Дафнис и Хлоя
Литературно-музыкальная композиция
Действующие лица:
Анна Ахматова – поэтесса.
Николай Гумилев – поэт.
Валерия Срезневская – подруга Анны.
На сцене граммофон. Звучит музыка. Выходит Валерия Срезневская, на ней черная кружевная шаль.
В.С.: Анна Ахматова и Николай Гумилев – две звезды, ярко вспыхнувшие на небосклоне русской поэзии ХХ века. Они встретились для того, чтобы расстаться, но их роман не оказался бесплодным – они посвятили друг другу, возможно, лучшие свои строки, навсегда оставшиеся в анналах русской поэзии.
Они познакомились в канун Рождества 24 декабря 1903 года. Ей было 14 лет, ему – 17.
Высвечивается портрет Ахматовой, возле которого стоит Николай.
Н.Г.: Она – очень высокая и стройная, с прямыми густыми волосами, на неестественно бледном лице – серые глаза. И вся уже из тех плавно – ломаных линий, какие складывались в гармонию неповторимости, влекущую мужчин и художников.
Высвечивается портрет Гумилева, возле которого стоит Анна.
А.А.: Он – нескладный, закомплексованный юноша, изо всех сил старавшийся предстать сильным, и ни на кого не похожим.
Н.Г.: Я жду, исполненный укоров,
Но не веселую жену
Для задушевных разговоров,
О том, что было в старину.
И не любовницу: мне скучен
Прерывный шепот, томный взгляд –
И к упоеньям я приучен,
И к мукам горше во сто крат.
Я жду товарища от Бога
В венкам дарованного мне
За то, что я томился много
По вышине и тишине…
А.А.: Я умею любить
Умею покорной и нежною быть,
Умею заглядывать в очи с улыбкой
Манящей, призывной и зыбкой,
И гибкий мой стан так воздушен строен,
И нежит кудрей аромат.
О, тот, кто со мной
Тот душой не спокоен
И негой объят…
В.С.: То противостояние, которое сразу возникло в этих отношениях, свидетельствует: навстречу друг другу шли два непростых человека, два поэта.
Звучит музыка. Срезневская снимает шаль и откладывает ее в сторону. К ней подбегает юная Анна.
А.А.: Лера, он старше на 3 года, учится в мужской гимназии, уже печатается. Какой франт, до смешного! Сделал мне предложение, а я – конечно, отказала!
В.С.: Зная Гума можно предсказать – его предложение не последнее.
А.А.: (легкомысленно смеется) Да, настоящую страсть не спутаешь ни с чем, он в самом деле любит, в самом деле несчастен.
Срезневская уходит в тень, появляется Гумилев.
Н.Г.: Сбегающий сумрак. Какая-то крикнула птица.
И вот перед ней замелькали на влаге дельфины,
Чтоб плыть к бирюзовым владеньям влюбленного принца
Они предлагали свои глянцеватые спины.
Но голос хрустальный казался особенно звонок,
Когда он упрямо сказал роковое: «Не надо…»
Царица иль может быть просто капризный ребенок,
Усталый ребенок с бессильною мукою взгляда.
Анна, смеясь, убегает. Гумилев уходит в тень портрета Ахматовы. Появляется В.Срезневская, одетая в шаль.
В.С.: 6 лет добивался Гумилев любви Ахматовой, два раза пытался покончить с собой, но, добившись-таки ее снисходительного согласия на брак, он так и не получил того, чего жаждет получить каждый любящий мужчина от любимой женщины. Анна никогда не принадлежала ему, как, впрочем, и никому другому.
Из зала появляется повзрослевшая Анна Ахматова. Она садится на приступок, у нее в руках перо и бумага.
А.А.: Дорогая Лера! Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилева. Он любит меня уже давно, и я верю, что моя судьба быть его женой. Как ты думаешь, что скажет папа о моем решении?
В.С.: Они поженились 25 апреля 1910 года под Киевом в Николаевской церкви.
Звучит венчальная песня. Анна встает, идет навстречу Гумилеву, появившемуся на сцене. У него в руках длинная белая лента, он связывает правую руку Ахматовой со своей рукой. Они спускаются со ступенек. Звучит фонограмма грозы и сильного дождя. Анна и Николай с хохотом бегут обратно на сцену. Анна задевает ногой пол, белая атласная туфля слетает с ноги, Анна поскользнулась. Гумилев подхватывает ее, берет на руки. Взбегает по ступенькам.
