Что такое призвание?
Обычные пособия по благоустройству в этой жизни отвечают, по моим впечатлениям, всегда на один и то же вопрос: «как притвориться тем, чем не являешься, чтобы получить то, чего не заслуживаешь?». Как защитить диссертацию (притвориться кандидатом наук), как понравиться мужчине (притвориться той женщиной, которая ему нужна), и т.д., и т.п. Задумавшемуся над своим призванием эти пособия, разумеется, не помогут. Он спросит – так ли уж важно для меня самого разбираться, как что-то в природе устроено, или достаточно того, что в этом разбирается соответствующий кандидат или доктор? Люблю ли я сама этого мужчину или только нахожу, что выйти за него замуж было бы по общим критериям здорово? И т.д. Вопрос о призвании – это вопрос о твоей подлинности. Это вопрос именно о том, чем ты являешься на самом деле, независимо от того, как и кому это понравится и что тебе за это дадут. Ибо только твоя верность этому и может составить настоящее счастье; счастье – ведь это даже не то состояние, когда все общепризнанно хорошее «сбылось», а то, когда «сбылся» сам. К чему призван.
Попытаюсь дальше ответить, в меру собственного разумения, на следующие вопросы:
-
Что такое призвание?
-
Есть ли оно у каждого?
-
Если оно есть у каждого, то почему можно его не слышать?
-
Совпадает ли призвание со способностями?
-
Может ли призвание быть дурным?
-
Может ли призвание предать?
-
Каждый ли труд способен составить чье-то призвание?
(А в приложениях – ответы еще на некоторые вопросы, которые поставил не я сам себе, и статья о призвании Словаря.)
Что такое призвание?
Человеческий род выживает за счет труда, и потому практическое применение сил и способностей, дело, есть почти то же самое для человека, что жизнь: «жизнедеятельность». Вполне можно сказать, что призвание – это любимое дело. Дело, в котором человек живет своей собственной жизнью.
Понятно, что направление, в котором наши силы применяются, не бывает для нас безразличным, – даже если кто-то этого и не чувствует достаточно остро. Острота этого чувства составляет меру нашей ответственности перед самими собой. Надо признать, что большинству людей этой ответственности не хватает. Но широкая популярность алкогольных напитков говорит о том, что призвание все-таки есть и у них, и, заброшенное и пренебрегаемое, тревожит и мстит за себя, не дает покоя.
Призвание – это твой персональный смысл жизни, преобразованный в практическую цель.
Призвание – это твоя неповторимость в этом мире, как твоя обязанность. Это обостренное чувство ответственности за то, что ты есть в этом мире.
Все выглядит так, как будто Кто-то создал нас для какой-то задачи, уклонение от которой – наша вина перед Ним. Может, оно и так, а может, и проще: ведь уникальность каждого – факт неоспоримый, биологический; проигнорировать его – значит проигнорировать в этой жизни себя самого.
Есть ли призвание у каждого?
Безусловно, не у каждого оно выражено в равной степени; кто-то в разлуке с ним погибает, кто-то непрерывно его ищет, а кто-то будто о нем и не задумывался и чувствует себя вполне хорошо. И все же, надо полагать, оно есть у каждого. Но здесь имеются свои «но».
Первое, очевидно, – призвание может не совпадать с имеющимися в объективном мире возможностями его проявления. Что делать пахарю (крепостному) с наклонностями поэта или физика? Железная необходимость, равная глупому случаю, не может ли перечеркнуть самое гениальное призвание? Этот несчастный пахарь будет по общему мнению только лентяй, непутевый человек…
На это можно возразить, что и неграмотный пахарь может состояться как поэт, если позволит себе не стремиться стать слишком успешным пахарем: ведь важно не то, признан ли ты в качестве такового, и не то, есть ли у тебя печатные произведения, а то, как ты воспринимаешь мир; да и главное орудие поэта, слово, у каждого в неотъемлемой собственности. И что-то подобное, в общем, можно сказать о пахаре-естественнике: постигать чудесную закономерность природы можно на разных уровнях.
