Илья Мильштейн

Сталинград? Не вопрос. Как пожелаем, так и сделаем. То есть "как жители скажут, так и сделаем", обещает Путин, и в словах его, обращенных к ветеранам, слышится даже некоторое удивление. Это же внутреннее дело волгоградцев, он тут вообще ни при чем. Вот соберутся жители и "в соответствии с нашим законом" назначат дату референдума, проголосуют и решат, кто они на самом деле. Волгоградцы, сталинградцы, а может, царицынцы.

А вы небось думали, что Сталин – это большая политика и Владимир Владимирович, взвешивая на аптекарских весах все плюсы и минусы, лично перебирает гирьки и выносит окончательный вердикт? Нет. Сталин – это демократия. Сталин – это самоуправление. Сталин — наша слава боевая. Сталин — нашей юности полет!

Кстати, так ведь и раньше бывало, при Гуталине, о чем нам напоминает протоиерей Чаплин. Собственно, если бы сам о. Всеволод принял участие в плебисците, то он бы проголосовал за Царицын. Но это его личное мнение, которое он, явный демократ по натуре, никому навязывать не желает. Тем более своим единоверцам, "священнослужителям, монашествующим и активным мирянам", среди которых немало диалектически мыслящих православных. То есть тех, "кто видит и положительные моменты в деятельности Сталина"/

И тут глава синодального отдела по взаимоотношениям церкви и общества произносит очень важные слова. Про Кобу и демократию. "Не будем забывать и того, – говорит он, – что в последние годы его жизни наши патриарх и Синод высказывались о нем с уважением". А могли ведь и по-другому высказаться, не правда ли? Без уважения и даже с едва скрываемым презрением. А то и проклясть с амвона могли, как Льва Толстого. Да запросто. Вот ведь какая свобода была. Хотя, конечно, с нынешней не сравнить.

Если же говорить всерьез, то в череде унылых новостей из Франции, описывающих злоключения нашего гаранта, эта постановочная сценка с ветеранами была единственной яркой. Так-то все больше рассказывалось о том, кто с ним сразу поздоровался за руку, а кто не сразу, как рассаживали Путина, чтобы ни с кем не усадить, да как засекали на секундомере те исторические 15 минут, которые он провел по отдельности с Обамой и Порошенко. Ситуация и впрямь была парадоксальная: юбилей высадки союзников в Нормандии западные лидеры праздновали в одной компании с человеком, против которого были вынуждены объединиться нынешней весной. А это навевало слишком уж мрачные исторические ассоциации, вот многие геополитические партнеры и шарахались от него как от зачумленного.

Однако вступать в диалог было необходимо, когда еще придется, и фрау канцлерин вместе с гостеприимным Олландом все пытались понять в ходе довольно длительных бесед, утратил он связь с реальностью или не утратил. Постичь это было непросто, да и сам он, повторяя свои бесконечные мантры про необходимость диалога с сепаратистами, выглядел каким-то усталым и даже отчасти сконфуженным. Все-таки публичное одиночество – тяжелая штука, это ведь политика, а не театр. Тем более публичное унижение.

На этом фоне разговор про славных волгоградцев, которые в рамках демократической процедуры будут выбирать себе веселое имя Сталина, был для него хоть какой-то отдушиной. Он привычно лгал. Привычно показывал зубы. А еще он брал реванш за все моральные поражения последних недель. Мол, вы меня там в своих газетах и устами разных дурно воспитанных принцев сравниваете черт знает с кем, а у меня другая генеалогия. И если дело дойдет до очередных санкций, то будет вам новый разгром под Сталинградом. Ибо свой второй фронт, как знает у нас каждый школьник, вы открыли поздновато, а память о войне священна, как и демократический выбор жителей Волгограда.

О чем он поначалу не задумался, выпускник юрфака, идя навстречу пожеланиям ветеранов, так это о создании опасного прецедента. Получается, любая группа граждан, собравшись у себя в подъезде и бросив клич по всему городу, может переименовывать свои населенные пункты кто во что горазд. Эдак ведь могут и Калининграду, родине Канта, вернуть прежнее королевское имя, да и переметнуться в Пруссию. Шутка ли – глас народа, и крымский прецедент опять-таки имеется. Разумеется, сегодня, пока судьбы демократии в центре и на местах решает Владимир Владимирович, все под контролем, а что будет завтра, после нас? Потоп или что?

Оттого, что с ним случается крайне редко, Путин не то чтобы взял ход назад, но дистанцировался от самого себя. При помощи Пескова, человека на свой лад гениального, который придумал замечательный прием. В точности пересказав слова президента, пресс-секретарь добавил, что тот "не делал заявлений о необходимости переименования Волгограда в Сталинград". В чем его никто и не обвинял. Сенсацией стал призыв Путина к волгоградцам решить проблему, никого ни о чем спрашивая, и готовность Кремля покорно этот выбор принять. Жареным фактом, затмившем все прочие новости из Нормандии и из России. Событием, которое заставило поежиться весь мир, да и самому Владимиру Владимировичу благодарное каменное пожатье сталинской десницы причинило, вероятно, некоторое беспокойство. Поэтому через Пескова он еще раз известил волгоградцев, что они вольны собраться и город переименовать. А еще они могут отвергнуть указанную затею, и местное начальство, если что, подскажет им эту мысль. Народ в своем праве, а как же.

Референдум – это вообще слово хоть и модное, но опасное. Мало нам Ленина, который лежит в мавзолее и сильно, говорят, влияет на российскую карму, так теперь еще и Сталинград. Никаких ведь нет сомнений в том, что электорат, который за исключением 10% национал-предателей поголовно поддерживает ныне Путина, проголосует как он скажет. Намекнет, что передумал, – и граждане тоже передумают. Скажет "Царицын", и будет Царицын. А если склонится к мысли, что пора наказывать Меркель за горестные взгляды и холодные рукопожатия во Франции, тогда, значит, на карте России появится град, носящий имя человека, которого он некогда сравнивал с Тамерланом. Кстати, тоже неплохое имя для города, наряду с Батыем, Тохтамышем, Наполеоном... кого мы еще забыли? Впрочем, Сталин вне конкуренции, по количеству убитых соотечественников, русских и нерусских. Как не увековечить.