Во время учебы в Царскосельском лицее молодой Пушкин пишет не только свои первые стихи, но и прозаические произведения. Одно из них — «Фатам или разум человеческий: право естественное» 1815 года — философская повесть в духе сказок Вольтера,которым увлекались тогда Пушкин и его товарищи. К сожалению, текст произведения утерян, но его содержание восстановлено первыми пушкинистами П.В.Анненковым и В. П. Гаевским. Речь в повести шла о двух стариках, моливших небо даровать им сына, такого разумного и талантливого, какого еще не бывало. И вот фея благовествует, что у них родится такой сын и в самый свой день рождения он уже достигнет зрелости, богатства и славы. Но, конечно, с од-ним нюансом: взрослея, ребенок будет молодеть, пока не превратится в совсем беспомощного младенца. И действительно, толь-ко появившись на свет, мальчик вопрошает родителей: ubi sum? (где я?)...
Размышления о нарушении естественного порядка вещей и его последствиях часто посещали Пушкина во время долгих зимних ожиданий перемены лошадей на постоях в Твери, когда он вспоминал себя двенадцатилетним мальчиком, совершающим че-рез Тверскую губернию свое первое путешествие во взрослую жизнь, летом 1811 направляясь из Москвы в Петербург для поступления в лицей.
Русский обычай устраивать костюмированные «Пушкинские пикники» в садах или парках им. Пушкина в День рождения Пушкина отсылает нас к тем временам, когда поэт и сам охотно участвовал в пикни-ках — выпивал, нехитро закусывал, играл в горелки, смотрел на воду, на дым костра и на веселье девушек. Так, А. Н. Понафидина в воспоминаниях приводит рассказ своей тетушки, как во время подобных гуляний на природе неожиданно приехали Пушкин и Вульф, и как все девицы, узнав об их визите, переполошились и убежали, но вскоре вернулись все, кроме одной, которая стеснялась своего большого носа.
«Зачем бы я стал смотреть на некрасивый нос барышни, когда я мог бы любоваться коротенькими бегающими ножками»
— успокаивал девушек поэт.
Отмечать годовщину рождения Пушкина именно гуляньем на природе стали не в последнюю очередь благодаря дошедшей до нас записке П. А. Вяземского от 22 мая 1828 года, в которой он приглашает Алексея Оленина junior, Грибоедова, Киселева, Пушкина, кн. Сергея Голицына, Шиллинга и Мицкевича на неожиданный дружеский пикник как раз за несколько дней до именин поэта (по старому стилю).
В 1808 году 23-летняя Анна Орлова-Чесменская, дочь сподвижника Екатерины II Алексея Орлова, лишается своего единственного родителя и отправляется в паломничество — в Спасо Яковлевский монастырь, помолиться у мощей Дмитрия Ростовского. В монастыре Анна знакомится со старцем Амфилохием, прозванным гробовым за сорока-летнее молитвенное стояние перед мощами, и становится его духовной дочерью. Теперь богатая наследница, она навещает монастырь каждый Великий пост и регулярно жертвует
обители значительные суммы. Несмотря на набожность, Анна не оставляет свет, продолжает давать изысканные приемы и даже делается камер-фрейлиной императрицы Александры Федоровны. После смерти Амфилохия она ищет нового духовного наставника и пытается сблизиться с архимандритом Фотием, рекомендованным ей епископом. Тот сначала сторонится ее богатства и знатности, но, получая регулярные и щедрые пожертвования, а также принимая ходатайства о нем фрейлины, в конце концов начинает-таки давать девице духовные наставления. В 1822 году Фотия назначают настоятелем Юрьева монастыря, и при помощи богатой духовной дочери он в короткий срок восстанавливает эту и две другие обители. Злая молва подозревает любовную связь незамужней графини и архимандрита.
