Огромное захоронение химического оружия в Москве, о котором "забыли"!

Лес убойной силы

На окраине Москвы пахнет необъявленной химической войной?

Пусть любящие замечательный парк «Кузьминки» спят спокойно. Место, о котором пойдет речь, хотя и называется в обиходе Кузьминками, лежит в стороне от натоптанных троп: этот квадрат московской земли с севера охвачен улицей Головачева, с юга – Верхними полями, с запада и востока – соответственно Чагинской улицей и кольцевой автодорогой.

Сегодня он является частью природно-исторического парка «Кузьминки – Люблино» и находится в управлении департамента природопользования и охраны окружающей среды Москвы.

Меньше знаешь – лучше ешь

Сколько же лет я не была здесь? Десять? Наверное, чуть больше. За это время кое-что изменилось. Пруд, в котором народ активно плескался, так сильно зарос, что желающих помесить ногами зыбкий берег почти не осталось. Зато прибавилось рыбаков. Они позаботились о своем удобстве, подтащив бревна, на которых располагаются, к самой воде.

Пасмурным августовским днем пенсионер дядя Саша предавался любимому занятию. Положенная на бок пластиковая бутылка с водой пополнялась рыбьей мелочью. Приглядевшись, в заводях можно было заметить нескольких единомышленников пенсионера. «Для кошки стараетесь?» – поинтересовалась я. «Зачем для кошки? – удивился дядя Саша. – Сам ем. А что, она разве плохая?»
Ну зачем человека огорчать? Нет теперь возле пруда приколоченной к дереву старой ржавой таблички «Осторожно, токсичные отходы». А меньше знаешь – лучше ловишь. Хотя, не скрою, хотелось рассказать дяде Саше, почему еще пару лет назад табличка была: в конце 30-х годов в озерце без счета топили военно-химическую отраву. Теперь висит табличка «Купаться запрещено». А дядя Саша и не купается, он рыбу ловит.

Едва удержалась, чтобы не просветить еще и пожилую чету, набивавшую кошелки травой. Или пусть лучше не знают, что под ногами у них – залежь вовсе не благородных металлов? Покуда колебалась, заготовители лекарственных растений сами рассказали, как много они здесь собрали земляники в начале лета. С грибами пока не очень, но вот в сентябре непременно опята будут.
Впервые я попала сюда летом 1998 года, услышав от знающего человека нечто невероятное: Москва долгие годы была центром военной химии, за что и поплатилась.

При одном упоминании имени этого знающего человека у военных сводит скукой лица: доктор химических наук Лев Федоров, президент Союза «За химическую безопасность». Архивные изыскания Льва Александровича материализовались во множество написанных им монографий о «подвигах» военно-химического комплекса в войне с собственным народом. Это не фигура речи: от советского химического оружия не пострадал ни один солдат вражеских армий, зато своих погибших при его производстве, испытаниях и примитивнейшем уничтожении – тьмы и тьмы.
Все документы, процитированные в этом тексте, стали доступны обществу благодаря Льву Федорову.

Где бочки, Клим?

В начале 20-х годов прошлого века Кузьминки были пригородом. Здесь разместили объект, который в официальных бумагах именовался Научно-испытательным химическим полигоном Рабоче-Крестьянской Красной армии. Тут испытывали химическое оружие, военную технику, а также уничтожали отравляющие вещества и химические отходы.

Полигон действовал более 40 лет, до начала 60-х годов, когда столицу опоясала кольцевая автодорога. Держать в черте города столь опасный объект стало невозможно, и его перебазировали на Волгу, в Шиханы.

За минувшие полвека выжженное поле стало лесом, давно облюбованным грибниками и сборщиками ягод, любителями шашлыков и рыбной ловли. Ясно, что никто из них ничего не знает о донесениях, направленных руководителями Главхимупра наркому обороны Климу Ворошилову в 1937 и 1940 годах:

«На опытном поле в Кузьминках промышленность Москвы уничтожает ненужные отравляющие вещества, которые нельзя транспортировать на дальние расстояния…». «Извлечено из ям, зараженных стойкими отравляющими веществами, лабораторных отходов 20 тонн, мышьяковистых отравляющих веществ – 3 тонны, зараженного химпоглотителя – 4,5 тонны. Все это перевезено в полевой отдел на полигон в Кузьминки и уничтожено».

