Александр Блок

Ирония

Я не люблю иронии твоей.
Оставь ее отжившим и нежившим,
А нам с тобой, - так горячо любившим,
Еще остаток чувства сохранившим, -
Нам рано предаваться ей.

Некрасов

Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь - сродни душевным недугам и может быть названа "иронией". Ее проявления - приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается - буйством и кощунством.

Я знаю людей, которые готовы задохнуться от смеха, сообщая, что умирает их мать, что они погибают с голоду, что изменила невеста. Человек хохочет, - и не знаешь, выпьет он сейчас, расставшись со мною, уксусной эссенции, увижу ли его еще раз? И мне самому смешно, что этот самый человек, терзаемый смехом, повествующий о том, что он всеми унижен и всеми оставлен, - как бы отсутствует; будто не с ним я говорю, будто и нет этого человека, только хохочет передо мною его рот. Я хочу потрясти его за плечи, схватить за руки, закричать, чтобы он перестал смеяться над тем, что ему дороже жизни, - и не могу. Самого меня ломает бес смеха; и меня самого уже нет. Нас обоих нет. Каждый из нас - только смех, оба мы - только нагло хохочущие рты.

Это - не беллетристика. Многие из вас, углубившись в себя без ложного стыда и лукавства, откроют в себе признаки той же болезни.

Эпидемия свирепствует; кто не болен этой болезнью, болен обратной: он вовсе не умеет улыбнуться, ему ничто не смешно. И, по нынешним временам, это - не менее страшно, не менее болезненно; разве мало теперь явлений в жизни, к которым нельзя отнестись иначе, как с улыбкой?

Много ли мы знаем и видим примеров созидающего, "звонкого" смеха, о котором говорил Владимир Соловьев, увы! - сам не умевший, по-видимому, смеяться "звонким смехом", сам зараженный болезнью безумного хохота? Нет, мы видим всегда и всюду - то лица, скованные серьезностью, не умеющие улыбаться, то лица - судорожно дергающиеся от внутреннего смеха, который готов затопить всю душу человеческую, все благие ее порывы, смести человека, уничтожить его; мы видим людей, одержимых разлагающим смехом, в котором топят они, как в водке, свою радость и свое отчаянье, себя и близких своих, свое творчество, свою жизнь и, наконец, свою смерть.

Кричите им в уши, трясите их за плечи, называйте им дорогое имя, - ничто не поможет. Перед лицом проклятой иронии - все равно для них: добро и зло, ясное небо и вонючая яма, Беатриче Данте и Недотыкомка Сологуба. Все смешано, как в кабаке и мгле. Винная истина, "in vino Veritas" - явлена миру, все - едино, единое - есть мир; я пьян; ergo - захочу - "приму" мир весь целиком, упаду на колени перед Недотыкомкой, соблазню Беатриче; барахтаясь в канаве, буду полагать, что парю в небесах; захочу - "не приму" мира: докажу, что Беатриче и Недотьжомка одно и то же. Так мне угодно, ибо я пьян. А с пьяного человека - что спрашивается? Пьян иронией, смехом, как водкой; так же все обезличено, все "обесчещено", все - все равно.
Читать далее...

* * *

В Петербурге мы сойдёмся снова,
Словно солнце мы похоронили в нём,
И блаженное, безсмысленное слово
В первый раз произнесём.
В чёрном бархате советской ночи,
В бархате всемирной пустоты,
Всё поют блаженных жён родные очи,
Всё цветут безсмертные цветы.

Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит,
Только злой мотор во мгле промчится
И кукушкой прокричит.
Мне не надо пропуска ночного,
Часовых я не боюсь:
За блаженное, безсмысленное слово
Я в ночи́ советской помолюсь.

Слышу лёгкий театральный шорох
И девическое «ах» —
И безсмертных роз огромный ворох
У Киприды на руках.
У костра мы греемся от скуки,
Может быть, века́ пройдут,
И блаженных жён родные руки
Лёгкий пепел соберут.

