хорошо. хорошо. я, наверное, слишком быстро хочу результата. получить всё и сразу, а так не бывает. чтобы хорошо рисовать, нужно долго и упорно трудиться. учиться, штудировать. рисовать, в конце концов, на бумаге, а не в голове. я стараюсь вникнуть в суть вещи, разглядеть её со всех сторон. я пытаюсь отключить мыслительные процессы и поддаться волне вдохновения (назовем это так). с огромным трудом удается преодолеть собственные страхи и нанести первые штрихи. стоит только себя отпустить и - телефонный звонок, сестринское "Алёёёёон", мамины поручения, да черт подери, мир обрушивается. то ли я что-то уяснить не могу, то ли это знаки, твердящие, что творчество - ни хрена не моё.

стараюсь не циклиться. стараюсь упорядочить свои дни.

меньше тратить времени. меньше спать и разговаривать.

я не хочу думать, получится или нет. я хочу просто делать то, что мне нравится. хочу раствориться в том, что я делаю.

хочу разбить стену, которую сама же построила.

до конца июля осталось совсем немного. начало августа - долгожданный Питер. может быть, это как раз то, что поможет мне спастись. смена обстановки ,возлюбленный город, встреча с близкими по духу людьми, отсутствие интернета и телефона, разрыв с привычным рутинным миром. вернусь домой - через пару дней на форум в Чайку, что тоже...а не буду я, наверное, загадывать.

а не попробовать ли мне медитации?

под раскаленным, кажется, до предела солнцем торопливо шагала и думала, как бы не расплакаться. не обида, не очередная депрессия.

я всё делаю неправильно.

день за днём, как белка в колесе. гонюсь за призрачными целями, не понимая смысла, просто не желая понимать. девочка-пустышка, такая же, как и большинство окружающих людей.

сама не заметила, как зациклилась на этом никчемном, совершенно не нужном.

глупое.

бессмысленное.

никчемная.

вечно ноющая от усталости. усталость, возникшая от ощущения своей полнейшей непригодности.

хаос в голове. знал бы ты, какой хаос сейчас в голове. меня снова вывернули наизнанку и ткнули в отвратительную реальность.

я знаю, что срочно надо что-то менять. и, наверное, ещё не слишком поздно. я так боюсь. так боюсь снова ошибиться, снова оступиться и пойти не туда.

в этом мире все ценности слишком искаженны. невообразимо трудно остаться собой, остаться хотя бы человеком.

научиться делать что-то не для галочки, не для кого-то, а для себя, для развития, для познания мира. нельзя всю жизнь сидеть на потреблении. гармония будет только при равноценном обмене.

чувствую, после сессии мне действительно нужно будет надолго уединиться. слишком много информации, слишком много правды выстрелом в упор.

как хорошо, что такие люди ещё есть. как хорошо, что кто-то ещё может встряхнуть и выдернуть из липкой паутины фальши.

я снова зацепилась за что-то важное. не хочу больше это терять. не хочу смотреть на их мнимые смыслы.

столько голосов. все одновременно. голова разрывается.

я теряюсь.

я не хочу теряться.

как бы удержаться.

как это всё...

мы и правда совершенно разучились слушать.

через пару дней всё обязательно встанет на свои места. и я, конечно же, успокоюсь.

кроме как с зеркалом говорить сейчас с кем-либо бесполезно.

мы все потерянные. все.

дни растягиваются в бесконечную ядовито-салатовую гусеницу. сворачивается кольцами, не умещаясь в рамки выдуманного квадрата. дни недели, здравствуйте и до свидания, количество кругов, пройденных сбитой с ритма секундной стрелкой

где..мы?..я?..кто?

температурная карта пестрым полотном обтянула кожу. реки вен, песчаные бури, сгустки крови - торнадо. моё тело превратилось в отдельный мир. простреленные дыры - звезды. три луны и два солнца, две черные дыры вместо глаз. задержи дыхание и  вытяни вперед руки, потянись к сгущающемуся теплу. это лето расплавит тебя и обмажет тобой пересохшие стены кирпичных людей.