А так как делали это в лучших отечественных традициях, без заботы о последствиях, то за долгие годы тут образовался некий «культурный слой» – почва, сквозь которую фильтровалась вся отрава.
В какой-то момент в ход военно-химической машины вмешался первый генплан развития столицы, по которому в границы Москвы предполагалось включить недальние пригороды, в том числе и Кузьминки, с чем и связано распоряжение Ворошилова об очистке полигона. Работы начались в октябре 1937 года, с холодами их пришлось прервать, и больше этим по неизвестной причине не занимались. До наступления морозов из земли успели извлечь (по архивным данным) 6972 мины, 878 артснарядов, 75 авиабомб. А из озерка (привет рыболовам!) достали 109 артхимснарядов, 129 химических мин, 22 баллона и 24 бочки с отравляющими веществами.

Одно перечисление этого «добра» впечатляет, но в данном случае важнее другое: военные ожидали найти в озере не 24 бочки отравы, а около сотни, и не 109 химических снарядов, а примерно 2 тысячи. Где же остальное, если работы так и не возобновились?

О том, какое наследство осталось столице от РККА, четко написано в докладе наркома обороны Клима Ворошилова председателю Совнаркома Вячеславу Молотову: «…эта территория (полигон в Кузьминках. – Ред.) должна быть взята под особое наблюдение, и пользование ею людьми (заселение, устройство общественных гуляний, постройки и пр.) необходимо категорически запретить».

Отдыхающие в молодом лесу ничего этого не знают. Правда, некоторых смущает страшная вонь, которая наплывает ни с того ни с сего, если приблизиться к подозрительной проплешине возле пруда, на которой не растет даже трава. Помню, последний начальник полигона Алексей Береснев на прямой вопрос, чем пахнет, ответил вполне определенно: «Химией нехорошей. Серосодержащими материалами».

«Все говорили: иприт, остатки иприта»

Уже в наше время первыми за голову схватились сотрудники Института минералогии, геохимии и кристаллохимии редкоземельных элементов (ИМГРЭ) РАН, в 1994 году по заданию Москомприроды обследовавшие почвы Юго-Восточного округа столицы на предмет их техногенного загрязнения. На территории бывшего полигона они обнаружили два пятна земли, пропитанной мышьяком в забойных – в 200 раз выше фона! – количествах. Да, знал Клим Ворошилов, о чем говорил.

В 1933 году в Кузьминках была закопана гигантская партия с годным ипритом. На карту, по признанию военных, эти «захоронки» не наносились, точного учета не велось. Для тех, кто не в курсе: иприт был тем самым отравляющим газом, который кайзеровская Германия с ошеломительным успехом применила в Первой мировой войне.

О том, как все тут делалось, в конце 90-х годов мне рассказывали люди, которых теперь уже нет на свете. Их воспоминания записаны мною при их жизни:

Болеслав Иосифович Грохольский: «В 1944-45 годах я работал вольнонаемным в пожарной команде полигона. Занимались в основном тем, что возле пруда копали траншеи метра полтора глубиной. На машинах подвозили тяжелые ящики, укладывали в траншеи и засыпали землей. Везли также спецовки, гимнастерки, химическую посуду всякую. Это тоже зарывали. Воняло это ужасно, все говорили – иприт, остатки иприта после испытаний, но работали без всяких средств защиты. Кто со мной был, сгинул давно, кто в 40, кто в 50 лет. Я один до старости дотянул».

Эдуард Ефимович Вилятицкий, полковник в отставке, также переживший всех своих сослуживцев: «Я служил здесь командиром роты с 1947-го по 1956-й и прекрасно помню, чем приходилось заниматься: все это время жгли, зарывали, топили и, само собой, испытывали. Со всей Москвы свозили все химически опасное. Сам черт не знает, что было там, в этих бочках. Что закапывали, что в воду кидали… Полигон был большой, я только в одном углу его работал. Что делалось в других, не знаю».

