Она уходит

Она уходит. Так порой бывает,
Когда остаться здесь никак нельзя,
Когда шаги — по лезвию, по краю,
Когда от неба — только зыбь и зябь.
Когда плевать на россыпи бумажек -
Счетов и писем от чужих людей,
Когда никто тебе уже не скажет
Обычных слов, в которых жизнь теплей.
В ее глазах — тоска и бесприютность,
В ее глазах — метание и резь,
В ее глазах заоблачно и мутно,
Она не здесь, она уже не здесь,
Где чахлый хрип срывается из легких,
Где давит стон ввалившуюся грудь,
Где косность рук и пухлые отеки
Не прекращают ныть, болеть, тянуть.
Она не здесь. Она бежит по полю,
А там трава — почти что до небес,
Она девчонка, песня вьется в горле,
И ко всему в ней новый интерес.
И вот сейчас она вбежит на холмик,
Где столько света — Господи, смотри!,
Она вбежит и будет снова дома,
И будет только счастье впереди.
Я провожаю. Душно. Скоро полдень.
Мне жить и жить, но в этот трудный час
Я верю: там, куда она уходит,
Ее встречают те, кто лучше нас.

Аль Квотион  

В это мгновение

Девочка… Слабая, тонкая, тихая.
Кардиограмма — неровный пунктир. 
И тишина. Зафиксируйте. Вскрытие.
В это мгновение рушится мир. 
Мальчик на крыше. Влюбленный. Под прядями
Бледные щеки, как мел, как кефир.
Он улыбается. Медленно падает.
В это мгновение рушится мир.
Женщина грустная. Что же ты, милая?
Сердце свое излюбила до дыр.
Время прошло. Откачать не смогли ее.
В это мгновение рушится мир.
Дедушка, стойте. Куда Вы? Уходите?
Жизнь на копейки, болезни и спирт.
Незачем жить. Гулко тикают ходики.
В это мгновение рушится мир. 
В каждой квартире по драме. Все улицы
В этих квартирах, как в буквах листок.
В это мгновение рушится, рушится…
Только об этом не знает никто.

Аль Квотион  

Любовь не рай

Любовь не рай, не веточка сирени,
Не светлый праздник радости весенней
И не открытка с видом на случайность,
Любовь не выдох отрешенно-тайный.
Я уходил, кричал тебе «не буду!»,
Ты разбивала всю мою посуду.
Я год молчал, я избегал свиданий,
Я зашивал стихами шрам свой давний.
Потом встречались. Снова, как больные,
Впивались в плечи, рвали, к черту, крылья,
Мы целовались пьяные в прихожей,
И лед по нервам, и огонь по коже.
Мы засыпали, скатываясь в нежность,
Мы уставали, впрочем, только внешне.
Я штопал твой израненный рассудок,
Потом опять: «не буду» и посуда.
Любовь не сон о спелом вдохновеньи,
Любовь не стон, в котором все больнее,
Любовь не брак, не вера и не бизнес.
Любовь не то. Любовь равна всей жизни.

Аль Квотион 

Что там завтра

Что там завтра? Заснеженный мир поцелует в улыбку,
И пойдешь по нему разбазаривать жизнь и судьбу,
По могилам сугробов, по родине злой и великой,
По зерну вековому просыпанных в прошлое букв.
Ты полюбишь кого-то. И кто-то тебе не ответит.
Ты сопьешься от боли, но чтобы воскреснуть к утру.
А потом ты поймешь, что стоишь на огромной планете,
Где так много заплаканных глаз и разомкнутых рук.
Пожалеешь людей и начнешь их любить по-иному:
Молча. Глядя в сердца. Гладя слабую птицу души.
Разбивая стихами и криком застывшую кому -
Одиночество женщин, усталость молчащих мужчин.
Ты пройдешь сто дорог, и все станет до пошлости книжным,
Проживешь эту зиму, мечтая проснуться весной.
Что там завтра? Да как и всегда. Обновление жизни.
Это все, что когда-либо было и будет с тобой.

