САМОВАР В МОСКВЕ

Люблю я вечером, как смолкнет говор птичий,
Порою майскою под монастырь Девичий
Отправиться и там, вдоль смертного пути,
Жилища вечные неслышно обойти.

Вблизи монастыря есть домик трехоконный,
Где старый холостяк, в прошедшее влюблённый,
Иконы древние развесил на стенах,
Где прячутся бюро старинные в углах,
Среди вещей и книг, разбросанных не втуне,
Чернеются холсты Егорова и Бруни.
Там столик мраморный, там люстра, там комод.

Бывало, самовар с вечерен запоет
И начинаются за чашкой разговоры
Про годы прежние, про древние уборы,
О благолепии и редкости икон,
О славе родины, промчавшейся, как сон,
О дивном Пушкине, о грозном Николае.

В курантах часовых, в трещотках, в дальнем лае
Мерещится тогда дыханье старины,
И оживает всё, чем комнаты полны.
В картинах, в грудах книг шевелятся их души.

Вот маска Гоголя насторожила уши,
Вот ожил на стене Кипренского портрет,
Нахмурился Толстой, и улыбнулся Фет,
И сладостно ловить над пылью кабинетной
Былого тайный вздох и отзвук незаметный.

                                       1914
                           

                    ***

Млечный Путь дрожит и тает,
Звёзды искрятся, дыша,
И в безбрежность улетает
Одинокая душа.

В ледяном эфире звонко
Трепетанье белых крыл:
Это светлый дух ребёнка
К вечной тайне воспарил.

Очарован мир надзвездный,
Млечный Путь струит лазурь,
Величаво дышат бездны
В тишине грядущих бурь.

                          1904


                   ***

Когда застынут берега
И месяц встанет величавый,
Иду в туманные луга,
Где никнут млеющие травы,

Где бродят трепетные сны,
Мелькают призрачные лики,
И там, в сиянии луны,
Внимаю сов ночные крики.

Понятны мне мечты лугов:
Они с моей тоскою схожи.
О взор луны! О крики сов!
О ночь, исполненная дрожи!

                         1905



                   ***

Пробило три. Не спится мне.
Вставать с постели нет охоты.
Луна на трепетной стене
Рисует окон переплёты.

Обоев дымчатый узор
Даёт таинственные знаки.
В немую тишь кидаю взор,
Ищу ответа в сонном мраке.

Жизнь обесценена, как миг.
Вчера прошло, а завтра будет.
О, если б разум мой постиг
Тот страшный смысл, что сердце будит!

Но тщетно ждать. В раздумья час,
Я знаю, сердце не ответит.
Одной луны холодный глаз
Мою мечту поймёт и встретит.

Бледнеет мрак. Луна зовёт.
Пусть до утра тоска продлится!
Я всё предвижу наперёд,
И сердце бездны не боится.

                             1906



                   ***

Страшней всего последний каждый миг:
Он жизнь ударом делит на две бездны.
Возник, упал, упал, и вновь возник,
И вновь вознёс над миром меч железный.

Вот и теперь повис он надо мной,
Грядущее овеяв тёмным страхом.
Оно таится грозной тишиной.
Он тишину окликнул новым взмахом.

Опять возник, ударил и бежит
И новые сечёт и вяжет узы.
Упал в траву, лишь след его дрожит
На вечном зеркале у вечной Музы.

                                1910



                   ***

Мне ничего не надо.
Поздно мне ворожить.
В жизни моя награда.
Боже, позволь мне жить.

Тебе ли угодно было
Венец обесславить мой,
Чёрных ли ратей сила
Издевается надо мной.

В смертной глухой трясине
Под холодным ливнем томясь,
Не хочу я молиться тине,
Славословить земную грязь.

Вот на миг дожди отступили.
Отдохну и я в темноте.
Боже, дай подышать без цели,
Помолиться чужой красоте.

Пусть ворота святого сада
Дано другим сторожить:
Мне ничего не надо,
Только позволь мне жить.

                          1912



                   ***

Дышат ландыши весной,
Смерть танцует под сосной.
Плещут вёсла в гавани,
Смерть танцует в саване.

Собрался, голубчик, плыть,
Да меня забыл спросить.
Волею-неволею,
Ехать не позволю я.

Дышат ландыши весной,
Роют яму под сосной
На Господнем пастбище,
На родимом кладбище,

Ожила, поёт трава.
Заиграла синева
Пташками, букашками,
Белыми барашками.

Я на небе оживу,
Я по небу поплыву.
Солнечные облаки,
Голубые яблоки.

                  1915



                   ***

Бежал я материнской ласки,
Чуждался я забот отца,
Почуяв в первой детской сказке
Весь ужас ночи и конца.

И вот, измученный калека,
К могиле ковыляя вспять,
Я вновь увидел человека,
Каким я был и мог бы стать.

Мой мальчик, стройный, светлоокий,
Я не отдам тебя судьбе.
На мне удар её жестокий,
Он не достанется тебе.

