"Потап - внук Шу-Шу, сын Вука и Мэй-Мэй, брат Сан Саныча и отец Макико-сан. В апреле ему исполнится 13 лет.
Потап и Сан Саныч начали пихаться, драться и кусаться ещё слепышами, и даже их мать Мэй-Мэй не сумела братьёв помирить. Как-то они по недосмотру хозяев сцепились так, что Сан Саныч Потапу ухо откусил. С тех пор они со своими супругами и потомством живут в отдельных домах" (Из книги второй "Ватаси - это Я, или Дитя сокровенных летописей" - ARR).

Сон Ватаси-сан (повтор темы, хмарь на душе): «Хозяин давеча с работы вернулся, вынимает из сумки фотоальбом Юрия Роста. «У главного редактора одолжил. Вот сюда мы поедем», – говорит и пальцем в снимок тычет.
Он у нас уже давно в этом смысле с глузду сдвинулся, с Великой Китайской стены упал. Есть у него такая безумная мечта – оставить КИС на попечение мамы Иры, а самому на время с «ближним кругом» уехать на необитаемый остров.
«Тебе там будет привольно, леммингами облопаешься», – соблазняет папа Саша нашу Макико-сан. И мне тотчас представилось, что лемминги эти – что-то вроде овцебыков, поскольку Макиша у нас сильно свирепая.
Приснилось мне тогда же, что заключили мы контракт на сезон – поработать на маяке то ли на нашем Сахалине или Курильских островах, то ли на скандинавских каких-то.
Не жизнь – благодать. Раздражителей нет. Вертолёт прилетает раз в месяц. Макико-сан вместе с Паном Лукой и Сайондзи Сабуро, по-домашнему Котом Сашкой, обитель нашу охраняет, гостей незваных с острова выпроваживает и, как было ей обещано, ловит леммингов. Ватаси-сан, то есть я, наводит порядок и кухарит. Мам-Джаляль-сан управляется с маяком – сын в плане всякой техники головастый. А хозяин закусывает и пишет за меня мои повести» (Из книжки первой «Ватаси – это Я» – ARR).

«Можно также предположить, что хвосты у волков Тибета иногда сворачивались бубликом. Это свойство всех северных собак, которые, по мнению специалистов, лучше других сберегли в себе волчьи черты. Взгляните на лаек и их ближайших родственников хаски и маламутов, прекрасно приспособившихся к жутким морозам. А зимний Тибет суров, только горячий чай с ячьим молоком человека спасает. Это не Ницца и даже не теперяшняя Москва под Новый Год.
Так вот тысячу лет назад тибетская волчица одарила монахов-буддистов щенками, которых эти добрые люди, конечно же, приручили. Что послушники сделали в последующие столетия с потомством тех малышей - до сих пор толком не известно. Но среди нынешних продвинутых китайцев ходит легенда о том, что владели те стародавние монахи тайнами генной инженерии и сумели каким-то невероятным образом скрестить своих новых собак с медведями, и этот выдающийся научный эксперимент дал миру новую породу – чау-чау.
Иначе, как объяснить то обстоятельство, что из всех собак лишь у чау-чау такой же сине-лилово-сиреневый язык, как и у медведя? Владельцы шарпеев, правда, могут спросить: «А как же с синими языками наших питомцев?» Отвечаем: на наш взгляд, шарпеи – это перебравшиеся из Тибетского автономного района Китая в тёплые провинции Поднебесной менее шерстистые кузины и кузены чау-чау.
Уточним, что, кроме них, своими синими языками восхищают людей только «собаки Лоренца» – наши лоренцджои (на снимке справа: наше Дитя сокровенных летописей - внучка Вука и Мэй-Мэй лоренцджой Макико-сан).
Добавим, что медведь – «национальный зверь» России, но не Китая. Мирно похрустывающая бамбуковыми стебельками очаровашка-панда, символ Олимпийских игр 2008 года в Пекине, а также Всемирного фонда защиты дикой природы, – это вовсе не медведь, а очень и очень большой енот. Кстати, по-китайски большая панда – «сюнмао», медвежья кошка.
Из всех больших кошек ханьцы выделяют львов, что моим Львам-хозяевам, само собой, очень льстит. Но, должна я заметить, в Поднебесной этих животных – за исключением разве что каких-нибудь саблезубых – отродясь не водилось. Даже их китайское название «ши-цзы» происходит от индийского «сингх» – «лев» на хинди. Когда же китайцы пытались изобразить льва в скульптуре, то у них получался … нет, вы только посмотрите! – у них получался грозный и свирепый, мечущий глазами молнии кобель чау-чау» (Из книги второй «Ватаси – это Я, или Дитя сокровенных летописей» – ARR).

«Хозяин давеча с работы вернулся, вынимает из сумки фотоальбом Юрия Роста. «У главного редактора одолжил. Вот сюда мы поедем», – говорит и пальцем на снимок показывает. Он у нас уже давно в этом смысле с глузду сдвинулся, с Великой Китайской стены упал. Есть у него такая безумная мечта – оставить КИС на попечение мамы Иры, а самому на время с «ближним кругом» уехать на необитаемый остров.
«Тебе там будет привольно, леммингами облопаешься», – соблазняет папа Саша нашу Макико-сан. И мне тотчас представилось, что лемминги эти – что-то вроде овцебыков, поскольку Макиша у нас сильно свирепая.
Приснилось мне тогда же, что заключили мы контракт на сезон – поработать на маяке то ли на нашем Сахалине или Курильских островах, то ли на скандинавских каких-то.
Не жизнь – благодать. Раздражителей нет. Вертолёт прилетает раз в месяц. Макико-сан обитель нашу охраняет, гостей незваных с острова выпроваживает и, как было ей обещано, ловит леммингов. Ватаси-сан, то есть я, наводит порядок и кухарит. Мам-Джаляль-сан управляется с маяком – сын в плане всякой техники головастый. А хозяин закусывает и пишет за меня мои повести» (Из книжки первой «Ватаси – это Я» – ARR).