А уж если принять гипотезу призвания, как возлагаемой на нас Создателем задачи, с которой он запускает нас в этот мир, то подобной проблеме и взяться неоткуда: Пушкин родится не раньше, чем на земле появится книгопечатание, и Эйнштейн не раньше, чем появятся университеты и ядерные ускорители.
Что до тех людей, которые своего призвания не ищут и чувствуют себя комфортно, то тут возможна и такая разгадка: они его уже нашли. Ну, не так уж важно, быть сметчиком или чертежником, если призвание – семья, а на работе важно только на эту семью заработать.
Так что всегда есть смысл настойчиво искать свое призвание в тех наличных обстоятельствах, над которыми ты действительно не властен. (Оговорка «действительно» необходима потому, что иногда призвание осуществимо, но ценой определенных потерь, и это еще не значит «не властен».) Возможно, призвание осуществимо и в действительно неблагоприятных условиях, но ценой твоей успешности по социальным меркам – то есть если не мерить, так сказать, призвание по признанию. А возможно, и в самых неблагоприятных обстоятельствах призвание найдет какие-то новые и неожиданные пути, каких никогда не нашло бы в обстоятельствах стандартных, – практически с любыми обстоятельствами можно, так сказать, сотрудничать… Призвание – как всякая нравственная задача: таковая ведь возникает и решается не в специально создаваемых удобных условиях, а «там, где ты стоишь».
…И вот еще «но»: призвание есть у каждого, но не каждый его слышит.
Почему можно не слышать своего призвания?
Причин, конечно, много. Главная – это, наверное, инфантилизм. Ведь призвание, как я уже говорил, это обостренное чувство ответственности перед собой. А инфантилизм – это и есть привычка к тому, что ответственность за тебя несут другие. Стало быть, другие и решат, чем тебе быть, так, чтобы тебе было хорошо… Интересно, что чувства «непризвания» инфантильные люди как раз бывают очень-таки не лишены – то, что им не подходит, они, чуть попробовав, чувствуют весьма остро, – они не ведают лишь того, что им подходит.
Среди других причин (выражаясь высокопарно, но точно): голос призвания заглушается призывными криками – удовольствий; тщеславия, престижа и сребролюбия; а также удачливости.
Во всех трех случаях эти голоса вообще не так легко различимы от голоса призвания.
Итак, удовольствия, или радости. – Но труд по призванию – разве не должен быть в радость, и разве не всякая радость требует какого-то труда?
Легко было бы отделаться от вопроса, указав, что призвание – это призвание к творчеству, созиданию, тогда как удовольствие – это потребление. Но вдруг чье-то призвание – это потребление и есть?
Мой ответ на это для меня самого неожидан: если иметь в виду, как и что «потребляется», то призванием может быть и «потребление». И даже, в какой-то мере, оно должно быть призванием каждого. Действительно: прийти в этот мир и не суметь оценить это великое чудо, упершись в какую-то частную задачку, превратив самого себя в средство к какой-то частной цели – ведь это тоже значит предать себя (мир твою жертву переживет, не заметив). А что до призваний художника (писателя, поэта, философа, музыканта…), то они и являются в самую первую очередь – призванием созерцателя, бескорыстного «потребителя», и лишь во вторую – в прямом смысле призванием творца. Ибо – чего стоит творчество человека, не сумевшего, прежде всего и главным образом, что-то в мире полюбить?.. Жить только творчеством, ничего собою не представляя – распространять пустоту.
