Каким-то непостижимым образом, волею судьбы
Бубнова Варвара Дмитриевна оказалась связующим звеном,
между Россией, Японией, Абхазией.
Вот краткая, сухая биографическая справка из энциклопедии.
(Справка могла бы быть еще более сухой, если бы я её не подкорректировал)
Живописец, график, теоретик искусства, р.17.5.1886, Петербург,
ум.28.3.1983, Ленинград, похоронена в г.Сухуми (Абхазия).
Окончила рисовальную школу Общества поощрения художеств,
в 1907 г. поступила в Петербургскую Академию художеств,
закончила также Археологический институт. Под псевдонимом
Д.Варварова принимала участие в выставках «Союза молодежи»
вместе с В.Маяковским, К.Малевичем, Н.Гончаровой, графические
работы имелись в коллекциях бывшего Румянцевского музея
и других художественных музеях России. 1922-1958 гг. жила
в Японии. В японский период жизни прошло более 6-ти её персональных
выставок. А также её работы выставлялись во Франции и США.
С 1958 она жила в г. Сухуми и принимала участие
во всех выставках СХ Абхазии, была членом СХ СССР и Абхазии.
В г. Сухуме был создан Дом-музей В.Д. Бубновой.

Даже из сухих строчек биографической справки нетрудно заметить,
что "в начале карьеры" Варвара Дмитриевна находилась в окружении
выдающихся исторических личностей.

Следует добавить, что она не только русская художница и педагог, но и отпрыск
старинного дворянского рода тверских Вульфов, друзей Пушкина, выпускница
Императорской академии художеств.

Но плутовка судьба, "назначив" Варвару Дмитриевну связующим звеном между Японией,
Россией и Абхазией, постаралась сделать все возможное, чтобы жизнь выдающейся художницы оставалась для окружающих какой-то серой и незаметной. По крайней мере, для большинства из нас.

Слайд шоу с фотографиями и работами В.Д. Бубновой



Творческая биография В.Д.Бубновой.

Свои первые шаги в искусстве Бубнова делала еще в прошлом веке, посещая рисовальную школу Общества поощрения художеств. С 1907 по 1914 год Бубнова училась в Петербургской Академии художеств, которую окончила по классу известного русского пейзажиста профессора Н. Н. Дубовского. Несмотря на академические строгости, Бубнова вступила в петербургское общество художников «Союз молодежи», сотрудничала в издаваемом им одноименном журнале (ей принадлежал перевод с французского знаменитого «Манифеста футуристов»). Она принимала участие в выставках «Союза молодежи» вместе с В.Маяковским, Д. Бурлюком, М.Ларионовым, Н.Гончаровой, К. Малевичем, О. Розановой, В. Татлиным.
Бубнова живет в Москве и работает в Институте художественной культуры (Инхук), наряду с Василием Кандинским, Робертом Фальком, Любовью Поповой, Варварой Степановой, Александром Родченко.и другими представителями, этой группы, а также в выставках, устраиваемых «Союзом молодежи» совместно с художниками объединений «Бубновый валет» и «Ослиный хвост».
В Этнографическом музее Петербургской Академии наук она вместе со своим мужем Владимиром Ивановичем Матвеем (1878—1914), художником и теоретиком искусства (псевдоним — В. Марков), фотографировала и изучала примитивную деревянную скульптуру малых северных народов. В 1913 году Бубнова и Матвей совершили поездку в Европу с целью знакомства с коллекциями лучших этнографических музеев колониальных держав, в том числе знаменитого Британского музея, где их внимание особенно привлекли каменные колоссы острова Пасхи, миниатюры в коптских рукописях и деревянная африканская скульптура.
