Художник Елена Бархаткова Приходилось ли вам когда-нибудь поздней осенью, в хмурое, дождливое утро, выйти в сад? Деревья — почти голые, сквозят и качаются, на дорожках гниют опавшие листья, везде смерть и запустение. И только на клумбах, над поникшими, пожелтевшими стеблями других цветов ярко цветут осенние астры и георгины. Помните ли вы их острый травяной запах? Стоишь, бывало, в странном оцепенении около клумбы, дрожа от холода, слышишь этот меланхолический, чисто осенний запах, и тоскуешь. Всё есть в этой тоске: и сожаление о быстро промелькнувшем лете, и ожидание холодной зимы со снегами и с воем в печных трубах, и грусть по своему собственному, так быстро пронесшемуся лету... Александр Куприн, «Осенние цветы» Я впервые прочла этот рассказ, обнаружив его на просторах интернета. Раньше и не знала о его существовании. Очень осенний по настроению. Он об осени человеческой жизни. О том, что не нужно цепляться за прошлое, каким бы прекрасным, сияющим летом оно не было. Лучше отпустить, и вспоминать все то теплое и нежное, что было в нем, чем пытаться склеить то, что разбито и уже не вернешь. Мысль не новая, но всегда верная. И я думаю хорошо, что у героини хватило сил и решимости на этот поступок. Герой позже поймет, что так лучше, и оценит ее мудрость. Прочтите. Прекрасный язык и нежная осенняя грусть оставляют послевкусие с терпким, но приятным оттенком. Люба-Любушка

Знаю, знаю... Пропадаю на месяц, не успеваю отвечать на ваши комменты. Читаю посты из почты, не голосуя. В общем, становлюсь бесполезной для Лиру

Однако забить совсем на днев в планах не имею и даже довольно часто по разным поводам думаю: надо написать)))

Время не стоит (а даже бежит, скачет, галопирует...) Что-то делается, что-то нет. С разбором книг, о котором я рассказывала, закончено. Всё или почти всё, незаинтересовавшее нас, вынесено из дома.

А что-то задержалось. То, что требует ознакомления, а не пролистывания. 

А что-то задержалось на совсем. Как эта тоненькая книжечка.

Читать далее...

!

Никогда не попадался этот рассказ. Очень красивый. Похожий на легенду. Цветок именуется "Столетник". Захотелось узнать, как же он на самом деле выглядит. И, судя по описанию, это Цереус. Вот, что я о нем прочитала.

Цереус — свечевидный кактус, растение с прямостоящими столбовидными гранеными или стелющимися стеблями, покрытыми колючками. В природе растет в Мексике, на Ямайке, Гаити, Кубе.

Цереус цветет вечером и ночью в течение нескольких часов превосходными крупными, диаметром до 18 см, цветками — внутри белыми, снаружи золотисто-желтыми, издающими сильный приятный аромат, напоминающий запах ванили. Стебли у него лиановидные, четырехгранные, стелющиеся или взбирающиеся на опоры

Источник: Good-Tips.PRO - Полезный интернет-журнал
https://good-tips.pro/index.php/flowers/succulents-little-drunk-beautiful-bloom

А теперь, собственно, сам рассказ А. Куприна.

