1/6

2/6

3/6

4/6

5/6

6/6

Митрофан Трифонович был стар. Лет девяносто, а то и больше - соседи не спрашивали. Они привыкли с детства, что он был всегда. Как их дом, довоенной ещё постройки. Как памятник Ленину на одноименной площади. Как сам город, четыре века неторопливо обживающий оба берега реки, впадавшей немного южнее в Дон.
- Бессмертный, не иначе! - любила вздыхать соседка Зина, вытянув ноги и откинувшись на спинку лавочки во дворе. - Мне самой за восемьдесят, давление, сахар. Рука вот немеет, проклятая. А этот пень старый живёт и живёт. Хоть бы раз в больницу слёг!
- Тебе жалко, что ли? - переспрашивала её Клавдия Петровна, чуть моложе собеседницы, но тоже в годах.
- Не жалко... Удивляюсь просто. Хотя и хрен с ним.
После этого разговор уходил в сторону увеличения цен и прочих важных для стариков вопросов.
На похоронах Зины старик, тяжело опираясь на палку, подошёл к заплаканной Наташке, дочери покойной. Постоял, посопел, нахмурив седые - кустами - брови. Потом неловко сунул ржавую пятитысячную:
- На. Расходов-то до черта.
- Спасибо, Трифоныч, храни вас Бог!
Старик не ответил. Поводил по сторонам тяжёлой головой с редкими седыми волосами. Словно бык в поисках, на кого бы броситься. Потом покопался в потертой болоньевой сумке, давно утратившей цвет, висевшей, покачиваясь на рукоятке палки.
- А это - Вере. Говорят, хорошая.
В руке у него была кукла. И не какой-то старый хлам времён первого выхода в космос, нет! Аккуратный блистер, украшенный броскими английскими надписями, сквозь пластик которого спящей красавицей просвечивало глупое лицо в окружении щётки волос. Рыжая. Хоть не блондинка, как водится.
- Да куда ей... - растерялась Наташка. Вытерла потное лицо, поправила черную косынку. - Это типа Барби?
- Не знаю, - прогудел старик. - Хорошая.
Подбежавшей к матери Вере было восемь лет. Возраст, когда школа уже, а детство ещё. Не безумная подростковая пора, но и не щенячья бестолковость малыша. Что-то между.
- Это - мне? - ахнула Вера. - Вау! Фея...
Она схватила упаковку и прижала к себе. Крепко, словно боясь, что отнимут. Так и стояла возле матери, хлопая глазами.

Старик повернулся и медленно пошёл прочь.
- Митрофан Трифонович! Спасибо! Вы бы зашли, выпили... - Наташка растерянно смотрела ему в спину, прямую, высохшую как доска. Старик весь был такой, словно вырублен когда-то топором, да и просушился за долгую жизнь.
- Не пью, - буркнул дед, не оборачиваясь. - Играйтесь...

С этого дня кукла стала любимой игрушкой. Похороны бабушки прошли мимо, только подарком и оставшись в памяти. В восемь лет всё воспринимается как данность: папа пьёт - это часть жизни, мама работает - и это тоже.
Была бабушка, нет бабушки. Как рассветы и закаты, так бывает. Другое дело - Блум!
Так она назвала куклу.
Вера каждый день причесывала её, сочиняла сказки, чтобы рассказать только ей. Из бумаги и кусков ткани мастерились наряды, а их сломанной маминой бижутерии - украшения. Остальные игрушки были решительно отправлены в отставку.
Даже отец иногда вечерами подходил послушать, что нового у Блум. Ему приходилось опираться на стену, но он улыбался. Глупо, пьяно, но всё-таки.
Наташка украдкой подсматривала за ними, иногда плакала и думала: "Может, хоть сейчас... Хоть ради дочки...". Но, конечно, ничего не менялось - муж пил каждый день. С работы его гнали, из когда-то дипломированного инженера-теплотехника он превратился... Она не знала, как это и назвать.
Превратился - и всё.

Митрофан Трифонович стал выходить на улицу реже. И раньше не был участником клуба на лавочке, а теперь и вовсе. Раз в пару недель прошагает, опираясь на палку, до магазина - и всё. Хлеб ему приносила внучка Клавдии Петровны, иногда заходила Наташка - спросит, что нужно, то и купит.
А в сентябре он совсем занемог.
Живой: заходили - лежит, сопит. На вопросы отвечает, а от еды отказывается. Дверь не запирает, видимо, боится, что вовремя не помогут.