в это время с деревьев летит пепел, осыпаются засохшие цветы. с часов капает слово за словом, воздух кишит ощетинившимися ежами. ты только, пожалуйста, дыши. не забывай, как это делается. по линиям ребер медленно разрывается кожа. жадно вдыхаешь царапающий иголками, застревает острыми комьями; касаешься кончиками пальцев грудной клетки: густая кровь ударяет металлическим запахом, а под ней на ощупь - жабры. по вырезанным линиям пробиваются плавники.

кто-то бережно поднимет, возьмет на руки, спрячет в безразмерный аквариум. там я буду один. среди волнистых водорослей и безмолвных рыб. он будет подходить каждый день к аквариуму и тихонько стучать в стекло. а, может быть, когда-нибудь выпустит в открытое море?

а за окном светит солнце. весеннее яркое, обдающее теплыми переливами. в прозрачное стекло бьются проснувшиеся птицы, безвольно сползают вниз, ломая свои хрупкие крылья, оставляя за собой ядовито-яркие кровоподтеки.
мои страшные сны, кажется, начали сбываться.
я умоляю тебя, не надо больше боли. я хочу спать. очень хочу спать.
глухое, еле слышное сердцебиение. подожди ещё немного... не уходи, оно вот-вот остановится. последние минуты... хочу провести с тобой.
всё чаще не хватает воздуха. ты ведь знаешь, как действует на меня их весна. медленная смерть, самое жестокое наказание. впрыскивает в вены яд, осторожно, маленькими порциями, чтобы мучился, чтобы всё прочувствовал.
тишина, комната неживая, будто небрежно нарисованная - размытые акварельные пятна. из стены медленно показалось зеркало.
в зеркале отражение безликого мальчика. он тянет ко мне руки, зовет, манит. по ладоням его растекаются улыбки, шепчут, обещают. ледяное прикосновение зеркальной поверхности, его тонкие руки выскользнули словно из воды. крепко обвили цепкие пальчики мою шею, по вискам застучали молоточки, в глазах распустились черные цветы. ты меня забираешь, мой мальчик? держи, никому не отдавай. неосознанный шаг вперед, ближе к зеркальной поверхности (чужого ли?) почти забытого мира. "твоё спасение..." - змеиным языком по коже, самым кончиком, леденящим касанием. опрокинуться в разбитое зеркало, рассыпаться снами по осколкам.

я буду танцевать над обрывом

во время ритуала самосожжения

"динь-динь-динь" - в голове звенят колокольчики. там как будто образовалась целая галактика, давит изнутри, вот-вот, кажется, пробьет черепную коробку. изгибы полумесяцев, вытягивающиеся в чеширские улыбки, брызги кислоты, прожигающие поверхность неба. всё кружится, неестественно растягивается; и снова я тяну к этому миру детские ладони.

что если человек и правда - вселенная. бесконечная цепь жизней и смертей, тесное переплетение реального и выдуманного. реального, в таком случае, и вовсе нет. всё - чья-то выдумка. мы - часть чьего-то кропотливо продуманного мира, фантазия того, кто в свою очередь тоже является фантазией. иллюзии, которые могут представлять, и так до бесконечности...

стены прогибаются под тяжелым сонным взглядом. знаешь, я в детстве любил надевать очки для дальнозорких, пространство так искажалось сквозь толстые линзы, я то взлетал к дрожащему потолку, то проваливался в огромные кратеры. это как посмотреть на мир глазами нечеловека. это как бродить по чужой планете.

идем собирать сказки с желтых лепестков?