Это происходило в большой оранжерее, принадлежавшей очень странному человеку - миллионеру и нелюдиму, тратившему все свои несметные доходы на редкие и красивые цветы. Оранжерея эта по своему устройству, по величине помещений и по богатству собранных в ней растений превосходила знаменитейшие оранжереи в мире. Самые разнообразные, самые капризные растения, начиная от тропических пальм и кончая бледными полярными мхами, росли в ней так же свободно, как и у себя на родине. Тут были: гигантские латании и фениксы с их широкими зонтичными листьями; фиговые и банановые, саговые и кокосовые пальмы возвышали к стеклянному потолку длинные голые стволы, увенчанные пышными пучками раскидистых листьев. Здесь же росли многие диковинные экземпляры, вроде эбенового дерева с черным стволом, крепким, как железо, кусты хищной мимозы, у которой листья и цветы при одном прикосновении к ним мелкого насекомого быстро сжимаются и высасывают из него соки; драцены, из стеблей которых вытекает густой, красный, как кровь, ядовитый сок. В круглом, необычайно большом бассейне плавала царственная Виктория, каждый лист которой может удержать на себе ребенка, и здесь же выглядывали белые венчики индийского лотоса, распускающего только ночью свои нежные цветы. Сплошными стенами стояли темные, пахучие кипарисы, олеандры с бледно-розовыми цветами, мирты, апельсинные и миндальные деревья, благоухающие китайские померанцы, твердолистые фикусы, кусты южной акации и лавровые деревья.

ДАЛЕЕ

На прошлых выходных "штудировала" домашнюю библиотеку в поисках книги, но безрезультатно: в предремонтных подготовках (затянувшихся теперь неизвестно насколько) сложно найти необходимое. Очень захотелось прочитать А.Кронина "Звезды смотрят вниз". Причина банальна: вспомнила, что покойной подруге именно я порекомендовала его роман "Замок Броуди". Она так увлеклась этим автором, что прочитала весь его 5-титомник на одном дыхании. Особое впечатление на нее произвели "Звезды смотрят вниз", а у меня за все это время до них руки так и не дошли ... Решила исправиться. Однако, оказалось - не судьба...

Перебирая книги на полках в своей спальне, наткнулась на сборник рассказов А.Куприна "В цирке". Появился он в доме, когда я ходила в класс третий. Тогда попыталась прочитать его, но получилось только выборочно пару рассказов, т.к. показались мне все эти истории немножко все-таки для старших... Теперь же, особенно под влиянием сериала "Яма", премьеру которого посмотрела с удовольствием, решила восполнить сей пробел. Впечатление от рассказов - то, что надо. Прочитанные мною истории полны жизненных трагедий и печали...

Вчера, когда уже засыпала, мне на ум пришла еще одна параллель - литературная и историческая. Провела аналогию между современными событиями и событиями из рассказа "Белый пудель". Может, кто-нить и поймет меня, может и никто не увидит того, что увидела я... Но сейчас это уже не важно... Классика она такая... И жизнь, оказывается, тоже такая, что во всем ищешь соответствия... волей иль неволей... (кстати, это замечено не только мной)



Вообще Лодыжкин был скромного нрава и, даже когда его гнали, не роптал. Но сегодня и его вывела из обычного благодушного спокойствия одна красивая, полная, с виду очень добрая дама, владелица прекрасной дачи, окруженной садом с цветами. она внимательно слушала музыку, еще внимательнее глядела на акробатические упражнения Сергея и на смешные "штучки" Арто, после этого долго и подробно расспрашивала мальчика о том, сколько ему лет и как его зовут, где он выучился гимнастике, кем ему приходится старик, чем занимались его родители и т.д.; потом приказала подождать и ушла в комнаты.

Она не появлялась минут десять, а то четверть часа, и чем дальше тянулось время, тем более разрастались у артистов неопределённые, но заманчивые надежды. дедушка даже шепнул мальчугану, прикрыв из осторожности рот ладонью, как щитком:

- Ну, Сергей, счастье наше ты только слушай меня: я, брат, все знаю. Может быть, из платья что-нибудь даст или из обуви. Это уж верно!...

Наконец барыня вышла на балкон, швырнула сверху в подставленную шляпу Сергея маленькую белую монетку и тотчас же скрылась. монета оказалась старым, стертым с обеих сторон и вдобавок дырявым гривенником. Дедушка долго с недоумением рассматривал ее. Он уже вышел на дорогу и отошел далеко от дачи, но все еще держал гривенник на ладони, как будто взвешивал его.