Существуют, конечно, удовольствия менее высокого рода. Часть из этих последних – это так называемые развлечения; «индустрия развлечений» делает и своего стандартного потребителя, подходящего для индустриальной обработки, то есть уводит от вопроса о призвании, как и вообще от осмысленного существования. – А другая категория удовольствий составляет, по существу, отдых. Вещь это и законная и необходимая, но не может же отдых быть призванием. Жизнь человека обеспечивается, как уже отмечалось, трудом; нельзя жить без отдыха, потому что нельзя жить без труда; перефразируя известное высказывание, «нужно отдыхать, чтобы жить, но не жить, чтобы отдыхать». (Правда, если делать приходится работу нелюбимую, рабскую, мы живем, когда отдыхаем…)
Далее: слава, влиятельность, деньги. – Весьма щекотливый и сложный вопрос, и ответы на него, что называется, «неоднозначные». Но они существуют. – Всякое дело есть приносимая польза, добро кому-то; призвание, которое есть призвание к делу, есть, соответственно, чувство твоей уникальной миссии в обществе людей; слава же, влияние и деньги – кроме того, что для большинства из нас это самостоятельные стимулы к деятельности – суть знаки признания обществом успешности твоей миссии, в идеале, показатель нужности и важности твоего вклада. Потому у многих действительно талантливых и по-видимому «призванных» людей чувствопризвания почти неразделимо со страстью что-то значить среди людей, с тягой к признанию (обещающему те самые славу, влиятельность и – что для многих так же важно – материальное благополучие, которое ведь тоже означает влиятельность). Эта нераздельность «подвигов и славы» у многих выражается обескураживающее прямо и наивно (вспомним есенинское «буду богат и известен, и всеми любим» или шаляпинское «бесплатно только птички поют», и т.д. и т.п.). Возможно, в славолюбии и всем подобном может у кого-то выражаться само чувство своей миссии, может быть и не осознанной и не найденной, – хоть и неприятное предположение, но допустимое…
К этому можно добавить, что, скажем, деньги – это тот материал, с которым работает бизнесмен (и он должен любить их даже, по выражению Остапа Бендера, «бескорыстно»); влиятельность, власть – тот материал, с которым работает политик, общественный деятель (и он не может к ним не стремиться); слава – ну, точнее сказать, эффект, производимый в других душах – материал художника. Как оторвать здесь призвание от предчувствуемой и вожделенной корысти?
И все же они, конечно, не тождественны. Миссия – ведь это твоя миссия, уникальная и неповторимая, тогда как и слава, и тем более престиж и влиятельность, и в особенности деньги – отражают лишь твою востребованность на рынке и соответственно унифицируют, стандартизуют, губят в тебе именно тебя; они являются, чаще всего, платой за преданное или поруганное призвание. Они никак не могут быть ориентирами – хотя и являются стимулами. – В общем, если и трудно вполне расстаться с этими стимулами к творчеству, следует научиться отдавать себе честный и полный отчет в их опасности для главного в творчестве – для призвания.
И третье, о чем я хотел здесь сказать, что может мешать нам слышать свое призвание. Это – успехи, удачливость в чем-то. Удача опьяняет; то, что удается, дает нам ощущение силы – прироста бытия! Возможно, и даже наверняка, на первых этапах нашего развития удачи в каких-то делах формируют и наше призвание к ним. В дальнейшем, удающееся уже не становится призванием, но его легко принять за таковое, особенно, если истинное призвание не найдено; удающееся способно очень далеко уводить от призвания. А проба здесь такая: неудача. Труд по призванию преобразует неудачи в уроки, в опыт; когда же делаешь что-то лишь потому, что это легко удается, первая неудача в деле вызывает реакцию отторжения от него.
Совпадает ли призвание со способностями?
Призвание – это скорее «хобби», чем «работа», на которую «ходят». Если учесть, что работу человек делает, скорее всего, на должном профессиональном уровне (иначе бы его уволили), а в хобби чаще всего он проявляется не особо талантливо, именно по дилетантски, – то приходится признать, что способности и призвание не всегда совпадают. Когда Ахматову перестали печатать, она перестала и писать – куда больше приверженности поэтическому творчеству проявляют графоманы…
Итак, как будто, могут быть призвание без способностей и способности без призвания…
Но что такое то и другое? Способности – это то, что легче всего дается. Призвание – это интерес. Это вещи формально разные. Разные они и по существу.
