Sapfir_t все записи автора
navy_korabel
Продолжение воспоминаний о службе в ВС ДНР, явившееся на свет, главным образом, благодаря положительным отзывам в комментариях к первым трём частям.
Часть 1,
часть 2,
часть 3.
Огневая позиция у Верхнекальмиуского водохранилища на Картах Google 2014. Если приглядеться, на поляне в нижней части карты можно разглядеть две боевые машины, сориентированные на северо-запад. По масштабу они соответствуют САУ 2С9 "Нона-С" (длина около 6 м). С большой степенью вероятности можно утверждать, что на фото ‒ самоходки нашего артдивизиона (1-й или 2-й батареи ‒ не такая уж большая разница).
Вторая попытка
Мой "отпуск по болезни" продолжался около трёх недель (07-25.08.2014). Нового паспорта дожидаться не стал и поехал со временным удостоверением личности, благо по нему можно было купить билет на поезд (правда, случались проблемы при проверках на блокпостах ‒ документы такого рода мало кому были знакомы). Главной проблемой выздоровления оказался даже не отёк ног, а то, что я стёр их донельзя, когда имел глупость выйти из рейсового автобуса на подъезде к Саратову, чтобы поймать попутку (для тех, кто планирует путешествие автостопом по России ‒ забудьте, это практически невозможно), а потом пройти по этому "длинному", вытянувшемуся вдоль Волги городу, из конца в конец (не менее 15 км до автовокзала), сняв ставшие слишком тугими ботинки и надев шлёпанцы!
Для тех, кому интересно: несмотря на неработающий "автостоп", проехать без документов по России вполне возможно ‒ водители междугородних автобусов охотно берут "левых" пассажиров (проблем с этим не было вообще), известные неудобства причиняют нестыковки расписания, когда приходится ждать до полусуток, и то, что некоторые автовокзалы закрываются на ночь ‒ в этом случае приходилось спать на лавочках, что приемлемо только в тёплое время года и неизменно привлекает внимание полиции. Что касается стёртых ног, то ссадины никак не хотели заживать, боль при ходьбе была мучительная, я перепробовал все мази, но так и поехал в бинтах ‒ ждать не было времени, т. к. укры начали новое наступление.
Дорога до границы была калькой с первой попытки: поездом до Каменска-Шахтинского, автобусом до российского Донецка, звонок координатору. Отличие состояло в том, что присланный им человек отвёз меня на небольшой пункт пропуска с упрощённым режимом, обустроенный специально для тех, у кого был родственники в приграничных украинских населённых пунктах. Пришлось подождать Абхаза, который некоторое время уговаривал офицера на КПП пропустить меня: "Одно ведь дело делаем, брат!" ‒ говорил ополченец майору погранслужбы. Прошёл с провожатым метров 150 до блокпоста ВС ЛНР, с удовлетворением отметив весьма основательный, хорошо видный со всех сторон, указатель "Республика Новороссия". Это была уже не украинская граница.
Около часа пробыл на блокпосту, ожидая какой-нибудь оказии, чтобы продолжить путешествие. Видел сторожевую вышку и наблюдателя на ней ‒ границу охраняли (её ни в коем случае нельзя было позволить заблокировать украм). Видел бойцов Бэтмена с летучей мышью на шевронах ‒ подходили, здоровались со всеми братским рукопожатием (даже со мной, одетым по гражданке). Заметил, что ужесточился контроль за мужчинами призывного возраста, направлявшимися к российской границе ‒ пропускали только тех, у кого была уважительная причина, подтверждённая документально (хотя, насколько мне известно, мобилизация так и не была объявлена). Когда понял, что надо поторапливаться (светлого времени суток оставалось всё меньше), попросил парней договориться с кем-нибудь из проезжавших блокпост в западном направлении, чтобы подбросили меня до Донецка или хотя бы Све́рдловска. Довольно скоро выяснилось, что лучшее, на что я могу рассчитывать ‒ это Краснодон.