Н.Г.: К счастью, Аня! Ливень в венчание – к счастью!
А.А.: Верная примета! Ливень – к счастливому браку!
Гумилев падает на одно колено, ставит на него ножку невесты и подставляет ей под руку свое плечо.
А.А.: К счастью, Гум! К счастью!
Они застывают. Звучит фонограмма голосов Ахматовы и Гумилева. Пластический этюд «Единение».
Н.Г.: Из логова змиева,
Из города Киева
Я взял не жену, а колдунью.
А думал – забавницу,
Гадал – своенравницу,
Веселую птицу-певунью…
А.А.: Он любил три вещи на свете
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
А я была его женой…
Звучит музыка. Анна и Николай танцуют танец – единоборство. Во время танца они запутываются в ленте, замирают.
В.С.: Двум поэтам, крупным, свободолюбивым личностям трудно ужиться в одном гнезде. На голубков они никогда не были похожи. Игра самолюбий, гордыня, ревность…
Гумилев, сидит спиной к Ахматовой.
Н.Г.: Да, теперь я слаб, как во власти сна
И больна душа, тягостно больна;
Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь, в четырех стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны…
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.
Анна и Николай уходят в тень.
В.С.: Их отношения были скорее тайным единоборством. С ее стороны – для самоутверждения как свободной от оков женщины, с его стороны – желание не поддаться никаким колдовским чарам, остаться самим собою, независимым и властным над этой вечно, увы, ускользающей от него женщины, многообразной и не подчиняющейся никому.
На сцене Гумилев. Он стоит возле зеркала в черном сюртуке, застегнутом наглухо, с галстуком-бабочкой под белым воротником, и домашних туфлях. На сцене появляется Ахматова. К ее руке привязана белая лента. Она волочится по полу за ней, уже изрядно испачканная. Гумилев резко оборачивается.
Н.Г.: (Улыбается) Ты не опоздала!
А.А.: Куда не опоздала? Кто и куда меня звал?
Н.Г.: Замерзла, конечно?.. Кофе, да?.. Давай побыстрее. И поехали. Время…
А.А.: Вот уж что совершенно невозможно с тобой делать, так это – выяснять отношения! Гум! Я что, на две минуты выходила из дому? Спроси, что меня сорвало с места? Что заставило ехать на ночь глядя из деревни!..
Гумилев энергично обнимает ее и целует. Звучит музыка. Анна смотрит в глаза Николаю и завязывает ленту на его руке. Музыка стихает.
Н.Г.: Нас ждут в журнале, надо торопиться. Сегодняшнее заседание страшно важно. Читала статью Сережки Городецкого? Я, Гум, сегодня Сережку буду бить, бить, бить. В стихах – путаник. В теории – путаник. Твое неприсутствие – катастрофа, присутствие – спасение нашего журнала. Ты очень, очень вовремя.
Резко замолк, засмотрелся на жену. Анна, высвободив руки из перчаток тонких, не греющих, стоит дует на пальцы и растирает ладони.
А.А.: Что?
Гумилев мотает головой, смеется.
Н.Г.: Я говорю, что Сережку…
А.А.: Нет, Гум, у тебя есть характер и у меня есть. Ты можешь настаивать на своем и я могу. Скажи честно, ты всерьез собрался в Африку в период дождей, еще не оправившийся от лихорадки, или ты только пугаешь маму, меня и доктора? Что с тобой случится, если ты поедешь в свою Африку через три месяца? Мама права, надо закончить курс в университете, потом ехать. Что, летом Африка перестанет быть Африкой?
Гумилев молчит, не слушая ее.
Анна в гневе пристукнула рукой.
А.А.: Говори же, Николай! Говори! С чем я вернусь в Царское? Что скажу маме?
Гумилев продолжает молчать.
А.А.: Николай!!!
В ответ немота.
А.А.: Я понимаю, тебя не остановит никто и ничто. Ты идешь к себе, Гумилеву Великому. Но подумай же, наконец, и обо мне. О маме. О нашем годовалом Левушке… Я спрашиваю тебя вместе с мамой, что случится, если ты прибудешь в Африку на три месяца позже? Ну куда, куда ты смотришь, скажи!
Гумилев поставил кофе.