Варвара Бубнова была одной из тех деятелей культуры, кто первым заинтересовался русской иконой и миниатюрой в старинных рукописных книгах. Она слушала лекции в Археологическом институте, куда поступила еще во время обучения в Академии художеств, а с 1917 по 1922 год являлась научным сотрудником-палеографом отдела рукописей и книг старой печати Исторического музея и организовала в голодной и холодной послереволюционной Москве выставку древней русской миниатюры. В эти же годы она сотрудничала в Институте художественной культуры (Инхуке), а также выставляла на Государственных выставках свои портреты маслом и линогравюры.
В 1922 году судьба забрасывает Бубнову в Японию. Она сопровождала мать, направлявшуюся к своей младшей дочери Анне Дмитриевне Бубновой-Оно, которая была замужем за японцем Оно Сюньити, в прошлом — вольнослушателем Петроградского университета.
В 1923 году Бубнова поступила в Токийское художественно-прикладное училище, где совершенствовалась в литографии, которая давала прекрасную возможность осуществить ее давнюю мечту о ярких красках и «простых красочных плоскостях», как у Матисса, любимого ею с юности. «Краски любят достаточную поверхность. Они стремятся как бы разлиться по широкой поверхности. Мне кажется, для мощного выражения цвета кисть слишком мала, ее штрих слишком узок, а мазок слишком ограничен. Художник должен овладеть валиком и прессом», — писала она в то время.
Вскоре после приезда в Японию начинается творческое содружество Бубновой с японскими художниками. Она вошла в художественное объединение МАВО, сыгравшее большую роль в истории движения «За новое искусство» (в названии этой организации, составленном из первых букв имен его основателей, скрыто имя и Бубновой). Художница была хорошо знакома со многими выдающимися деятелями движения «За пролетарское искусство», такими, как Ябэ Томоэ, Янасэ Масаму, Окамото Токи. До сих пор во всех книгах по современному искусству Японии можно встретить упоминание о Бубновой.
Постепенно Бубнова оставляет цветную литографию и обращается к черно-белой. Прибегая к разнообразным приемам этой техники, она добивается перехода тонов от глубокого черного пятна к едва ощутимой дымке (называемой «нотана») — эффекта, которого мастера «суйбоку-га» достигали неравномерными нажимами кисти.
Работы Бубновой сразу же вызвали большой интерес в японском художественном мире. Прежде всего они продемонстрировали технические возможности литографии, которой в Японии в то время отводилось лишь прикладное значение. У Бубновой появились последователи, с которыми она щедро делилась своими знаниями. За нею же самой и по сей день сохранилась слава лучшего литографа Японии.
Первая персональная выставка Бубновой была открыта в Токио в 1933 году; всего же за время пребывания художницы в Японии их состоялось шесть. Она являлась членом многочисленных художественных объединений этой страны: Общества отечественной живописи (Кокугакай), Японской ассоциации гравюры (Ниппон ханга кёкай), Института японской гравюры (Ниппон ханга ин), принимала участие в организуемых ими выставках, входила в состав выставочных жюри. Произведения Бубновой экспонировались также во Франции и США. При всем уважении к мастерству Варвары Дмитриевны японских критиков особенно привлекала гуманистическая направленность ее творчества.
Художественный критик Хадзими писал в 1933 году: «Госпожа Бубнова внесла свежую струю в мир японской литографии, которая находится сейчас в состоянии катастрофического застоя». Известный художник и исследователь японского искусства Онти Косиро в своей книге "Японская современная гравюра" отмечал, что «особенно привлекли внимание ее работы, отражающие повседневную жизнь, полные реалистических деталей, но при этом глубоко одухотворенные». В произведениях художницы он выделял «свежесть восприятия и энергичную манеру письма, не свойственную женщине».
Другой японской критик Судзуки Дзинъити, рассказывая о посещении мастерской Варвары Дмитриевны тремя известными в то время японскими художниками, заметил, что они «чувствовали себя учениками перед Бубновой, которая считается первой среди японских литографистов», и отмечал: «Больше всего меня поразила точность ее рисунков, но в то же время в них не было академической сухости, а чувствовалось стремление проникнуть в дух вещей. Просто невероятно, чтобы художница-женщина имела такой талант! Даже специалисты удивляются ее несравненному мастерству».
