автор: Ольга Гессен

 

Я в Израиле недавно – еще и полутора лет не прошло. Я не приплыла сюда на гребне волны репатриации, как большинство советских евреев, приехавших двадцать лет назад. Я без волны, сама по себе, приехала не репатриацию совершать, а жить с любимым человеком, хоть и не являюсь еврейкой.

 

 Больше скажу: до того, как я познакомилась с тем, кого сейчас называю своим мужем, я совершенно не планировала эмигрировать в Израиль. Как-то не задумывалась об этом, хотя в Москве мой круг общения состоял в основном из евреев – либо тех, кто так же не собирался совершать репатриацию в Израиль. Все ругали Москву, а кухонные разговоры вечно крутились вокруг эмиграции в Европу – в Европу. Те несколько человек, которые вернулись оттуда, очень уж неодобрительно отзывались об исторической родине. И работы-де там нет, и все, мол, друг друга обманывают, и вообще все плохо. Много масла в огонь подливали мои родители, очень категорично настроенные против Израиля. Мама, например, считала, что большинство новых репатриантов скатывается по наклонной плоскости в ортодоксальный иудаизм и вскоре после приезда начинает носить либо кипу, либо платочек на голове.

 

Понятно, что, когда я внезапно полюбила гражданина Израиля, я залезла на самую высокую в Москве колокольню и смачно плюнула оттуда на все негативные отзывы и добрые советы. Меня многое держало в столице – моя русская мама, родственники, друзья, друзья моего ребенка, любимая работа. Но такой уж я идиот-романтик и женщина-декабрист: подхватила ребенка и полетела. Навстречу своему счастью, как выяснилось чуть позже.

Но счастье – это дело личное, а репатриация – общественное. Каждый новый репатриант едет сюда с определенными ожиданиями и чаяниями, и каждый неминуемо сталкивается с какими-то национальными неожиданностями. У меня никаких ожиданий не было вообще. То, чем меня стращали, не сбылось: работу я нашла быстро (сначала не по специальности (поваром), а потом – ту самую, которой посвятила себя еще в Москве (режиссером), в религию не ударилась, каким-то глобальным обманам до сих пор не подверглась. Но некоторые особенности этой страны меня таки да удивили. Я не претендую на уникальность взгляда (понятно, что каждый взгляд уникален, однако все мы тут в одной связке, и все впечатляются более или менее одним и тем же), но все-таки список израильских чудес, который у меня получился, – субъективный. Здесь же все играет роль: возраст, образование, прошлый жизненный опыт. Кое о чем хочется сказать развернуто, а о другом – кратко. В общем, вот он, этот список – израильских особенностей, которые меня немало удивили.

 

Первое: красота израильских мужчин

Какая девушка не мечтает о пушистых, длинных, бархатных ресницах? Всякая мечтает. Однако, попав в Израиль, эта девушка понимает, что бархатные ресницы в мире распределены крайне несправедливо. Сразу видно, что Б-г очень любит народ Израиля, особенно его мужчин, потому что длинные, прекрасные, густые ресницы достались именно им.

 

Первые два месяца жизни в Иерусалиме у меня не проходил шок от того, какое количество писаных красавцев меня окружает. На улицах, в автобусах, в магазинах – повсюду крепкие, плечистые молодые мужики с большими волосатыми руками, стройными ногами, бритыми черепами, как у Брюса Уиллиса. И у всех – взгляд с поволокой и ресницы, ресницы…

 

 

Удивительно, но оказалось, что еврейский мужчина в диаспоре и еврейский мужчина в Израиле – это как будто два разных биологических вида. Тощенькие, миниатюрные кадыкастые мальчики со скрипкой здесь, на этой земле, превращаются в сильных и здоровых спортсменов. В подавляющем большинстве – выше среднего роста. Я не смыслю в биологии, но предполагаю, что это – потомки еврейских крестьян, сионистов, приехавших покорять Палестину в двадцатые годы прошлого века. В России я видела сибирских евреев: все они, и мужчины, и женщины, были высокими, сильными, словно вытесанными из грубого камня. Видимо, здесь за три четверти века с еврейскими мужчинами произошла та же благоприятная перемена.

 

 

Конечно, через два-три месяца мое трепетное девичье сердце к этим красотам привыкло. К хорошему, как известно, быстро привыкаешь. Но до сих пор всякий раз, когда я, замужняя девушка, встречаюсь глазами с еврейским мачо, с трудом отвожу взгляд.

