоха", которым наградят в ходе той кампании, он использует после, сделав брендом (многое, выходившее из-под пера Вудхауса обретало этот статус, казалось бы. без особых усилий сего стороны). Ох, да что же это я, надобно говорить о книге Александра Ливерганта, а не о ее герое!

Но разве это не лучшим образом характеризует "Пэлема Гренвилла Вудхауса. О пользе оптимизма"? Значит автор сумел заинтересовать читателя, в моем лице, героем, сделать его близким, побудить встать на его защиту (даже несмотря на то, что в особой защите тот не нуждается, время давно расставило все по местам). Книга хороша, написанная в сдержанно академичном стиле, характерном для серии "Жизнь замечательных людей", равно далека от апологии героя и от попыток снискать сомнительную славу скандальными подробностями его биографии.

Не назову эталонной, это место в моей табели о рангах давно и прочно отдано "Пантократору" Льва Данилкина, но написана хорошо, даря уровень читательского комфорта, сопоставимый с книгами Олега Лекманова о Веничке Ерофееве или Захара Прилепина о Леониде Леонове. А главное - желание свести более серьезное знакомство с сочинениями героя биографии.

- В Исходе сказано, что сынам Израилевым не должно порабощать друг друга. Но к потомкам Хама это не относится, они другого роду-племени. На них лежит проклятие, отсюда и черная кожа, и хвост. Когда в Писании осуждается рабство, речь идет совсем не о рабах-неграх.
– Кожа у меня черная, но хвоста никакого нет, – возразила Кора и добавила, – по крайней мере, я не замечала, хотя специально не искала, конечно. Но рабство – зло, тут все правильно.

Колсон Уайтхед любит механизмы и охотно вводит описание их работы в свои книги. В его дебютном романе "Интуиционист" женщина-инспектор пытается выяснить причину падения лифта; в "Днях Джона Генри" реальный исторический персонаж путейщик Джон Генри побеждает в соревновании с паровым молотом, однако скоро умирает, надорвавшись. Колсон Уайтхед не впервые обращается в своем творчестве к теме расовых проблем, его "Саг Харбор" о том, как двое чернокожих братьев проводят летние каникулы в городе, преимущественно населенном белыми.

"Подземная железная дорога" соединяет две этих темы, явив результатом немыслимый успех. Роман собрал все возможные премии, включая престижную Пулитцеровскую. И проторил дорогу "Парням из Никелевой академии", книге, написанной в следующем году, о которой говорят, как о продолжении "Железной дороги", хотя ни тематически, ни временем-местом действия они не связаны. Очевидно имеется в виду тема насилия, подавления и безграничной власти одного человека над другими, закрепленная законодательно и поддержанная социальными установлениями. Так или иначе, The Nickel boys тоже отмечены Пулитцером.

Однако теперь о "Подземной железной дороге". История рожденной в рабстве молодой женщины, которая упорно стремится к свободе. Увлекательный, полный сложных перипетий рассказ, горький, трагичный, но и жизнеутверждающий. На самом деле, линия Коры закономерно продолжает историю ее бабки Аджарри, черной рабыни, первой в роду ступившей на землю американского континента, претерпев все мытарства дороги, бесчисленных переходов из рук в руки, приравнивающих человека к вещи, изнуряющий труд на плантации. Аджарри, пережила трех мужей и родила пятерых детей, выжила из всех одна Мэйбл. Аджарри, как тигрица билась за клочок земли между двумя хижинами, который застолбила под огородик, благодаря которому сама она, дочь и внучка могли получать прибавку к скудному хозяйскому пайку.

Ее дочь Мэйбл, красотка Мэйбл, которая нипочем не стала бы спать с надсмотрщиком Мозесом, не пригрози он, что замену найдет в лице ее, тогда восьмилетней, дочери Коры. Мэйбл, исчезнувшая одной безлунной ночью из хижины, где спала бок о бок с уже десятилетней Корой, да так и не возвращенная на плантацию для показательной экзекуции. Единственная рабыня, которой удалось ускользнуть, девушка-легенда. Думала ли она, затевая побег, каково придется дочери, которая осталась одна в целом свете, без помощи и поддержки в мире, где человек человеку волк, а за бабкин клочок земли чернокожие братья так же охотно раздерут ее в клочья?

Кора, отчаянная, смышленая, предприимчивая Кора, унаследовавшая фамильную привлекательность и фамильную же удачливость. Не надо хмыкать, все относительно, мы куда больше зависим от стартовых условий, чем принято признавать: где одному удача помогает стать мировой знаменитостью, там другому просто выжить. Рожденная в рабстве, не признает его для себя. Да и то сказать, не будет ей жизни на плантации, слишком тяжело переживает побег матери Риджуэй, ловец беглых рабов; слишком многим влиятельным в местной общине она перешла дорогу, пытаясь отстоять бабкин огород - сживут ее здесь со свету.

