"Моего молочного сына папа Саша выделяет особо. "Джа-а-а-ляль-ка, - говорит. - Имя у тебя, словно колокольчик звенит".
И тоже оказалось оно в самый впопад: Джаляль - рослый и мощный, и, хотя вид у него довольно-таки простодушный, может сынок быть хитрым и даже коварным.
К примеру, заприметив шкоды, которые сотворяют его младшие братья и на которые он никогда не дерзнёт в присутствии хозяина, учинит он то же самое - лишь тот за дверь. Это, значит, - для того, чтобы папа Саша, вернувшись, подумал, что это малолетки нахулиганили.
Речь человеческую мой сын начал понимать совсем ребёнком. Когда он заболел ринотрахеитом, впавший в отчание от всех напастей папа Саша вдруг объявил во временном умопомрачении: "Распродать их всех по три тысячи долларов - и делу конец!"
Отдавший было Аллаху душу Джаляль Васильевич при этих словах выпрямился вдруг во весь рост, вытаращил глазёнки, которые у него стали совсем круглыми, ... и выздоровел".
Но я всё равно всегда начеку - даже когда всё спокойно и сыночка спит"

Отрывок из книги первой - "Ватаси - это Я"
(ARR)

Японский бобтейл Мам-Джаляль-сан на фоне баварского катушечника "Uher De Luxе" 1963 года выпуска. Кто дороже?
Прости меня, "Ухарь", но, конечно, Мамусик. Он и более редкий и куда гораздо живой, хотя и у тебя, величавый бобинник, ещё много пороха в пороховницах - хвала рабочему классу Мюнхена!

«Ватаси ва кодомо. Ватакуси ва Джаляль. Я ребёнок – маленький Джаляль», – говорит на чистейшем японском языке мой сын, и глаза у него делаются такими узкими, что даже щёлочек не видно. Он поступает так всякий раз, когда его обвиняют в очередных преступлениях против человечества в лице мамы Иры, папы Саши, их друзей и знакомых.
«Ватаси-сан, как ты могла воспитать такого бандита?» – часто слышу я и уверенно отвечаю: «Воспитала по новейшим методикам. Джаляль – ребёнок шаловливый, но подвижный к добру. Если мальчик не озоровал, то настоящий мужчина из него не вырастет. Робин Гуда тоже, между прочим, кое-кто гангстером называл». Говорила я так, но глаз с сына не спускала и отлучилась всего на четверть часа, когда ему было уже месяца два. Знала бы я, чем это кончится … .
Джаляль сидел на подоконнике в горнице, благодушно щурился на солнышко и наблюдал за происходящим на улице. А там, у дома напротив, три местных матёрых кошака презлющего вида выясняли отношения из-за соседской кошки Тим Тимовны. Разговор, шедший на повышенных тонах, близился к силовой развязке, и Джаляль (как потом он мне сам рассказал), быстро справившись с обоими шпингалетами на рамах, выпрыгнул из окна и отправился тех котов мирить.
Прошмыгнув перед колёсами дико взвизгнувшей тормозами автомашины, он обратился к соперниками с увещеванием: «Уважаемые сэнсэи! Моя мама Ватаси-сан учит меня, что все споры надо улаживать путём мирных переговоров, без применения силы или угрозы силой».
Коты от неожиданности замолкли, а Джаляль продолжал: «Для начала содержательного диалога я мог бы принести вам из дома что-нибудь вкусненькое». «Сэнсэи» посмотрели на наглого молокососа круглыми от ярости глазами и, не сговариваясь, решили разорвать его на десять тысяч маленьких кусочков. Слава Богу, что рядом стоял высоченный фонарный столб, на верхушке которого сын очутился в один миг.
Но плотоядно рычавшие коты, царапаясь и отталкивая друг друга, неудержимо карабкались вверх и были уже близко. И тогда Джаляль решился на невероятное. Он ухватился передними лапами за нависший над улицей провод и, раскачиваясь, словно сосиска, быстро-быстро перебирая лапками, двинулся по самой верхотуре к спасительному родному дому. На середине пути его силы кончились, и маленький ребёнок завис над пропастью» (Из книги первой «Ватаси – это Я» – ARR).

«При виде этого зрелища я оцепенела от ужаса и помчалась к папе Саше, сидевшему в мирном уединении в некоей будочке на другом конце нашего участка. Он понял всё без слов и уже спустя полминуты выскочил на улицу. По ней меж тем на огромной скорости мчался здоровенный трактор «Беларусь», за рулём которого к счастью сидел наш добрый знакомый дядька Семён. Он всегда спешил, особенно сейчас, когда вёз навоз – пришло время удобрять поля.
Семён – истый щирый украинец родом из-под Львова. Приехав в Мелково на заработки, нашёл гарну дивчину – а ими Тверская земля славится – да так и стал волжанином. А хозяин, как в кино, изобразил из себя посреди проезжей части большую непоколебимую букву «Х» и истошно заорал: «Стой, дядьку Семэн! Стiй, я тобi кажу!» Семэн тормознул так, что стукнулся лбом о ветровое стекло и рявкнул, высунувшись из двери: «Ты, мабуть, Сашко Львовыч, сказився чи шо!?»
Джаляль к тому времени уже цеплялся за провод одной лапой, извиваясь всем телом там высоко – но прямо над железной кабиной трактора. Сейчас упадёт – и если не убьётся, так непременно покалечится. «Гоны, Семэн, гоны!» – завопил ещё более отчаянно папа Саша, показывая руками на небо. Тракторист, чтобы посмотреть, что там такое в небесах творится, вытянул шею, снова стукнулся головой – теперь о дверцу, матюкнулся и рванул рычаг. «Беларусь» взревела и подпрыгнула вместе с прицепом.
Теперь сын мог разбиться уже об асфальт, и к папе Саше присоединились соседи: «Гальмуй, Сёма, тормози!!!» Тут коготочки Джаляля разжались, и он мягко шлёпнулся в лежавший в прицепе навоз.
Через час, намытый с шампунем, он благоухал на тёплой печке, приходя в себя после пережитого. А вечером с женой Светланой пришёл в гости Семён: «Ты глянь, Свiтлано, який парубок – самурай Джалиль. Такый малэнькый, а вжэ кiт, дядько як я. Тiльки хвиста нема, треба спиймать, та нi за що». Но Джаляль-сан, будто признав спасителя, никуда и не убегал: терся головой о праздничные брюки гостя и оглушительно мурлыкал.
Тост весь тот вечер был один: «Хай жывэ дружба людэй та котiв!» А ещё пели очень популярный тогда шлягер:
Гей, славяне! Гей, славяне,
Москали и киевляне,
Нам ли с вами Родину делить?
Неужель наставлю пушку
На свою жену-хохлушку?
Лучше буду я её любить
(Из повести первой «Ватаси – это Я» – ARR).

Фотоснимки с сайтов www.winni_pooh.narod.ru, www.old.amur.info и www.stitchshop.ru. Но напоминаем, что Джаляль - японский бобтейл, и никакого хвоста у него нет