Второе: в последние годы их принято называть – гопники . Только я этого слова не люблю. Однако как их ни называй, гопники в Израиле все-таки есть, хоть и в малом количестве. Когда я столкнулась с этим явлением, то была поражена до глубины души. Представьте себе: девочка, выросшая в рафинированной московской интеллигентной среде, где все евреи были либо врачами, либо профессорами, либо музыкантами, приезжает на историческую родину, и вдруг оказывается, что евреи вовсе не в полном составе обременены интеллектом. Некоторые из них могут говорить (и говорят!) «ложить» вместо «класть» и «позвОнишь» вместо «позвонИшь». Перед шабатом (субботой)  они покупают пиво и семечки в русском магазине и лузгают их, сидя вечерком на лавочке, обсуждая прохожих.

 

Поначалу я столкнулась с простым людом в среде коренных израильтян (например, соседей по дому), и долгое время считала, что цвет местной интеллигенции составляют выходцы из бывшего Союза. Ведь именно они в массе своей посещают поэтические вечера, на которых мы с мужем бываем, именно на них я обращала внимание в залах на концертах классической музыки. Однако мои русскоязычные знакомые дружно взялись меня переубеждать: по их версии выходило, что местные «русские» в большинстве своем не относятся к касте интеллектуалов. Напротив, люди, прожившие здесь больше десятка лет, завоевавшие определенное положение в обществе, стремятся селиться вдали от своих русских собратьев, потому что… стесняются их! Я не верила. Ровно до тех пор, пока не побывала в израильских городах, которые традиционно считаются «русскими». Там я увидела все своими глазами и, признаться, расстроилась. Хотя разрушение иллюзий – это всегда полезно. Кроме трезвого взгляда на жизнь я обрела толерантность. Например, одна из моих хороших подруг постоянно говорит «ложить», потому что она выросла в деревне. И я ее ни разу не поправила, поскольку главное в человеке – все-таки что-то другое, а не правильная русская речь.Всё такие в Израиле говорят на иврите, а не на русском языке. Русский язык он язык станы исхода, не более...

 

Третье: расслабленность

Разумеется, израильская расслабленность тянет на тему для диссертации. Израильтяне – народ, конечно, по-восточному суетливый и сумасшедший, да и Иерусалим – абсолютно безумный город. Однако вся эта суматошность – поверхностна. На самом деле этому народу хорошо известно главное правило жизни: расслабься и получай удовольствие.

Здесь не стесняются ходить по улицам в домашних тапочках и чуть ли не в пижамах. В израильских отделениях знаменитых на весь мир модных брендов ассортимент сильно отличается от европейского. Только здесь продается такое количество мягких широких штанов и кофт-размахаек, только здесь продается такое количество шлепанцев. Я знаю, почему так: почти все израильтяне (или не они сами, а их родители, бабушки-дедушки) приехали в эту страну из других мест. Вернулись на родину, домой, из изгнания. А что делает человек, попав домой? Расслабляется. Какую одежду он носит? Домашнюю. То-то и оно.

 

Впрочем, расслабленность касается не только внешнего вида израильтян. У меня создалось такое впечатление, что серьезные деловые вопросы здесь тоже решаются, исходя из принципов здорового пофигизма. Или не очень здорового. По крайней мере, я точно никогда не скажу, что пунктуальность и обязательность – отличительные черты моей русской нации.  Мне везет, как я уже говорила, но по общему ощущению того, что творится вокруг, весь Израиль – это такой большой восточный базар. Который живет по своим правилам, логическому объяснению не поддающимся.

 

Четвертое: здесь всем и до всего есть дело

Иногда это любопытство вынести ну совершенно невозможно! Стоишь на остановке, никого не трогаешь, и вдруг подходит к тебе старушка и начинает въедливо допытываться, почему-де она тебя не встречала в этом районе раньше, да и с кем ты живешь, не одна ли (а то у нее на примете как раз есть один прекрасный дядечка) и так далее, в том же духе. Такая страна, восток: души нараспашку, соседи бдительно следят за твоей семейной жизнью и знают всю подноготную (хотя ты с ними только здороваешься!), а если вдруг они переругаются по какому-то своему, межсоседскому поводу, то будьте уверены: назавтра одна из обиженных сторон раскидает по почтовым ящикам листки с описанием конфликта и попросит вас поучаствовать, занять сторону пострадавшего.

Однако эта, казалось бы, не самая приятная черта имеет другую, удивительную и прекрасную сторону.

 

Пятое: тебе всегда помогут

Стало плохо? Потерял сознание-открытый перелом-очнулся-гипс? Тебя здесь не бросят в беде. Не оставят умирать на улице. Сунут под нос нашатырь, помогут подняться, еще и домой отвезут. Недавно я ехала в автобусе и увидела, что на улице женщина шла-шла, а потом вдруг села на асфальт. Водитель моего автобуса тоже это увидел. Он остановил машину, выбежал из кабины и подбежал к той женщине с аптечкой, рядом тут же появилось человек 7-8 готовых помочь этой женщине. Вскоре вокруг нее собралась толпа, сразу нашелся врач, водитель вернулся в кабину, и мы поехали дальше. Вы видели такое в России? И я тоже не видела.

