Вот они все здесь, мамины сёстры и брат: Нина, Софа (мама моя), Валя и Юрий, сзади стоит старшая сестра Тамара.... Дети есть дети. Они первыми прибежали на твой День Рождения, мама.   МамаСофа (так я звала тебя в детстве), сегодня   тебе исполняется 102 года. 45 лет мы с тобой прошагали вместе, а я так мало знаю о тебе. Но ведь ты тоже не слишком погружалась в дебри своей родословной? А старшим твоим вовсе было не до тебя. Такой наворот событий! Так Красное Колесо скрежетало и давило человечков, что на "сесть рядком да поговорить ладком" откуда есть пошёл наш род, ни у кого не достало времени и сил. А потом все уже умерли.

 

Давай сегодня вместе сложим мозаику семейных историй. Что знала ты, что знаю я. Это совсем нетрудно, фигурок у нас - раз, два - и обчёлся! Летом вскарабкалась на антресоли, вытащила из пыльных недр кучу старых писем (от 30-х годов). Только в 1971 году старшая двоюродная сестра Маша поведала тебе о вашей бабушке Марии Апполоновне. Ты (и я вместе с тобой) знали о комичной старушке Мариаполонне, которая сама не могла достать горшок с гречневой кашей из русской печки. Так и сидела голодной, пока её верная спутница Груша, тоже старенькая, ходила в церковь. Оказалось, что это наша бабушка-прабабушка. И не только эпизодом с кашей она запомнилась в этой жизни. Вот письмо от тёти Маши:

1

2.

3.Это ей, бабушке, была подарена фотография, где сын Николенька держит на руках своего первенца, твою старшую сестру Тамару.  Дата 1899г. Мама! С ума сойти, позапрошлый век!

(Этот год богат на открытия. Недавно узнала, где похоронена  Тамара. Ты всегда ходила к Мемориалу на Пискарёвском кладбище.

Всё так, только перепутана дата рождения.

• Печковская Тамара Николаевна, 1901 г. р. Место проживания: Съездовская линия, д. 9, кв. 3. Дата смерти: январь 1942. Место захоронения: Смоленское кладб. (Блокада, т. 24).

 

Мама! А это ты на руках у моей бабушки Софии Владимировны Печковской (Гусевой). 1914год. 100 лет назад... Какая ты хорошенькая! МамаСофа  вообще была самой хорошенькой в семье. В конце позапрошлого века дедушка буквально выкрал  мою шестнадцатилетнюю бабушку  из дома злых тёток. Хотя почему злых? Ну не хотели они отдавть свою воспитанницу - сиротку в жёны  пламенному революционеру!

Детские фотографии сделаны в разных городах. К сожалению, это хроника революционных событий. Дети Печковские родились как-то так, по ходу непримиримой борьбы за лучшее будущее. Такая порча посетила семью добрейшей Марии Апполоновны из Хамовников. Её умные, образованные сыновья один за другим "шли в революцию". В семье был полный набор политический цветов. Старший Лев - правый эсер, Николенька - левый эсер, его юная жена -эсдек. Старший отправился на каторгу, младшего чуть не зарубили в 1905году. Ты знаешь, мама я раздобыла ту самую книжку, где и батюшка твой засветился. У тебя такой не было В Новосибирске купила через интернет. Что такое интернет? Ну знаешь, это такая штука!!!

  

Вообще наш дедушка -карбонарий засветился и в других местах. На Урале, например, в восстании "автомобилистов" : "Верх-нейвинские мятежники, возглавляемые бывшим управляющим завода эсером Печковским и служащим аппарата Совдепа бывшим офицером В.Н. Бочкарёвым, разоружив красногвардейский отряд, арестовали около 20 местных большевиков во главе с председателем Совдепа Ф.Г. Тююшевым" (ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ 15:04 - 30 Июнь 2014)

." Кстати, именно в Рузаевском паровозном депо он познакомился с машинистом Московско-Казанской железной дороги Николаем Печковским. Человек энергичный, темпераментный, Печковский часто пренебрегал мерами предосторожности и действовал, мало заботясь о том, что его могут выдать полицейским властям. Он был эсером и часто развозил прокламации, вербовал в партию новых членов.
    Познакомившись с Ухтомским, он, не задумываясь, предложил ему стать социалистом-революционером. Лозунги эсеров Алексею Владимировичу пришлись по душе: всеобщее избирательское право, свобода слова, печати, совести, собраний, союзов, отделение церкви от государства, всеобщее бесплатное образование, восьмичасовой рабочий день... А главное – эсеры выступали против царя! И предложение Николая Печковского было принято".http://lubgazeta.ru/articles/69619  Что нам все эти старинные предания? Да так, просто, думаю, тебе это было бы интересно.