Сильная книга, где реальность жизни черных рабов на хлопковой плантации переплетается с фантастикой сабвея спасения. То есть, Колсон Уайтхед создает мир, в котором "Подземная железная дорога" - название для аболиционистской организации, сети подпольных убежищ, посредством которых беглых рабов переправляли в безопасные места - эта идиома овеществляется, буквально превращаясь в тысячи километров под землей, где между станциями курсируют поезда. С одним "но" остается принцип неопределенности: ты не знаешь наверняка, в какое место попадешь и насколько благоприятно сложится твоя судьба в дальнейшем. Все как в жизни.

И да, я понимаю, что роман своевременный, что расовый вопрос в сегодняшней Америке достаточно остр и болезнен, но меня не может не смущать настойчивое педалирование линии "белым нельзя доверять", "белые в неоплатном долгу", "белый никогда не поймет черного". Разве это не тот же расизм, вид сбоку?

Я разбиваю нас на мелкие осколки, чтобы перенести в другое место - куда, не знаю. А еще не знаю, как тебя называть: белой, азиаткой, сиротой, американкой, матерью?

В "Других барабанах" Лены Элтанг есть фраза, которая однажды поразила меня в самое сердце: Поверишь ли, я винил ее больше, чем свою мать, а уж мать-то я винил практически во всем! Не случайно говорю о писательнице, русская проза которой исполнена поэтики, проникнута любовью к языку, космополитична, изысканно интеллектуальна и проста.

Книга Оушена Вуонга живо напомнила о ней. И еще - тема матери, с которой вы говорите на разных языках и, как масло с водой, потенциально несмешиваемы. Но ты уже пришел/пришла к тому, чтобы не винить ее во всем. И это письмо, которое пишешь ей, потенциально неспособной его прочесть, оно, на самом деле, письмо самому себе (все наши письма адресованы себе). А если попадает в резонанс с мыслями и чувствами других людей - что ж, быть посему.

Поэтичная, глубоко исповедальная, но совершенно лишенная при этом надрывности, история взросления и поисков себя в крайне неблагоприятствующей этому обстановке. Мальчик из семьи неграмотных вьетнамских беженцев, Оушен Вуонг, на сегодняшний день один из самых заметных и титулованных англоязычных поэтов, однако "Лишь краткий миг земной мы все прекрасны" - его прозаический дебют, перенесший в прозу индивидуальные черты поэтики Вуонга - умение виртуозно выделять, сопоставлять и упорядочивать черты действительности, выращивая из сора повседневности пронзительно лиричную прозу.

Он словно бы напрочь отрицает стыд, спокойно говоря о вещах, которые большинство предпочитает прятать в тайниках подсознания. И в определенный момент ты, читатель, понимаешь, что солнечный луч, преломляясь в осколке бутылочного стекла на свалке, сияет так же волшебно, как играя в гранях бриллианта. Потому что первичен свет, а не отражающий его материал. И умение пропустить его сквозь себя так, чтобы краткий миг земного существования оказался прекрасным.

Если мы защитим человечьи Семейства на земле, мы воссоединимся со своими семьями после смерти.
Это наша Вечная Награда.

Чудесная, обманчиво простая, смешная, грустная, трогательная, трагичная книга от Мэтта Хейга, чья "Полуночная библиотека" победила в читательском голосовании Goodreads 2020. Рассказана лабрадором по кличке Принц, предпринимающем отчаянные попытки спасти от распада семью, вверенную его покровительству. Забавные, курьезные, нелепые, порой жестокие, всегда продиктованные благими намерениями, (которыми, помните, куда вымощена дорога).

В его жизни был опыт пребывания в собачьем приюте, откуда спасла эта вот семья: школьный учитель Адам, его жена Кейт, их дети, Хэл и Шарлотта. И теперь его долг, его высшее предназначение, его миссия, если угодно - заботиться о них, как заповедано Пактом Лабрадоров. Вы, верно, не знаете, но это основной документ, регулирующий поведение самых благородных собак. Среди версий происхождения названия которых есть такая, которая считает их первоначально черный цвет напоминающим скальную породу лабрадорит, есть утверждающая, что родиной их был полуостров Лабрадор, но есть и та (она мне больше всего нравится), что португальцы назвали их так за их удивительную работоспособность labrador - труженик.

Он такой и есть, наш Принц, неутомимый труженик, жизнь готовый положить за други своя. Так-таки жизнь? Да, и это самое печальное. Собственно, книга тем и начнется, что хозяин приводит своего верного Принца в клинику для того, чтобы сделать смертельную инъекцию. Какой кошмар! А знаете, нет, Мэтт Хейг как-то так умеет рассказать самую трагичную историю, что и сам начинаешь воспринимать ее со спокойным стоицизмом. Не оправдывая хозяев, но и не осуждая. Точно зная, что поступить иначе Принц просто не мог, когда столько всего свалилось на его семью.

Можно воспринимать "Последнее семейство в Англии" как вариацию на тему "все псы попадают в рай", а можно увидеть в нем историю Гамлета - Хейг шекспировед, его "собачья" книга насыщена шекспировскими аллюзиями.