Аль Квотион

Я не знаю ответов

Я не знаю ответов. Я учу это время.
Это время о людях, это время о нас.
Я смотрю в этот город, в этот талый, распевный
Промежуток житейства с перемычками трасс.
Я учусь. Я читаю в этих зимних квартирах
Те учебники жизни, где душа — как ладонь,
Где насквозь, но не видно, где так зябко и сыро,
Где на каждое сердце по своей накладной.
Я учусь. Я рисую на доске синим мелом
Подрастающий опыт, раздобытый в боях,
Как студент-недоучка, я люблю неумело,
Словно двоечник-школьник, ошибаюсь в друзьях.
Но когда в это небо поднимаются птицы,
Мне так хочется верить в милосердье и грусть,
В то, что все впереди, когда телу — за тридцать,
Что не зная ответов, я все же учусь.

Аль Квотион 

Все мы дети

Все мы дети, которым сказали, что нужно быть строгими,
Что цена всему — время, что в сердце сквозняк по годам,
Что судьба обернется не светом, а только итогами,
И воздастся по мере, и чем-то окупится нам.
А мы дети. Мы прячем за пазуху сказки и пряники,
Мы приходим из жизни — в горячие руки лицом,
В теплый дом, в тишину, где все просто, без злобы и паники,
Где желанная женщина ждет за скрипучим крыльцом.
Да и нужно ли большее, если глаза улыбаются,
И плечо пахнет сеном и ночью, и требует губ,
И грызня за свободу кончается каждую пятницу,
И на кухне жена напевает, и варится суп.
А за пазухой — солнце, кораблик и что-то волшебное,
А в карманах — конфеты и птицы, и маленький смех.
Все мы дети, которых учили сражаться и требовать,
Все мы дети, которые прячут наивность от всех.
Жизнь идет, и идут вслед за нею тоска и бессонница,
Но я все еще жив, и мне кажется, все еще цел.
Я боюсь завершенья, боюсь, что все в мире закончится,
Но я страстно желаю увидеть, что будет в конце.

Аль Квотион

Там иконы стоят

Там иконы стоят. Там иконы и дряхлые руки,
Что стирают с окладов почти невесомую пыль.
Там читает неслышно молитвы седая старуха.
За меня те молитвы. За жизнь мою, опыт и пыл.
Там трава по плечо. Там не слышно ни лязга, ни крика,
Там мое хулиганское детство до речки бежит,
Чтобы в воду смотреть, чтобы с птицами петь и чирикать,
Чтобы яблоки рвать в ожидании будущих битв.
Там до солнца — рукой. Там деревья похожи на мачты-
Был моим кораблем молчаливый, разросшийся вяз.
Там стрекозы летят тонкой веточкой в крыльях прозрачных,
И дворняга знакомая ловит их сонностью глаз.
И там нет, представляешь, там нет тебя, нет твоих споров,
Нет жестоко изогнутых губ, нет делений в ролях,
Нет на сердце зимы, этих стылей бескровных, узорных,
Но я счастлив. Я все же там счастлив в забытых краях.
Там иконы стоят. Мягкий свет между ними лучится,
Образуя какой-то замедленный, долгий покой.
А с икон смотрят в душу простые и добрые лица,
И мне снится, что эти иконы написаны мной.

Аль Квотион

Ты сегодня такая

Ты сегодня такая… Таких не бывает.
О таких только пишут, в секрете храня
Эту лунность ресниц, этих рук воркованье,
Эти ноги босые на острых камнях,
Эту щедрость души, врачевание сердца,
Эту легкость шагов по руинам небес,
Эти запахи ладана, кожи и специй,
И от прошлого — черный до гари порез.
Ты сегодня такая… А я, как обычно,
Как дурак, как подлец, промолчал, не сказал
Что нужна, что люблю. Спрятал взгляд в поэтичность,
И пишу в ней оскал и трагичный финал.
Ты не верь. Ты всмотрись в эту долгую зиму,
В силуэты уставших, согбенных домов,
Где все люди больны, где все души судимы,
Где любой новый крик уже вовсе не нов.
Там не жизнь, а игра, там не вера, а мнимость,
Там стригут без разбора, по плечи рубя,
Но на белом снегу нацелованы письма.
Прочитай их, родная. Они для тебя.