Но Мариаполонна не единственная наша бабушка. Мама долго считала своей бабушкой совсем другую властную старушенцию из Екатеринбурга. И тоже со стороны отца. Сохранились наброски автобиографического романа маминого пера. Там в действующих лицах есть  уральские дедушка и бабушка. МамаСофа с тем дедом водила дружбу и очень горевала, когда он умер от чахотки, кажется. Вот такая загадка.  В 1918-19 годах вся семья откочевала в Екатеринбург, к бабушке под крыло. Дед взялся за работу.  Какое-то время жили они очень хорошо Но Николай Александрович не выдержал, сорвался в  пучину переустройства мира... Интересно, революционная одержимость сродни алкоголизму и наркомании? Или нет...  А вот и они! Уральское семейство пожаловало!

1.

На украинском театральном сайте вдруг написали о Нине и Доле. Она вернулась в Кировоград. Вот что пишут: "Но до недавнего времени в нашем городе жила Доля Николаевна Печковская. Вот она-то мне об этом театре много нарассказывала, поскольку выросла в нем. Доля была поздним долгожданным ребенком актрисы этого театра, исполнявшей роли благородных матерей в спектаклях. При театре был домик для актеров, где некоторые обитали, в том числе и Доля с мамой. «После войны мы приехали в Кировоград, – рассказывала Доля Николаевна, – из Ворошиловграда (Луганска). Я была совсем маленькая, но все-равно помню, как ужасалась мама – город лежал в руинах. Жизнь наша в это время была голодная, тяжелая. Но спектакли шли в потрясающих декорациях, а костюмы актеров – бархат, шелка!»  Долино детство похоже на моё. Только мы жили  лучше благодаря ПапеВасе. А так - один в один!.

Не знаю, отчего ты, мама, и  Нина поссорились с братом своим Юрием.  Да как! Поссорились задолго до войны, а после так и не помирились. Из старых писем я так и не поняла, в чём дело. Неужели в том, что он оставил Изольду и женился на Надежде? Юра в мирной жизни совсем растерялся, но на войне-то он был МОЛОДЦОМ! Сегодня, пусть они придут все вместе. А Юрка обязательно оденет свои ордена! И может быть вы простите и поймёте друг-друга.

А на нас с папой не смотрите удивлённо. Мы с вами не были знакомы в этом мире. Но без нас какой ДЕНЬ рождения!!!???

Кто там?  Да это Лев со своим сибирским семейством! Лев в ссылке  полюбил  местную девушку Дунечку. В семье нашей называли её якуткой. Но на якутку, мама, она совсем не похожа. На хакаску тоже. Те больше с «монголинкой» в лицах. Скорее сибирская татарка. Родили они Машу. Лев привёз Дунечку в Москву. Поселил её в большой квартире Печковских в Институтском переулке. Квартиру эту все Печковские когда-то считали равно своею. Дунечка  уж так стремилась всем понравиться, со всеми подружиться! Всё модные шляпки себе покупала да визиты делала. Скоро  остальные Печковские, которых я не знаю, перестали её принимать. Когда бабушка моя София Владимировна явилась зачем-то к одним богатым и   влиятельным родственникам, её долго допрашивали в передней, которого из братьев она жена… Больше София Владимировна к ним не заглядывала!  Родили Лев и Дунечка ещё детей… Хотя нет! Ты говорила, что только старшие девочка и мальчик были Львовичи. Остальные, слабоумные, родились у Дунечки от второго брака с неким Баскаревым, а фамилия им досталась Печковские… В общем, Лев ушёл к другой, а семейка сибирская никуда не делась! Их долго опекала тётка Олечка, до самой своей смерти. На снимке - она слева, твоя тётушка Олечка.  Дунечка на последней фотографии - справа, но это и так ясно.  По жизни она так и осталась «девочкой из чума». Жила по «чУмным обычаям». В её московском стойбище каждый Печковский (и не Печковский), продравшийся сквозь тайгу,  был накормлен и обогрет у костра. Все поминали её добром в годы военного коммунизма и тотальной разрухи. 

 

НУ ВОТ, все в сборе! Валя, спой нам! Говорят у тебя был волшебный голос! Чудо -девочка из иркутского предместья!!!

С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ,

3.


4.

PS. Мама, там пожаловали твои "снежковцы" из Пионерского Театра - последней отрады твоей жизни! Да как их много! Какие они большие и сильные! И Ирина Автушенко, и Надя Ускова!  Впереди всех - Лена Ускова с поздравительным адресом! Теперь все в сборе, праздник удался!!!

  И вот школа им. Песталоцци, а в известной мере, и школа № 44 им.Ушинского снова подали голос из прошлого. Я бродила по страницам ФРОМУЗа и нашла несколько реплик, касающихся учительницы французского языка Люции Юльевны Коротковой.