Если интерес к делу в человеке искренний (то есть если он не принимает за интерес представление о модности или престижности занятия), то несовпадение интереса с особыми способностями к этому делу свидетельствует скорее о том, что мы имеем дело с настоящим призванием! Делать то, что легко дается – значит вдохновляться успехом, а не интересом, то есть уходить от призвания. К тому же, легкие или трудные первые шаги в любом деле еще не означают, что такими же останутся и все последующие. На то и талант, чтобы измерить собою всю трудность задачи, а не проскочить по верхам, пожиная легкие успехи и дешевые лавры; все настоящее – трудно; так трудно, что легкости или трудности первых шагов в сравнении с этим просто мелочи. От известного биохимика слышишь, как лопавшиеся колбы на первом курсе университета доводили его до отчаяния; от нобелевского лауреата по физике – что не хватало математических способностей. А Пушкина, на первых порах, превосходил в стихотворчестве его лицейский приятель Илличевский. И т.д., и т.п.
Реальность, конечно, многогранна, и категории, которыми мы хотим ее охватить, расплывчаты. Есть в вопросе о соотношении способностей с призванием и множество других аспектов, кроме указанного. Например тот, что недостаток способностей может в некоторых сферах творчества быть фатальным (нельзя слишком хорошо петь без хорошего слуха, быть значительным художником без природного «умения рисовать», и т.п.). Или, с другой стороны, выраженное наличие способностей к каким-то сферам деятельности – говорит же и об особой чувствительности человека к этим сферам, следовательно и о естественной предрасположенности, призванности к ним! И этого призвания тоже могут не слышать в силу, возможно, только представлений о недостаточной престижности, «неинтересности» занятия. Человек с художественными наклонностями может упорно заниматься станковой живописью, с самыми удручающими результатами, в то время как ему чудесно дается, скажем, макраме, и в этом же вероятнее всего и состоит его настоящее призвание к искусству. Я полагаю, что занятия макраме для него и внутренне свойственнее, чем занятия живописью. Мольер тщился писать трагедии, но велик он как комедиограф; полагаю, сочиняя комедии, он все-таки чувствовал себя вполне самим собою…
Может ли призвание быть дурным?
Дурными могут быть наклонности. А дело есть, по определению, добро, то есть призвание есть призвание к чему-то доброму. Добро же бывает самое разное. Практически это значит, что мы всегда можем найти тот вариант применения себя, со всеми нашими характерностями, который окажется общественно полезным.
Может ли призвание предать?
То есть, может ли человек быть призван к тому, к чему у него действительно нет достаточных данных; всегда ли труд по призванию обещает настоящие успехи?
По идее, призвание к делу и есть главная и решающая способность к нему, и только труд по призванию и может вести к настоящим успехам.
В этом вопросе, однако, идеальная конструкция оказывается подчас весьма далекой от реалий.
Так, некоторые «профессии» (в кавычках, ибо этим профессиям надлежит быть только призваниями) – в общем, некоторые занятия обладают особой притягательностью: прямо говоря – возбуждают тщеславные инстинкты. Это их «сиренская прелесть». Различить возбужденное славолюбие, надежду на бессмертие чего-то в себе, от своего подлинного призвания бывает почти невозможно. Они ведь (призвание и славолюбие), как я уже отмечал выше, отчасти и перекрываются. (Свидетельств этому имеется столько, что трудно даже бывает отделаться от подозрения – а не есть ли вообще призвание всего лишь воспаленное тщеславие, ставшее маниакальным и вынудившее свою жертву сосредоточить все свои силы на чем-то одном?.. Но отвлечемся от этого подозрения и будем все-таки считать, что славолюбие в действительно призванных людях – лишь стимул, но не ориентир…)
Здесь близкая аналогия – влюбленность. Влюбленный не сомневается, что встретил в любимом что-то бесконечно ему свойственное, свое божественное предназначение, «призвание»; что тот другой – чуть ли лучшая половина его собственной души, без которой и своей-то жизни нет! И однако, как известно, разочарования бывают ужасающи. Тут повинна та разбуженная влюбленностью притягательность, которой вообще обладает для земных тварей чудо противоположного пола. А с другой стороны, сколько браков – не скажу по расчету, а по спокойной сложившейся симпатии – оказываются счастливыми!