Вера пошла в третий класс. Иногда она брала Блум с собой, сажала в рюкзак. Так прошёл сентябрь, ровно, обыденно, а в самом его конце девочка пропала.
Как? Да непонятно как.
Из школы вышла, это точно. Пройти было два квартала, перейти две дороги. Наташка если и волновалась раньше, то только про переходы. Но аварий не было, никто никого не сбивал - по камерам проверили сразу. Тишина и благолепие. Но и Веру там не видно, ни на первом переходе, ни на перекрестке у дома. Пропала - и всё. Где-то между школой и дорогой.
Полиция на ушах, понятное дело: это не очередная бабушка с деменцией - пошла в магазин, нашли в Бишкеке. Это ребёнок, тут репу чесать некогда. Волонтеры, фото на столбах, контакты-фейсбуки. Всё, что можно и нужно, - а результата нет.
Два дня уже нет.

В приоткрытую Наташкину дверь сперва просунулась палка, потом сухая старческая рука, а там и весь Митрофан Трифонович.
- Кукла с ней? - не здороваясь, проскрипел старик.
Наташка кивнула. Говорить она от слёз не могла. Сидит за столом, а перед ней как пасьянс - Верины фотографии от роддома до этого лета. На глянце фотобумаги крупные расплывшиеся капли - то здесь, то там.
- От куклы есть что? Платье, расчёска? Ищи.
- Может, Верину дать? - вскинулась мать. Слышала она что-то насчёт старика, мол, ведает, да разве кто в это верит.
- От куклы, - отрезал тот. - Твой дома?
- В говно, - лаконично ответила Наташка.

Муж третий день был в штопоре. Сперва бегал по улицам, даже ночью, звал, орал пьяным голосом, догоняясь на ходу. Потом скис. Лежит и пьёт. Проснулся, убился, и дальше в омут.
- Дай вещь. А этого - подниму.
Наташка, глотая слёзы, порылась в уголке с игрушками, нашла корону из своей старой заколки. Стекляшки отсвечивали разными цветами в скупом осеннем солнце. Кажется, это на кукле видела. Пойдёт.
Вернувшись в комнату, она удивлённо посмотрела на мужа. Мало того, что встал и надел рубашку - даже глаза осмысленные. Хоть и опухший весь.

- Да, - сказал старик, взяв украшение. - Пошли, Михаил.
Наташкин муж промычал что-то и как зомби потопал к двери.
- Обуйся, - приказал старик. Пьяница безропотно остановился у кучи обуви, нашарил ногой один резиновый тапок, потом второй.
- Митрофан Трифонович... - Наташка заплакала в голос. - Любые деньги...
- Дома сиди! - оборвал её старик. - Жди. Приведу.

Через три часа дверь, которую муж аккуратно притворил за собой, скрипнула. Первым зашёл Митрофан Трифонович, за ним, как привязанная, шла Вера. Грязная, вся в пятнах присохшей глины, без рюкзака и куртки, но крепко прижимая к себе Блум. Кукла выглядела не лучше хозяйки, тоже чумазая и какая-то подраная.
- Доченька! - заорала Наташка, бросилась к ней. Стоявшая на пути табуретка попалась под ноги и отлетела к стене. Мать её и не заметила.
- Всё хорошо, мама, - тихо сказала Вера и, не отпуская куклу, крепко обняла её. От дочки пахло какой-то мусоркой, да какая разница! - Всё хорошо. Я останусь здесь.

Старик повернулся и пошёл к двери.
- Дорогой мой! Постойте! Мы сейчас... А, не пьёте же, чёрт... Ну хоть чаю! Хоть что-то!
- Не надо, - ответил он. - Пора мне.
- Ну постойте!.. Да, а Мишка-то где?
- Поменялся я, - коротко ответил дед и вышел из квартиры.

К себе на шестой этаж он так и не дошёл: внучка Клавдии Петровны наткнулась на него через несколько минут. Лежит на лестнице, палка рядом. Врачи сказали, обширный инфаркт, а там - кто его знает.
Возраст, сами понимаете.
На все расспросы - как матери, так и полицейских - где она была два дня, Вера не ответила ничего. Только крепче сжимала любимую куклу и сопела, поджав губы. Никаких повреждений у неё не нашли, грязная только сильно, а так - нормальный ребёнок. В полном порядке.

Отца её так и не нашли. Не очень-то и хотелось, конечно, но пытались, пытались... Видимо, тот, с кем поменялся Митрофан Трифонович, решил хоть этого оставить себе навсегда.

