И тебе здесь хватило времени
Чтобы выкрутиться в колесе...
Ты – мой брат из смешного племени
А по паспорту – как и все.

Хоть люби тебя, хоть руби – казни
У тебя есть усы и нос.
Выдающийся детский фокусник
Вечный батюшка Дед-Мороз.

Ты при галстуке и без курточки
Запотели твои очки.
В синем небе ты видишь удочки
Значит, время глотать крючки.

Но в этом небе ничто не ново.
Видишь удочки-удила?
Ведь в начале словили слово,
А потом начались дела...

У тебя есть одно достоинство.
Ты успел остаться собой
Разве это одно достоинство?
Это вроде – само собой.

1985
(Приводится по рукописи)

"Дым коромыслом"

Голоден стыд. Сыт азарт.
Динамит да фитиль вам в зад!
Сырые спички рядятся в черный дым.
Через час – бардак. Через два – бедлам.

На рассвете храм разлетится в хлам.
Но мы не носим часы.
Мы не хотим умирать
И поэтому даже не спим.

А когда не хватает сил,
Воруем сахар с чужих могил.
И в кровь с кипятком
Выжимаем лимон греха.

И дырявые ведра
Заводят песни
О святой воде и своих болезнях.
Но – слава Богу! – все это исчезнет
С первым криком петуха.

Дым. Дым коромыслом!
Дым над нами повис.
Лампада погасла.
И в лужице масла
Плавает птичий пух.

Дым. Дым коромыслом!
Дым. Дым коромыслом!
Дай Бог нам понять
Все, что споет петух.

В новостройках – ящиках стеклотары
Задыхаемся от угара
Под вой патрульных сирен в трубе,
В танце синих углей.

Кто там – ангелы или призраки?
Мы берем еду из любой руки.
Мы не можем идти,
Потому что дерьмо
После этой еды, как клей.

Дым. Дым коромыслом!
Дым. Дым коромыслом!
Музыкант по-прежнему слеп.
Снайпер все так же глух.

Дым. Дым коромыслом!
Дым. Дым коромыслом!
Дай Бог нам понять
Все, что споет петух.

Ох, безрыбье в речушке, которую кот наплакал:
Сегодня любая лягушка становится раком
И, сунув два пальца в рот,
Свистит на Лысой горе.

Сорви паутину! Здесь что-то нечисто!
Но штыками в спину – колючие числа.
И рев моторов в буксующем календаре.

И дым. Дым коромыслом. Дым.

Дым коромыслом. Дым.

Дым коромыслом.

Дым.

Январь 1985



Дым коромыслом

"Некому берёзу заломати / Окно в Европу"

Уберите медные трубы!
Натяните струны стальные,
А не то сломаете зубы
Об широты наши смурные.

Искры самых искренних песен
Полетят как пепел на плесень.
Вы всё между ложкой и ложью,
А мы всё между волком и вошью.

Время на другой параллели
Сквозняками рвётся сквозь щели,
Ледяные черные дыры –
Окна параллельного мира.

Через пень колоду сдавали
Да окно решеткой крестили
Вы для нас подковы ковали.
Мы большую цену платили.

Вы снимали с дерева стружку.
Мы пускали корни по новой.
Вы швыряли медну полушку
Мимо нашей шапки терновой.

А наши беды вам и не снились.
Наши думы вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились.
Мы же – ничего. Облизнулись...

Лишь печаль-тоска облаками
Над седой лесною страною,
Города цветут синяками,
Да деревни – сыпью чумною.

Кругом – бездорожья траншеи.
Что, к реке торопимся, братцы?
Стопудовый камень на шее.
Рановато, парни, купаться...

Хороша студёна водица,
Да глубокий омут таится.
Не напиться нам, не умыться,
Не продрать колтун на ресницах.

Вот тебе обратно тропинка
И петляй в родную землянку.
А крестины там, иль поминки –
Всё одно там пьянка-гулянка.