Где-то грядки красные партера,
Пышно взбиты шифоньерки лож,
Заводная кукла офицера —
Не для чёрных душ и низменных святош…
Что ж, гаси, пожалуй, наши свечи
В чёрном бархате всемирной пустоты.
Всё поют блаженных жён крутые плечи,
А ночного солнца не заметишь ты.

<25 ноября 1920>

***
Александр Александрович Блок

О, я хочу безумно жить:
Всё сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!

Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне,-
Быть может, юноша весёлый
В грядущем скажет обо мне:

Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!

***

Я - Гамлет. Холодеет кровь,
Когда плетет коварство сети,
И в сердце первая любовь
Жива к единственной на свете.

Тебя, Офелию мою,
Увел далеко жизни холод,
И гибну принц в родном краю,
Клинком отравленным заколот.

Александр Блок

"Гамлет" 1964 Режиссёр Григорий Козинцев. Гамлет - Смоктуновский. Музыка - Шостакович.

Серия сообщений "ШОСТАКОВИЧУ - 108":
Часть 1 - Шостакович - Болт
Часть 2 - Дмитрий Шостакович - Концерты
...
Часть 25 - Шостакович "Антиформалистический Раёк"
Часть 26 - Шостакович - Соната №2 для фортепиано
Часть 27 - Русский Гамлет
Часть 28 - Шостакович сюита на стихи Микеланджело, ор.145
Часть 29 - Шостакович, №1
...
Часть 35 - Дмитрий Шостакович - Соната
Часть 36 - Шостакович - Казнь Степана Разина
Часть 37 - Дмитрий Шостакович - Три романса на слова А.Пушкина для баса и камерного оркестра, соч. 46

25 сентября 1966 года торжественно отмечается 60-летие Шостаковича. Ему присвоено звание Героя социалистического труда. Юбилейные концерты проходят не только в Москве, но и во многих городах мира. После окончания торжеств композитор уединяется на подмосковной даче, где может отдохнуть от суеты, отдаться творчеству. Но затворничество быстро кончается. Шостакович, член Верховного Совета СССР, должен принять участие в его сессии. Затем начинаются заседания комиссии по наследию Мейерхольда, в работе которой композитор принимает самое горячее участие, необходима поездка в Горький (Нижний Новгород), где проходят депутатские приемы. Лишь на две неделя мая 1967 года удастся Шостаковичу вырваться в Дом творчества композиторов «Репино», где создается Второй концерт для скрипки с оркестром. Летом, после полутора недель в Москве, снова Репино, а затем — отдых в Беловежской пуще. В конце августа композитор возвращается в столицу хорошо отдохнувший, полный разнообразных планов. Но все планы рушатся: 6 сентября он попадает в больницу с переломом ноги. Там и начинается работа над романсами на стихи Александра Блока (1880—1921), которые автор объединил в op. 127 — сюиту для голоса, скрипки, фортепиано и виолончели.
Шостаковича привлекли ранние стихи поэта, те, в которых передано беспокойство, душевная неустойчивость, характерные для многих представителей русского искусства в тревожную пору начала XX века с его предчувствием трагических катаклизмов. Тема стихов — постижение внутреннего смысла жизни художника, жизни его родины, — воплощена в музыке глубоко и тонко, с раскрытием глубинной сути мироощущения поэта. В письме к своему ученику Борису Тищенко Шостакович перечислил избранные им стихи с датами написаний и страницами двухтомника Блока, откуда они были взяты:
«...Песня Офелии (8 февраля 1899), с. 11, Гамаюн, птица вещая (23 февраля 1899), с. 13, Мы были вместе (9 марта 1898), с. 13, Город спит (23 августа 1899), с. 17, Буря (24 августа 1899), с. 17. Название «Буря» я придумал сам. У Блока нету названия. Тайные знаки (октябрь 1902), с. 74. Название придумал я. Музыка (сентябрь 1898), с. 6. Название придумал я».
Закончил вокальный цикл Шостакович на даче, куда поехал после выписки из больницы 12 октября, еще в гипсовом сапожке. Не любивший определение «цикл», он дал новому сочинению название «Семь стихотворений А. Блока». Премьера состоялась 28 октября 1967 года в Малом зале Московской филармонии (по другим данным премьера состоялась только в следующем году, поскольку Шостакович хотел сам аккомпанировать, а гипс не давал такой возможности).