маковое поле. её улыбка среди цветов, проступающими кровавыми пятнами на белоснежной коже. смятая трава, густой жаркий воздух, стрекот цикад, опрокинутый кувшин с прохладной водой. она не спеша запускает руку в плетеную корзину, наполненную ароматными красными яблоками. глаза цвета расплавленного песка. прищурившаяся тайна. сквозь губы, застывшие в слегка насмешливой улыбке, едва заметно скользнул тонкий змеиный язык (показалось?). улыбнулась (хищным оскалом прикрытым невинностью), протягивая спелое яблоко. пальцы тянутся к её рукам, так хочется коснуться её бархатистой кожи, пробежать тенью по её плечам, спрятаться меж лопаток, лечь узором дракона вдоль позвоночника. губы касаются гладкой поверхности яблока. она откидывает резко голову, заливаясь разрывающим воздух хохотом, кожа лопается. из яблока выползают черви, въедаются под кожу, терзают губы, пробираются внутрь. она смеется, падая в кровавый букет цветов. солнце, кажется, совсем близко; из глаз солнечным соком льется соль. небо окрашивается в алый, такой же алый, как маки, пробивающиеся сквозь мою грудь. покачивающаяся корзинка. рассыпавшиеся спелые яблоки. шелест солоноватого на вкус ветра. отголоски смеха, теряющиеся в пропитанной кровью траве. расколотый кувшин.

довольно странный день. неожиданный приезд из Москвы дяди - вернулось всё, волной накрыли воспоминания из детства, время его обучения здесь; она, живая и полная сил; их с мамой воспоминания о далеко убежавшем детстве. он сказал, что мы с ней становимся всё больше похожи: чертами лица, мимикой, взглядом, голосом, манерой речи. но это всё...

разговорились о планах, о будущем, мои нелюбимые, мои больные темы, слёзы на глаза наворачиваются, когда они поднимаются. и в этот раз резко встал и почти уже вышел из комнаты (не хочу больше, чтобы кто-то видел, как расстраиваюсь, лучше молча уйти, переждать наедине с собой). остановил словами "перестань бояться". развернули, вынули наружу всё, что точило. впечатались слова его: "не пытайся перевернуть всё вверх дном одним днём. не обрывай свою жизнь мыслями, что надо её менять кардинальным рывком, что, если не сразу, то ничего не получится.  оставь впереди чистый лист." действительно, гонюсь за призрачной целью, за туманным образом, сама не знаю, как, но хочу изменить.

странно ещё то, что они меня считают художникам. и уже с полной уверенностью говорят, что дорога моя связана, напрямую связана с искусством. всё это, конечно, слова. удивило то, как резко изменилась позиция. раньше в семье были категорически против любых моих творческих начинаний, а сейчас всячески идут на встречу. может быть, пора переставать видеть во всех действиях подвох?

мама как-то обмолвилась, что она хотела, она мечтала, чтобы кто-то из нас посвятил жизнь искусству.

и...снова иду по пути маминому, она ведь начинала именно с искусства, только с музыки.

всё, мысли путаются. удержать бы это в голове. до утра бы не выветрилось. выстеливается дорожка из красного кирпича. Алиса, беги...беги в свою Страну Чудес

когда мысля заняты чем-то чужим, погрузиться в какое бы то ни было занятие кажется невозможным. музыка теряется в назойливых "как же так", карандаш ломается и крошится под чрезмерным нажимом неконтролируемых пальцев, линии самовольно извиваются по листу, нарочно избегая переплетения в узоры, книга не оживает в сознании. кажется, краски снова потухают, опрокидывает куда-то вниз или вверх (какая разница, куда падать, когда закрыты глаза)

поскорее закончить этот бесцельный день, где бесполезно было чем-либо заниматься. отвратительно пустое с примесью ядовитого разочарования, тотального разочарования, наверное, опять в себе, в первую очередь. нет на самом деле никаких "ты", "мы", "вместе", "за руки". всё это в очередной раз придумано и раскрашено наивными детскими руками. есть только "они", "где-то там". да и ни к чему это.