- Н-да-а.... Ловко! - произнес он, внезапно остановившись. - Могу сказать.... А мы-то, три дурня, старались. Уж лучше бы она хоть пуговицу дала что ли. Ту, по крайности, куда-нибудь пришить можно. А что я с этой дрянью буду делать? .....

(А Куприн "Белый пудель")

Смотреть это видео

По рассказу Александра Куприна «Наталья Давыдовна».

Производство: Лентелефильм, 1995

Режиссер: Александр Белинский
Актеры: Екатерина Максимова, Елена Юнгер, Георгий Штиль, Изиль Заблудовский

Молоденькая классная дама Наталья Давыдовна преподает по утрам в детском пансионе. А вечерами она уходит в номера и предается любви с теми, кого она сама выбирает. В пансионе она - сама строгость, порядочность, благовоспитанность. В номерах - страстная, кокетливая, очаровательная любовница. Так бы никто и не знал о ее двойной жизни, если бы не смерть ее очередного любовника - бедного скрипача, которого она забирает с собой прямо с улицы. В лицо тем, кто негодует и осуждает ее, она бросает свой протест против их обывательской и ханжеской морали. Когда она уходит из пансиона, ей навстречу идет ее бывшая воспитанница и по привычке делает ей книксен. Но бывшая уже классная дама проходит мимо нее с гордо поднятой головой и не отвечает на ее приветствие.

ertata

                                                                                                                               

                                                                               КУПРИН АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ

                                                                                                   КУСТ  СИРЕНИ

Николай Евграфович Алмазов едва дождался, пока жена отворила ему двери, и, не снимая пальто, в фуражке прошел в свой кабинет. Жена, как только увидела его насупившееся лицо со сдвинутыми бровями и нервно закушенной нижней губой, в ту же минуту поняла, что произошло очень большое несчастие... Она молча пошла следом за мужем. В кабинете Алмазов простоял с минуту на одном месте, глядя куда-то в угол. Потом он выпустил из рук портфель, который упал на пол и раскрылся, а сам бросился в кресло, злобно хрустнув сложенными вместе пальцами...

https://kalyanholl.ru/state...-azyk.html

"Наконец я перебрался через это болото, взобрался на маленький пригорок

и теперь мог хорошо рассмотреть хату. Это даже была не хата, а именно

сказочная избушка на курьих ножках. Она не касалась полом земли, а была

построена на сваях, вероятно, ввиду половодья, затопляющего весною весь

Ириновский лес. Но одна сторона ее от времени осела, и это придавало

избушке хромой и печальный вид. В окнах недоставало нескольких стекол; их

заменили какие-то грязные ветошки, выпиравшиеся горбом наружу.

Я нажал на клямку и отворил дверь. В хате было очень темно, а у меня,

после того как я долго глядел на снег, ходили перед глазами фиолетовые

круги; поэтому я долго не мог разобрать, есть ли кто-нибудь в хате."

А.Куприн "ОЛЕСЯ"

 

Клевер Юлий Юлиевич  

Просмотреть изображение в реальном размере

 

Александр Куприн "Куст сирени"

Николай Евграфович Алмазов едва дождался, пока жена отворила ему двери,

и, не снимая пальто, в фуражке прошел в свой кабинет. Жена, как только

увидела его насупившееся лицо со сдвинутыми бровями и нервно закушенной

нижней губой, в ту же минуту поняла, что произошло очень большое

несчастие... Она молча пошла следом за мужем. В кабинете Алмазов простоял

с минуту на одном месте, глядя куда-то в угол. Потом он выпустил из рук

портфель, который упал на пол и раскрылся, а сам бросился в кресло, злобно

хрустнув сложенными вместе пальцами...

Алмазов, молодой небогатый офицер, слушал лекции в Академии

генерального штаба и теперь только что вернулся оттуда. Он сегодня

представлял профессору последнюю и самую трудную практическую работу -

инструментальную съемку местности...

