В колонках играет - Yousei Teikoku/Sacrifice
Веллер, конечно, юморист ещё тот. Вот и до альтернативной истории добрался. Правда, в отличие от какого-нить великого укроисторика, который, как правило, "с неописуемым простодушием выдирал с кровью цитаты, опуская и вымарывая все, что ему не подходило", тов. Веллер не выдаёт свои хохмочки за неопровержимую истину. А хохмочки получаются знатные, тот же приснопамятный Чудинов, например, мог бы и поверить. 8-)

Начинает Веллер мягко, плавно подводя читателя к пониманию того, что "Редакторские изменения, производимые в благих целях эстетизации и гуманизации текста, приводили порой не только к забавным казусам, но и принципиальной трансформации социокультурного пространства; обретения неизбежно сопровождались потерями". И популярно разъясняет, почему, да так, что и не подкопаешься:
"Так, известный американский композитор Муди по вполне понятным соображениям стал писаться в русской советской традиции "Моди". Неумышленная доходчивость оригинальной транскрипции могла помешать пролетарским слушателям правильно понимать его музыку. Представьте концертный зал с нарядным рабочим классом, и вот конферансье торжественно объявляет!.. А народ понимает его неправильно: не готов.

Крупный норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии Сигурд Хёль на родном языке имеет сомнительное счастье быть известным как "Хули". Трудно ожидать непредвзятого отношения читателя к роману, подписанному таким образом. Хули, "Моя вина". Это уместно в пьяном покаянии у пивного ларька, но не на книжной полке культурного человека."

Итак, Айвенго:
"Однако наряду с этими мелочами приходится с прискорбием констатировать и явные потери для национальной культуры. Каждый, кто знаком со статьей Белинского о Вальтере Скотте, обращал внимание, что фамилия доблестного рыцаря из одноименного романа пишется не "Айвенго", но по традиции первой половины XIX века буквально передает оригинальную транскрипцию: "Ивангое". Несколько странно для английского рыцаря, не правда ли. Но что же из того, спросит читатель? А то, что если не пожалеть немного времени и заглянуть в текст прижизненной публикации ("Литературные мечтания", журн. "Библиотека для чтения", 1834 г., № 2) - то там значится "Ивангуе". Невелика, казалось бы, разница; все равно подобное прозвание совершенно не характерно ни для саксов, ни для кельтов, ни для норманнов."

И вот тут-то начинает разворачиваться подлинный треш и угар:
"А теперь возьмем хорошо известный Вальтеру Скотту классический труд Холлиншеда "Хроники Англии и Шотландии" - и нам откроется примечательнейший факт: в 1067 году, через полгода после битвы при Гастингсе, король Вильгельм I Завоеватель возвел в рыцарское достоинство нескольких норвежских дружинников из числа служивших ему: Халльфреда, Эйвинда, Рагнхальда, имя же четвертого... Иванкхуефф! Комментарии, как говорится, излишни? Нет, комментарии как раз требуются. Откуда взялись норвежцы? И где мог раздобыть себе такое имечко один из них?"

А вот откуда:
"25 сентября 1066 года в битве при Йорке (Стэмфорд-Бридж) англичане Гарольда П разбили и почти полностью уничтожили высадившееся норвежское войско короля Харальда Ш Хардероде и ярла Тостига. Харальд погиб, Тостиг с немногими оставшимися в живых был взят в плен. Через три дня Вильгельм, в свою очередь, высадился в Англии. Гарольд ринулся ему навстречу. В сумятице поспешного перехода Тостигу удалось бежать. Теодорик в "Истории о древностях норвежских королей" упоминает об этом, называя и еще двоих, бежавших с Тостигом: это Халльфред и Иванххуйв!"

Продолжая исторические расследование, тов. Веллер небезосновательно замечает, что теперь лишь "Остается выяснить, откуда Иванкхуефф-Иванххуйв взялся на службе у Харальда. По рассмотрении это оказывается не таким сложным. Поскольку трудно отделаться от подозрения, что "здесь русский дух, здесь Русью пахнет", попробуем пойти на этот запах. И окажется, что наш путь во многом совпадает с биографией Харальда."

Далее следует подробный разбор полётов Харальда Хардероде, в своё время долетевшего не только лишь до середины Днепра, что не каждая птица может делать, но и до самого стольного града Киева, а впоследствии свалившего царствовать на историческую родину. И вот тут-то всплывает "История государства Российского" Акунина-Чхартишвили Татищева:
"Татищев в "Истории Российской с самых древнейших времен" указывает, что только лодей с воями с Харальдом ушло шесть. Обычное число воинов на походно-боевом "драконе" норманнов было около пятидесяти - итого дружина насчитывала не менее трехсот человек. Из тех, кто когда-то отправился с ним в викинг из Норвегии в Средиземноморье, могло остаться от силы несколько десятков. Татищев же называет в числе отплывших из Киева дружинников Илию Багрянородного, Ангина Путшу и... Ивана Хуева! В краткой характеристике выделенных воинов летописец говорит о последнем: "До рати и красных дев зело удал", чувствуя потребность объяснить приметное и "говорящее" прозвище, которое в те времена отнюдь не воспринималось столь неприличным, как сейчас (достаточно упомянуть, что того же корня слова "хула" и "хулить" употребляются нами и сейчас в литературной речи в своем исконном смысле и никого не смущают)."

Опаньки, как говорится... 8-)
Далее же идёт описание англо-норвежских тёрок, в ходе которых на гранбретанских берегах и осели потомки того самого славянского дружинника Ивана, чьё имя сначала слилось с фамилией, а потом всё вместе и стало фамилией его правнука, известного нам как тот самый Айвенго:
"Вступив по смерти отца жены во владение майоратом и получив от короля Ричарда в 1196 году титул барона, в дальнейшем он фигурирует под усеченным родовым именем, где отброшены конечные "фф", не произносившиеся по-французски - на языке, который два века был придворным и официальным языком Англии (Генрих Плантагенет не знал английского вообще); это усечение переставших произноситься окончаний характерно для процесса слияния французского языка с английской разновидностью старогерманского, что продолжалось до конца XIV века.

Последний раз Иванкхуе упоминается в хрониках середины XV века; вероятнее всего, мужская ветвь его рода пресеклась в ходе войн Алой и Белой Розы.

Такова связь между славянским дружинником Ярослава и правнуком этого дружинника, приближенным Ричарда Львиное Сердце, героем всемирно знаменитого романа - доблестным рыцарем Айвенго."

И заканчивает тов. Веллер окончательно добивающим психику читателя ударом милосердия:
"Повесть эта вполне лестна для русского национального чувства и способна - пусть малым, однако же - украсить и обогатить собою отечественную историю, которую мы, благодаря вековой редактуре, знаем до печали скверно. Преуспев в закрашивании родимых пятен собственного прошлого, мы тем самым выковыряли и весь изюм из каравая своей истории, со скукой превратив его в черствый и пресный хлеб без поджаристых завитушек и аромата, которые составляют особенную его прелесть."

Поистине прелесть, во всех смыслах этого слова. К концу чтения я просто рыдал, ибо исторический анекдот хоть и длинен, но прекрасен однозначно. 8-)