Аль Квотион

Я хотел тишины

Я хотел тишины, но везде слышен стук -
Это время хохочет: «меня не вернуть»,
Это мертвые петли минут, круг их туг,
Это стрелки часов указуют на грудь.
Это время бежит, это время крадет
Все, что было моим, все, что было во мне.
Циферблат, ухмыляясь, толкает вперед
И вжимает в себя все сильней, все плотней.
Не хочу, не хочу, отпусти меня вверх,
Там простреленность звезд, тишина и полет.
А в ответ: «тик» и «тук». И дрожат, словно нерв.
Это время стучит, и ломает, и бьет.
Сжал кулак. Я хочу тишины, не стучи
По больной голове колотушкой секунд,
Эти стрелки твои не друзья — палачи,
Они в каждом разрыве прижизненных струн.
Я хочу тишины. Постоянства. Причал,
Где не будет потерь, где трава и крыльцо.
Убежал, улетел, только руку разжал -
А в ладони — часы. И смеются в лицо.

Аль Квотион  

Пора возвращаться

Пора возвращаться. Ты ждешь? Ты смертельно устала
До слез замерзать на пороге бессменной зимы,
Бродить босиком между райских заснеженных яблонь
И в письмах моих находить голоса для немых.
А я уже рядом. Ты чувствуешь, девочка? Слышишь?
Ты чуешь шаги? Это я, отпирай лазарет,
И будь мне сестрой, и бинтуй меня марлей двустиший.
Пора возвращаться. Домой. В полумир, полусвет.
Пора оттирать черный иней от розовой кожи,
Пора рыть когтями сугробы интриг и тоски,
Живых в них искать. Тех случайных забытых прохожих,
Кто слабым зерном пробивает сквозь вьюгу ростки.
Встречай меня, девочка. Вот я, живой, невредимый,
Спешу на твой свет и все небо струится за мной.
Пора возвращаться. Домой. В бесконечную зиму.
Пора возвращаться к сиротству метелей. Домой.

Аль Квотион   

Бабки. Мастер-класс

Бабки (они же Ежки). Мастер-класс

Добрый летний день! Отпуск- отличное время, особенно летом. А чем занять себя, когда за окном +35 и муж на работе, и генеральная уборка сделана и холодильник отказывается принимать приготовленное (не знаю, как вы, а я в первые дни отпуска восполняю свое отсутствие на кухне и балую близких вкусностями)

Предлагаю вашему вниманию МК вот таких веселых бабушек.

Нам понадобится:

лоскуты натуральных тканей- светлую 14х14 см для головы и туловища, яркую для сарафана 10х15 см и полоску для бретелей 2х10 см, контрастный лоскут для фартука 4х7 см, наполнитель, тесьма для повойника, лоскут треугольной формы для платка, красные нитки, шпажка шашлычная, лыко, шпагат.

Формируем голову узелковым способом

Оформляем руки: подгибаем уголок, подворачиваем ткань внутрь, перевязываем:

Традиционно при перевязывании частей кукол делали нечетное количество витков нити, не будем нарушать традиции!

Нить закрепляем на груди обережным крестом

Бретельку сарафана закрепляем ниткой по талии

Лоскут для сарафана собрать на нитку и завязать сзади

В юбку вложить немного наполнителя

Подогнуть низ сарафана

Уголки перевязать ниткой, формируем бабушке ножки:

Привязываем фартук

Закрепляем из тесьмы повойник

Повязываем платок и закрепляем в этот узел нить, на которой бабка будет висеть. Поскольку обережные куклы за голову привязывать нельзя, мы закрепляем эту нить к платку

Для метлы отрезаем небольшой пучок лыка приблизительно 7 см длиной и фиксируем к шпажке с помощью шпагата. Бабушкины ножки и правую руку привязываем к шпажке. Все!

Я делаю сразу несколько бабулек, на подарки-сувениры. Бабка - берегиня, веник- атрибут очищения пространства от сора. Вот такой добрый оберег от всего плохого и отрицательного.