Двое мужчин, которые согласились подбросить меня до Краснодона (отказать бойцу на блокпосту было затруднительно, на что и был мой расчёт), ездили в Россию за деньгами, т. к. банковская система в ЛНР не функционировала, причём одному из них снять деньги со счёта так и не удалось (если мне не изменяет память, у него была проблема с паспортом, а получить новый украинский в Донбассе было нереально). Ехали с шиком на синих "Жигулях". По пути водитель сделал остановку у продуктового магазинчика, взял тайм-аут и распил в одиночестве (мне предлагали, но я отказался) 0,25 л водки, после чего, как ни в чём не бывало, снова сел за руль. ГИБДД де-факто в Луганской республике отсутствовала (было не до этого), машин на дороге практически не наблюдалось, поэтому подвыпивший водитель не представлял особого повода для беспокойства. Я вышел на перекрёстке у автобусной остановки, где меня ожидал неприятный сюрприз ‒ автобусы из Краснодона в Све́рдловск (откуда я планировал уехать в Донецк) не ходили и, пройдя квартал, я стал ловить попутку на дорожной развилке.
Так получилось, что оба раза, когда я ехал в Донецк, шли активные боевые действия (по сути ‒ на выживание обеих республик), и автомобильное движение замирало ‒ можно было ехать днём по весьма просторной магистрали и за полчаса не встретить ни одной встречной машины. По той же причине мне удалось остановить попутку (ехавшую на юг), наверное, только через час. Водитель надеялся немного заработать, но денег у меня почти не было (чтобы уехать в Донбасс, мне пришлось залезть в долги), тем не менее, он взял меня и бесплатно довёз сначала до автовокзала в Све́рдловске (с нулевым результатом ‒ в отличие от прошлого раза автобусы в Донецк не ходили), а потом и до развилки на Ровеньки, где начинался южный тракт, ведущий на запад. Там был маленький придорожный магазин с пустыми полками (такого я не видел со времён позднего СССР) ‒ ни пирожков, ни хлеба, только плавленые сырки с символическим названием "Дружба".
Машины не останавливались, рейсовые автобусы были ближнего радиуса действия. Было далеко за полдень, и шансы попасть в Донецк к вечеру таяли на глазах. Я встал на остановке и стал спрашивать у водителей изредка подходивших автобусов, не идут ли они мимо какого-нибудь блокпоста. Наконец таковой нашёлся. Я купил билет за несколько гривен (супруга водителя, подбросившего меня "за спасибо" до Све́рдловска, любезно поменяла мне немного рублей), и когда автобус остановился для досмотра, нагло вышел прямо на блокпосту. Крику было много: "Ты чего?! Зачем вышел?" и пр. Я сказал, что я из ополчения, направляюсь в Донецк к месту службы и без их (ополченцев) помощи никогда до него не доберусь. Меня, разумеется, обыскали, с недоверием изучили временное удостоверение личности и поначалу относились почти как к украинскому шпиону, какового они, якобы, задержали накануне. По ходу дела отношение несколько улучшилось, потом подъехал кто-то из командиров, меня посадили в машину, и мы тронулись в нужном мне направлении ‒ на запад.
Сокращённая версия изложенного в первых трёх частях воспоминаний не произвела на сидевших в машине впечатления достоверной истории, и мне сказали, что повезут меня в контрразведку к Мотороле. Познакомиться с легендой повстанческого движения в Донбассе было в высшей степени интересно, и я искренне порадовался такому повороту дела. К сожалению, подразделения Моторолы не оказалось на месте (в штатном расположении) ‒ оно убыло брать Мариуполь (на дворе было 27.08.2014). Мало-помалу отношение ко мне начало теплеть и потеплело настолько, что меня отвели в столовую, дали поесть, подвезли до следующего (поближе к Донецку) блокпоста и оставили дожидаться попутной машины.
Завершение того дня совершенно не соответствовало обстановке военного времени, серьёзности момента (украинского наступления) и моему тогдашнему мироощущению. Сначала я оказался в красивом загородном доме с прудом, лебедями и журавлями, где собирались жарить только что подстреленного кабана и вообще вели себя как на каком-то пикнике. Потом двое из присутствовавших там людей (родные братья) решили поехать домой (в Снежно́е) и взяли меня с собой, чтобы утром отвезти в Донецк, т. к. один собирался туда с товаром (или за товаром). Братья не служили в ополчении, но были как-то связаны с ним (точно не помню, но скорее всего, занимались снабжением).