Если забредёт кто нездешний –
Поразится живности бедной,
Нашей редкой силе сердешной
Да дури нашей злой-заповедной.

Выкатим кадушку капусты.
Выпечем ватрушку без теста.
– Что, снаружи – всё ещё пусто?
А внутри по-прежнему тесно...

Вот тебе медовая брага –
Ягодка-злодейка-отрава.
Вот тебе, приятель, и Прага.
Вот тебе, дружок, и Варшава

Вот и посмеёмся простуженно.
А об чем смеяться – неважно.
Если по утрам очень скучно,
А по вечерам – очень страшно.

Всемером ютимся на стуле.
Всем миром на нары-полати.
Спи, дитя моё, люли-люли.
Некому берёзу заломати.

Октябрь 1984



Некому березу заломати

"Лихо/Прелюдия"

Если б не терпели – по сей день бы пели...
А сидели тихо – разбудили Лихо.
Вьюга продувает белые палаты.
Головой кивает х...й из-под заплаты.

Клевер да березы. Полевое племя.
Север да морозы. Золотое стремя.
Серебро и слезы в азиатской вазе.
Потом юродивые князи
нашей всепогодной грязи.

Босиком гуляли по алмазной жиле.
Многих – постреляли, прочих – сторожили.
Траурные ленты. Бархатные шторы.
Брань, аплодисменты да стальные шпоры.

Корчились от боли без огня и хлеба.
Вытоптали поле, засевая небо.
Хоровод приказов. Петли на осинах.
А поверх алмазов – зыбкая трясина.

Позабыв откуда, скачем кто куда.
Ставили на чудо – выпала беда.
По оврагу рыщет бедовая шайка –
Батька-топорище да мать моя – нагайка.

Ставили артелью – замело метелью.
Водки на неделю, да на год – похмелья.
Штопали на теле. К ребрам пришивали.
Ровно год потели – ровно час жевали.

Пососали лапу – поскрипим лаптями.
К счастью – по этапу. К свету – под плетями.
Веселей, вагоны! Пляс да перезвоны...
Кто услышит стоны краденой иконы?

Вдоль стены бетонной – ветерки степные.
Мы тоске зеленой – племяши родные.
Нищие гурманы. Лживые сироты
Да горе-атаманы из сопливой роты.

А мертвякам припарки, как живым – медали.
Только и подарков – то, что не отняли.
Нашим или вашим – липкие стаканы?
Вслед крестами машут сонные курганы.

Октябрь 1984



Лихо

Вячеслав Зорин «Незамкнутый круг»

http://mike-naumenko.livejournal.com/113464.html
взято тут
спасибо, ancox

Зоопарк (Подольск 87, основная камера)
http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=p-2j94LZs64
взято тут
спасибо, satanas1111

"Зимняя сказка"

Однозвучно звенит колокольчик
Спасской башни Кремля.
В тесной кузнице дня лохи-блохи
подковали Левшу.
Под рукою – снега. Протокольные листы февраля.
Эх, бессонная ночь... Наливай чернила.
Все подпишу!

Как досрочник ЗК два часа назад
откинулся день.
Я опять на краю знаменитых
вологданьских лесов.
Как эскадра в строю,
проплывают корабли деревень.
И печные дымы – столбовые мачты без парусов.

И плывут до утра хутора, где три кола – два двора,
Но берут на таран всероссийскую столетнюю мель.
Им смола – дикий хмель.
А еловая кора им – махра.
Снежок – сахарок,
А сосульки им – добра карамель.

А не гуляй без ножа. Да дальше носа
не ходи без ружья.
Много злого зверья. Ошалело –
аж хвосты себе жрет.
А в народе зимой – ша!
Вплоть до марта – боевая ничья!
Трудно ямы долбить.
Мерзлозем коловорот не берет.

Ни церквушка, ни клуб.
Поцелуйте постный шиш вам баян!
Ну, а ты не будь глуп.
Рафинада в первачок не жалей.
Не достал нас «Маяк».
Но концерты по заявкам сельчан
По ночам под окном
исполняет сводный хор кобелей.