Растяни меха, гармошка,

Эх, играй-наяривай,

Пой частушки, бабка Ёжка,

Пой, не разговаривай.

Буду рада, если мой МК был интересен и полезен. Всем замечательного лета, мира и добра!

Руский или РуССкий?


Владимир Даль утверждал, что писать «русский» с двумя «с» - неправильно, и писал с одной (руский язык, руский человек, руская земля...). В летописях одна «с» - руский, руський. Откуда появилась вторая «С»?

В своём словаре Даль объясняет, что встарь писали «руский» с одной «с» - Правда Руская; только Польша прозвала нас Россiей, россiянами, россiйскими, по правописанию латинскому, а мы переняли это, перенесли в кирилицу свою и пишем русскiй! (По правилам латинского правописания, если буква «С» одна, то читается она, как [З], а если две «СС», то читается [С]. В руском языке буква «С» всегда читается [С] и сдваивается весьма редко, например: ссора, ссужать.)

Руский или русский

«Для чего сдваивать согласные, когда это противно нашему языку, и при хорошем произношении не может быть слышно?» - В.И. Даль. Русин, русак – руский человек. Русь – это руский народ и название Державы (собственно Держава - это и есть народ, который сам управляет своей жизнью - Держава Русь). Русь - это форма множественного числа = руские люди. Позднее стали говорить РУСЫ, а в единственном числе РУСИН - р[оу]синъ (м.р.), р[оу]ска (ж.р.). Одновременно с наименованием РУСИН в ходу было слово РУСАК. Читать далее

5 января — свято ЯрДаны или Водосвятие

«Вода! У тебя нет ни цвета, ни вкуса, ни запаха!
Тебя невозможно описать!
Тобой наслаждаются, не ведая, что ты такое.
Нельзя сказать, что ты необходима для жизни,
ты — сама жизнь!»
Антуан де Сент-Екзюпери


В начале января (1–5 января) Земля находится максимально близко к Солнцу, соответственно, Земля находится максимально удалённой от Солнца в начале июля (1–5 июля). Именно потому зимы в нашем северном полушарии теплее, чем в южном, а самый холодный полюс на Земле не северный, а как раз южный.

Орбита Земли, как и всех остальных планет нашей Солнечной системы, имеет форму эллипса. Самая близкая к Солнцу точка орбиты любой планеты называется перигелием, самая удаленная — афелием или апогелием.

Для Земли расстояние в перигелии составляет 147 117 000 километров, в афелии — 152 083 000 километров.

Именно этим и объясняется тот факт, что вода на нашей планете в начале января наполняется силой и энергией Солнца, она становится Ярой (то есть сильной и мощной), отсюда и название праздника — Яр-Дана (Иордан — трансформированное слово) — сильная, мощная, заряженная огнём Солнца Дана.
Дана — Богиня земных вод, потому в названии многих рек мы слышим отголоски ее имени — Днепр (Данапр — Дана Пресвятая), Дон, Дунай, Донець, Днестр… Да и само слово дно, дон — означали реку, воду и являются производными от имени Богини Даны. Как считал А.Знойко, даже само слово МаДонна не что иное, как Мать Воды в переводе на наши славянские языки. И действительно, без воды «и ни туды, и ни сюды»…))) , потому и почиталась эта Богиня пожалуй не меньше чем другие Боги нашего круга Богов.

Но вернёмся к тому действу, что происходит сейчас на нашей планете. Ни для кого не секрет, что воду называют жидким кристаллом, так как она умеет записывать и хранить информацию очень долго. Находясь вблизи источника жизни — Солнца, водные просторы Земли очищается и наполняется его могучей силой, потому в эти дни следует запасаться чистой священной водой, освяченной самим Солнцем, купаться в водоёмах, вбирая в себя силу не только Воды, но ещё и Огня, и Солнца, чтобы быть здоровыми и счастливыми.

Используйте эти дни для исцеления, очищения, подзарядки и гармонизации Тела-Души-Духа.