ничего нет.

раскалывалась голова от визжащих вопросов "почему не как раньше? почему не могу? почему пустота?" страх одиночества как кропотливо продуманная политика общества: бойся остаться один, примыкай к нам, просто будь как все. его цель - сделать тебя управляемым овощем, потому что так проще, так правильнее. сам не замечаешь, как теряешь способность думать, теряешь способность к себе прислушиваться, теряешь способность быть честным, в первую очередь - с собой.

бродили с сестрой по старым улицам (это так странно, знаешь). закрыла ей глаза - она продолжала идти так же уверенно, не отпуская моей руки, задорно улыбаясь, с чуть приподнятой головой. бодро, навстречу Солнцу.

- почему тебе не страшно?

- потому что я себе доверяю.

потому что она себе доверяет. всё так непостижимо просто, оказывается. чтобы не упасть, нужно всего навсего себе верить.

Настроение сейчас - [акварельное]

и опять мы остались наедине со своими скомканными листьями мыслей. на ветках оголенных деревьев уже начинают набухать почки, а у нас всё так и остается вечная осень, путается теплым ветром в волосах, нашептывает обреченное, предательски точное. вечера уже около настежь открытого окна. вслушиваюсь сосредоточенно в симфонию звуков. слышу даже, как где-то звонит колокол; детские голоса, звонкие, чистые, как капли майского дождя. воздух совсем уже весенний, ни малейшего напоминания о зиме. только изредка можно наткнуться на комья черного снега, больше похожего на вскрытые раны. вот-вот и он растает. ветер теплый, ласкающий, влюбленный в бездонное небо и в самого себя. счастливый ветер, навстречу которому так и тянутся руки. ветер, ветер, забери меня с собой, в те края, где никто никогда не сможет отыскать.

ты научил меня никого не удерживать. ты заразил стремлением к свободе. к внутренней свободе, которая обретается одним глубоким вдохом. вот только почему-то становится болезненно-грустно. останавливаясь в пол оборота, ощущая за спиной твое присутствие. столько месяцев всё безвозвратно потеряно, когда уже не больно, только пустота свистит в груди. зато полностью отдаюсь творчеству, только это и помогает чувствовать себя живым. и любимое, трепетно оберегаемое одиночество.

нравится тот мир, в котором я сейчас живу. тебе бы он, я уверена, тоже понравился.

жизнь на лезвии ножа стала уже совсем привычной. день разлетелся бумажными листами, рассыпался по оттаявшей земле. когда солнце садится, город окрашивается в насыщенные весенние цвета. небо кажется бездонным, как пропасть, в которую так и тянет шагнуть. попробуй запрокинуть голову и протянуть к нему руку. голова приятно закружится и крыши домов закрутятся в быстром вальсе. облака словно ватные, их раздирали спицами и приклеивали бумажным клеем к стеклянному куполу, защищающему небо от земли. так хочется крикнуть, громко, в эту распростертую над головой вечность, надеясь, что призыв мой оттолкнется эхом от невидимого стекла и прилетит к тебе, а ты услышишь и снова, может быть, обо мне вспомнишь, хотя бы на пару секунд.

Солнце обхватило Землю своими мягкими ладонями. от долгожданного тепла всё тает, дороги изрезаны полосами полупрозрачных ручейков. наделать бумажных корабликов и пускать их в далекие плавания до соседней улицы, пока по ним не проедет шипованное колесо проезжающей мимо машины или не раздавят ноги вечно спешащих безликих прохожих.

пока могу рисовать, чувствую себя более-менее живой. внутри какое-то бархатистое умиротворение, даже жесткие проблемы по учебе не могут "выбить из колеи". в который раз ловлю себя на нездоровой зависимости от листа бумаги и карандаша. о здоровье не хочу и думать. знаешь, мы с тобой живем, это уже здорово. лучше не омрачать дни мыслями и страхами о "завтра".