Под окном по ночам
то ли песня, то ли плач, то ли крик.
То ли спим, то ли нет.
Не поймешь нас – ни живы, ни мертвы.
Лишь тропа в крайний дом
над обрывом вьется, как змеевик.
Истоптали весь снег на крыльце
у милицейской вдовы.

Я люблю посмотреть, как купается луна в молоке.
А вокруг столько звезд!
Забирай хоть все – никто не берет.
Значит, крепче стал лед.
Мерзни, мерзни, волчий хвост на реке!
Нынче славный мороз...
Минус тридцать, если Боб нам не врет.

Я устал кочевать от Москвы до самых
дальних окраин.
Брел по горло в снегу. Оглянулся – не осталось следа.
Потеснись, твою мать, дядя Миша –
косолапый хозяин...
Я всю ночь на бегу. Я не прочь и подремать,

Но когда я спокойно усну,
Тихо тронется весь лед в этом мире.
И прыщавый студент – месяц Март
Трахнет бедную старуху-зиму.
Все ручьи зазвенят, как кремлевские куранты
Сибири.
Вся Нева будет петь и по-прежнему
впадать в Колыму.

Октябрь 1984



Зимняя сказка

http://vk.com/opolchenie
Народное Ополчение

11 апреля (среда) Будем праздновать день рождения Алекса Оголтелого его поздравят группы

Аццкие Ускорители http://vk.com/club5397253

ВУХУЪ http://vk.com/id95731373

ПАЛАТА №6 http://vk.com/id138642616

+ спец гости

ждём вас в клубе dushe

ВХОД 150рэ

Местоположение:
клуб dushe, Лиговский пр. 50 корпус 6, Санкт-Петербург, Россия

Начало:
11 апреля в 19:00
Окончание:
11 апреля в 23:00

http://vk.com/event32590228
встреча в контакте

"Время колокольчиков"

Долго шли зноем и морозами,
Все снесли и остались вольными,
Жрали снег с кашею березовой
И росли вровень с колокольнями

Если плач — не жалели соли мы.
Если пир — сахарного пряника.
Звонари черными мозолями
Рвали нерв медного динамика.

Но с каждым днем времена меняются.
Купола растеряли золото.
Звонари по миру слоняются.
Колокола сбиты и расколоты.

Что ж теперь ходим круг да около
На своем поле как подпольщики?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь время колокольчиков.

Ты звени, сердце, под рубашкою.
Второпях врассыпную вороны.
Эй! Выводи коренных с пристяжкою
И рванем на четыре сторны.

Но сколько лет лошади не кованы,
Ни одно колесо не мазано.
Плетки нет. Седла разворованы.
И давно все узлы развязаны.

A на дожде все дороги радугой!
Быть беде. Нынче нам до смеха ли?
Но если есть колокольчик под дугой,
Так, значит, все. Заряжай, поехали!

Загремим, засвистим, защелкаем,
Проберет до костей,до кончиков.
Эй,братва! Чуете печенками
Грозный смех русских колокольчиков?

Век жуем матюги с молитвами.
Век живем, хоть шары нам выколи.
Спим да пьем сутками и литрами.
И не поем. Петь уже отвыкли.

Долго ждем. Все ходили грязные,
От того сделались похожие,
А под дождем оказались разные.
Большинство-то честные, хорошие.

И пусть разбит батюшка Царь-колокол,
Мы пришли с черными гитарами.
Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл
Околдовали нас первыми ударами.

И в груди искры электричества.
Шапки в снег - и рваните звонче.
Рок-н-ролл - славное язычество.
Я люблю время колокольчиков.