Как известно, в 1830-х годах Александр Сергеевич Пушкин находился под сильным влиянием общественного мнения, и ему даже приписывают несколько эпиграмм, по-священных отношениям Фотия и Анны. Например, такая: «Благочестивая жена / Душою Богу предана / А грешной плотию / Архимандриту Фотию». Позже Пушкин раскаялся в своих насмешках над праведницей и даже совершил незадолго до смерти секретное паломничество в Спасо Яковлевский монастырь. По другой версии, в Ростов Пушкин ездил не молиться, а за серьгами из знаменитой ростовской финифти, промысел которой открыл когда-то в Спасо Яковлевском монастыре иеромонах Амфилохий
Отношение к животным вообще и дворовым собакам в частности в Европе стало меняться в начале XIX века, когда беспородный пес Мунито, выученный итальянским дрессировщиком Кастелли, поразил образованную публику умением читать, считать, играть в домино и карты. Пес так-же спас утопающую, поймал несколько карманников, а когда в 1824 году скончался, Кастелли появился с Мунито II, даже превосходившим Мунито I в интеллекте. Этот пес играл на барабане, запоминал зрителей по именам, пользовался часами и участвовал в спектакле про себя. По всей видимости, именно Мунито II был за огромную сумму куплен русским послом в Вене Дмитрием Татищевым и под именем Гусар подарен Николаю I. Царь невероятно любил собаку и использовал ее как камердинера, посылая за нужными людьми. Загадка ума обоих
Мунито не давала покоя обывателям и интеллектуалам того времени. Современник Мунито — Пушкин под всеобщим пристальным и порой навязчивым вниманием нередко ощущал себя такой умной собачкой, о чем даже писал лицейскому другу Дельвигу из деревни Малинники: «Здесь мне очень весело. Соседи ездят смотреть на меня, как на собаку Мунито. На днях было сборище у одного соседа; я должен был туда приехать. Дети его родственницы хотели непременно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черносливу и думала тихонько от них убраться. Но Петр Маркович их взбудоражил: дети! дети! мать вас обманывает — не ешьте черносливу; поезжайте с нею. Там будет Пушкин — он весь сахарный, а зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по кусочку — дети разревелись; не хотим черносливу, хотим Пушкина. Нечего делать — их повезли, и они сбежались ко мне облизываясь — но увидев, что я не сахарный, а кожаный, совсем опешили».
Свое первое путешествие по Владимирскому краю в сторону Нижнего Новгорода А.С. Пушкин совершил в 1830 году, направляясь в Болдино для инспекции только что полученного от отца имения. Тогда он воспользовался старым Сибирским трактом, пролегавшим через Муром. Впечатления от этого путешествия стали частью романа «Евгений Онегин»:
Лет чрез пятьсот дороги верно
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды,
И заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
Однако пророчество начало сбываться гораздо раньше: уже в 1833 году Николай I отдает приказ о проектировании шоссе Москва — Нижний Новгород. Шоссе должно пройти более коротким и удобным путем — через Боголюбово, близ которого расположен выдающийся памятник зодчества владимирско-суздальской школы — церковь Покрова на Нерли. Однако Пушкин не мог дожидаться, пока построится шоссе, и в том же 1833 году направился данным маршрутом в Оренбургскую губернию за материалами для своей «Истории Пугачёва». В это время жители владимирских придорожных сел и деревень уже приступили к поиску валунов по берегам Клязьмы и Нерли, пригодных для строительства булыжного шоссе.
На балу у Карамзиных в октябре 1835 года тогда еще мало знакомый Пушкину Владимир Сологуб неумно пошутил с его женой, сведения о чем, превратившись в сплетню, дошли до вспыльчивого поэта. Пушкин потребовал от обидчика сатисфакции, намеревался приехать в Тверь, где находился по службе Сологуб, и даже справлялся о качестве дорог. Тем временем Сологуб купил пистолеты, привел в порядок бумаги, выбрал красивое место — на мосту реки Тьмака и, твердо решив не стрелять в любимого поэта, стал ждать. Прождав так три месяца, он отлучился на два дня в деревню. Ровно в это время Пушкин прибыл в Тверь и, не найдя противника, уехал. Вернувшись на третий день и узнав о разминке, Сологуб помчался в Москву и уже на рассвете прискакал к Нащокину, у которого остановился Пушкин. Желая немедленно решить дело, Сологуб приказал разбудить поэта. Вышедший в халате заспанный Пушкин сперва был холоден, однако вскоре разговор пошел о только что начатом им «Современнике». Со-всем уже проснувшийся Пушкин принялся шутить и, вернувшись к теме о дуэли, объяснил: «Неужели вы думаете, что мне весело стреляться? Я имею несчастье быть общественным человеком, а вы знаете, что это хуже, чем быть публичной женщиной». Чтобы покончить с дурацким спором, Сологубу было предложено написать несколько слов Наталье Николаевне, на что тот согласился и написал прекудрявое французское письмо, которое Пушкин взял, тотчас же протянул руку, после чего сделался совсем весел и дружелюбен.