Живите в Ритме со Вселенной и Будьте счастливы!
/meditation-portal.com/5-yanvarya-svyato-yardany-ili-vodosvyatie/width="450" height="350" alt="ярдана 3 (450x350, 155Kb)"/>

Письмо из лета

Привет, дружок. Здесь снова жарко. Впрочем, как и вчера, как и, скорее всего, будет завтра. Сегодня вечером шел вдоль кромки воды и слушал море. Господи, как пьянит меня соленое солнце, падающее в океан, как завораживают смуглые женщины в длинных одеяниях, как сводят с ума эти запахи цветов и раскаленного мира, растворенные в мутном мареве каких-то незнакомых мне простоты и беспечности. Я же сам северный, я родился среди зимы, был взращен проливными дождями. И как ребенок холодного декабря теперь безоглядно влюбляюсь в улыбку вечного лета. 

Песок на шее, песок на руках, песок в волосах. И кажется, что сам я отчасти сделан из песка, и осыпаюсь ежесекундно, и улетаю крупинками вслед за ветром. Кожа стала смуглой и соленой, взгляд посветлел, но если внимательно присмотреться, если заглянуть в него глубоко, то можно увидеть мысли о тебе, ласково укутанные в нетронутый снег и узоры инея. 

О чем рассказать? Море… Тут оно своенравное, норовистое, кусает волнами берег и бьется грудью о камни. А с гор на него смотрят нарисованными глазами чуждые мне божества. Когда я шел босиком по горячим плитам между их изваяниями, дыша густой смесью благовоний, когда во мне звенели незнакомые молитвы, сладко отдавая в мембрану чувств, я все равно вспоминал тебя. Как ты зажигаешь в темноте нашей спальни тонкую палочку с запахом мускуса, и свет выхватывает из сумрака твое лицо, и пряный дым скользит по щеке.

Знаешь, мне хочется привезти тебе из этого лета не разноцветные ракушки, не смешных слонов из кокосовой скорлупы, не разноцветные бусы и блестящие камни, а загорелый легкий простор души, смеющийся на все голоса выгоревшего неба, в котором ты еще долго сможешь жить, ни о чем не тревожась. Чтобы мы сидели рядом, смотрели, как за окном медленно падает снег, пили горячий чай, и улыбались морю, все еще беснующемуся в моем сердце. 

Аль Квотион   

С новым счастьем

- С новым годом, с новым счастьем!

Все люди вокруг по негласному договору несут друг другу эти слова. Они залетают в мое окно, скрипят под половицами, ими даже пахнет сегодняшний вечер. Запер дверь, задернул шторы. Не хочу. Не хочу я нового счастья, хочу оставить себе старое, потрепанное за год, с отколовшимся кусочком, но все же… Я с ним уже свыкся, сроднился, мне в нем тепло и уютно. И пусть мое счастье не самое блестящее, не самое великолепное, но оно очень нужное именно мне. И именно таким: смешным, курносым и с теплыми боками. И пусть оно тихое, временами строгое, с острыми коленками и долей ехидства, зато смеется так, что я оживаю. 

Так и встречаю новый год, спрятавшись в ласковом полумраке умиротворенной нежности, вжимая в грудь свое старенькое счастье, которое не променяю ни на какое другое. Но для тех, кому это действительно нужно, я повторю, улыбаясь чему-то своему:

- С новым годом. С новым счастьем. 

Аль Квотион   

Под звездами

Мы шли под звездами, и звезды так белели,
И освещали исковерканность домов,
Каркасы строек и ладони богаделен,
Приют садов и торопливость поездов.
Ты мне в плечо шептала что-то о душевном,
А я смотрел на этот падающий свет,
На бледный свет, в его тягучую напевность,
В его способность обнажать любой предмет.
Мы шли под звездами, и звезды опускались,
Скользили вниз и разбивались об асфальт,
А мы стояли на прокуренном вокзале
И разливали на двоих одну печаль.
Ты мне шептала в грудь о чем-то невозможном,
А я смотрел, как звезды падают в людей,
И освещают изнутри их безнадежность,
И разжигают в лицах тысячи огней.
Ты все шептала, все учила о законах
И о порядках каждой любящей души.
А я молчал. Лишь целовал твои ладони.
Мы шли под звездами, под звездами мы шли.