John Harwood - австралийский поэт, литературный критик и прозаик, работающий в стиле готического саспенса, родился в 1946 году в столице австралийского штата Тасмания Хобарте. Небольшой по российским меркам Хобарт (население около 250 тысяч человек) является вторым по старшинству городом Австралии и отправной точкой для антарктических экспедиций.
Отец Джона, преподаватель лингвистики в Университете Тасмании Билл Харвуд, и мать, поэтесса Гвен Харвуд, собрали богатую домашнюю библиотеку. Джон с детства зачитывался Диккенсом и готическими "жуткими историями".
Харвуд шутит, что английские привидения осели в его душе, чтобы однажды разом вдруг подняться на поверхность.
Действительно, Джон не сразу решился стать писателем "на полный рабочий день". Защитив диплом в Университете Тасмании, Харвуд выиграл стипендию в Кембридже. После окончания учебы начал преподавать в южно-австралийском Университете Флиндерс.
Его первые литературные труды были связаны с научной деятельностью. Например, в 1989 году Харвуд издал биографию малоизвестной британской новеллистки Оливии Шекспир, первой возлюбленной Уильяма Батлера Йейтса.
В 1997 году Харвуд оставил научную и педагогическую деятельность, чтобы посвятить себя литературе. Но он не решил окончательно, о чем будет писать.
Сочинил историю о старушке, живущей в доме с привидениями, но отложил в сторону.
Вернулся к своей работе об Оливии Шекспир, обдумывал создание романа на основе ее жизни… и неожиданно пришел к замыслу "Призрака автора" ("Тени автора"). Как если бы Оливия Шекспир возродилась вновь! Буквально за пять дней Харвуд написал первую часть романа.
"Иногда я словно записывал голос женщины, которая могла бы излагать эту историю на век раньше, — признавался он. — А еще я понял, что книги — это словно больные дети. Если у вас есть замысел, но вы не придаете ему значения, он умрет. Но стоит вам уделить идее внимание, "выходить", записать ее — и повествование, "встав на ноги", само поведет вас вперед. Последние 100 страниц "Тени автора" я писал, не зная, чем все закончится, просто следуя воле книги. Это незабываемое ощущение! Конечно, в писательском труде много зубовного скрежета, когда ты пытаешься понять, в какую сторону должен повернуть сюжет. Но я намного счастливее быть романистом, чем научным сотрудником".
"Призрак автора" выиграл ряд литературных премий, в том числе International Horror Guild Award. Другие романы писателя утвердили его мировую славу, как мастера саспенса. В Австралии Джон Харвуд также известен как поэт.

Это было, наверно, давно -
Подошел и присел у огня
И поднес мне плохое вино
Человек, не любивший меня.
Он шумел и смеялся как бес,
Все святое кляня и браня.
О, как ловко он в душу залез,
Человек, не любивший меня.

Это он оттолкнул всех друзей,
Что мне были родней, чем родня
И рассорил с любимой моей
Человек, не любивший меня.
Он со мною кутил по ночам,
Мелочишкой последней звеня
И к безделью меня приучал
Человек, не любивший меня.

Он твердил мне: "Талант - пустяки,
Надо только вскочить на коня!"
И внушал мне пустые стихи
Человек, не любивший меня.
Я давно бы расправился с ним,
Он не прожил бы даже и дня,
Если б не был он мною самим -
Человек, не любивший меня.

Замечательный радиоспектакль о влюбленных и для влюбленных... Премьера — 25.02.2007 в проекте Радио России "Театр у вас дома".

Жанр пьесы можно определить как психологический детектив с любовной страстью. Скромный застенчивый студент оказался втянут в водоворот событий, почти криминальных - потому что потерял очки...
Пьеса была опубликована Сергеем Ивановым под псевдонимом Сергей Эктор.

Внезапно, в смятении, как при отступлении, Денис бросает всё и всех, и уезжает в провинциальный городок на поиски малознакомой женщины Ольги. Но встречает другую, юную Ольгу...

Вот достали мужика заполонившие прессу объявления об услугах ведьм, магов, колдунов! Привороты, отвороты и прочая коммерческая мистика. Проанализировав историю средних веков, герой спектакля решает стать современным инквизитором, и начинает стращать ведьму аутодафе... Полезно иногда стать на время "инквизитором" и в наши дни...

Они познакомились в кафе в новогодний вечер - не очень молодой и не очень трезвый мужчина и молодая девушка. Он сказал что живёт один и пригласил её к себе встречать новый год. Но не задалось как то - вместо обещанной files vulgaris (домашней кошки) и домашнего кинотеатра на пороге квартиры парочку встретила возмущённая жена, а за девушкой следил жених... Закончилось всё хорошо, наступил новый год и новое счастье.