Краеведы Тверской области подсчитали, что Пушкин пересекал их губернию 28 раз с самыми различными целями: поступление в школу, посещение друзей, дегустация малины, дегустация макарон, ухаживание за девицами, устройство дуэли, обед пожарскими котлетами, дела, творчество. Информация о перемещениях поэта, аккуратно собранная по произведениям, воспоминаниям и письмам его самого, его окружения и современников, имеет принципиальное значение для развития краеведческого туризма.
Еще в советское время Тверь стала неформальной столицей «пушкинского кольца Верхневолжья», откуда взяли начало все туристические тропы к Берново, Малинникам, Павловскому, Старице, Торжку. Однако постепенно к данным пушкиноведов добавлялись сведения лажечниковедов, глинковедов, сологубоведов и др., что позволило им утверждать: сам Александр Сергеевич никогда не ездил по «пушкинскому кольцу», а пользовался иными маршрутами и, следовательно, наблюдал иные дали и ландшафты. Находятся и совсем смелые исследователи, считающие включение самой Твери в «пушкинское кольцо» необоснованным, поскольку не известны точные адреса пребывания поэта здесь (кроме, разве что, знаменитого дома Гальяни, но и тут историки сомневаются, действительно ли гостиница находилась в нынешнем здании банка, на котором теперь установлена соответствующая доска). Тем не менее Тверь полна нетронутыми временем уголками, каким является район Затьмачье.По таким уголкам, с уверенностью можно сказать, и гулял Пушкин, а только подлинные виды могут сообщать любителям поэзии нечто о переживаниях, которые, скорее всего, возникали в душе поэта.
В наброске статьи «О прозе» 1822 года Пушкин упрекает современников в их неумении изъясняться просто и кратко:
«Эти люди никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и пр.; должно бы сказать: рано поутру — а они пишут: едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба...»
В качестве эпиграфа литератор Пушкин цитирует переписку французских академиков, обсуждавших научные труды своего коллеги графа де Бюффона и вскользь заметивших:
«Этот человек пишет: благороднейшее изо всех приобретений человека было сие животное гордое, пылкое и проч. Зачем просто не сказать лошадь?»
Граф Жорж-Луи Леклерк де Бюффон, живший в XVII веке, выдвигал смелые для своего времени теории. Например, что человек произошел от обезьяны или что земля — отколотый от солнца кометой и остывший его кусок. И, отдавая графу должное, Пушкин отзывается о нем как о «великом живописце природы, коего слог, цветущий, полный, всегда будет образцом описательной прозы, а некоторые картины отделаны кистию мастерской». Вслед за Александром Сергеевичем напомним, что де Буффон старался противопоставить строгому методическому ходу описания природы и наружного вида животных их веселые нравы и занимательный образ жизни и тем возбудить интерес образованных людей к животному миру,— то есть поэтический стиль графа вполне уместен для описания «сия животного гордого, пылкого и благороднейшего изо всех приобретений человека».