Не будь смерти, о смысле жизни можно было бы не думать. Слава же, эта жизнь в чужих душах, составляет некий эрзац бессмертия – и как цель она может давать человеку, значит, чуть ли не смысл его жизни! А что такое, в этом отношении, искусство? «Творить – значит убивать смерть», как сказал Ромен Роллан. Простая муха, влипшая в янтарь, обретает своего рода бессмертие и с ним – особую ценность. Искусство – воплощение чего-то в слове, красках, одним словом в гармоничной форме – вот такой янтарь, который делает частное и преходящее общезначимым, вечным, бессмертным. Правда, муха в янтаре должна быть подлинной, и янтарь должен быть соответствующего качества, выдерживающий испытания временем, тогда как проявления непризванных к искусству людей бывают обычно подражательными, ничего индивидуального не выражающими и притом неумелыми, так что вызывают скорее досаду; но для тех, кто уже «влип», эта близость бессмертию – наркотик…
Да, «наркотик» – точное определение возбужденного славолюбия. Мы задали тут вопрос: может ли обманывать ли призвание. Так обманывает ли тщеславие, этот наркотик? «Уколовшегося» наркотик не обманывает, он имеет уже все, на что уповает. Но тяжелым бывает отрезвление. (Впрочем, если отрезвление наступает – если самокритика наличествует – то, возможно, это и не просто наркотик, а правда призвание, и отчаяние автора в своих достижениях суть те самые «творческие муки», что составляют залог настоящего прогресса и продвижения к неизведанным рубежам… Опять сложности и противоположные грани, от этого в таких вопросах никуда не деться!)
Возвращаясь к аналогии дурмана славолюбия с тем дурманом, который составляет для влюбленного противоположный пол, можно вспомнить здравомысленную и вполне очевидную рекомендацию Жозефа Жубера: женись на той, с кем, будь она мужчиной, подружился бы. Занимайся тем, чем занимался бы, если бы это ничего не обещало тщеславию (переиначивая Л. Толстого – пиши, если можешь и не публиковать!). Идеал – чтобы дело жизни и составляло твое хобби.
Каждый ли труд способен составить чье-то призвание?
Вопрос существен – ибо каждым трудом кто-то же должен заниматься. У каждого труда есть собственное благородное призвание: хотя бы чистота (как то труд уборщиц, к уважению коего справедливо призывают плакаты).
А главное, что нужно тут сказать, – это что вообще труд составляет человеческое призвание. (Пусть это и не значит, что труд должен заменить человеку все остальное, что есть в жизни, – об этом уже говорилось.) Человеческий род жив не клыками, не шкурой и не быстрыми ногами, а постоянным трудом; плоды его труда на 99% составляют «естественную» среду его обитания. Труд – это способствование общему выживанию рода человек, а это и есть совершаемое добро, осуществляемая нравственность; это жизнь для всех, запечатлевающая, пусть чаще всего и безымянно, наше личное конечное существование в общем существовании продлевающегося человеческого рода.
Потому благородство «простого» труда чувствуется непосредственно каждым, кто им занимается, сколь бы мало престижным он ни считался. Безусловно, «простой» (непрестижный) труд может составить настоящее призвание и счастье многих из тех людей, кто выдержал бы и самую жесткую конкуренцию в сферах «престижного» труда. Скорее, эти последние сферы – суть предметы особых, частных, что еще не значит «высоких» призваний.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1: ответы на вопросы
-
Можно ли «научиться» призванию?
-
Профессия и призвание – всегда ли они совпадают?
-
Как мы находим своё призвание?
-
Может ли призвание меняться в течение жизни?
-
Какие призвания и профессии могут появиться в ближайшем будущем?
Можно ли «научиться» призванию?
В принципе, как будто, нельзя: призвание себе не делают, его надо в себе обнаружить. И все-таки категорический ответ здесь не годится.