сентябрь 1984



Время колокольчиков

http://vk.com/eto_zoopark
взято тут
Ценители группы Зоопарк

Чёрные дыры

Мы хотим пить
Но в колодцах замерзла вода.
Черные, черные дыры - из них не напиться
Мы вязли в песке и скользили по лезвию льда
И часто теряли сознание и рукавицы

Мы строили замок, а выстроили сортир
Ошибка в проекте, но нам, как всегда, видней
Пусть эта ночь сошьет мне лиловый мундир
Я стану хранителем времени сбора камней [В некоторых авторских рукописях – «Хранителем Времени Сбора Камней».]

Я вижу черные дыры
Холодный свет.
Черные дыры
Смотри, от нас остались
Черные дыры

Нас больше нет
Есть только
Черные дыры

Хорошие парни, но с ними не по пути
Нет смысла идти, если главное – не упасть
Я знаю, что я никогда не смогу найти
Все то, что, наверное, можно легко украсть

Но я с малых лет не умею стоять в строю
Меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг
И мне надоело протягивать вам свою
Открытую руку, чтоб снова пожать кулак

Я снова смотрю, как сгорает дуга моста
Последние волки бегут от меня в Тамбов
Я новые краски хотел сберечь для холста
А выкрасил ими ряды пограничных столбов

Чужие шаги, стук копыт или скрип колес
Ничто не смутит территорию тишины
Сегодня любой обращенный ко мне вопрос
Я буду расценивать, как объявление войны

Сентябрь 1984



Черные дыры

"Поезд № 193 / Поезд"

Нет времени, чтобы себя обмануть,
И нет ничего, чтобы просто уснуть,
И нет никого, кто способен нажать на курок.
Моя голова – перекресток железных дорог...

Есть целое небо, но нечем дышать.
Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.
Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.

Моя голова – перекресток железных дорог...

Нарушены правила в нашей игре,
Я повис на телефонном шнуре.
Смотрите, сегодня петля на плечах палача.

Скорей помолись и кончай меня!
Слышишь, кончай! [В более поздней редакции – «скажи мне – прощай, помолись и скорее кончай!»]

Минута считалась за несколько лет,
Но ты мне купила обратный билет.
И вот уже ты мне приносишь заваренный чай.
С него начинается мертвый сезон.
И шесть твоих цифр помнит мой телефон.
Хотя он давно помешался на длинных гудках.

Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках.

Фильтр сигареты испачкан в крови.
Я еду по минному полю любви.
Хочу каждый день умирать у тебя на руках.

Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.

Но любовь – это слово похоже на ложь.
Пришитая к коже дешевая брошь.
Прицепленный к жестким вагонам
вагон-ресторан.

И даже любовь не поможет сорвать стоп-кран.

Любовь – режиссер с удивленным лицом,
Снимающий фильмы с печальным концом,
А нам все равно так хотелось смотреть
на экран.

Любовь – это мой заколдованный дом.
И двое, что все еще спят там вдвоем,
На улице Сакко-Ванцетти, мой дом 22.

Они еще спят, но они еще помнят слова.

Их ловит безумный ночной телеграф.
Любовь – это то, в чем я прав и неправ,
И только любовь дает мне на это права.

Любовь – как куранты отставших часов,
И стойкая боязнь чужих адресов.
Любовь – это солнце, которое видит закат.

Любовь – это я, это твой Неизвестный солдат.

Любовь – это снег и глухая стена.
Любовь – это несколько капель вина.
Любовь – это поезд «Свердловск – Ленинград»
и назад.

Любовь – это поезд сюда и назад.

Где нет времени, чтобы себя обмануть.
И нет ничего, чтобы просто уснуть.
И нет никого, кто способен нажать на курок.

Моя голова – перекресток железных дорог.

1984



Поезд № 193

Влажный блеск наших глаз...
Все соседи просто ненавидят нас.
А нам на них наплевать.
У тебя есть я, а у меня – диван-кровать.

Платина платья, штанов свинец
Душат только тех, кто не рискует дышать.
А нам так легко.
Мы, наконец, сбросили все то,
что нам могло мешать.

Остаемся одни.
Поспешно гасим огни
И никогда не скучаем.
И пусть сосед извинит
За то, что всю ночь звенит
Ложечка в чашке чая.

