Цитаты из книги
«Я побит - начну сначала!»
Ролан Быков

Ролан Быков вел дневники с 15 лет и до самого конца.

Надо ли говорить, что перед читателем разворачивается история страны, театра и кино, но прежде всего - история уникальной личности, гениального режиссера ("Айболит-66", "Чучело", "Телеграмма") и актера ("Шинель", "Андрей Рублев", "Проверка на дорогах", "Комиссар", "Служили два товарища", "Письма мертвого человека", "Из жизни отдыхающих", "Мертвый сезон"…).

Эта книга поражает своей откровенностью. "Неистовый Ролан", как звали его близкие, вел записи для себя, не думая ни о цензуре, ни о дальнейшей публикации.

Перед читателем встает натура страстная, бескомпромиссная - идет ли речь об искусстве или личных отношениях.

"Я побит - начну сначала!" - эти строки стали девизом для Ролана Быкова на всю жизнь…

Книга иллюстрирована редкими фотографиями из семейного архива.

Цитаты из книги

Если про свою родину все время слышать ложь, если ее надо любить за те достоинства, которых нет, то в результате можно полюбить «чужую» Родину.


Прежде чем говорить, что человечество должно прислушаться к голосу разума, надо ответить на вопрос, имеет ли сегодня разум свой голос?


Мысль о том, что добро должно быть с кулаками, — демагогический перевертыш. Сила добра в самом добре, победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате. Тут иной способ победы, добро побеждает тогда, когда оно остается добром, — в этом и есть его победа.


Взрослые ввели в свою жизнь понятие «хобби» как официальное право взрослого на частичку детства. Это ребенок играет в монетки, взрослый — уже нумизмат.


...если твои боли отзываются в зрителе, то ты счастливец, если твои боли никого не волнуют — ты самый несчастный из смертных, ты мимо, ты зря, ты впустую.


Восемь лет, которые я не снимал, — это восемь погибших замыслов, это восемь картин, выбранных и поставленных в душе, поставленных от начала до конца. Нормальный режиссер, не имея замысла и решения, не понесет сценарий руководству студии, вплоть до распределения ролей. И это страшнее самого страшного. Замысел, выношенный тобой, остается в тебе, как неродившийся ребенок. И он умирает в тебе медленно, мучительно, не давая никакой возможности приняться за новый замысел.


На свете существуют не живущие люди, а выжившие. Детство — феномен выживания человека и душеобразования.


Нет никакого избытка информации. Есть информационный шум, даже грохот! Информации как раз и нет. Слова любого солиста тонут в многократном механизме «эхо», все повторяющий «хор» мгновенно лишает слово самой мысли, новое почти мгновенно переплавляется в старое, механизм информации подобен мясорубке, все превращающей в фарш.


Суть мещанина — в замене высокого низким: осторожности — трусостью, бережливости — жадностью, прямоты — хамством, дружбы — круговой порукой, любви — прелюбодеянием. В этом суть опошления жизни.


Стоит ли останавливаться на «Чучеле»? Выплеснуть боль хочется, очень больно жить, очень! «Чучело» — и моя жизнь, и мое прекраснодушие, и травля меня со всей ее бессмысленностью! Хорошо бы придумать что-то вроде погрома с бегущими фигурами с битьем стекол, с летящими из перин и подушек перьями. Но главная «проволока плена» — боль души! Можно закабалить без проволоки, без вышек и часовых, не в тюрьму всех и в лагерь, а эти законы — в жизнь, тогда и решетки не нужны.



Танец всегда нес в себе искусство. Это способ молчания. Многозначительность в системе отношений.


Если дело срочное, надо внимательно посмотреть на то, стоит ли его делать вообще! Если дело срочное — это уже подозрительно: скорее всего, это видимость необходимости.


Задача искусства — не правда жизни, а ее истина.


Мода танцевать лучше моды бить морду.


О, «срочные дела», вы можете заполнить жизнь бессмыслицей, вы можете сломать характер, забрать здоровье, оставив вместо этого легкий туман в голове.


.