Мужчины в Донбассе были четырёх сортов: 1) те, кто служил в ополчении (воевал); 2) те, кто помогал ополчению; 3) те, кто не помогал ополчению, и продолжал жить привычной жизнью, как будто ничего не произошло; 4) те, кто бежал от войны за границу. О пропорциях судить не берусь, но боюсь, что третьих и четвёртых было достаточно много. С братьями пили водку под хорошую закуску (тот самый кабан), говорили о том, о сём. Один из них читал мне стихи Шевченко в оригинале ‒ красивый певучий язык (не тот нацистский лай, который мы слышим по телевизору). Выехали рано, ещё не успел протрезветь и опасался, что это будет замечено и повлияет на отношение ко мне со стороны командования бригады, но Бог миловал.
Назначение
Знакомые ворота, родная "четвёрка". В наряде у ворот ‒ мальчишка с автоматом допризывного возраста, как оказалось ‒ детдомовец ("сын полка"). Дождался провожатого, дошли до казармы. Из знакомых ‒ только Медведь, теперь ‒ командир учебной роты. Чика ‒ в зелёнке, на передовой (о чём мечтал), командует боевым подразделением. Медведь, озабоченный новой должностью (не тот расслабленный оружейник, каким был раньше), не слишком разговорчивый, сообщил, что Чика бывает на базе почти каждый день, и если повезёт, увидимся ближе к вечеру. Чика был нужен мне, чтобы отчитаться за "самоволку", и чтобы похлопотал за меня в штабе о назначении в часть.
Часы ожидания прошли незаметно. Это было тревожное ожидание ‒ самую малость, но тревожное. Я по-прежнему не знал, что будет со мной вечером, завтра, через неделю, и это придавало течению жизни непривычную остроту. Из случайных собеседников запомнился армянин с географически сложной биографией, который, как помнится, родился на Кавказе, жил где-то здесь, на Юго-Востоке, а на войну приехал из России. Он был далеко не единственным из знакомых ополченцев, живших когда-то в Донбассе и вернувшихся туда в нелёгкий час.
Показавшаяся странной безлюдность двора казармы сменилась столпотворением ‒ рота вернулась с занятий. Желающих послужить Новороссии не убавлялось, и это радовало. Встретил Арчи (одного из своей "самосвально-полигонной" десятки) ‒ по форме, с оружием, уже обстрелянного (и как узнал позже ‒ отчаянного корректировщика, не кланявшегося "градам"). От взаимной неприязни времён полевого лагеря (чего греха таить) не осталось и следа, вместо этого ‒ обмен улыбками, рукопожатиями, планами на ближайшее будущее (я собирался в артиллерию, Арчи ‒ из артиллерии в разведку). Попрощавшись, вспомнил навыки разборки и сборки автомата, послушал, что говорят новобранцы, а потом приехал Чика.
Было приятно слышать, что он рад меня видеть. Объяснил, как смог, конфуз, случившийся со мной на полигоне. Чика рассказал, что, как и собирался, поездил по шахтам и весьма успешно провёл там агитационную кампанию за службу в ополчении. Забегая вперёд, скажу, что служба эта всегда была делом сугубо добровольным: захотел ‒ записался, захотел ‒ уволился (если только ты не на "боевых"). В штаб, куда меня привёл Чика, после очередного рассказа о моих похождениях был вызван командир артиллерии бригады, который сказал, что есть вакансия на должность командира самоходного орудия "Нона-С". Разумеется, я обеими руками ухватился за эту возможность, и через каких-то четверть часа уже разговаривал с Юниором ‒ командиром своей батареи, которая совсем недавно (на прошлом боевом выезде) понесла потери, попав под огонь "градов" ‒ к счастью, ранеными (один ‒ тяжело, трое ‒ легко).
Юниор был действительно юн, но мужественен, собран и выглядел как офицер ‒ офицер французского Иностранного легиона (эта мысль пришла мне в голову позже, на позиции). Первое, что он спросил: "Готовы воевать?", второе (после утвердительного ответа на первый вопрос): "Поедете с нами?" (имелось в виду: на позицию и прямо сейчас). У меня не было личного оружия и формы. Вопрос с формой решить быстро было нереально, а вот лишний ствол у Юниора как раз был (как оказалось впоследствии, автомат принадлежал Манго ‒ заряжающему, который за дисциплинарную провинность был посажен "в подвал" (на гауптвахту). Это было моё первое боевое оружие не только в Новороссии, но и в жизни (на полигоне мне выдали АК-74, но без патронов, и его пришлось вскоре сдать, а тут целых четыре рожка ‒ 120 "молний Зевса"!). Юниор попросил меня разобрать и собрать оружие (сказал, что он должен быть уверен), после чего я помчался за вещами, попрощался с Медведем и Чикой и спустя короткое время уже сидел в кузове внедорожника начальника штаба артдивизиона.