Ты говоришь, я так хорош...
Это оттого, что ты так хороша со мной.
Посмотри – мой бедный ёж
Сбросил все иголки. Он совсем ручной.

Но если ты почувствуешь случайный укол,
Выдерни занозу и забудь о ней скорей.
Это оттого, что мой ледокол
Не привык к воде тропических морей

Ты никогда не спишь.
Я тоже никогда не сплю.
Наверное, я тебя люблю.
Но я об этом промолчу.
Я скажу тебе лишь то,
Что я тебя хочу.

За окном – снег и тишь.
Мы можем заняться любовью
на одной из белых крыш.
А если встать в полный рост,
то можно это сделать на одной из звезд.

Наверное, зря мы забываем вкус слез.
Но небо пахнет запахом твоих волос.
И мне никак не удается успокоить ртуть,
Но если ты устала, я спою что-нибудь.

Ты говоришь, что я неплохо пою
И, в общем, это то, что надо.
Но это очень легко.
Я в этих песнях не лгу.
Видимо, не могу.

Мои законы просты –
Мы так легки и чисты,
Нам так приятно дышать.
Не нужно спать в эту ночь,
А нужно выбросить прочь
Все, что могло мешать.

Сентябрь 1984



Влажный блеск наших глаз

Рождественская

Крутит вьюга фонари на реке Фонтанке.
Спите, дети... До зари с вами добрый ангел.

Начинает колдовство домовой-проказник.
Завтра будет рождество. Завтра будет праздник.

Ляжет ласковый снежок на дыру-прореху.
То-то будет хорошо. То-то будет смеху.

Каждый что-нибудь найдет в варежках и в шапке.
А соседский Васька-кот спрячет цап-царапки.

Звон-фольга, как серебро. Шелковые банты.
Прочь бумагу! Прочь перо! Скучные диктанты.

Замелькают в зеркалах платья-паутинки.
Любит добрая игла добрые пластинки.

То-то будет хорошо... Детям на потеху
Дед Мороз несет мешок золотых орехов.

Будем весело делить дольки мандаринов.
Будет радостно кружить елка-балерина.

Побегут из-под руки клавиши рояля.
И запляшут пузырьки в папином бокале.

То-то будет хорошо. Смеху будет много...
Спите, дети, я пошел. Скатертью тревога...

Октябрь 1984



Рождественская

Пригородный блюз (М. Науменко)



Время колокольчиков (А.Башлачев)



Степной волк (В.Курылев)

клуб "Money Honey", СПб, 25.03.2012
http://vk.com/club18806757
группа в контакте

Майк, Липницкий, Башлачев, Цой


"Похороны шута"

Еловые лапы охотно грызут мои руки
Горячей смолой заливает рубаху свеча.
Средь шумного бала шуты умирают от скуки
Под хохот придворных лакеев и вздох палача.

Лошадка лениво плетется по краю сугроба.
Сегодня молчат бубенцы моего колпака
Мне тесно в уютной коробке отдельного гроба.
Хочется курить, но никто не дает табака.

Хмурый дьячок с подбитой щекой
Тянет-выводит за упокой.
Плотник Демьян, сколотивший крест,
Как всегда пьян. Да нет, гляди-ка ты, трезв…

Снял свою маску бродячий актер.
Снял свою каску стрелецкий майор.
Дама в вуали опухла от слез.
И воет в печали ободранный пес.

Эй, дьякон, молись за спасение божьего храма!
Эй, дама, ну что там из вас непрерывно течет?
На ваших глазах эта старая скучная драма
Легко обращается в новый смешной анекдот!

Вот возьму и воскресну! То-то вам будет потеха...
Вот так, не хочу умирать, да и дело с концом.
Подать сюда бочку отборного, крепкого смеха!
Хлебнем и закусим хрустящим соленым словцом.