Известный художник-график Оно Тадасигэ, близко знавший Бубнову с начала 30-х годов, говоря, что она создала «свой мир литографии», посвятил ей следующие строки: «Натуру, преображенную мягким прикосновением литографского карандаша, она помещает на цинковую доску и создает работы, исполненные человеческого добра и здоровья... Ее творчество было для нас уроком протеста против кризиса искусства, кризиса человечности».
Все японские критики Бубновой сходились в одном — в ее работах не было ни тени стилизации, ни малейшего налета экзотики, ничего, напоминающего поверхностный взгляд иностранца на жизнь и обычаи чужой страны. Бубнова полюбила Японию и ее народ, изучила японское искусство и его приемы и при этом осталась русской художницей. «В своей работе, — писала она, — я сохранила принципы русской школы, но японское искусство многому меня научило, расширив изобразительные возможности графического языка».
Живя в Японии, Бубнова преподавала русский язык и литературу в высших учебных заведениях, вырастила плеяду русистов, которых учила не только понимать русский язык, но и постигать дух русской культуры. Ее учениками ныне с гордостью называют себя самые известные профессора русского языка и маститые японские переводчики русской и советской литературы. По многочисленным свидетельствам японских специалистов, она существенно повлияла на развитие японской русистики и, особенно, пушкиноведения. В Японии Бубнова была подлинным полпредом русской культуры: писала статьи о русском искусстве для японских энциклопедий и справочников, многотомного издания «Мировое искусство»; ею выполнены иллюстрации ко многим произведениям Пушкина («Гробовщик», «Пиковая дама», «Моцарт и Сальери», «Евгений Онегин», «Каменный гость», «Сказка о царе Салтане»), Гоголя, Достоевского, Толстого, а также к детским книгам русских и советских писателей, изданным в этой стране. Следует добавить, что Варвара Дмитриевна была пропагандистом русской классической музыки. Вы знаете, с каким восторгом и любовью японские музыканты относятся к русской классике! В этом тоже огромная заслуга этой замечательной женщины.
«Только заполненность работой и искусством, — писала она в своей автобиографии, — спасала меня от тоски по Родине».
В Японии Бубнова пережила разрушительное землетрясение 1923 года и бедствия второй мировой войны. Во время бомбардировок Токио американской авиацией сгорели ее дом и мастерская, а с ними — работы за многие годы, печатные доски, тщательно подобранная библиотека по японскому искусству. Сохранившиеся литографии художницы довоенного периода — лишь немногие уцелевшие экземпляры, сбереженные ее друзьями.
С годами, заниматься гравюрой для Варвары Дмитриевны становилось все труднее и труднее. Этот нелегкий труд требовал значительных физических усилий. Здоровье её, как она считала, было подорвано. Она думала, что жизнь близится к завершению. Варвара Дмитриевна решили возвратиться на Родину. Выбор пал на Сухуми, по климату очень близко напоминавший её вторую Родину - Японию.
В 1958 году Бубнова вернулась в Советский Союз. И случилось чудо! Переезд благотворно отразился на здоровье. На Родине Варвара Дмитриевна прожила еще много счастливых и плодотворных лет. Сначала она жила в Сухуми вместе со своей сестрой Марией Дмитриевной, а после ее кончины переехала в Ленинград. Несмотря на почтенный возраст (к моменту возвращения на родину ей было 72 года) Варвара Дмитриевна неутомимо работала, стала членом Союза художников СССР, ей было присвоено звание заслуженного художника Грузинской ССР.