Аль Квотион 

Ты помнишь

Ты помнишь пушистое белое время,
Твой певческий мир был пока что не создан,
Ты ранней душою тянулся за всеми,
Ты помнишь, как мама баюкала звезды?
Потом оклемался, споткнулся, разжился,
Грустил виртуозно, до хрипа под сердцем,
Пил жадно интриги и ложь закулисья
Огромного мира в малюсеньком тельце.
Ты женщине клялся, что будешь с ней рядом,
Потом превращал ее в слово, в синоним
Забытой на столике яркой помады.
Она тебе верила. Верила, помнишь?
Но что-то болело в груди. По живому
Шли танки сомнений и мяли рассудок,
Ты мир целовал, но нащупывал кому
Бессмысленных ссор и разбитой посуды.
И было так тошно, и мир стал приземист,
Все чаще ты молча шептал себе «поздно».
Ты помнишь пушистое белое время,
Ты помнишь, как мама баюкала звезды?

Прошло. Все проходит, зови — не зови.
Теперь ты последним линейным сюжетом
Идешь по руинам великой любви,
Сжимая в кармане билет до рассвета.

Аль Квотион    

Усталая женщина

Есть в мире усталая женщина. 
Обычная, сколько таких:
Трудящихся молча до вечера
В забытых краях областных,
Хранящих свое жизнелюбие
И веру в хороших людей
Сквозь дни, до нелепости грубые,
Сквозь гибельность всех этих дней.
На шее, почти что по-творчески,
Не крестик и не жемчуга -
Очки на затертой веревочке,
Два круглых окошка в века.
Она все о чем-то заботится
И как-то житейски проста:
Боится смертей, безработицы,
И любит лохматых собак.
Болезнями рвано искусана,
Да только об этом молчит,
Несет пять пакетов на мусорку
И силы находит — любить.
А руки — узлами и крючьями,
Но только вот в этих руках
Я спал. И они были лучшими,
И пахли, как пахнет душа.
Есть в мире уставшая женщина,
Обычная, сколько таких:
Земных, бытовых, переменчивых,
Стареющих, славных, живых,
Живущих вдали, за дубравами.
Их много. И все — стороной.
Но вот для меня она главная.
Ведь мамы не будет другой.

Аль Квотион   

Мы живем хорошо

Мы живем хорошо. Нет, хватает забот,
Но они, если взяться, решаются.
А бывает без них, если вдруг повезет,
Вся неделя — как Божия пятница.
Дети живы, здоровы. Кто в школу, кто в сад,
Пахнут хлебом, растут вверх деревьями.
Нет, порою грустим, часто смотрим назад,
Но потом все равно веселеем мы.
А у вас? Пахнет смертью и страшно дышать,
Страшно пить эту гарь вместе с воздухом?
Сколько там полегло в эту хмарь, как в кровать,
Сколько неба чернеет от пороха?
Как там дети? Кудрявость невинных голов
Засыпали землей еще засветло?
Ай, молчи, не могу, не хочу, не готов
Ни ответ твой услышать, ни замыслы.
А у нас хорошо. Спор умов, счет монет,
Все любовь, только ею и тешимся.
Ну откуда тогда, ну откуда — во мне
Это чувство убитой безгрешности?

Аль Квотион   

В твоем окошке

Как только завершалось солнце -
В окошке прорезался свет,
И ждал, и грел всех незнакомцев,
Плывущих через млечный снег.
В твоем окошке, приоткрытом
Для песен и голодных птиц.
А ты стоял на фоне быта
И улыбался из ресниц.
Берег, как мог, идущих мимо,
Их светлую земную грусть,
Их смех, почти неуловимый,
Учил сердца их — наизусть.
Пытался петь — почти не слышно,
Почти шептать — для них, для них.
И не было в любви той лишних
И не бывало в ней — чужих.
Живи. Ведь это очень нужно,
Чтоб кто-то, кто-нибудь, хоть раз
Прижал к груди все наши души,
И обнял каждого из нас.
Живи. И освещай весь город
Своим окном среди могил.
И жизнь тебя срифмует скоро
С людьми, которых ты любил. 

Аль Квотион