Этот милый зверек сразу вызывает неподдельную симпатию к себе, стоит лишь одним глазком взглянуть на него. Интересный факт о сурикатах заключается в том, что африканские аборигены считают его солнечным ангелом, который защищает людей от лунных дьяволов или оборотней. 

Немного юмора в блоге ЭстеРО...

Представляю Вашему вниманию календарь для сети автоцентров Truck Center от талантливого художника Андрея Грдеева.Мир глазами дальнобойщика сквозь лобовое стекло его большегрузного автомобиля! Характерные национальные черты и стереотипы обыграны не без остроумия и изящества. Настоящее "путешествие вокруг света в 12 картинках".

Всем приятного просмотра!

1. Россия

Десять приведённых ниже образцов живописи – яркие примеры того, как можно выручить баснословные деньги за любую откровенную мазню (нарисованную пятилетним ребёнком или купленную на блошином рынке, например), придумав для неё громкое название, сочинив невероятную историю создания и выставив на одном из самых знаменитых аукционов мира:

1. «Концепция пространства, ожидание» Лючио Фонтана – 1,5 миллиона долларов

«Концепция пространства, ожидание» художника Лючио Фонтана ушла с аукциона в Лондоне за полтора миллиона долларов. Это произведение представляет собой одноцветный холст с продольными прорезями. Вопрос на миллион: возрастёт ли стоимость этой картины, если проделать в ней ещё пару дырок?>>>

— Мне скучно, бес, — пожаловался дракон.
— Заведи блог, — посоветовал бес.

В «Интересах» дракон указал «принцессы» и «золото». Местоположение — «Пещера».
В первый же день на него подписались четырнадцать юзеров.
— Кто это? — спросил дракон у беса.
Оказалось, семь гномов, четыре бухгалтера, два спелеолога и один педофил.
— Укажи пол, — прошептал бес.
Дракон указал: «мужской». Не успел отнять лап от клавиатуры, как на него подписалось триста сорок юзеров: триста девиц, тридцать принцесс, девять девиц, выдающих себя за принцев, и почему-то один рыцарь.
— Я не знаю, о чём с ними разговаривать, — пожаловался дракон.
— Может, надо было написать, что я люблю ещё и рыцарей?
— Напиши в интересах: «кулинария», — предложил бес.
Этим интересом дракон заработал четырёх поварих, но уже на следующий день обнаружил бегство одного бухгалтера, трех гномов и четырнадцати девиц.
— Почему?! — взвыл дракон.
Потеря была чувствительна. Он переживал убыль так, будто из его груды золота отчерпнули ведром и убежали.
— Потому что ты ничего не пишешь, — объяснил бес. — Блоги заводят, чтобы писать в них, читать в них, делиться награбленным и ходить на войнушки.

— Как всё сложно, — пробурчал дракон. — Недосуг мне посты писать — реал. Я сегодня как раз собирался украсть девицу.
— Укради и напиши об этом.
Дождавшись, пока дракон улетит, бес забрался в сеть под его паролем, зашёл к тысячнику Ланселоту и написал: «На последнем турнире ты фехтовал как говно». Потом зашёл к многотысячнику Мерлину и написал: «В последнем сражении ты колдовал как говно». Потом зашёл к Гвиневере и написал: «Видел тебя, пролетая над Камелотом. Срочно худей». Продублировал все записи в блоге.
Повалился на кучу золота и стал плевать в потолок.

Девица куксилась и не хотела идти на контакт.
— Почеши мне спинку, — сказал дракон.
Девица фыркнула и отвернулась.
— Свари мне какао, — попросил дракон.
— Ещё чего! — буркнула девица, рассматривая ногти.
— А у меня блог есть, — робко сказал дракон.
Девица оживилась.
— Можно посмотреть?

В мире, где на голове носили такое, изобретение гильотины было видимо неизбежным....
 

Ирландский юмор славится некоторой мрачностью. Еще говорят, что ирландцы скуповаты. Так ли это, сказать с уверенностью не могу, ну не знакома я с ними близко! Скажу лишь, что несмотря на мрачность шутить они умеют и здорово потешаются над своими недостатками.

Май колдует. Май играет
Тёплым солнечным лучом,
В одуванчик превращая
Или в зайчика ещё.
Вальс на радуге исполнит.
Молний блещут спецэффекты.
Барабаны гром напомнит.
Ну а дождь аплодисменты.
На концертах многолюдно:
Чайки, ласточки, грачи.
Разрезвился месяц юный.
Так душа его звучит.

А за окошком весёлый месяц май
Строит нам глазки,
И мы хотим танцевать,
И мы хотим рисовать -
Дайте нам краски.....

Жизнь «литературных работников» в советскую эпоху определялась двумя изобретениями советской цензуры — Союзом писателей СССР и статьёй за тунеядство. Членство позволяло творить в рамках системы и давало право на получение дополнительных благ — творческих отпусков в тёплые края, дач в Переделкино и т.д. Быть писателем без членского билета было уголовно наказуемо.Читать далее

В средней группе детского сада к сентябрьскому утреннику меня готовил дедушка. Темой праздника были звери и птицы: как они встречают осень и готовятся к зиме. Стихотворений, насколько мне помнится, нам не раздавали, а если и раздали, дедушка отверг предложения воспитательниц и сказал, что читать мы будем своё.

Этим своим он выбрал выдающееся, без дураков, произведение Николая Олейникова «Таракан».

Мне сложно сказать, что им руководило. Сам дедушка никогда садик не посещал, так что мстить ему было не за что. Воспитательницы мои были чудесные добрые женщины. Не знаю. Возможно, он хотел внести ноту высокой трагедии в обыденное мельтешение белочек и скворцов.