вчера приезжала Лена, подарила чудесный альбом для набросков, я такой нигде не мог найти, а ведь мечтал тебе отослать что-то подобное. для вдохновения. ведь знаешь, иногда достаточно коснуться гладкого листа, провести мягко-мягко пальцами от края до края, от упоения прикрывая глаза, чтобы почувствовать, как электрическими разрядами через кончики пальцев проходит вдохновение. когда ты чувствуешь их жизнь, когда теряешься в их мирах. если получится выбраться в конце недели, обязательно куплю тебе такой. или лучше. понравится ведь, правда?

Земную жизнь пройдя до половины,

Я заблудилась в сумрачном лесу.

многие ли люди сталкиваются с тем, что имена, данные им родителями, являются совсем неподходящими, чужими? может ли имя определить главную линию истории жизни человека? может ли имя сломать его судьбу? откуда родители могут знать, что их ребенку нужно именно это имя. что движет ими при выборе этого пожизненного клейма?

что, если из-за родительской легкомысленности, из-за их пренебрежения у тебя на груди вырезано чье-то чужое имя. чья-то чужая когтистая лапа рассекает белоснежное полотно твоей ещё не расписанной жизни. на мягкой, разорванной бумаге крупными каплями проступает кровь, расплывается, высыхает, создавая темно-бурый фон с налетом неприятной ржавчины на каждый твой последующий день.

так страшно становится, так глупо и нелепо. из-за каких-то совершенно не значимых, казалось бы, мелочей ломается твоя судьба, искажается природный её цвет, уродуются её истинные формы. изодранный перепачканный лист.

бежать от людей. бежать от этой украденной жизни, дешевой наклейкой, не позволяющей глазам открыться.

Господи, как я устал.

бывает, так несносно становится. дни пустотой переполнены. всё бежишь куда-то, от кого-то, жмуря глаза и отталкивая встречных прохожих. опять зависла между мирами, и, знаешь, там, кажется, моё место. как белка в колесе, вроде несешься, двигаешься, но так и остаешься на одном месте...

если представить, что жизнь - лабиринт, может ли человек с самого начала спутать вход с выходом? а то и лабиринты спутать. ошибся и пошел по коридору совсем чужой жизни, опомнившись, только когда стало слишком поздно, когда повернуть назад невозможно. или в своём лабиринте спутать пути и уйти в никуда, упереться в тупик и беспомощно царапать бетонные стены, надеясь когда-нибудь вскарабкаться по ним и перелезть на другую сторону с другой дорожкой, возможно, ведущей к счастливому финишу. говорят, всё, что было в твоей жизни, - так или иначе для чего-то нужно. и если подумать, эти люди чертовски правы. мысли путаются, всё время забываю, о чем хотела сказать. в голове воплями мешаются "лучше бы её никогда в моей жизни не было", "не знать бы, забыть бы, не думать бы" и так далее. как странно получается: живешь одной жизнью, ведешь себя за веревочку от пункта к пункту, вырезаешь, вычищаешь, выбрасываешь всё кровоточащее и воспаленное, а оказывается, это всё поверхностное, и внутри всё так же больно и гнило.

сейчас только плакать. плакать, плакать, плакать. чтобы завтра снова быть почти в порядке. чтобы завтра снова увлеченно о чем-то говорить, смеяться и смешить. чтобы не ныть, не раскрывать на глазах у всех. здесь, в комнате с выключенным светом, залитой ядовитым светом монитора. уткнуться лицом в махровый халат, чтобы не слышала мама.

несчастные уроды с покареженной психикой, запертые в своих палатах-комнатах. когда же это закончится?