Вообще, что такое призвание? Это твой персональный смысл жизни, та задача, с который ты родился на свет.
И каждый рождается по меньшей мере с двумя уже определенными задачами. Одна – это максимально разобраться, что такое ты сам (зачем и жить, если ничего в себе не осмыслить); этому учишься постоянно. Другая – служить выживанию человеческого рода, то есть делать некое доброе дело. В жизни всегда есть место, если не подвигу, то доброму делу, и этому призванию вполне можно научиться.
Но ведь нужно еще, чтобы дело это было именно твоим делом. Призвание там, где твой искренний интерес, это то, что тебе важно само по себе, а не из какого-либо расчета. Это так. Но, подходя к любому, хоть и нелюбимому делу сознательно, стараясь понять и почувствовать, чем оно важно вообще, ты делаешь это дело важным и для себя, то есть до некоторой степени интересным, – отчасти превращаешь необходимость в призвание! Все как в известной притче: двое делали одно и то же, но один «таскал кирпичи», другой – «строил храм».
Учиться этому можно и нужно.
Профессия и призвание – всегда ли они совпадают?
Ну конечно нет. Иначе откуда бы брались «хобби».
Можно поставить вопрос и радикальней: а обязательно ли стремиться, чтобы они совпадали?
Сам я устроен так, что страстно желал бы их совпадения (и у меня это не получилось). Есть люди другого склада. А некоторые убеждены, что такое совпадение вообще невозможно. Их логика в том, что профессиональная деятельность не может целиком зависеть от твоей воли, тогда как призвание – дело сугубо личное, прямо-таки интимное; работа, по их мнению, это то, что нужно «отдать», рассчитаться, чтобы приобрести право жить, в оставшееся время, по призванию. Если учесть, что подлинное (не заказное) творчество часто не кормит, то и физической-то возможности творить, не отдавая части времени и сил какой-то оплачиваемой профессии, нет.
Конечно, трудно «служить двум господам» – но приходится. Хорошо еще, что большинство профессий и не нуждается в твоем личностном служении, а только в твоих руках.
Как мы находим своё призвание?
Кажется, Бернард Шоу рассказывал о себе, что в юности хотел стать архитектором, актером, еще кем-то, и только писателем ему долго не приходило в голову стать – потому, что он был им. Это обычно: мы пытаемся и пытаемся себя сделать, пока вдруг не начинаем себя обнаруживать.
Мешают найти призвание и более прозаические причины: трудно не спутать интерес и удовольствие, пользу, престиж. Перед юностью на выбор столько заведомо «интересных» профессий, что легко забыть, что интерес – вещь индивидуальная.
Теоретически возможно, что в мире еще не родилось дело вполне по твоему призванию (что бы делал человек с призванием Эйнштейна в каменном веке?). Это проблема особая, но сразу можно сказать, что реально осуществимое своим обаянием обладает: так любимая женщина бывает не похожа на свой заранее сложившийся идеал, но предпочтительнее его.
Могут мешать найти призвание даже… способности. Не обязательно становиться певцом, если имеешь красивый голос и слух. Хотя, конечно, не случайно же способности и призвание в основном совпадают: то и другое – обостренная чувствительность к некоторым аспектам бытия. Для человека с особым слухом звуки говорят больше, чем другим, они ему важнее, и потому-то звуки – его призвание. И т.д.
Но как все-таки мы его находим? Хорошо тем, кому жизнь подарила пример, запустивший этот особый инстинкт – призвание. Это – как зажженный свет, как брешь в плотине. Но бывает и так, как у Шоу – путем проб и ошибок.
Может ли призвание меняться в течение жизни?
В принципе – нет. Но оно может вполне объективно корректироваться – до неузнаваемости. Также можно поменять, наверное, физику на химию, живопись на графику и т.д., но призвание к науке или искусству остается. Еще вариант – человек может оставить деятельность, которая ему хорошо удавалась, и которую со стороны поэтому можно было принять за его призвание, ради своего истинного призвания.