Я поддержу, когда ослабнешь,
Я укажу, куда идти,
И ты живым зерном прозябнешь
На гробовом моём пути.

Мой сын, нет в мире зла опасней
Дремоты полумертвеца.
Нет унижения ужасней:
Краснеть за своего отца.

                           1916
  


                   ***

Мой скромный памятник не мрамор бельведерский,
Не бронза вечная, не медные столпы:
Надменный юноша глядит с улыбкой дерзкой
      На ликование толпы.

Пусть весь я не умру, зато никто на свете
Не остановится пред статуей моей
И поздних варваров гражданственные дети
      Не отнесут её в музей.

Слух скаредный о ней носился недалёко
И замер жалобно в тот самый день, когда
Кровавый враг обрушился жестоко
      На наши сёла и стада.

И долго буду я для многих ненавистен
Тем, что растерзанных знамён не опускал,
Что в век бесчисленных и лживых полуистин
      Единой Истины искал.

Но всюду и всегда: на чердаке ль забытый
Или на городской бушующей тропе,
Не скроет идол мой улыбки ядовитой
      И не поклонится толпе.

                                  1917

                   ***

Ещё в небесном царстве рано.
Не пел петух у входа в рай.
Едва выходит из тумана
Христовой ризы алый край.

У розовеющего луга
Очнувшись, души молча ждут:
Супруга узнаёт супруга,
И дети хоровод ведут.

Зарёю счастия объяты,
Предсмертный забывая страх,
Глядят туда, где встал Крылатый
С пылающим мечом в руках.

                                  1918


                   ***

Карликов бесстыжих злобная порода
Из ущелий адских вызывает сны.
В этих снах томится полночь без восхода,
Смерть без воскресенья, осень без весны.

Всё они сгноили, всё испепелили:
Творчество и юность, счастье и семью.
Дряхлая отчизна тянется к могиле,
И родного лика я не узнаю.

Но не торжествуйте, злые лилипуты,
Что любовь иссякла и что жизнь пуста:
Это набегают новые минуты,
Это проступает вечный день Христа.

                                     1929


                    ***

Чёрные бесы один за другим
Долго кружились над ложем моим.
Крылья костлявые грудь мне терзали,
Когти железные сердце пронзали
И уносили в безвидную мглу
Божью святыню и Божью хвалу.

Гость белокрылый из райских полей
Пролил на раны вино и елей.
Сердце забилось нежней и любовней.
Стало оно благодатной часовней,
Где от вечерней до ранней зари
Радостный схимник поёт тропари.

                                1935


                   ***

Они у короля в палатах
Как два приятеля живут:
Рассудок, разжиревший шут
В мишурных блёсках и заплатах,
И Время, старый чародей:
Из рукавов одежды чёрной
Бросает он толпе придворной
Стада бумажных лебедей.

Но фокусник вполне приличен,
И шут в остротах ограничен:
Лишь только в зал войдёт король,
Божественный и светлый Разум,
Они, пред ним склоняясь разом,
Смешную забывают роль.

                                1935



                    ***

Верни меня к истокам дней моих.
Я проклял путь соблазна и порока.
Многообразный мир вдали затих,
Лишь колокол взывает одиноко.

И в сердце разгорается заря
Сияньем невечернего светила.
О, вечная святыня алтаря,
О, сладкий дым церковного кадила!

Заря горит всё ярче и сильней.
Ночь умерла и пройдены мытарства.
Верни меня к истокам первых дней,
Введи меня в немеркнущее царство.

                                   1935



                   ***

Ты вязнешь в трясине, и страшно сознаться,
Что скоро тебя засосёт глубина.
На что опереться и как приподняться,
Когда под ногой ни опоры, ни дна?

Мелькают вдали чьи-то белые крылья:
Быть может, твой друг тебе руку подаст?
Напрасны мечты, безнадёжны усилья:
Друг первый изменит и первый предаст.

Крепись! Тебя враг благородный спасает.
С далёкого берега сильной рукой
Он верную петлю в болото бросает
И криками будит предсмертный покой.

                                  1941


                   ***

Жизни твоей восхитительный сон
Детская память навек сохранила.
Что же так тянет к тебе, Робинзон,
В чём твоя тайная прелесть и сила?

В белый наш зал ухожу я с тобой.
К пальмам и кактусам взор устремляя,
Слышу вдали океана прибой,
Бег антилопы и крик попугая.

Мало отрады от пёстрых картин:
Небо изменчиво, море тревожно.
Да, но на острове был ты один,
В этом тебе позавидовать можно.

                                1942



                   ***

Когда настанет Страшный суд
И люди с воплем побегут
В прощальный срок мгновений кратких
С густых полей и кровель шатких,
Оглушены трубой суда,
Кто встретит на пути тогда
Кружок ощипанного перья
И вспомнит древнее поверье?
Чей возмутится взор и дух,
Увидя этот пёстрый пух?
Над ним бессмысленно истратил
Убийца свой предсмертный час.

Последним ястребом сейчас
Растерзан здесь последний дятел.

                                 1935