До сих пор все экзамены сошли благополучно, и только одному богу да

жене Алмазова было известно, каких страшных трудов они стоили... Начать с

того, что самое поступление в академию казалось сначала невозможным. Два

года подряд Алмазов торжественно проваливался и только на третий упорным

трудом одолел все препятствия. Не будь жены, он, может быть, не найдя в

себе достаточно энергии, махнул бы на все рукою. Но Верочка не давала ему

падать духом и постоянно поддерживала в нем бодрость... Она приучилась

встречать каждую неудачу с ясным, почти веселым лицом. Она отказывала себе

во всем необходимом, чтобы создать для мужа хотя и дешевый, но все-таки

необходимый для занятого головной работой человека комфорт. Она бывала, по

мере необходимости, его переписчицей, чертежницей, чтицей, репетиторшей и

памятной книжкой.

Прошло минут пять тяжелого молчания, тоскливо нарушаемого хромым ходом

будильника, давно знакомым и надоевшим: раз, два, три-три: два чистых

удара, третий с хриплым перебоем. Алмазов сидел, не снимая пальто и шапки

и отворотившись в сторону... Вера стояла в двух шагах от него также молча,

с страданием на красивом, нервном лице. Наконец она заговорила первая, с

той осторожностью, с которой говорят только женщины у кровати близкого

труднобольного человека...

Читать далее...

 

---------------------------------------------------------------

Год: 1921

Источник: сборник "Голос оттуда".Москва, изд. "Согласие", 1999.

OCR'ил: Николай Мацков.

---------------------------------------------------------------









     В первый и, вероятно, последний раз за всю мою жизнь я пошел к человеку

с единственной целью -- поглядеть на  него: до этого я  всегда  в интересных

знакомствах и встречах полагался на милость случая.

     Дело,  которое  у  меня  было  к самодержцу  всероссийскому,  не стоило

ломаного гроша.  Я тогда затеивал народную газету -- не только беспартийную,

но даже такую,  в которой  не было  бы и  намека на  политику,  внутреннюю и

внешнюю. Горький в  Петербурге сочувственно отнесся к моей мысли, но заранее

предсказал  неудачу.  Каменев  в  Москве  убеждал  меня,  для  успеха  дела,

непременно ввести в газету полемику. "Вы можете хоть  ругать нас", -- сказал

он  весело. Но я подумал про себя: "Спасибо! Мы знаем, что в один прекрасный

день эта непринужденная полемика может  окончиться дискуссией на  Лубянке, в

здании ЧК", -- и отказался от любезного совета.

     Я  и  сам  переставал  верить в  успех  моего  дикого  предприятия,  но

воспользовался им как предлогом.

     Свидание  состоялось  необыкновенно  легко.  Я  позвонил   по  телефону

секретарю Ленина, г-же Фотиевой, прося узнать,  когда  Владимир Ильич  может

принять меня. Она справилась и  ответила: "Завтра товарищ Ленин будет  ждать

вас у себя в Кремле к девяти часам утра".

     Надо   было  заручиться   удостоверением   личности   от   какой-нибудь

организации. Мне  его  охотно  дали  в Комиссии по  ликвидации  армии Южного

фронта. (Все это происходило в начале 1919 года.) С ним я и отправился утром

в  Кремль.  За  мной,  как  за  лоцманским  судном,  увязался  один  молодой

московский поэт. Он составил какой-то календарь для красноармейского солдата

и в этом изданьице, между прочим, высказал замечательную сентенцию: "Красный

воин не должен быть бабой". Жена Ленина, г-жа Крупская, обиделась за женский

коллектив и  в "Московской правде" отчитала поэта.  "У автора  старорежимные

представления о  женщинах. Те  женщины,  которых выдвинула в первые  красные

ряды  великая русская  революция,  ничем  не  уступают  ее  самым  смелым  и

пламенным борцам-мужчинам". Поэт испугался и шел оправдываться. Для этого он

держал под мышкой целую стопку каких-то прежних брошюрок.

     В проходе башни Кутафьи  мы предъявили наши бумаги солдатскому караулу.