Настроение сейчас - [над остывшей землей колышется]

можно бесконечно долго размышлять о смысле и продуктивности, о необходимости и нужности, о развитии и деградации. можно прочесть миллионы книг, вытянуть километры нитей с нанизанными на них фонарями мудрых мыслей. можно изучить все дисциплины и науки мира. невозможно ответить на пару вопросов, простых настолько, что даже не получится их сформулировать. ты не начнешь жить, пока не выйдешь из своей комнаты, пока не шагнешь в мир, вращающийся на сумасшедшей скорости, наполненный кипящим безумием и пугающим абсурдом. можно всю жизнь бояться и прятаться под покрывалом, сотканным из "мне это не нужно", "это не моё", "слишком сложно, да и зачем". можно всю жизнь провести в бардаке из смятых мыслей, безвкусного сочетания красок, с бездарно перемазанным холстом на мольберте. можно всю жизнь простоять перед стеной, думая, что это тупик и неизбежный конец пути, хотя стоило повернуть голову чуть в сторону, взгляд невольно натолкнулся бы на дверь с надписью "exit". некоторые ситуации доводят до отчаяния лишь тем, что они требуют от тебя какой-либо активности. не важно что, сделай хоть что-нибудь. так просто сделать вывод и так сложно применить его на практике. так просто говорить о правильной жизни и так сложно жить, соответствуя твоим словам.

эта самая хваленая сила моего гребаного характера - обычная детская пустышка. потому что когда приходит время для важного решения, я опускаю руки, закрываю глаза и пускаю жизнь на самотек, приговаривая, что в этом мире я совсем чужая и всё идет совсем не так, как нужно.

безвольный парусник или бесцветный ветер?

раковина звучно захлопнулась и начала медленное погружение на дно Ледовитого океана. если бы не тормошили, процесс прошел бы весьма безболезненно и для окружающих незаметно. тошнит не от людей, а от запаха гнили, от них исходящего. одни и те же одинаково бессмысленные изрыгания, называемые словами, поток необдуманных украденных высказываний. кажется, им лишь бы что-то ляпнуть. бегут от тишины и молчания, окунаясь в болото вязкой глупости. живут напоказ, глубоко в себе зная прекрасно о таящейся на дне пустоте. потухший плафон с перебитой лампочкой. мерцание фальшивых отблесков чужих огней. со стороны это выглядит жалко и нелепо, а им привычно. давно уже считается нормой. если человек без слов отходит, значит, с ним что-то не так, его надо вернуть в круг разлагающихся и морально падших. то, что они считают порядком вещей, готовые с пеной у рта безосновательно свою псевдоправоту отстаивать.

человек гордится тем, что он является посмешищем. называть себя ничтожеством и мудаком стало отвратительно модно. завышенную непомерно самооценку нарочито неумело замазываем жалким подобием самокритики. разговоры ни о чём, отрицание основополагающей системы, норм и принципов морали - всё, что сейчас в обществе востребовано.

не надо было меня трогать, вы бы ничего этого не услышали. доведенный до исступления, я могу сдерживаться и молчать. высказываю всё в лицо, потому что бесцеремонно врать и обливать карамельной ложью, увы, у меня не получается. максимум, что могу - натянуто улыбнуться, развернуться и уйти. знаю, что говорить мне ни о чем не стоит. этот чертов мир сходит с ума, и я окончательно перестаю его понимать. всё идет либо слишком быстро, либо слишком медленно, в любом случае, я оказываюсь где-то на обочине с глазами, полными отвращения и ужаса. сколько живу, не могу привыкнуть к этому безумию, царящему вокруг. полотна Босха оживают на глазах и мешаются с реальными красками повседневности. нет, я не буду принимать участия в этой вакханалии. моё право - остаться бесцветным наблюдателем. погружение в бездну было необходимо для выведения определенных выводов.

больные люди с больными мыслями. это настоящий конец света, растянувшийся на весь период развития человечества.

нелепое серое пятно, вечно не к месту, вечно режущее глаза.