С Эдуардом Ефимовичем, светлая ему память, осенью 1998 годы мы копнули землицы возле пруда под преждевременно иссохшими до состояния скелетов березами. По просьбе редакции газеты, где я тогда работала, исследовать пробы грунта согласилась лаборатория аналитической токсикологии Института проблем экологии и эволюции им. Северцова РАН. О том, что это за лаборатория, следует сказать особо: она была организована в конце 80-х годов для исследования проблем (диоксины и отравляющие вещества), возникших после войны во Вьетнаме. Кстати, именно здесь стажировались некоторые сотрудники военной Академии химзащиты (так она тогда называлась). Почему так важно об этом упомянуть, станет ясно чуть ниже.

О результатах анализа, не вдаваясь в непостижимые для неспециалиста подробности, скажу так: одно из соединений имело молекулярную массу 158. Кроме того, это соединение содержало два атома хлора – «визитная карточка» сернистого иприта была получена. «Данные позволяют предположить существование точечного источника», – написано в заключении.

«Ни за что не нашли бы, если бы иприт просто вылили на землю, а так ясно, что откуда-то поступает. Наверняка в этом месте зарыта емкость, да не одна, а металл проржавел», – прокомментировал результат проводивший анализ ведущий научный сотрудник Ефим Бродский.

Через год в том же месте копнули усомнившиеся в выводах Е.Бродского сотрудники Академии химзащиты. В целом картина нарисовалась та же: возле пруда вновь выскочил иприт за компанию с мышьяком. «Мышьяка много», – не вдаваясь в подробности, заметили военные химики. Скупых на комментарии аналитиков в погонах дополнил президент Союза «За химическую безопасность» Лев Федоров: если мышьяк обнаруживается в запредельных количествах, мы имеем полное право предположить, что с ипритом соседствуют не менее опасные отравляющие вещества – люизит, адамсит и дифенилхлорарсин.

Еще военные химики нашли впечатляющие концентрации свинца и железа. Стало быть, темницы, в которые заточили яд, в конце 90-х годов вели себя на бывшем полигоне весьма активно. С тех пор бочки явно не помолодели. Что будет, когда железо проржавеет окончательно?

«Не кричите, а то застроят»

Подозреваю, что не только мне очень хотелось бы услышать ответ на этот вопрос. Его задавали городским властям еще в конце 90-х, когда проблема начала изливаться на поверхность, как иприт из худой бочки. Власти делали вид, что напряженно думают. Осенью 2001 года даже была создана специальная комиссия по проверке возможной опасности бывшего полигона. Правда, комиссия искала опасную химию совсем не там, где логично было бы это делать. Обследовав менее 10 процентов территории, комиссия пришла к выводу, что тревожиться не о чем.

Что думают по этому поводу нынешние чиновники, неизвестно. На журналистский запрос ответа из департамента природопользования и охраны окружающей среды Москвы не последовало. Плана реабилитации территории как не было, так и нет. Неоконченная химическая война в отдельно взятом городе продолжается.

«Ну что вы к этому лесу прицепились? Там сложилась хорошая экосистема, и не надо ничего трогать. Еще бы и люди туда не ходили… А то прокричите – все раскопают и застроят», – сказал знакомый, весьма продвинутый специалист по части экологии города.

Может, он и прав. Лес хороший, большой, пусть себе растет. Только почему никто не заботится о том, чтобы объяснить людям, почему ловить рыбу и собирать грибы предпочтительно все-таки в другом месте?

Напоследок – интересный факт, правда, не из нашей жизни. Когда лет 15 назад в одном из департаментов Франции нашли склад химического оружия времен Первой мировой войны, соседний город выселили, пока не вывезли снаряды, а тамошние начальники извинялись перед гражданами. Какие, право, зануды эти французы…

Елена СУББОТИНАИсточник