Первый выезд
Мы ехали на "зелёнку" (в бригаде "зелёнкой" называли расположение артдивизиона из-за растительности вокруг, где базировалась часть техники, стояли лагерем некоторые подразделения и иногда ‒ к сожалению, очень редко ‒ проводились учения). В крытом кузове джипа кроме меня сидел Юниор и ещё один боец с РПК (если я правильно помню его оружие), в кабине ‒ водитель, он же замначштаба (позывной "Доброполье") и начальник штаба Киря. Киря выезжал практически на все стрельбы батарей дивизиона (в крайнем случае, командовал по телефону) и был, наверное, самым грамотным артиллерийским офицером бригады.
По прибытии Юниор ушёл в батарею, а Киря, который знал меня как недоучившегося СОБа, задал мне вопрос по специальности, на который я не смог ответить. Было видно, что он недоволен мной, но ещё больше был недоволен собой я сам ‒ несмотря на то, что я не собирался быть СОБом, не готовился быть СОБом, но всего лишь командиром орудия ("попугаем и считалкой", как впоследствии охарактеризовал мою должность мой юный наводчик). Тем не менее, я должен был знать, какими соображениями руководствуется командир батареи, отдавая мне ту или иную команду, в чём собственно и заключалась причина моего раздражения собственной персоной. Впрочем, всё это было на втором плане. На первом ‒ волнение пополам с воодушевлением (чистый адреналин) от предстоящего прямо сейчас ночного выезда на боевую работу.
Вышли три "Ноны-С" ("единица", "тройка" и четвёрка"), и мы тронулись. Выехали за ворота, построились в походный порядок с выключенными фарами, но с включёнными габаритами, и двинулись в неизвестном мне направлении. На шоссе случилась небоевая потеря ‒ у "тройки" полетел фрикцион (поломка, которую невозможно устранить в полевых условиях), и дальнейшее движение мы продолжили с двумя САУ. У нужного нам поворота джип встал поперёк полосы, и "Ноны" свернули на просёлок. Одновременно произошёл забавный инцидент: часть шедшей в одном направлении с нами большой военной колонны из тентованных КамАЗов, "градов" и пр. (своего рода олицетворения возросшей военной мощи ВС ДНР), которая разворачивалась в обратном направлении чуть дальше в разрыве разделительной полосы, стала поворачивать вслед за нашими "Нонами", приняв их "за своих". Ошибка выяснилась довольно скоро, в результате чего какое-то время на просёлке царила изрядная толчея.
Далее мы ехали с выключенным габаритами в кромешной тьме, и я до сих пор не понимаю, как нам удалось добраться до места. Я ехал в кузове джипа, но мог смотреть в лобовое стекло и не видел там вообще ничего ‒ ни дороги, ни травы, ни кустов, ни деревьев, ни даже неба (такое может быть только в комнате без окон с плотно запертой дверью). Тем не менее, Доброполье вёл машину медленно, но уверенно безо всяких приборов ночного видения ‒ каким-то непостижимым шестым чувством. Одной из "Нон" повезло меньше (это была моя будущая "четвёрка") ‒ она выкатилась на обочину, съехала боком в кювет и заглохла. Каким образом обнаружилось её отсутствие в строю: тем же самым шестым чувством Доброполья или Кири, или командир орудия просто позвонил по сотовому кому-то из них ‒ мне неведомо. "Единица" подцепила "четвёрку" тросом и вытащила на дорогу, в процессе чего представилась возможность выйти из машины, размять ноги и подышать свежим воздухом. Далее ехали при той же полной светомаскировке и с личным оружием наизготовку. Спустя некоторое время, уже глубокой ночью, остановились на огневой позиции.