 

Шестое: Любовь к детям.

О том, что евреи любят детей, известно так же хорошо, как и то, что грузины гостеприимны, а финны – медлительны. По крайней мере, я неоднократно слышала потрясающие байки о самоотверженной любви еврейских родителей, да что там слышала! Моя матушка – настоящая аидише маме, так что я на себе испытала все плюсы и минусы такой любви.

 

В Израиле любовь евреев к детям достигла своей кульминационной точки. Естественно, что детям позволено все. Естественно, что интересы детей всегда ставятся на первое место. Приятно удивляет, как нянчатся со своими отпрысками еврейские отцы. А еще любовь к детям здесь приняла форму государственной политики (точнее, ювенальной юстиции). Однако, как и любая безоглядная страсть, стремление защитить детей и сделать их детство максимально счастливым доходит иногда до абсурда. В различных израильских комьюнити ЖЖ уже много раз обсуждался, к примеру, такой вопрос: как поступить мужчине, который видит на улице заблудившегося ребенка? Каждый порядочный человек подошел бы к такому ребенку, постарался бы его успокоить, вызвал бы полицию. Но порядочный человек не может этого сделать! Потому что любой прохожий, который увидит плачущего ребенка, с которым разговаривает взрослый дядя, позвонит в полицию куда быстрее и заявит о том, что ребенка домогается педофил. По законам этой страны мужчину арестуют на основании всего лишь этого словесного заявления. Так что человек десять раз подумает перед тем, как пойти утешать потерявшегося малыша.

 

По сути, с израильской ювенальной юстицией сейчас происходит ровно то же самое, что и в США с проблемами дискриминации черных и сексуальных домогательствах. То есть драма превратилась в фарс, в абсурдистскую комедию, и выхода не видно.

Впрочем, в обычной, повседневной жизни я об этом не думаю. Моему ребенку тут хорошо, я чувствую, что она защищена, и, как и все наши соседи с детьми, не боюсь отпускать ее гулять во дворе или ходить в супермаркет. И самое главное в Израиле нет детских домов. Не было и быть не может. Это еврейскаыя натура - не бросать детей.

 

Седьмое: любовь к книгам

Я собиралась закончить на трогательной детской теме, но недавно удивилась в очередной раз, и решила это удивление тоже включить в список.

Иерусалимская Национальная библиотека разослала тысячам своих пользователей письма о том, что в определенный день в десять утра будет проводиться раздача слонов. Библиотека собиралась избавиться от тридцати тысяч старых книг и призывала всех ученых и библиофилов явиться и забрать их с собой, кто сколько сможет.

Мой муж, который всерьез увлекается библеистикой, решил, что там могут оказаться ценные книги и научные журналы с полезными статьями, так что в день и час икс мы подъехали ко входу в Университет, где, собственно, расположена библиотека. Еще из окна автобуса мы увидели длинную, извивающуюся очередь, как на вход в мавзолей в советские времена. Большинство людей пришли с чемоданами, продуктовыми тележками или огромными походными рюкзаками.

 

Перед самим зданием библиотеки собралась толпа в несколько тысяч человек. Увидев лихорадочный блеск в их глазах, я подумала, что именно так, должно быть, раздавали царские подарки на Ходынском поле. Конечно, мне могут сказать, что еврейский (как и любой восточный) народ просто падок на халяву. Но где, скажите мне, вы видели такую алчность в отношении книг?! Я поняла бы, например, если бы раздавали бесплатное пиво на центральной площади. Или бесплатные жвачки в школе. Или билеты на премьеру в Большой театр. Я бы поняла. И то не уверена, что, реши Большой театр устроить подобный аттракцион невиданной щедрости, на него явилось бы такое количество народу. Потому что привыкла считать, что массы охочи в основном до материальной пищи.

 

Могучие грузчики вывозили коробки с книгами на огромных строительных тележках. Моментально от общей массы людей отделялась группа в пятнадцать-двадцать человек и набрасывалась на эти коробки. Они раздирали их, хватали столько томов, сколько вмещали руки, и отбегали в сторону. Кое-кто сразу засовывал добычу в чемодан и быстро ретировался (чтобы не отняли, наверное), а другие, стоя в сторонке, внимательно разглядывали трофеи и ненужные книги оставляли прямо на асфальте.

 

Мы провели там полчаса. Я стояла в отдалении и фотографировала на телефон общий ажиотаж, а мой муж копался в ящиках, просматривая забракованные другими книги. В итоге мы вышли оттуда с несколькими журналами по религиоведению и парой русских томов всеобщей истории искусства.

 

Я, наверное, скорее порадовалась за нашу нацию, нежели огорчилась. Отныне я буду считать, что евреи – действительно народ Книги, и сказать тут больше нечего.

источник: Israel