Здесь  нам сказали, что тов.  Ленин живет  в  комендантском крыле, и указали

вход в  канцелярию.  Оттуда по каменной, грязной, пахнувшей кошками лестнице

мы поднялись на третий  этаж  в приемную  -- жалкую,  пустую, полутемную,  с

непромытыми  окнами, с  деревянными скамейками  по  стенам,  с  единственным

хромым столом  в  углу. Из  большой двери,  обитой  черной  рваной клеенкой,

показалась  барышня  --  бледнолицая,  с  блекло-голубыми  глазами, спросила

фамилию и скрылась. Надо сказать, нигде нас не обыскивали.

     Ждали  мы  недолго,  минуты  три.   Та  же   клеенчатая   Дверь  слегка

приоткрылась,  и  из нее наполовину высунулся  рослый  серьезный  человек  в

поношенном пиджаке  поверх  черной косоворотки. Лицо  у него было  какого-то

жесткого, желтого, дубового вида, черные, круглые, упорные глаза без ресниц,

маленькие  черные усы, холодное, враждебное и лениво-уверенное спокойствие в

фигуре и движениях.

     Подобного вида внушительных мужчин можно было видеть  в качестве ночных

швейцаров  в  самых  подозрительных гостиницах на окраинах Киева, Одессы или

Варшавы.

     Идите, -- сказал он и  пропустил нас по очереди, оставляя между собой и

дверью такую  узкую  щель, что  я поневоле  прикоснулся к нему. Мне кажется,

будь у  меня  в  эту минуту  с  собой  револьвер, он  сам  собою,  повинуясь

магнитной силе этих черных глаз, выскочил бы из кармана.

     В эту дверь, налево.

     Просторный и  такой же мрачный и пустой,  как передняя, в темных  обоях

кабинет. Три черных кожаных кресла  и огромный  письменный стол,  на котором

соблюден  чрезвычайный  порядок.  Из-за  стола  подымается  Ленин  и  делает

навстречу несколько шагов. У него странная походка:  он так переваливается с

боку  на  бок,  как  будто  хромает  на  обе  ноги;  так  ходят  кривоногие,

прирожденные  всадники.  В то же  время  во  всех  его движениях есть что-то

"облическое", что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая

же  согласованная,  ловкая  неуклюжесть  чувствуется  в  движениях некоторых

зверей,  например  медведей и  слонов.  Он  маленького роста,  широкоплеч  и

сухощав.  На  нем  скромный   темно-синий  костюм,  очень  опрятный,  но  не

щегольской;  белый  отложной  мягкий  воротничок,  темный,  узкий,   длинный

галстух. И весь он  сразу производит впечатление телесной чистоты,  свежести

и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите.

     Он  указывает  на кресло,  просит  садиться,  спрашивает,  в чем  дело.

Разговор наш очень краток. Я говорю, что мне известно, как ему дорого время,

и поэтому не  буду утруждать его чтением проспекта будущей  газеты;  он  сам

пробежит  его на  досуге и  скажет  свое  мнение.  Но  он  все-таки  наскоро

перебрасывает листки рукописи,  низко склоняясь к ним головой. Спрашивает --

какой я фракции. Никакой, начинаю дело по личному почину.

     -- Так! -- говорит он и  отодвигает листки. -- Я увижусь  с Каменевым и

переговорю с ним.

     Все это занимает минуты три-четыре. Но тут вступает поэт, который давно

уже нетерпеливо двигал ногами под креслом.  Я очень доволен тем, что остался

в роли наблюдателя, и приглядываюсь, не давая этого чувствовать.

     Ни  отталкивающего,  ни  величественного,  ни глубокомысленного  нет  в

наружности Ленина.  Есть скуластость и разрез глаз вверх, но эти черточки не

слишком  монгольские; таких  лиц  очень  много среди "русских  американцев",

расторопных  выходцев  из  Любимовского  уезда  Ярославской губернии.  Купол

черепа обширен и высок, но  далеко не так преувеличенно, как это  выходит  в

фотографических ракурсах.  Впрочем,  на  фотографиях  удаются  правдоподобно

только английские министры, опереточные дивы и лошади.