Известно неравнодушное отношение Пушкина к мельнице — в его произведениях мы не раз встречаем эпитеты, относящиеся к ней: «скривилась», «вприсядку пляшет», «мельницы, похожие на собачьи конуры», «мельница, в которой не только бога или святого, но и мельника не бывало», «стукотня мельниц». В то же время А.А. Фукс вспоминает, как Пушкин ездил «тройкою на дрожках, один к Троицкой мельнице, по сибирскому тракту, за десять верст от города», а михайловские крестьяне смеялись, как поэт бегал на мельницу в Бугрово и се-
дел там от муки. Войны, пожары, революции и древесный червь не сохранили для нас мукомольных памятников пушкинской поры. Но, благодаря писателю-натуралисту, фотографу и энтузиасту возрождения мельниц на ре-ках России Василию Пескову, в 80-е годы XX
века на реке Сороть была построена ветряная мельница, и мы можем любоваться некоторыми элементами пейзажа, которыми предположительно любовался и поэт. Кроме пушкинской мельницы, Песков выступал за всеобщее возвращение мельниц писательским местам. Так, по его инициативе была воссоздана ветряная мельница в лермонтовских Тарханах, восстановлена «Чижовская мельница» в Брянской области. Писатель вынашивал проекты по установке аналогичных экспонатов в Ясной поляне Толстого и усадьбе-музее Аксакова в Бугурусланском районе, собирался построить мельницу в местах действия рассказа Тургенева «Бежин Луг» на реке Снежедь, но болезнь и
смерть не дали этим планам осуществиться.
Своей славой Покровский женский монастырь в Суздале обязан, прежде всего, знаменитым узницам — представительницам княжеских и царских семей, которых закрывали в этом красивейшем месте в излучине реки Каменка родственники. Подъем могущества монастыря приходится на правление Василия III, первым отправившего на постриг свою бесплодную жену, закат — на царствование Петра Великого, сдавшего сюда наскучившую царицу. Всего историки насчитывают около тридцати царственных особ, посетивших обитель с целью удаления от глаз царственных мужей, отцов или братьев. Многие из них (а также более простые монахини, уличенные в их поддержке) умерли впоследствии мученической смертью. Из литературных героинь Пушкина как минимум две побывали таким образом в Покровском монастыре: упомянутая жена Пе-тра Евдокия Лопухина (из подготовительно-го текста к «Истории Петра I») и Ксения Годунова, дочь Бориса Годунова из одноименной драмы. Да и сам Пушкин очень любил монастыри, неоднократно бывал в них, разворачивал там действия своих произведений, даже воображал себя монахом (как в стихотворении «К сестре») и свое последнее пристанище также нашел в монастыре.
С началом XIX века монашество в России переживает свое новое рождение — новые церковные законы Павла I, Александра I и Николая I частично возвращают монастырям утраченные после секуляризации 1764 года позиции, развитие купечества и, как следствие, щедрые пожертвования позволяют развернуть строительство больших каменных церквей. Но главное, именно с началом XIX века монашеская жизнь опять начинает соответствовать народному представлению о благочестии. Растет число обителей, монахов и особенно монахинь. Роль женщины в общественной жизни России стремительно меняется на глазах у Пушкина: буквально за несколько десятилетий из танцующих и вышивающих между родами многие дамы его круга становятся полноправными участницами общественно-политической жизни страны. С некоторой задержкой общее просвещенное настроение начнет распространяться и на женские монастыри, которые уже совсем скоро, в конце XIX столетия, станут центрами духовности, благотворительности и просвещения, а пока только начинают строиться, расширяться, возводить школы, больницы и другие богоугодные заведения. Пейзаж начала XIX века позволяет нам увидеть Покровский монастырь в один из тех редких и почти невозможных спокойных исторических моментов, когда ни темное прошлое, ни светлое (а потом снова темное и снова светлое) будущее не нарушают царящих внутри и снаружи обители мира и гармонии.