Музыка

Сочинение оригинально по построению. Его семь частей не связаны содержанием, но передают различные оттенки настроений. Партии всех четырех исполнителей — сопрано, скрипки, виолончели и фортепиано — индивидуализированы. Это не обычное сочинение для голоса с аккомпанементом, а ансамбль, в котором все партии равноправны. При этом они не объединены в квартет, а звучат поочередно, образуя с голосом то дуэты, то трио. Лишь в последнем номере участвуют все исполнители.





«Песня Офелии» (№ 1) — полный проникновенной печали диалог сопрано и виолончели. Скупую мелодию с никнущими мотивами вздохов и жалобы обволакивает, окутывает солирующая виолончель.
Читать далее...

Серия сообщений "ШОСТАКОВИЧУ - 108":
Часть 1 - Шостакович - Болт
Часть 2 - Дмитрий Шостакович - Концерты
...
Часть 20 - ГАМАЮН, ПТИЦА ВЕЩАЯ
Часть 21 - "Золотой век"
Часть 22 - Шостакович. Семь стихотворений А. Блока
Часть 23 - Дмитрий Шостакович. Свидетельство
Часть 24 - Шостакович - концерт №2 для виолончели с оркестром
...
Часть 35 - Дмитрий Шостакович - Соната
Часть 36 - Шостакович - Казнь Степана Разина
Часть 37 - Дмитрий Шостакович - Три романса на слова А.Пушкина для баса и камерного оркестра, соч. 46

Они живут политикой, раздорами и войнами,

Нарядами и картами, обжорством и питьем,

Интригами и сплетнями, заразными и гнойными,

Нахальством, злобой, завистью, развратом и нытьем.

Поэтов и мыслителей, художников не ведают,

Боятся, презирают их и трутнями зовут.

Зато потомство делают, трудясь над ним, как следует,

И убежденно думают, что с пользою живут!..

20 января 1923 г.

Да, 90 лет назад уже все сказали, что ж, как ни печально, актуально и сейчас, и наверно будет так же актуально еще через сотню другую лет.

Александр Блок "СЫТЫЕ "

Они давно меня томили:
В разгаре девственной мечты
Они скучали, и не жили,
И мяли белые цветы.

И вот - в столовых и гостиных,
Над грудой рюмок, дам, старух,
Над скукой их обедов чинных -
Свет электрический потух.

К чему-то вносят, ставят свечи,
На лицах - желтые круги,
Шипят пергаментные речи,
С трудом шевелятся мозги.

Так - негодует всё, что сыто,
Тоскует сытость важных чрев:
Ведь опрокинуто корыто,
Встревожен их прогнивший хлев!

Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещен,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!

Пусть доживут свой век привычно -
Нам жаль их сытость разрушать.
Лишь чистым детям - неприлично
Их старой скуке подражать.

10 ноября 1905

ПОЭТЫ

За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты,- и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.

Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом;
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.

Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и прямо.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.

Потом вылезали из будок, как псы,
Смотрели, как море горело.
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела.

Разнежась, мечтали о веке златом,
Ругали издателей дружно.
И плакали горько над малым цветком,
Над маленькой тучкой жемчужной...

Так жили поэты. Читатель и друг!
Ты думаешь, может быть,- хуже
Твоих ежедневных бессильных потуг,
Твоей обывательской лужи?

Нет, милый читатель, мой критик слепой!
По крайности, есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой,
Тебе ж недоступно все это!..

Ты будешь доволен собой и женой,
Своей конституцией куцой,
А вот у поэта - всемирный запой,
И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,-
Я верю: то бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала!

В это воскресенье, 7 августа, отмечается день памяти Александра Блока - 90 лет назад умер Поэт.