Пенная брага в лампаде дьячка.
Враз излечилась больная щека.
Водит с крестом хороводы Демьян.
Эй, плотник, налито!
Да я уже пьян.

Спирт в банке грима мешает актер.
Хлещет стрелецкую бравый майор.
Дама в вуали и радостный пес
Поцеловали друг друга взасос.

Еловые лапы готовы лизать мои руки.
Но я их – в костер, что растет из огарка свечи.
Да кто вам сказал, что шуты умирают от скуки?
Звени, мой бубенчик! Работай, подлец, не молчи!

Я красным вином написал заявление смерти.
Причина прогула – мол, запил. Куда ж во хмелю?
Два раза за мной приходили дежурные черти.
На третий сломались и скинулись по рублю.

А ночью сама притащилась слепая старуха.
Сверкнула серпом и сухо сказала: – Пора!
Но я подошел и такое ей крикнул на ухо,
Что кости от смеха гремели у ней до утра.

Спит и во сне напевает дьячок:
– Крутится, крутится старый волчок!
Плотник позорит коллегу Христа –
Спит на заблеванных досках креста.

Дружно храпят актер и майор.
Дама с собачкой идут в темный бор.
Долго старуха тряслась у костра,
Но встал я и сухо сказал ей: – Пора...

Сентябрь 1984



Похороны шута

Осень

Ночь плюет на стекло
черным.
Лето... Лето прошло. Чёрт с ним.

Сны из сукна. Под суровой шинелью
Спит северная страна.
Но где ты, весна?
Чем ты сейчас больна?

Осень. Ягоды губ с ядом.
Осень. Твой похотливый труп рядом.
Все мои песни июня и августа
Осенью сожжены.
Она так ревнива в роли моей жены.

Мокрый табак. Кашель.
Небо – как эмалированный бак
с манной кашей.
И по утрам прямо надо мной
Капает ржавый гной
Видно, господь тоже шалил весной.

Время бросать гнезда.
Время менять звезды.
Но листья, мечтая лететь рядом с птицами
Падают только вниз.
В каждом дворе осень дает стриптиз

У нас превращается в квас пиво. А у вас?
Сонные дамы глядят криво щелками глаз
Им теперь незачем нравиться нам
И, прогулявшись, сам
Я насчитал десять небритых дам

Кони мечтают о быстрых санях.
Надоела телега.
Поле – о чистых, простых простынях
снега
Кто смажет нам раны и перебинтует?
Кто нам наложит швы?
Я знаю – зима в роли моей вдовы

Сентябрь 1984



Осень

на фото : Александр Башлачев и Кока.
(Кока Шизазой - творческий псевдоним новосибирского звукооператора Николая Павловича Каткова.)

Подвиг разведчика

В рабочий полдень я проснулся стоя.
Опять матрац попутал со стеной.
Я в одиночку вышел из запоя,
Но вот те на! – сегодня выходной.

И время шло не шатко и не валко.
Горел на кухне ливерный пирог.
Скрипел мирок хрущевки-коммуналки,
И шлепанцы мурлыкали у ног.

Сосед Бурштейн стыдливо бил соседку.
Она ему наставила рога.
Я здесь ни с кем бы не пошел в разведку
Мне не с кем выйти в логово врага.

Один сварил себе стальные двери.
Другой стишки кропает до утра.
Я – одинок. И никому не верю.
Да, впрочем, видит бог, невелика потеря
Весь ихний брат, а в особенности, ихняя сестра.

Экран, а в нем с утра звенят коньки...
В хоккей играют настоящие мужчины.
По радио поют, что нет причины для тоски,
И в этом ее главная причина.

В «Труде» – сенсационная заметка
О том, что до сих пор шумит тайга.
А мне до боли хочется в разведку,
Уйти и не вернуться в эту клетку
Уйти – в чем есть – в глубокий тыл врага.

Из братских стран мне сообщает пресса:
Поляки оправляются от стресса.
Прижат к ногтю вредитель Лех Валенса,
Мечтавший всю Варшаву отравить.