с тихим шуршанием за спиной закрываются двери автобуса. самое отдаленное сиденье, наушники, отсекающие от реальности, пряди темных волос, беспорядочно спадающие на лицо. снова выползает наружу желание спрятаться подальше, подольше от всех этих людей, от всего этого шума, от всего этого мира. всего лишь пытаюсь нащупать своё детское, единственно родное и близкое, самодостаточное одиночество. что бы они ни говорили, это - лучшее, что может быть в этой скомканной жизни.

пришла домой, закрылась в комнате, махнув рукой на все дела. забыла, что ещё кто-то в квартире кроме меня есть. выключила свет, опустила шторку, укуталась в махровый халат. свернулась на диване в клубок, прижав к себе игрушечного тигра размером со взрослого упитанного кота. искусственная шерсть быстро заразилась теплом живого тела, даже казалось, что обнимаю кого-то. как долго мечтала об этом: в обволакивающей тишине под покрывалом сумеречных теней лежать с кем-то в обнимку, без слов, без движений, дышать равномерно, прислушиваясь к синхронному стуку сердец. от игрушечного друга эхом отдавался ритм больного ненужного. незаметно намокли от слёз его мягкие пушистые лапы. теплый тигр, каждый раз оберегающий мой сон, немой наблюдатель нелепой игры тени в человека.

унеси меня далеко-далеко отсюда. прочь от мира людей. туда, где на небе всегда видны звезды, где можно гулять по Млечному Пути, где можно вплетать в пушистые волосы серебряные нити из звездной пыли. я не хочу больше открывать глаза.

что-то я всё делаю не так.

снова в голове разлетается стая испуганных птиц. эхом доносится хлопанье их крыльев. закрываю воспаленные глаза (снова болью разрезает, тонким белоснежным листом вдоль по линии смыкания век) - в который раз оказываюсь на краю уже родного обрыва. внизу бешеная река отчаянно борется с камнями, преграждающими ей путь. тяжелые, прочные скалы намертво заковали её, зажали в свои прочные тиски. она, наверное, во сне видит, как в конце пути превращается в прекрасный водопад, свободный и стремительный. на небе где-то, между сонными облаками теряются бумажные дирижабли. воздух изрезан прозрачными нитями наркотической весны. и сейчас готов принимать её глотками, безразмерными порциями, смертельными дозами. раньше это было так легко - закрыть глаза и провалиться в свой собственный космос, каждой клеточкой ощущая дуновение воображаемого ветра, впитывая каждое колебание загустевшего воздуха.

где, где моя возлюбленная свобода? почему сейчас, закрывая глаза, я задыхаюсь отчаянием? я не вижу. не вижу ничего.

животный страх завладел каждым уголком сознания. страх шагов за дверью, страх режущего уши голоса, страх любого негатива, любого человека, любого лишнего движения, резкой перемены. страх.

тянут за руки, вырывают из мягкого тумана видений: "лезь, борись, карабкайся! живи, глупая! ведь жизнь прекрасна". чужое, пустое, ненужное. так и завис над пропастью между бесконечно высокими скалами из реальности и вымысла. стою на хрупком деревянном мосту, норовящем вот-вот оборваться. сколько можно ещё прожить между двумя чужими мирами? и когда, наконец, разорвет?

замёрзшие и покрасневшие подушечки пальцев, кончик носа, больные блестящие глаза, растрепавшиеся волосы небрежно закручены в некое подобие хвоста. обычная картина.

не хочется лишний раз шевелиться от ноющей боли в мышцах, не хочется даже думать. бросая куда-то в сторону сумку, падаешь на диван, сонно прикрывая глаза и пряча в уголках губ усталую улыбку. как хорошо... и неважно, кем ты работаешь, где и как. выматываешь себя на нет, хватая любое задание, которое подвернется под руку, чем сложнее, тем лучше. это всё остается размытой тенью. ты приходишь домой и вдыхаешь густой аромат тихого спокойствия. руки тянутся к гитаре, пальцы скользят по плавным изгибам корпуса, обводят контур грифа. в твоих руках она оживает. вытягиваешь из неё первый звук, робким прикосновением. первое "здравствуй". умеешь или не умеешь - без разницы. нити музыкальных слов от души к душе, одно на двоих настроение мягкими волнами, слетающее со струн, едва ощутимыми вибрациями пронизывающее тело. секунды теряются где-то между приоткрытым окном и опущенной бамбуковой шторкой. чёрная дыра разрастается в груди, ломая кости и разрывая ткани, проглатывает всю комнату, закручивая время в бесконечную спираль.