В этот период творчества Бубнова обращается преимущественно к технике акварели, ставя перед собой задачи "цветоформы". "Я начинаю писать, — рассказывала она, — только представив себе цветовую, то есть красочную тему работы, "композицию" цветов или место их расположения на плоскости бумаги. Для меня важно определить главное цветовое пятно, "тяжесть" в цветовой композиции, то главное, чему должны подчиняться остальные цветовые пятна. Без такого главного пятна картина не будет "стоять", как без камня, который держит всю арку, и просто не будет картиной".
За два десятилетия жизни в Сухуми Варвара Дмитриевна создала многочисленные пейзажи Абхазии и обширную галерею портретов. Ей принадлежит ряд искусствоведческих работ и воспоминаний о своей жизни. "Я чувствую себя хранителем сокровищ, — как-то полушутя-полусерьезно сказала она. — Я обязана отдавать знания". Некоторые статьи художницы, вызвавшие одобрение А.Т.Твардовского и М.В.Алпатова, опубликованы, другие еще ждут своей очереди. В работах о японском искусстве ( "Пластический символ японского искусства" и "Воспоминания о японском искусстве" ) Бубнова как никто другой сумела раскрыть его суть, показать, что кроется за внешними, не всегда понятными европейцам формами. Разумеется, этому способствовало ее долгое пребывание в Японии и дружба с лучшими японскими графиками, но прежде всего — глубокое знание предмета с позиций художника-профессионала.
Перед отъездом Варвары Дмитриевны на Родину известные японские художники — Мунаката Сико, Хирацка Унъити, Онти Косиро и другие — подарили ей на память свои работы. Желая сделать их доступными широкому зрителю, она безвозмездно передала эти произведения Государственному музею искусств народов Востока.
После возвращения в Советский Союз связь Варвары Дмитриевны с Японией не прервалась. Ее японские друзья и ученики постоянно писали ей, приезжали в Сухуми, а затем и в Ленинград. Именно благодаря их усилиям японское правительство в 1982 году наградило Варвару Дмитриевну орденом Драгоценной короны четвертой степени за вклад в развитие культурных связей между Японией и СССР.
Скончалась Варвара Дмитриевна Бубнова 28 марта 1983 года, не дожив нескольких месяцев до девяноста семи лет. Похоронена В.Д. в Сухуми.
Светлый ум, энциклопедические знания, сильный творческий импульс, удивительная работоспособность помогли Варваре Дмитриевне достойно прожить долгую и непростую жизнь. Она создала сотни работ — автолитографии, пастели, акварели, портреты маслом, небольшие скульптуры, книжную графику...
Вернувшись на Родину, она, живущая очень скромно, щедро передавала свои коллекции в дар музеям: работы японских художников, как уже было сказано выше, — в Музей искусств народов Востока, иллюстрации к произведениям Пушкина — музеям А. С. Пушкина в Москве и Ленинграде, автолитографии и акварели — в Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Архангельский музей изобразительных искусств.
Бубнова содействовала созданию Музея А. С. Пушкина в Бернове (Калининская область). Она, происходящая по материнской линии из семьи Вульфов, друзей Пушкина, провела детские годы и юность в том самом доме, где когда-то гостил поэт. Варвара Дмитриевна была первым советчиком и консультантом при восстановлении дома и парка. Она передала музею чудом сохранившиеся у нее зарисовки Бернова своей академической поры. Сейчас в Берновском музее открылась мемориальная комната художницы, большинство экспонатов которой — издания А. С. Пушкина на японском языке с иллюстрациями Бубновой — подарены ее японскими учениками.
Маленькая, трогательно хрупкая, с деликатными манерами русской интеллигентки конца прошлого века, Варвара Дмитриевна в последние годы жизни как магнит притягивала к себе самых разных людей, плененных ее человеческим обаянием и подлинной духовностью. Именно такой ее запечатлела в бронзе заслуженный деятель искусств Грузинской ССР и Абхазской АССР Марина Эшба, хорошо знавшая Бубнову.