Из поэзии Блока произрастает удивительный, огромный, романтический мир со скорбным привкусом, все отчетливее становящимся с годами. Любовь и одиночество, ожидание "прекрасной дамы", которой он посвятил десятки стихотворений, сходятся с тревожными ощущениями дореволюционной России, кризиса современного общества и человека, мистическими и религиозными предчувствиями, страхами и надеждами. В его поэзии все это органично и едино. Владимир Маяковский как-то сказал: "Творчество Александра Блока - целая поэтическая эпоха". Части этой эпохи - стихотворения Блока разных лет - в подборке РИА Новости.

Стихотворение "Бегут неверные дневные тени" - из первого сборника поэта "Стихи о Прекрасной Даме" (1905). Его героиней стала жена поэта, внучка знаменитого химика Дмитрия Менделеева, Любовь. Лирический герой стихотворений предчувствует появление Прекрасной дамы - воплощения любви, красоты и добродетели, которую поэт ждет как небесного откровения.

С. Соловьеву


Бегут неверные дневные тени.
Высок и внятен колокольный зов.
Озарены церковные ступени,
Их камень жив - и ждет твоих шагов.
Ты здесь пройдешь, холодный камень тронешь,
Одетый страшной святостью веков,
И, может быть, цветок весны уронишь
Здесь, в этой мгле, у строгих образов.
Растут невнятно розовые тени,
Высок и внятен колокольный зов,
Ложится мгла на старые ступени....
Я озарен - я жду твоих шагов.

4 января 1902


Достаточно быстро символистский круг, куда также входили Белый, Мережковский и Гиппиус, стал для Блока тесным, после "Стихов о Прекрасной Даме" поэт перешагнул рамки одного-единственного направления и "впустил" в свою поэзию реальность, подчас скорбную. В 1906 году появилось его гениальная "Незнакомка", на которую поэта натолкнули прогулки по дешевым ресторанчикам петербургских окраин.

Читать далее...

ЗА ГРОБОМ

Божья матерь Утоли моя печали
Перед гробом шла, светла, тиха.
А за гробом - в траурной вуали
Шла невеста, провожая жениха...

Был он только литератор модный,
Только слов кощунственных творец...
Но мертвец - родной душе народной:
Всякий свято чтит она конец.

И навстречу кланялись, крестили
Многодумный, многотрудный лоб.
А друзья и близкие пылили
На икону, на нее, на гроб...

И с какою бесконечной грустью
(Не о нем - бог весть о ком?)
Приняла она слова сочувствий
И венок случайный за венком...

Этих фраз избитых повторенья,
Никому не нужные слова -
Возвела она в венец творенья,
В тайную улыбку божества...

Словно здесь, где пели и кадили,
Где и грусть не может быть тиха,
Убралась она фатой от пыли
И ждала Иного Жениха...

6 июля 1908



* * *

Всё это было, было, было,
Свершился дней круговорот.
Какая ложь, какая сила
Тебя, прошедшее, вернет?

В час утра, чистый и хрустальный,
У стен Московского Кремля,
Восторг души первоначальный
Вернет ли мне моя земля?

Иль в ночь на Пасху, над Невою,
Под ветром, в стужу, в ледоход -
Старуха нищая клюкою
Мой труп спокойный шевельнет?

Иль на возлюбленной поляне
Под шелест осени седой
Мне тело в дождевом тумане
Расклю'ет коршун молодой?

Иль просто в час тоски беззвездной,
В каких-то четырех стенах,
С необходимостью железной
Усну на белых простынях?

И в новой жизни, непохожей,
Забуду прежнюю мечту,
И буду так же помнить дожей,
Как нынче помню Калиту?
Но верю - не пройдет бесследно
Всё, что так страстно я любил,
Весь трепет этой жизни бедной,
Весь этот непонятный пыл!

Август 1909


О, я хочу безумно жить:
Всё сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!

Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне, -
Быть может, юноша веселый
В грядущем скажет обо мне:

Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!

5 февраля 1914

О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.

Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем...
Вино и страсть терзали жизнь мою...
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою...

Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла...
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла...

Уж не мечтать о нежности, о славе,
Всё миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.

30 декабря 1908

Читать далее...