Кошка меня раньше не то чтобы не любила, просто игнорировала. Лет десять. Я ей отвечала взаимностью.

Так мы и жили в одной квартире, не замечая друг друга, иногда пересекаясь на кухне. Изредко я ловила на себе её равнодушный и презрительный взгляд и понимала, что в её системе ценностей меня тоже нет, или являюсь совершенно лишним звеном. Не кормлю, горшок не убираю. В ответ она не позволяла себя гладить и никогда не мурлыкала. Нет, даже не кусалась при попытке прикоснуться к ней. Просто брезгливо отклонялась и убегала.

Летом она захандрила. Перестала есть и мяукать. Забивалась в шкафы и спала. Шерсть клочьями висела на ней. Глаза помутнели. Стало понятно, что кошка собралась умирать. Повезли в ветеринарку. Рак. Всех шести сисек и ещё там чего-то.
"Хотите, можем попытаться её спасти? Гарантии никакой. Три операции и химия."
Озвучили примерный ценик. Я вздрогнула. Охренела. Посмотрела кошке в глаза... и решила, что не буду её спасать. В моей системе ценностей она являлась не настолько важным звеном.

Пришла домой. Рассказала ситуацию. Озвучила сколько стоит её спасение, без гарантии такового. Сказала что я против... Это очень дорого.

Ночью меня разбудила младшая дочь. Огромные глаза, полные слёз. "Ма, я не буду себе ничего просить, не надо мне одежду покупать, Ма. И давай мой планшет графический продадим. Ма. И на завтраки в школу мне не надо. Ма. Я свои рисунки попробую продавать, рисовать на заказ. Ма. Не надо мне подарок и отмечать день рождения. Ма. Но давай кошке сделаем операцию. Ма..."

В её системе жизненных ценностей кошка была... где то рядом со мной. Не хочу даже думать до или после меня.

"Ты понимаешь, что она может не выдержать операцию? Она в очень плохом состоянии. Но заплатить нам всё равно придётся." Дочь молчала и кивала. Слёзы по щекам.

"Мы будем её лечить, я оплачу" - сказал муж и утром отвёз кошку в клинику.

На другой день я поехала её забирать. И так повторялось четыре раза. Он отвозит, я забираю. С каждый разом мутная пелена на её глазах становилась всё меньше.

Перемотанная в бандаж, с перемазанным пузом и двумя страшными швами по всему пузу, она где-то находила силы чтобы сопротивляться когда её пихали дома в переноску.

Когда я забирала её в третий раз, она, услышав мой голос ещё в коридоре, стала орать. А когда её вынесли, то буквально бросилась мне на грудь, вцепившись когтями в пальто. Я так и не смогла её отодрать, чтобы посадить в переноску. Привязала платком к себе, так и поехали.
Ехала аккуратно за рулём, с трясущейся кошкой на груди. От которой осталась половина кошки.

И глаза. На меня смотрели её, полные любви и благодарности, глаза.

Она всё выдержала. Несмотря на все прогнозы оклемалась. Отрастила щёки и жопу в два раза больше чем были до. И внезапно полюбила меня. Нет, ластиться не стала. Но гладить позволила, а иногда я просыпалась от её тепла и тракторного мурчания рядом.

— Дурочка, я тебя лечить не хотела, — говорю ей, отпихивая, — я не достойна твоей любви точно.

— Но ты меня там не оставила, — отвечает она, смотря на меня своими жёлтыми глазищами.
(=^‥^=)

Галя Антонец