Столетие со дня ее рождения (1986 г.) было отмечено выставками и вечерами памяти в Москве, Ленинграде, Архангельске, Тбилиси, Сухуми. Япония не забывает Бубнову. В 1995 г. представительная выставка ее литографий и акварелей (всего около двухсот работ) прошла в Музее графики города Матида, недалеко от Токио, и в Музее искусств префектуры Мияги, в городе Сэндай.
(Сдается мне, что чествование столетнего юбилея Варвары Дмитриевны было отмечено скорее всего специалистами из мира искусства. Для большинства же граждан, личность В.Д.Бубновой так и остается незамеченной)

Ниже читайте две статьи В.Д. Бубновой, посвященных искусству:

СРЕДСТВАМИ ЛИТОГРАФИИ(Бубнова)
Японская классическая живопись увлекает необычайно тонким проникновением в природу, в человека, покоряет остротой образов, их глубиной и поэзией. Меня особенно привлекло искусство XIV—XV веков, которое у нас в России и вообще в Европе очень мало знают. Это живопись черной тушью, так называемая "суйбоку-га", которая пришла в Японию из Китая и получила здесь особый, национальный характер. Японские пейзажи кажутся какими-то космическими — вы видите маленький кусочек жизни и в то же время чувствуете, что это часть необъятного, большого мира. Вы видите небо, которое переходит в океан или море. Внизу ютится земля, и она пропадает в горах, в высоте, в тумане, в бесконечности.
Первое, что постигаешь, — это поразительное богатство оттенков туши, от глубокого черного пятна до едва ощутимой серой дымки. В пейзаже эта градация тонов создает необычайную глубину и воздушность, увлекает зрителя к далекому горизонту, который только угадывается в безмерности пространства. Затем начинаешь понимать и мудрое распределение на плоскости тяжести изображения и легкости пустой, чистой бумаги: последняя выделяет изображение и в то же время создает вокруг него как бы естественную раму, которую на Западе мы искусственно заменяем белизной паспарту.
Я поставила перед собой цель: найти в литографии технические возможности для передачи различных силовых отношений с помощью одной черной краски, на одной печатной доске добиться гармонии между изображением и плоскостью бумаги, характерности и выразительности форм при максимальной экономии средств — всего того, что в классической японской живописи тушью способствует созданию поэтичности и глубины образов.
Мои литографии отличаются от обычной литографии тем, что я работаю не на камне, а на цинковых досках. Они не требуют применения физической силы, портативны и допускают непосредственное рисование с натуры. Поскольку у цинка крупное зерно и поверхность его шероховата, краска на нем не растекается.
Средства для создания оттенков серых тонов в такой литографии различны и просты. Это и распыление литографской туши зубной щеткой через металлическую сетку (примитивный аэрограф), и накатка валиком тонкого слоя литографской краски на поверхность печатной доски, и сухая щетинная кисть, и литографский карандаш. Литографский станок в мастерской художника побуждает его к опытам, опыт рождает технические открытия, открытия вырабатывают художественные приемы, то есть тот язык, которым художник выражает свои мысли и чувства, вызванные видением действительности.
Знакомясь с искусством разных народов, проникая в его образный строй, мы обогащаем свой художественный опыт. В своих работах я сохранила принципы русской школы, но изучение японского искусства меня многому научило, расширив изобразительные возможности графического языка.

МЫСЛИ ОБ ИСКУССТВЕ(Бубнова)
Трудно сразу понять чужие искусства. Они — как чужие языки. Пожалуй, понимание чужого искусства дается легче, но для этого изучающему его необходимы прежде всего широта души и доверие к творческим силам другого народа.
Большинство "пластических символов" Запада нам понятно и близко, тогда как "пластические символы" Востока нам еще чужды и воспринимаются нами лишь как экзотические условности. Чтобы приблизиться к ним, мы должны узнать, какие принципы искусства вырабатывались здесь веками, чтобы естественно лечь в основу этих "пластических символов". Внимательное и непредвзятое изучение пластических принципов Востока открывает нам, что главными и неизменными среди них являются следующие принципы: плоскость и плоскостность, линия, цвет, пустота, баланс, пластическая тяжесть, экономия (в смысле выбора, упущения, обобщения частей). На этих пластических принципах развивалось все разнообразие форм "пластических символов" искусства Востока.