Да, не все еще врубились в суть прогресса
И в трех соснах порой не видят леса.
Бряцает амуницией агрессор,
Но ТАСС уполномочен заявить:

«Тяжелый смог окутал Вашингтон.
Невесело живется без работы.
В хваленых джунглях каменной свободы,
Где правит ЦРУ и Пентагон.

Среди капиталистов этих стран
Растет угар военного психоза.
Они пугают красною угрозой
Обманутых рабочих и крестьян.

А Рейган – вор, ковбой и педераст –
Поставил мир на ядерную карту...»
Тревожно мне. Кусаю свой матрац.
Дрожу, как СС-20 перед стартом...

...Окончился хоккей. Пошли стрекозы.
А по второй насилуют кларнет.
Да как же можно? Ведь висит угроза!
И ничего страшней угрозы нет.

Да, вовремя я вышел из запоя...
Не отдадим родимой Костромы!
Любимый город может спать спокойно
И мирно зеленеть среди зимы.

Буденовку напялю на затылок.
Да я ль не патриот, хотя и пью?
В Фонд мира сдам мешок пустых бутылок
И из матраца парашют скрою.

Возьму аванс. Куплю один билет
На первый рейс до Западной Европы.
В квадрате Гамбурга – пардон, я в туалет!
Рвану кольцо и размотаю стропы.

Пройду, как рысь, от Альпы до Онеги
Тропою партизанских автострад.
Все под откос – трамваи и телеги.
Не забывайте, падлы, Сталинград!

Пересчитаю все штыки и пушки.
Пущай раскрыт мой корешок-связной –
Я по-пластунски обхожу ловушки
И выхожу в эфир любой ценой.

Я – щит и меч родной Страны Советов!
Пока меня успеют обложить –
Переломаю крылья всем ракетам,
Чтоб на Большую землю доложить:

Мол, вышел пролетарский кукиш Бонну.
Скажите маме – НАТО на хвосте!
Ваш сын дерется до последнего патрона
На вражьей безымянной высоте.

Хочу с гранатой прыгнуть под колеса.
Но знамя части проглотить успеть.
Потом молчать на пытках и допросах,
А перед смертью – про Катюшу спеть.

Бодун крепчал... Пора принять таблетку.
В ушах пищал секретный позывной.
По выходным так хочется в разведку...
Айда, ребята? Кто из вас со мной?

Сентябрь 1984



Подвиг разведчика

Слёт-симпозиум

Привольны исполинские масштабы нашей области.
У нас – четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.
Лишь досугу бездельному у нас тут места нет.

А так – какие новости? Тем более, сенсации...
С террором и вулканами здесь все наоборот.
Прополка, культивация, милли... мелле-орация,
Конечно, демонстрации. Но те – два раза в год.

И все же доложу я вам без преувеличения,
Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,
Событием принце... пренци-пиального значения
Стал пятый слет-симпозиум районных городов.

Президиум украшен был солидными райцентрами –
Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.
Эх, сумма показателей с высокими процентами!
Уверенные лидеры. Опора и пример.

Тянулись Стельки, Чагода... Поселок в ногу с городом.
Угрюм, Бубли, Кургузово, потом Семипердов.
Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.
Ну, в общем, много было древних, всем известных
городов.

Корма – забота общая. Доклад – задача длинная.
Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.
Пошла писать губерния... Эх, мать моя целинная!
Как вдруг – конвертик с буквами нерусского письма.

Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:
– Депеша эта – с Запада... Тут бдительность нужна.
Вот, в Тимонице построен институт слюноварения.
Она – товарищ грамотный и в англицком сильна...

– С поклоном обращается к нам тетушка Ойропа.
И опосля собрания зовет на завтрак к ней...
– Товарищи, спокойнее! Прошу отставить ропот!
Никто из нас не завтракал – у нас дела важней.

Ответим с дипломатией... Мол, очень благодарные,
Мол ценим и так далее, но, так сказать, зер гут!
Такие в нашей области дела идут ударные,
Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.