Н.Г.: Спасибо. Ты любишь мой гребень. Спасибо, что любишь гребень. (Улыбается) И шубка, Ваше Величество, смею сказать, вам очень к лицу!
А.А.: (Устало) Да, Николай, твои подарки мне к лицу.
Н.Г.: До чего же вы, Ваше Величество, вовремя! Накипает одно стихотворение. Вам, Ваше Величество, посвященное... Никак не мог найти нужного слова. А вошла ты, осыпанная снегом, и – нашел!
И ее пленительная кожа
Опьяняет снежной белизной.
Мммм-мммм---м—мммм
Мммм-ммм… мммм…Ммм
Отдал все Царице беззаконий,
Чем была жива душа моя.
А.А.: Ох, Николай, вот и ссорься с тобой! Кожа у меня, оказывается, пленительная. Оказывается, опьяняет белизной. Вот и говори о долгах, о ссудах, о процентах. Содрогнись земля, развернись пропастью, поглоти наше – пока! – имение и собственный дом в Царском, все лети в тартарары – только не строчки Гумилева Великого! Не быть Левушке потомком «промотавшихся отцов». Все, что унаследует Левушка, это ветры Абиссинии, закаты Африки и свисты джунглей. Но если жена – все еще царица беззаконий, а не позапрошлогодняя любовь, забытая в Царском, у свекрови, то должна же у нее быть какая-нибудь власть! Отдал все Царице беззаконий, чем была жива душа твоя.? Что ж! Клянусь тебе, я никуда не поеду с тобой! Или ты отвечаешь на все мои вопросы, или я не еду!
Гумилев прижался лбом к плечу жены.
Н.Г.: Дело не в словах, не в строчках. В… непокое сердца. Какая ты красивая… Катастрофа!
А.А.: Гум, мне трудно тебя понять.
Н.Г.: Незамужняя Анна была своенравна…
А.А.: Женатый Гум – непредсказуем.
На сцене гаснет свет.
В.С.: Я не совсем понимаю, что подразумевают многие люди под словом «любовь». Если любовь – навязчивый, порою любимый, порою ненавидимый образ, притом всегда один и тот же, то, если была любовь у Николая Гумилева, а она, с моей точки зрения прошла сквозь всю его жизнь – то это была Ахматова.
Звучит фонограмма голоса Гумилева.
Н.Г.: Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.
Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха.
Пред жизней дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.
Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое…
В это время на сцене Ахматова и Гумилев. Срезневская подходит к Анне и надевает на нее черную шаль, уходит. Анна стоит спиной к Николаю, выкуривая одну сигарету, прикуривая от нее другую. Гумилев собирает вещи.
Н.Г.: Ни один европеец еще ни проходил пустыни в сезон дождей. Я – первый. Если не буду первым, мне и Африки не надо.
Анна молчит. Комкает в руках белую ленту. Гумилев берет чемоданы и выходит. Звучит музыка. Анна падает на колени.
А.А.: Господи, сохрани, побереги, кресту твоему преклоняюсь, владыко, крест твой целую, побереги, Господи, раба твоего Николая!
Звучит фонограмма дождя и грома. На сцену врывается Николай, обессиленный и промокший.
Н.Г.: Все – против! Все! Жена – против! Мать – против! Поэты – против! Африка – против! Прислала сюда сезон дождей! Сюда! В Царское!
Пошатываясь, падает.
А.А.: Мама!.. Доктора, скорее доктора!
Анна вытирает лоб Николая белой лентой.
Н.Г.: Брось курить… Знаешь же, не люблю, когда ты много куришь.
На сцене гаснет свет.
В.С.: Разрыв произошел в 1918 году. Счастливы они не были. Таким великим людям на этом свете не дано счастья в том понимании, в котором мы привыкли произносить это слово. Но есть иное счастье, которое идет именно изнутри, от сознания, что ты живешь не зря. И такое счастье они обрели.
Звучит музыка. Анна уходит со сцены через зал, волоча за собой ленту, затем бросая ее на полу. Гумилев остается на сцене.
Н.Г.: Луна восходит на ночное небо
И светлая покоится влюбленно
По озеру вечерний ветер бродит
Целуя осчастливленную воду.
О, как божественно соединенье
Извечно созданное друг для друга,
Но люди созданные друг для друга
Соединяются , увы, так редко.
Гаснет свет