В японских пейзажах тушью обширная пустота бумаги или фона создает необозримость мира, легкость неба, воздуха, туманной дали, и в них материальной тяжестью выступают черные пятна изображенных вещей. Равновесие тяжести и легкости — это как бы единый гармонический аккорд, он рождает поэзию картины, ее лирику или же ее драматизм. Пустота в картине способствует возникновению декоративности и монументальности. Этим пользуются японские художники, вписывая с большим расчетом на динамику пустоты белой бумаги, раздвижных стен или дверей, или комнатных ширм небольшие пейзажи, одинокую фигуру человека, ветвь дерева или цветок. В пустоте свободнее и яснее, чем в заполненности, движение линий. Подчиняясь замыслу художника, они могут двигаться в ритмических повторениях и сочетаниях или создавать контрасты, быть плавными или изломанными и беспокойными, обладать центробежной или центростремительной силой.
Симметрия и равновесие — два совершенно различных элемента композиции. Они вызывают у зрителей и различные эмоции. Надо отметить, что среди живописцев Востока японские художники-классики обладали наиболее тонким чутьем цвета и цветовых отношений, а также интимным проникновением в психологию цвета; поэтому их живопись привлекает не только красотою красок и их сочетаний, но и, подобно музыке, своей внутренней глубиной, невыразимой словами.
Японцы, очень жадно берут знания у других и так же великодушно, не скупо, дают то, что знают сами. Трудно сказать, что для японца является высшим выражением искусства или что больше всего удовлетворяет его жажду красоты: картина, будь то пейзаж, портрет или буддийская икона, или чайная чашка, вылепленная руками художника; букет цветов, составленный мастером икебаны, или просто цветок с каплей росы на лепестках; карликовая сосна, выращенная в утлой посудине, не похожая на древнее дерево, или распланированный художником сад; артистически написанное иероглифами изречение или обломок старого дерева, которому время придало фантастическую форму, благородный цвет и фактуру. Для японца искусство — это выражение высших стремлений души, умная и легкая игра в ремесло, создающее вещи на потребу человека. Искусство всегда и везде.
Хотя в Японии, как и в других странах, имеется особая каста людей, которым по роду их жизненных, насущных интересов совершенно недоступно понимание ценности искусства, японцы в своем громадном большинстве особенно сильно реагируют на все виды искусства, и особенно на искусства пластической формы, ритмов и образов. Для японца нет большого или малого искусства, для него какэмоно — не только картина с глубоким содержанием, но и прекрасно сработанная и оформленная вещь, а глиняная чашка не только полезный предмет, но и продукт труда, в который был вложен дух искусства. Поэтому можно сказать, что японская чашка "поет". Каллиграфическая иероглифическая надпись для японца, конечно, носитель смысла, но он умеет смотреть на нее, как и мы, иностранцы, как на прекрасную абстрактную форму. Именно благодаря этому развитому и широко разлитому в стране чувству прекрасного достигло японское искусство той высоты, при которой максимальное духовное содержание его произведений создается при минимальной затрате физических и материальных средств.
Япония помогла мне найти изобразительность, пластическую форму. Искусство живописи двухмерно, а действительность находится в трех измерениях. Значит, надо создавать форму, отражающую действительность уже в другом измерении. В этом, собственно, тайна создания образа.

Подумалось. А может время Варвары Дмитриевны еще не пришло? Может её личность как раз станет тем мостиком, тем связующим звеном между Японией и Россией, Кавказом и Россией, которые нам так необходимы. Необходимо сделать шаг навстречу друг-другу. Нужен повод. Так вот же он! Ведь на таких личностях, как Варвара Дмитриевна, держится этот мир.