Вечер, нежно-сиреневый цветом,
оказался в моём кармане.
Вынул.
Нищие только пялятся.
Но поодаль: у будки с пивом
застеснялись вдруг пыльные пьяницы.
Стали чистить друг другу спины.
Рыжий даже хотел побриться.
Только чёрный ему отсоветовал.
И остановилось поблизости
уходившее было лето.
Будто тот, кто всё время бражничал,
вспомнил вдруг об отце и матери.

Было даже немного празднично.
Если приглядеться внимательней.
***
Гражданину Уфлянду В. И. от поэта В. Уфлянда

Сиденье дома в дни торжеств
есть отвратительный, позорный жест,
отталкивающий от вас.
Ведь даже старики стоят в воротах.
Обозначающий отказ
от всякой принадлежности к народу.
Уткнувшемуся головой в диван
поэтому необходимо вам
химеру отогнать толпы орущей.
И выбраться на тротуар. А лучше
включиться в праздничный парад.
И понести немного транспарант,
где перечислены ударные цеха.
Или портрет секретаря ЦК.
А после, взяв на плечи пионера,
кричать ура, вдыхая воздух нервно.
И возвратясь домой, ещё с порога
сказать: Я навсегда с таким народом!

Есть отвратительный, позорный жест:
сиденье дома в дни торжеств.
***
Дом считал,
что он стоит без дела. 
И каштан в лицо ему стегал, 
И проклятие над ним висело:
жили в доме три холостяка. 
Комнат никогда не убирали, 
не чинили стульев, и уже
крысы понемногу умирали, 
в мусоре увязнув до ушей. 
Никогда не вытирались рамы. 
Первый тщетно писем ждал в передней. 
Он любил, как любят люди раны:
прятал днём, 
а по ночам бередил. 
И к его прислушиваясь вою, 
жил второй, 
свистел и напевал. 
Он любил, как любят люди - вволю, 
дома никогда не ночевал. 
Вызнав,
что
у поездов скрежещет, 
третий
суп варил.
На кухне мох. 
Он любил машины,
а у женщин 
грудь от бёдер отличить не мог. 
И протягивая к людям зелень, 
дом просил кому-нибудь сказать, 
пусть их
к чорту переселят, 
и устроят в доме детский сад.

Владимир Уфлянд