Обычная семья, муж-инженер, жена-врач и дочь-студентка ведут обычные семейные споры, выясняют отношения, изводят друг друга. "Да чтоб у тебя отнялся язык!" восклицает в один из таких моментов жена, и муж теряет дар речи...

Грэм Грин (англ. Henry Graham Greene, урождённый Генри Грэм Грин)

2 октября 1904 года, Беркхэмстед, графство Хартфордшир —
3 апреля 1991, Веве, Швейцария

Английский писатель, в 1940-е годы — сотрудник британской разведки.
В 1956 отказался от Ордена Британской империи; принял Орден Кавалеров Почёта в 1966 и орден «Орден Заслуг» в 1986. Лауреат Иерусалимской премии (1981).

"...На седьмой день их медового месяца, когда они сидели в ресторанчике на пляже Суниума, потягивая легкое греческое вино, он ненароком вытащил из кармана письмо от Джозефины. Оно пришло еще накануне, и он скрыл это от Джулии, боясь обидеть ее. Как это похоже на Джозефину: она не может оставить его в покое даже на столь краткий срок, на время медового месяца. Теперь почерк ее и тот вызывал у него отвращение: аккуратненькие маленькие буковки, черные чернила цвета ее волос. Джулия была платиновой блондинкой. И как только ему раньше могло казаться, что черные волосы — это красиво? И почему так не терпелось прочитать письма, написанные черными чернилами?..."

Английский журналист Фаулер становится свидетелем деятельности “тихого американца” Пайла, который по приказу хозяев готовит почву для их проникновения во Вьетнам. Необходимые понятия о Боге, свободе, демократии внушаются вьетнамцам типично американскими методами. Понимая, какую опасность представляет для Вьетнама американец, Фаулер помогает патриотам устранить Пайла.
Роман «Тихий американец» был написан Грэмом Грином под воздействием личных впечатлений, которые он получил, работая корреспондентом журнала «Нью Рипаблик» в Индокитае. Опираясь на реальные факты, автор рассказывает о действиях американских империалистов-агрессоров в Юго-Восточной Азии. События романа разворачиваются в 1952 году в Сайгоне. В результате действий «тихого американца», оперативника ЦРУ, который работает под прикрытием, гибнет множество невинных жителей вьетнамской столицы...

Мистер Браун, владелец гостиницы «Трианон» в Порт-о-Пренс, столице Гаити терпит убытки, так как после прихода к власти диктатора Дювалье Гаити совсем перестал привлекать туристов. Браун совершает поездку в Нью-Йорк, где безуспешно пытается продать «Трианон», а сразу по возвращении его ждет и другая неприятность. На территории злосчастной гостиницы в пустом бассейне лежит труп постояльца, решившего покончить с собой.
Доп. информация:
Франсуа Дювалье (Franзois Duvalier), известный также как «Папа Док», (род., вероятно, 14 апреля 1907, умер 21 апреля 1971) — бессменный президент Гаити с 1957 года до самой своей смерти.
С начала правления Франсуа Дювалье начал проводить политику ограничения гражданских свобод. После неудачного военного заговора против него в 1958 году предпринял кадровые чистки в армии. Не доверяя армии, в 1959 году создал специальные полицейские силы (чем-то похожие на опричников Ивана Грозного) VSN (Volontaires de la Sйcuritй Nationale, добровольцы национальной безопасности, более известную как тонтон-макуты). Члены этой организации не получали жалования и кормились за счёт терроризирования населения. Ликвидировались любые признаки инакомыслия. Недовольных ждала смерть или ссылка. Всего за годы правления Папы Дока (прозвище диктатора) было уничтожено более 30 000 человек. Для нагнетания страха и приобретения популярности Дювалье умело представлял себя колдуном вуду (магической религии негров Гаити) и даже бароном Субботой, вождём мёртвых. Тонтон-макуты также изображали из себя выходцев из загробного мира. Когда американская администрация Джона Кеннеди начала критиковать Дювалье за процветающую коррупцию и хищения средств, поступающих в качестве помощи, а позже вообще приостановила предоставление помощи, Папа Док истыкал иголками восковую фигурку Кеннеди, и впоследствии гибель Кеннеди была представлена как следствие этого колдовского обряда. Новые власти США возобновили помощь диктатору, чтобы как-то сбалансировать революционизирующее воздействие на регион со стороны просоветского кубинского режима.

(Б.Иванов, А.Парра, Н.Тенякова, Л.Полищук, 1989г)

(МХАТ, Б.Ливанов, А.Кторов, А.Андреева-Бабахан, 1957)