И вновь пошли нацеливать на новые свершения.
Была повестка муторной, как овсяной кисель.
Вдруг телеграмма:
– Бью челом! Примите приглашение!
Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель...

Повисло напряженное, гнетущее молчание.
В такой момент – не рыпайся, а лучше – не дыши!
И вдруг оно прорезалось – голодное урчание
В слепой кишке у маленького города Шиши.

Бедняга сам сконфузился! В лопатки дует холодом.
А между тем урчание все громче и сочней.
– Позор ему – приспешнику предательского голода
Никто из нас не завтракал! Дела для нас важней!

– Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией...
Но ярость благородная вскипала, как волна.
– Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! –
Кричала с места станция Октябрьская Шахна.

– Ответим по-рабочему... Чего там церемониться...
Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! –
Так заявила грамотный товарищ Усть-Тимоница,
И хором поддержали ее Малые Прыщи.

Трибуну отодвинули. И распалили прения.
Хлебали предложенья, как болтанку с пирогом.
Объявлен был упадочным процесс пищеварения,
А сам Шиши – матерым, подсознательным врагом.

– Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!
Чужой жратвы не надобно. Пусть нет – зато своя!
Кто хочет много сахару – тому дорога к Горькому!
А тем, кто с аппетитами – положена статья...

И населенный пункт 37-го километра
Шептал соседу радостно: – К стене его! К стене!
Он – опытный и искренний поклонник
стиля «ретро»,
Давно привыкший истину искать в чужой вине.

И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем...
– Ату его, вредителя! Руби его сплеча!
И был он цвета одного с переходящим знаменем,
Когда ему товарищи слепили строгача.

А, впрочем, мы одна семья – единая, здоровая.
Эх, удаль конармейская ворочает столы.
Президиум – «Столичную», а первый ряд –
«Зубровую»,
А задние – чем бог послал, из репы и свеклы.

Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.
Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.
...В Мадриде скисли соусы.
В Париже сдохли устрицы.
И безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.

Сентябрь 1984



Слет-симпозиум

"Минута молчания - Песня о музыканте"

Легче, чем пух, камень плиты.
Брось на нее цветы.
Твой player гоняет отличный рок,
Но зря ты вошел с ним за эту ограду.
Зря ты спросил, кто сюда лег.
Здесь похоронен ты.
Это случилось в период мечты
Стать первой звездой своего хит-парада.

Я жил радостью встреч
И болью прощания.
Смотри на меня.
Ведь мы говорим, значит, можем
петь песни.

Постой! Нас может сжечь
Минута молчания.
Не бойся огня.
Ведь, если сгорим, значит,
Снова воскреснем.

Твой Телекастер красив, как кастет.
Но твой микрофон, как кляп.
И кто сосчитал, сколько монет
Брошено мимо протянутых шляп.

Несколько лет, несколько зим...
Ну, как ты теперь, звезда?
Несколько Лен, несколько Зин
И фото в позавчерашней газете...

Но чем пахнет вода
В твоем роскошном клозете?
Ты спекулируешь сказкой
О лучших мирах,
Нуждаясь в повышенной
дозе наркоза.

И вновь прячешь свой прах
В стандартной кассете.
Я вижу, как ложь
превращается в страх,
И это логичная метаморфоза.

Ты продаешь радужный грим.
Ты покупаешь дым.
Скучно дразнить мертвого льва
И пить с тобой спирт
из высоких фужеров.

Ты не поймешь меня.
Ты не шагнешь
Через себя к себе.
Так не лги о борьбе –
Велики все слова
Тебе – лилипуту в стране Гулливеров.

Забудь боль наших встреч
И радость прощания.
Я вижу, огню больше нечего сжечь.
Тебе, как обычно, пора на конвейер.
И все же попробуй сберечь
Минуту молчания.
Но ты бросишь цветы
На край могильной плиты.
Потом улыбнешься и включишь свой player.

Сентябрь 1984



Минута молчания