     Ленин совсем лыс. Но остатки волос  на висках, а также борода  и усы до

сих  пор  свидетельствуют,  что   в  молодости  он  был  отчаянно,  огненно,

красно-рыж. Об  этом  же говорят пурпурные  родинки на  его щеках,  твердых,

совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только  что вымыты холодной

водой и крепко-накрепко вытерты. Какое великолепное здоровье!

     Разговаривая, он делает близко к лицу  короткие, тыкающие жесты. Руки у

него большие и очень неприятные: духовного выражения их мне так и не удалось

поймать. Но  на  глаза  его я засмотрелся. Другие  такие глаза я увидел лишь

один раз, гораздо позднее.

     От  природы  они узки; кроме  того, у  Ленина есть  привычка  щуриться,

должно  быть,  вследствие скрываемой близорукости, и это, вместе с  быстрыми

взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости  и,  пожалуй,

хитрости. Но  не эта особенность  меня  поразила  в  них, а цвет  их райков.

Подыскивая  сравнение  к  этому  густо  и ярко-оранжевому  цвету,  я  раньше

останавливался на зрелой ягоде  шиповника. Но это сравнение не удовлетворяет

меня.   Лишь   прошлым   летом  в   парижском  Зоологическом  саду,   увидев

золото-красные глаза  обезьяны-лемура, я сказал  себе  Удовлетворенно: "Вот,

наконец-то я  нашел цвет ленинских  глаз!" Разница оказывалась только в том,

что у лемура зрачки большие,  беспокойные, а у Ленина  они -- точно проколы,

сделанные тоненькой иголкой, и из них точно выскакивают синие искры.

     Голос  у него приятный, слишком мужественный для  маленького роста  и с

тем  сдержанным  запасом  силы,  который  неоценим  для  трибуны. Реплики  в

разговоре  всегда  носят   иронический,  снисходительный,  пренебрежительный

оттенок --  давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных  битвах.

"Все,  что ты  скажешь, я  заранее  знаю  и легко  опровергну,  как  здание,

возведенное из  песка  ребенком".  Но  это только  манера,  за нею полнейшее

спокойствие, равнодушие ко всякой личности.

     Вот, кажется,  и все.  Самого главного, конечно, не скажешь; это всегда

так же трудно, как описывать  словами пейзаж,  мелодию, запах. Я боялся, что

мой  поэт никогда  не кончит говорить, и поэтому  встал и  откланялся. Поэту

пришлось  последовать моему примеру.  Мрачный детина  опять  выпустил  нас в

щелочку. Тут  я заметил, что у него  через весь  лоб, вплоть до конца правой

скулы,  идет косой багровый рубец, отчего нижнее веко  правого глаза кажется

вывороченным. Я подумал: "Этот по одному знаку может, как волкодав, кинуться

человеку на грудь и зубами перегрызть горло".

     Ночью, уже  в постели, без огня,  я опять обратился памятью к Ленину, с

необычайной ясностью вызвал его образ и... испугался. Мне показалось, что на

мгновение я как будто бы вошел в него, почувствовал себя им.

     "В сущности, -- подумал я, -- этот человек,  такой простой,  вежливый и

здоровый, гораздо страшнее Нерона,  Тиберия,  Иоанна Грозного. Те, при  всем

своем душевном  уродстве,  были все-таки людьми,  доступными  капризам дня и

колебаниям  характера.  Этот  же -- нечто вроде камня, вроде утеса,  который

оторвался от горного  кряжа и  стремительно катится вниз,  уничтожая  все на

своем  пути. И при том -- подумайте! -- камень,  в силу какого-то волшебства

-- мыслящий!. Нет у него ни чувства, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая,

сухая, непобедимая мысль: падая -- уничтожаю.