Ночь на позиции
Установили буссоль с подсветкой и построили орудия в параллельный веер (при моём участии в качестве наблюдателя). Помню, как Штык (наводчик "единицы") ругался, что хождения с фонариками вокруг прибора мешают ему навестись в буссоль. Затем пошли (спустились) в зелёнку (не путать с базой артдивизиона), где позже был разбит лагерь. Сели на снарядные ящики (позиция, как ни странно, функционировала на постоянной основе), поели тушёнки, познакомились. Кроме Штыка, там был Мадьяр (служил в группе советских войск в Венгрии), Индеец, Кащей и другие. Назначили караульных: первым дежурил Кащей, потом я. Там была палатка (любезно оставленная предыдущей батареей), в которой я и расположился на короткий ночлег. Часа через четыре, но, скорее всего, раньше меня разбудил, и я заступил в первый в своей жизни караул.
Тёмная ночь в зелёнке. Видимость ноль, зато море всевозможных звуков ‒ шелест листвы, потрескивание веток, дуновение ветра. Обладая известными навыками бесшумного передвижения по лесистой местности и прибором ночного видения, подкрасться сзади и перерезать горло не составляло особого труда. При всём желании я не смог бы выделить чью-то лёгкую поступь и шелест задеваемых при ходьбе кустов на фоне естественного шума леса. Позже, когда я нашёл нашу позицию на карте, оказалось, что от занятой украми Авдеевки до нас было всего каких-то шесть километров ‒ полтора часа ходу разведывательно-диверсионной группы, которая легко могла вырезать всю батарею. РДГ и снайперов лично я в глубине души боялся больше всего (при том, что страха как такового я не испытывал вовсе), часто думал о них, старался принимать меры (например, передвигаться перебежками по открытой местности), но, как и все остальные, временами совершенно забывал об опасности и вёл себя по-детски беспечно.
Между тем, ночь подходила к концу, и по мере того как светало, неуверенность и беспокойство уходили прочь, уступая место прямо противоположным чувствам (назовём их подъёмом боевого духа). Окрестности моего наблюдательного пункта хорошо просматривались, я контролировал ситуацию, был вооружён и занят благородным делом ‒ охранял отдых моих товарищей по оружию. Сделав обход, я обнаружил, что мой НП расположен у подножия ската просёлочной дороги, отделявшей поляну, на которой находилась огневая позиция, от зелёных насаждений, простиравшихся, как оказалось позже, до южного берега Верхнекальмиуского водохранилища. Некоторое время спустя на поляне показался шедший в мою сторону человек небольшого роста в камуфляже и шлемофоне, которого я окликнул положенным по уставу "Стой, кто идёт?". Это был Индеец, ставший вскоре моим первым механиком-водителем.
Самоподготовка
Индеец разжёг костёр, вскипятил воду, угостил меня чаем. Отличный специалист и просто хороший человек, с которым было комфортно общаться ‒ мне искренне жаль, что наше знакомство длилось недолго. Постепенно подтянулись остальные. Мы прибыли на позицию в рамках ротации, никаких срочных задач с утра пораньше перед нами не стояло ‒ мы должны были просто быть там и ждать команды, поэтому не было и особой суеты. Познакомился с теми, с кем разминулся ночью ‒ с Балу и Шарапом (командирами орудий №1 и №4), совсем молоденьким наводчиком Андрюшей Громом и заряжающим Варой, ставшим впоследствии моим вторым (после Свата) разочарованием в людях, служивших (точнее ‒ оказавшихся) в ополчении. С учётом того, что все другие случаи относились, скорее, к недопониманию с тем или другим человеком или к его самобытности, статистика выглядит не такой уж скверной.
Спрашивали, что побудило приехать. Отвечал, что желание помочь отбиться от укров и остановить продвижение НАТО на восток, послужить Новороссии и России одновременно. Снарядные ящики образовывали некое подобие гостиной по одну сторону костра. Они были и стульями, и столом, и шкафами для провизии, а если было надо ‒ то и дровами, и лежанками, и ступенями для лестницы, ведущей к дороге и далее на позицию, а наполненные землёй ‒ укрытиями на брустверах окопов. С окопом вышла промашка. Мы со Штыком и Мадьяром начали копать его с самого утра, причём из-за малосовместимости моей хлипкой обуви (берцы ещё не выдали) с шанцевым инструментом они по очереди вскапывали землю штыковой лопатой, а я выбрасывал её на бруствер совковой. Окоп получился вполне сносный ‒ на троих и даже больше, не считая бродячих собак, которые во время обстрелов прятались там вместе с нами, но расположен он был не поперёк линии огня украинской артиллерии, а вдоль (точнее ‒ под острым углом). Не сориентировались.