Так что погожим осенним утром я вышла на середину зала, одернула платье, расшитое листьями из бархатной бумаги, обвела взглядом зрителей и проникновенно начала:

— Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосёт.

Он попался. Он в капкане. 
И теперь он казни ждёт.

В «Театре» Моэма первые уроки актерского мастерства Джулии давала тётушка. У меня вместо тётушки был дед. Мы отработали всё: паузы, жесты, правильное дыхание.

— Таракан к стеклу прижался 
И глядит, едва дыша. 
Он бы смерти не боялся, 
Если б знал, что есть душа.

Постепенно голос мой окреп и набрал силу. Я приближалась к самому грозному моменту:

— Он печальными глазами 
На диван бросает взгляд, 
Где с ножами, топорами 
Вивисекторы сидят.

Дед меня не видел, но он мог бы мной гордиться. Я декламировала с глубоким чувством. И то, что на «вивисекторах» лица воспитательниц и мам начали меняться, объяснила для себя воздействием поэзии и своего таланта.

— Вот палач к нему подходит, — пылко воскликнула я. — И ощупав ему грудь, он под рёбрами находит то, что следует проткнуть!

Героя безжалостно убивают. Сто четыре инструмента рвут на части пациента! (тут голос у меня дрогнул). 

— От увечий и от ран помирает таракан.

В этом месте накал драматизма достиг пика. Когда позже я читала в школе Лермонтова «На смерть поэта», оказалось, что весь полагающийся спектр эмоций, от гнева до горя, был мною пережит еще в пять лет.

— Всё в прошедшем, — обречённо вздохнула я, — боль, невзгоды. Нету больше ничего. И подпочвенные воды вытекают из него.

Тут я сделала долгую паузу. Лица взрослых озарились надеждой: видимо, они решили, что я закончила. Ха! А трагедия осиротевшего ребёнка?

— Там, в щели большого шкапа, 
Всеми кинутый, один, 
Сын лепечет: «Папа, папа!» 
Бедный сын!

Выкрикнуть последние слова. Посмотреть вверх. Помолчать, переводя дыхание.

Зал потрясённо молчал вместе со мной.

Но и это был ещё не конец.

— И стоит над ним лохматый вивисектор удалой, — с мрачной ненавистью сказала я. — Безобразный, волосатый, со щипцами и пилой.

Кто-то из слабых духом детей зарыдал.

— Ты, подлец, носящий брюки! — выкрикнула я в лицо чьему-то папе. — Знай, что мертвый таракан — это мученик науки! А не просто таракан.

Папа издал странный горловой звук, который мне не удалось истолковать. Но это было и несущественно. Бурными волнами поэзии меня несло к финалу.

— Сторож грубою рукою 
Из окна его швырнёт. 
И во двор вниз головою 
Наш голубчик упадёт.

Пауза. Пауза. Пауза. За окном ещё желтел каштан, бегала по крыше веранды какая-то пичужка, но всё было кончено.

— На затоптанной дорожке, — скорбно сказала я, — возле самого крыльца будет он задравши ножки ждать печального конца.

Бессильно уронить руки. Ссутулиться. Выглядеть человеком, утратившим смысл жизни. И отчетливо, сдерживая рыдания, выговорить последние четыре строки:

— Его косточки сухие 
Будет дождик поливать, 
Его глазки голубые 
Будет курица клевать.

Тишина. Кто-то всхлипнул — возможно, я сама. С моего подола отвалился бархатный лист, упал, кружась, на пол, нарушив шелестом гнетущее безмолвие, и вот тогда, наконец, где-то глубоко в подвале бурно, отчаянно, в полный рост зааплодировали тараканы.

На самом деле, конечно, нет. И тараканов-то у нас не было, и лист с меня не отваливался. Мне очень осторожно похлопали, видимо, опасаясь вызвать вспышку биса, увели плачущих детей, похлопали по щекам потерявших сознание, дали воды обмякшей воспитательнице младшей группы и вручили мне какую-то смехотворно детскую книжку вроде рассказов Бианки.

— Почему? — гневно спросила вечером бабушка у деда. Гнев был вызван в том числе тем, что в своем возмущении она оказалась одинока. От моих родителей ждать понимания не приходилось: папа хохотал, а мама сказала, что она ненавидит утренники и я могла бы читать там даже «Майн Кампф», хуже бы не стало. — Почему ты выучил с ребёнком именно это стихотворение?

— Потому что «Жука-антисемита» в одно лицо декламировать неудобно, — с искренним сожалением сказал дедушка.

Из: Эйлин о-Коннор с искренним восхищением!

Необычную идею для создания рисованных миниатюр использует бельгийский кинорежиссер Винсент Баль. Он соединяет рисунки обычной черной ручкой с тенью от разных небольших предметов. В итоге получаются на удивление гармоничные картины, где и тень, и выполненные ручкой штрихи становятся одним целым.

Креативный художник в буквальном смысле рисует светом и тенью. Сама идея, конечно же, не нова, но Винсент Баль придал его еще одну интересную интерпретацию.

Как это часто бывает, рисунки тенью и ручкой возникли совершенно случайно, когда режиссер обдумывал свой очередной фильм и по привычке что-то рисовал на листке бумаги. Случайно упавшая от стоявшей рядом чашки тень вырисовалась в маленького слоника.

Получившийся рисунок Баль сфотографировал и выложил на Фейсбук. На его удивление фото привлекло немало внимания и с тех пор он уже создал целую коллекцию таких забавных рисунков.