Кроме того, человек может перейти от чисто делового призвания к призванию осмыслительному – бросить всякую видимую деятельность.
Но чтобы одно призвание сменилось другим – это было бы такое же чудо, как раздвоение личности.
Какие призвания и профессии могут появиться в ближайшем будущем?
Если природа человека и меняется, то за слишком долгое время. Во всяком случае со времен античности она в европейце не изменилась. Соответственно и его призвания. Но очень быстро, в считанные годы, могут возникать новые возможности для призваний: на моих глазах множество людей проявило особые способности и интерес к работе с компьютером, а также (это последнее в нашей стране) к бизнесу. Даже непонятно, что эти люди делали раньше! Но ведь что-то делали…
Что до ближайшего будущего… Наверное, главное – это не новые, а старые профессии: людям предстоит осознать, что компьютер и любая другая, сколь угодно великолепная техника – это только помощники, и в самом сложном деле исходное, по-прежнему – свои голова и руки.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2: статья «Призвание» из «Словаря»
ПРИЗВАНИЕ
– деятельность, в которой можешь вполне оставаться самим собой; деятельность, оправдывающая твое существование – осмысляемая, как долг. «Долг выявить общую ценность твоей личной неповторимости». То же, что предназначение –
адекватная душе форма существования. Ощущаемый человеком долг – жить своей жизнью.
Если подходить рационально, составляющие призвания – это твои способности плюс долг послужить человечеству наилучшим образом:
– потребность совершить лучшее, на что способен,
вот только интерес не всегда там, где способности, а призвание – скорее, интерес.
Так что призвание, вернее –
– это наилучшее приложение свойственного.
• Можно было бы сказать, что призвание – это совпадение способностей и интереса. Но, если не говорить о призвании оперного певца или каком-нибудь другом в этом роде, настоящих способностей без интереса и не бывает, как не может такого быть, чтобы подлинный интерес не нашел средств осуществиться – не дал бы способностей.
Твое призвание – и не для тебя; безответная любовь к делу, которое никак не желает стать твоим – вроде, бывает... И всё же тут надо разбираться – что именно в деле тебе так дорого. Скажем, «любить искусство» – это ведь значит любить что-то в мире, а искусство – лишь самый подходящий для этой твоей любви язык. Откуда берутся подражатели? Из тех, кто любит не мир, а само искусство...
• «По душе» – и есть «по призванию».
Призвание – твоя разгаданная природа.
• Счастье – это всё необходимое для того, чтобы можно было о нем не задумываться. В том числе и счастье найденного призвания.
• Призвание не обязательно должно лежать в сфере деятельности; бывает у человека и иное предназначение. А кто-то наверняка рождается для того вида деятельности, что уже умер или ещё не родился. Но самое обычное, когда призвание – сама (любая, хоть самая бессмысленная) деятельность.
• Деятельность – такой же защитно-приспособительный механизм «животного человек», как у черепахи панцирь, а у более близких ему млекопитающих шерсть и сила. Как одежда давно стала частью его тела (так что скорее нагота – особый костюм, – К. С. Льюис), так и деятельность является частью его существа; праздность не всякому и посильна!
...Но в настоящее время трудно сказать, что бы могло больше украсить мир: чтобы каждый делал хоть что-нибудь, исходя из потребности деятельности вообще, или бы действовали только те, кто имеет призвание особое... И даже, кажется, особый вред исходит от деятельных людей; в конкуренции с людьми призванными побеждают обычно именно они. К тому же мир переполнен плодами трудов, и деятельному легче найти себе применение в том, чтобы не строить, а ломать... Как вам понравится такое выражение: «разрушительная жажда деятельности»?..
• Призвание – долг перед собой – это и долг совести. Вот пусть совесть и подсказывает, когда нам надо делать что-то, когда уступить это право другому, когда порадеть о том, чтобы ничего не делалось...
• «Призвание – это чувство себя настоящего» (В. Кротов). Мне вспоминается это определение всегда, когда я выхожу в свой лес...