Боливар А. С. Пушкина, снятый перед дуэлью с Дантесом, был отнесен порывом ветра в сторону и, оставленный без внимания после рокового выстрела, скатился в Черную речку. Весной с первым ледоходом он был вынесен в Финский залив, из него — в Балтийское море. Далее через Датские проливы (вероятнее всего, через Большой Бельт) — в Северное море. Чудом проплыв Ла-Манш, он был подхвачен теплыми течениями Бискайского залива и запутался в снастях торгового судна, направлявшегося по Гароннскому каналу и каналу Дю
Миди в Средиземное море. При разгрузке корабля в порту Сета боливар, уже достаточно потрепанный, был выброшен за борт вместе с прочим мусором и долго путешествовал по Средиземноморью, приближаясь даже к побережьям Алжира и Ливии. Остались воспоминания жителей полуострова Пелопоннес, в ясную погоду хорошо видевших шляпу у своих берегов, но затем следы ее надолго исчезают, пока в один из апрельских вечеров 1986 года боливар не всплывает в Гранд-канале в Венеции, где и его видит супружеская чета из Японии. Последующий анализ ДНК извлеченного с тульи шляпы фрагмента волоса подтверждает подлинность боливара. Сейчас он находится в частной коллекции и, в силу своего хрупкого состояния, не выставляется.
Книга Сергея Тимофеевича Аксакова «Записки об уженье рыбы», изданная в 1847 году, была не только первым произведением в истории русской литературы, посвященным столь прозаической теме, но и первым на Руси пособием в рыбной ловле. Известно, что к работе над своим натуралистическим циклом Аксаков приступил, удалившись после смерти Александра Сергеевича Пушкина от светской жизни в деревню, где более не писал стихов в подражание большим поэтам, а развернул свой настоящий талант — талант к описанию природы. Именно это дарование поощрял Пушкин, взяв даже очерк Аксакова «Буран» за образец при изображении зимней бури «Капитанской дочке». В память об этих событиях Российским обществом любителей поэзии и рыбалки два раза в год проводятся зимние и летние «Поэтические рыбалки» на водоемах, где бывали в свое время оба знаменитых писателя.
Европейская ряпушка (лат. Coregonus albula) — вид пресноводных рыб из отряда лососеобразных; европейская корюшка (лат. Osmerus eperlanus) относится уже к отряду корюшковых. Будучи далеко не родственниками, они однако принадлежат к общему классу лучеперых рыб и к общей европейской культуре. Обе эти рыбешки издревле соседствовали на русских столах: их ловили на Невском взморье рыбаки-отходники, приходившие в Петербург из Осташковского уезда Тверской губернии, с озера Селигер; порой корюшка и ряпушка даже соперничали на лотках разносчиков, заставляя горожан делать нелегкий выбор .Со временем судьба развела рыб: самая выдающаяся из ряпушек — переславская (выделенная даже в отдельный вид — лат. Coregonus albula pereslavicus), которая водится исключительно в Плещеевом озере, как обладающая особыми вкусовыми качествами все чаще участвует в царских застольях. Дошло даже до того, что Петр I, желая сберечь рыбу для особых, постных случаев, запретил ловить ее местному населению под угрозой отнятия пальца. Вся добываемая особыми, по установленному образцу, сетями Coregonus albula pereslavicus увозилась в Москву. Ряпушка стала деликатесом и, наравне с осетром и стерлядью, присутствовала на высочайших обедах. С переездом столицы в Петербург скоропортящаяся переславская рыба уже не успевала к обеду (другие виды ряпушки не пользовались таким успехом). Сезонная корюшка не смогла занять ее место на придворном столе северной столицы и, возможно, поэтому становится в XIX веке одним из символов Петербурга, более других любимым простым народом.
Текст Юлии Богатко.
Улумбеков Искандер родился в 1962 году в Москве. В 1985 году закончил МАИ. В 1995 году МГХАИ им. В.И. Сурикова факультет живописи. Занимался керамикой, монументальным искусством, театральными декорациями. В настоящее время занимается станковой живописью и графикой. Соавтор проектов « Мир Толкиена» и « Полет журавлика » ( с композитором А. Лавровым ), литературно-графического « 101 Вид Куку-Абы», неоконченного мультфильма «Легенда о Есицунэ» по мотивам японских легенд , музыкально-живописного « Тропою Белого Бизона» по мотивам фольклора индейцев Северной Америки, тематических выставок « Парки Лондона», « Города», « Лондон», « Россия – Америка» , « Дорога в Московию», « Все – Цирк» и пр. Участник многих выставок в России , США, Великобритании, Люксембурга, Франции, Бельгии и др.