не ищи. не кричи. не обвиняй. лови свою волну, расправляй крылья - лети. сегодня сможешь, обещаю.

в который раз обессиленно закрываю глаза и выдыхаю неслышно: "свободна". не намерена больше никого задерживать, никого звать. откликаться. пусто. час за часом наполнения книгами, статьями, картинками. минуты, пронзающие вибрациями кричащей музыки. в голове звенят чьи-то голоса, тьма, наполненная голосами, волнами упрёков и стенаний, постоянные шаги за дверью, заставляющие вскакивать со скрипящего стула и судорожно сбрасывать выключенные наушники, потому что кажется: вот-вот за мной придут. заберут. снова в белоснежную комнату. снова придется глаза в глаза с незнакомым человеком, убегать от вопросов.

вычеркнуть это из головы.

когда-нибудь ты тоже дойдешь до точки, когда не захочется уже оглядываться. упрешься в белую стену и, от безысходности, станешь разрисовывать её своей собственной кровью, называя картину, пропитанную ароматом моря, светлым будущим.

мама довольно редко заходит в мою комнату. особенно просто так. когда я слышу за спиной её шаги, невольно напрягаюсь всем телом, ожидая то ли жестких требований, то ли упреков, то ли расспросов. в последнее время она стала по отношению ко мне намного мягче, не смотря на мои постоянные срывы, вспышки ненависти ко всему живому и беспричинной агрессии. теперь меня останавливает не страх, а..совесть? так называется? не хочу видеть её расстроенной, не хочу подливать масла в огонь, ей ведь куда тяжелее сейчас.

не гладко. не с нашими характерами мечтать о семейной идиллии. но разве не здорово, что медленно стена между нами становится тоньше и прозрачнее?

а может она с возрастом становится на неё похожей. да нет... глупо пытаться сравнивать. мысли снова комкаются на больной теме.

ах.

мама. зашла тихо и села на диван, чуть отодвинув гитару. я встала рефлекторно, подалась вперед, то ли за гитарой, то ли просто лишь бы сделать какое-нибудь движение, а не застыть камнем. она стихотворение прочитала. знаешь, такого никогда не было. чтобы она со мной чем-то делилась, чтобы она читала мне стихи, которые с упоением заучивала в молодости.

а, знаешь, что меня поразило больше всего? само это стихотворение. его смысл.

мы - волки. и нас,

по сравненью с собаками, мало.

под грохот двустволки

год от году нас убывало.

мы, как на расстреле,

на землю ложились без стона.

но мы уцелели,

хотя и стоим вне закона.

мы - волки. нас мало.

нас, можно сказать, единицы.

мы - те же собаки,

но мы не хотели смириться.

вам - блюдо похлёбки,

нам - впроголодь в поле морозном,

звериные тропки,

сугробы в молчании звёздном.

вас в избы впускают

в январские лютые стужи.

а нас окружают

флажки роковые всё уже.

вы смотрите в щёлки,

мы рыщем в лесу на свободе.

вы - в сущности, волки,

но вы изменили природе.

вы серыми были,

вы смелыми были вначале.

но вас прикормили,

и вы в сторожей измельчали.

и льстить, и служить

вы за хлебную корочку рады.

но цепь и ошейник -

достойная ваша награда.

дрожите в подклети,

когда на охоту мы выйдем.

всех больше на свете

мы, волки, собак ненавидим.