Я прибыл на позицию стажёром и должен был как можно быстрее освоить должностные обязанности. События неожиданно ускорились тем фактом, что в первый же день батарею покинули Шарап и Вара. У первого сдали нервы после обстрела "градами" (когда были ранены четыре бойца, ни один из которых после ранения не вернулся в строй) ‒ такое бывает, у второго ‒ скорее всего тоже, но официальной причиной было осложнение после перенесённой ещё в мирное время хирургической операции. Таким образом, САУ №4 осталась без командира и заряжающего, место первого из которых надлежало немедленно занять мне. При этом я понимал, что учить меня (нянчиться со мной) никто не будет ‒ моё будущее целиком и полностью было в моих руках (если бы я не справился, меня в лучшем случае назначили бы заряжающим, в худшем ‒ прогнали из артиллерии пинком под зад). У меня был весьма приличный (правда, несколько сумбурный) багаж знаний, который мне надо было привести в соответствие с порядками, заведёнными в батарее. Для этого я начал дёргать за рукав всех, кто попадался мне на глаза и мог хоть как-то помочь решить проблему: Юниора, Балу, Грома, Штыка, Индейца.
Юниора я принудил продиктовать мне команды, которые он подаёт командирам орудий, и поскольку до того, как стать комбатом, он был командиром орудия ‒ должностные обязанности номеров расчёта. Балу, который не слишком охотно шёл на контакт (думаю, просто было лень напрягаться), мне удалось проинтервьюировать касательно команд, которые он подаёт номерам расчёта, и тех же самых должностных обязанностей (по принципу: лишний раз не помешает). У Грома и Штыка я взял начальные уроки наведения орудия на цель с закрытой позиции (освоил позднее ‒ в перерыве межу первым и вторым выездами), душка Индеец очень обстоятельно рассказал и показал мне, как управлять машиной (разумеется, на стопе ‒ мы стояли в параллельном веере), про боеприпасы, их подготовку к заряжанию и само заряжание.
Затем я начал мучить машины (заниматься любовью с "Нонами"). Сначала это была машина Балу (№1), в которой я просто посидел и посмотрел по сторонам, потом ‒ моя "четвёрка", с которой я обошёлся примерно так же, как ранее с АК-74 ‒ излазил до полного привыкания. Для начала научился быстро забираться на броню: руками за бронещитки смотровых приборов командира, правую ногу ‒ на второй левый опорный каток, левую ‒ на щиток над гусеницей, правую ‒ на броню рядом с башней, левую ‒ рядом. Готово. Нырять в люки и вылезать из них ‒ проще пареной репы, сложнее ‒ перебираться из подбашенного отделения на место командира или механика, не выходя наружу, но освоил и это. Научился лёгким нажатием носка правой ноги включать массу, без которой не работает электрика (кроме освещения), замерять уровень топлива в трёх топливных баках (обязанности механика-водителя), включать и заряжать на ходу пневмосистему, устанавливать взрыватели на снарядах, укладывать снаряды в стеллажи, крепить их ремнями, доставать пеналы с зарядами, прикреплять заряд к снаряду, заряжать орудие (обязанности заряжающего), снимать со стопора и стопорить башню и ствол, открывать щиток панорамы (обязанности наводчика) и кое-что другое.
Призна́юсь, что когда снова и снова выходил на "огневую поляну", чтобы залезть в "Нону", я кожей чувствовал опасность. Южнее поляны на несколько километров простиралось поле ‒ степь с высокой травой, которая заканчивалась терриконом (горой извлечённой из шахты породы ‒ характерной особенностью донбасских пейзажей). До террикона было далеко, а обустраивать снайперскую позицию в голой степи вряд ли разумно, но дело было не в снайперах. Мы стояли на одном месте по пять суток (и не просто стояли, а стреляли!), над нами кружили беспилотники, укры наверняка располагали американскими спутниковыми снимками местности, в хорошую оптику мы должны были наблюдаться с террикона, наконец, несмотря на охранение, пеших лазутчиков тоже нельзя было исключать. Мины, снаряды, РСы могли прилететь в любую минуту. Почему укры столь наплевательски относились к контрбатарейной борьбе (в нашем конкретном случае), а наше командование ‒ к смене позиций, мне непонятно до сих пор. Между тем, приехал Киря, и по команде "Батарея к бою!" мы начали готовиться к стрельбе.
Продолжение следует...