Письмовник.
Александр Сергеевич Пушкин – Наталии Николаевне

…Я провожу время очень однообразно. Утром дела не делаю, а так из пустого в пушкина Н.Н.порожнее переливаю. Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу.

А ни стихов, ни прозы писать и не думаю. Скажи Сашке, что у меня здесь белые сливы, не чета тем, которые он у тебя крадет, и что я прошу его их со мною покушать. Что Машка? какова дружба ее с маленькой Музика? и каковы ее победы?

Пиши мне также новости политические: я здесь газет не читаю — в Английский Клоб не езжу и Хитрову не вижу. Не знаю, что делается на белом свете. Когда будут цари? и не слышно ли чего про войну и т.п.?

Благословляю вас — будьте здоровы. Целую тебя.

Как твой адрес глуп, так это объедение! В Псковскую губернию, в село Михайловское. Ах ты, моя голубушка! а в какой уезд, и не сказано. Да и Михайловских сел, чаю, не одно; так кто ж его знает. Экая ветреница! Ты видишь, что я все ворчу: да что делать? нечему радоваться…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

“Я все ворчу: да что делать? Нечему радоваться…” Нечему… Как часто этой осенью мы слышим эти слова. Кризис, радоваться нечему… Заботы о хлебе насущном уводят нас от Пушкина, казалось бы, так далеко, что и берега не видать. Не видать острова Буяна, не слыхать выстрела дежурной пушечки из белогорской крепости, потерялась во тьме Жадринская роща…
Но

первая же открытая вечером пушкинская страница вдруг зеркально отразит и наши душевные сомненья, и нашу усталость от суеты, и наши разговоры с друзьями.

“Куда нам по-английски разоряться! Были бы мы по-русски хоть сыты…” (“Барышня-крестьянка”)

Из осенних писем 1835 года: “А я о чем думаю. Вот о чем: чем нам жить будет?”

“Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошко деньги трудовые и не вижу ничего в будущем…”

“Писать книги для денег, видит Бог, не могу…”

Но пушкинское зеркало — не буквальное, не холодное. От него ложится золотистый отсвет на всю нашу жизнь. Заметить его не так уж и мудрено, а когда заметишь, то хочется ходить весь день с пушкинским письмом в нагрудном кармане и перечитывать его, и улыбнувшись, обратно прятать.

“Как твой адрес глуп… Ах, ты моя голубушка! А в какой уезд, и не сказано…”

Через две недели Пушкина срочно вызовут в Петербург, к внезапно заболевшей маме Надежде Осиповне. Но и там он не забудет о драгоценных письмах жены, которые так ждал в Михайловском, а они шли совсем по другому адресу.

“Представьте себе, — пишет Александр Сергеевич П.А. Осиповой в Тригорское, — что молчание моей жены объяснялось тем, что ей пришло в голову адресовать письма в Опочку.

Бог знает, откуда она это взяла. Во всяком случае, умоляю вас послать туда кого-нибудь из наших людей сказать почтмейстеру, что меня больше нет в деревне и чтобы он переслал все у него находящиеся обратно в Петербург…”

Ах, как нужны были Пушкину эти письма в деревне, когда он не мог ни строчки написать, беспокоясь за жену, оставшуюся с тремя маленькими детьми. “…Твои письма, без которых я совершенно одурею…” “ Я все беспокоюсь и ничего не пишу…”

“…беспрестанно думаю о тебе, и ничего путного не надумаю… что у нас за погода!.. Эдак я и осень мою прогуляю…”

29 сентября было двадцать вторым днем разлуки Пушкина с Наталией Николаевной.
Их разделяли четыреста верст и неправильно указанный адрес. “

Хороши мы с тобой. Я не дал тебе моего адреса, а ты у меня его и не спросила…”



.