«Я тот октябрьский вечер запомнила хорошо. Папа Саша, ещё не отошедший от своих газетных текстов, рассеянно открыл входную дверь, со всеми нами поздоровался и тут же направился в почтовый ящик взглянуть, забыв дверь прикрыть. В тот же момент в неё метнулась сизая молния. Видать, долго она выжидала такой возможности.
Молния оказалась юным котиком на вид месяцев шести, который первым делом поцеловал нашего командующего – лоренцджоя Макико-сан, а потом полез лобызаться со мной. В отличие от Макиши, я этого очень не люблю, но стерпела – тем более что пришельцу приспичило именно таким образом перезнакомиться со всеми. Затем, не сходя с места, он слопал полторы банки кошачьих консервов и принялся умываться. Хозяин на него заинтересованно посмотрел и сказал: «Глазищи-то какие большие и круглые. Не то, что у вас, азиатов. А усы-то какие – как у шляхтича … чешского. Назовём-ка мы его Паном Лукой».
И тут же взялся назначать его день рождения. Это у нас такая традиция, торжественная церемония для всех неофитов КИСа – пришельцев-принесельцев. Долго не думали – остановились на 9 мая. Ведь это не только День Победы нашей великой. Тогда в 1945-м русский солдат освободил от нацистской гадины столицу чехов Прагу.
У нашей Надежды, внучки папы Саши и мамы Иры, Пан Лука попал в число избранных: не успеет войти-поздороваться, уже зовёт: «Паук, ты где?». Толковали мы ей, толковали – да лет ей ещё совсем мало. Да и какая разница – Паук и Паук, главное – что он отвечает ей взаимностью и позволяет делать с собой такое, за что другому мало бы не показалось.
Прославлен Пан Лука добротой и умением сострадать. Как-то он истошно раскричался у окна и едва его не вышиб. Вышли, видим – крошечный котёнок в противоблошином ошейничке (нечего сказать, гуманисты), бегает по газону и … плачет. Развесили, конечно, объявления, никто не отозвался. Так и остался Димка Пожарский воспитанником Пана Луки. Но это – другая история» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR)

«Перед ежедневным отбытием в редакцию папа Саша обычно отдаёт приказ по свибловскому гарнизону КИС «Завидово Шу-Шу»: «Ты, Макико-сан – как лоренцджой – остаёшься главнокомандующим. Ты, Ватаси-сан (это он ко мне), – начальник Главпура, политкомиссар. Штабс-капитан Рыбников – командующий Северным фронтом, Пан Лука Франта Когоут – Южным. Поясню, что квартира наша на первом этаже, выходя окнами на север и юг, не имеет охранной сигнализации – и к чему она? Как-то раз один бомж, видать, совсем недалёкий, хотел влезть, так Сан Саныч, дядя Макико-сан, так его шуганул … ну, об этом потом, а то я отвлеклась.
Далее приказ звучит так: «Малыши – мирное гражданское население, остальные во главе с Оззи – немирное». Оззи – наш задиристый ветеран из рода спаниелей. И потом: «Мам-Джаляль-сан – командир пешмарги особого назначения, ПОН». Иными словами – начальник домашнего спецназа.
Моего приёмного сына, японского бобтейла, назвали так в честь славного партизана и нынешнего президента арабского Ирака курда Джаляля Талабани (не приведи Аллах, что-то с ним случится – Мам тотчас станет просто Мамусиком). Пешмарга – вооруженное, изначально допотопными дробовиками, ополчение, которое позволило забитому народу подняться против тирании и защитить свою самобытность. На курдском, старейшем языке персидской группы индоевропейской семьи, пешмарга – «заранее мёртвые». Чувствуете, да? Ради свободы они не жалели и жалеют себя. Папа Саша курдов очень уважает, впрочем, как и людей всех стран, где курды живут.
Джаляль – уже здоровенный малый, хотя ему всего год с небольшим. М-р-р-да, случается, правда, что бывает чересчур вспыльчив – он же курдский самурай, – … и тогда инвалидность второй, а то и первой группы агрессору гарантирована. Но в целом очень, очень добрый мальчик, даже пропустил своего младшего брата Сабуро вперед себя на выставку. А как папа Саша его позовёт - летит, аж мебель сбивает.
Ну, что ж – кровь есть кровь, благородная кровь. Ведь вы, верно, слыхали о месопотамском воителе Коте Джалале Великом – о нём так много пишут сейчас. Но сын мой, в общем-то, московский интеллигент – отходчив, миролюбив и живет по курдской пословице: «Беда-бедой, война-войной, а японский курд кушает свой айран» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR).

На снимках сверху - наш Мам-Джаляль и Мам-Джаляль Талабани. На фото внизу - флаг Рабочей партии Курдистана и наш Оззик