Её лицо мы увидели на снимке учителей и учеников  2-ой Ташкентской Гимназии, но никто не смог назвать точно, которая же она в ряду педагогов…

Капказу пишет: «Размещаю фотографию выпуска 1918 года 2-й ташкентской женской гимназии с фамилиями учителей и учениц. Директор и начальница сидят в центре, на стене портрет священика, который в это время болел, мы уже говорили в этой теме про гимназических священиков, теперь можно увидеть его портрет…

Выпуск 1918 года 2-й ташкентской женской гимназии

ПРЕПОДАВАТЕЛИ
1. Лавров Михаил Вуколович - директор
2. Рот Анна Васильевна – начальница
3. Капоненко Марина Степановна – классная надзирательница
4. Венедиктов Николай Трофимович – преподаватель литературы
5. Сайфи Вера Александровна – преподаватель танцев и гимнастики
6. Сакович Владимир Федорович – преподаватель пения
7. Углицких Владимир Петрович – преподаватель рисования
8. Чернова Евгения Владимировна – преподаватель математики
9. Короткова Люция Юльевна – преподаватель французского языка
10. Штейн Екатерина Александровна – преподаватель гигиены
11. Бармина Екатерина Николаевна – преподаватель рукоделия
12. Платонов - преподаватель латинского языка
13. Ярцев Александр Николаевич – преподаватель физики и космографии
14. Фингер Берта Эдуардовна – преподаватель немецкого языка
15. Алексеева Ольга Владимировна – преподаватель русского языка и литературы
16. Насибов Виктор Милконович – преподаватель литературы в 6 классе….» http://www.fromuz.com/forum/index.php?showtopic=735&st=4470

 

Некто под никомdenbat2 пишет: «Bolshoe spasibo za photo. Iz dalekih istochnikov y znau chto Короткова Люция Юльевна – преподаватель французского языка priehala v Turkestan iz Shveicarii v 1905 godu prepodovat Francais. V poslevoennie godi Luciy Ulevna zavedovola kafedroi Francuskogo yzika v Tashkentskom Inyze. V 1970s godah Lucia Ulevna vernulas v Shveicariu gde i provela poslednie godi.».

«Нашими буквами»  это выглядит так :  «Большое спасибо за фото. Из далёких источников я узнал, что Короткова Люция Юльевна – преподаватель французкого языка приехала в Ташкент из Швейцарии в 1905 году преподавать французский. В послевоенные годы Люция Юльевна заведовала кафедрой Французского языка в Ташкентском Инязе. В 1970х годах Люция Юльевна вернулась в Швейцарию, где и провела последние годы». http://www.fromuz.com/forum/index.php?showtopic=735&st=4530

   «Капказу» отвечает: «Капказу @ Sep 12 2007, 03:38 PM)

Спасибо, что откликнулись! Очень прошу Вас, если вы знали Люцию Юльевну, обозначить ее на этой фотографии. Бабушка мне всех показывала, но когда она писала список учителей, то не указала, где кто из них сидит. Буду признательна, если проясните ситуацию. Другие фотографии в моем архиве есть, но уже более позднего периода. По мере их сканирования - постараюсь размещать».

Увы! Других фотографий я не нашла!
denbat2 @ Sep 14 2007, 08:40 AM)

«K sojaleniu y ne znal Luciu Ulievnu no znal ee uchenitsu kotoray rasskazivala pro nee. NastoyshayfamiliyLuciiUlievnibila "Visse", detei u nee ne bilo. Y sobiraus pozvonit v Uzbekistan i uznat bolshe».

Но нет! И Денбат не помог найти лицо француженки. Итак, девичья фамилия г-жи Коротковой была VISSE и дни свои она окончила на родине, в Швейцарии. http://www.fromuz.com/forum/index.php?showtopic=735&st=4545

 

Ещё читая переписку Вонсовских, я заметила, что у тогдашних ташкентцев было в обычае проводить лето на Волге, где-нибудь в дачной местности..

Вот что пишет Капказу:  
  «Про француженку-преподавательницу бабушка еще рассказывала:
Наверное, это было летом или 1912 или 1913 года, явно до войны. Моя бабушка с мамой и со старшей сестрой поехали отдыхать на Волгу, им рекомендовали село Белый Яр - на высоком берегу Волги в ее нижнем течении. Приехали, сняли комнату у местных жителей и очень хорошо отдыхали. И там же встретили двух преподавательниц гимназии, одна из них была "француженка". Преподавательницам повезло с жильем меньше, они приходили к нашим и француженка с ужасом и отвращением говорила "Там клёпы, клёпы". Можно предположить, что это с большой вероятностью и была Люция Францевна.
И еще о ней (или, возможно, о другой преподавательнице французского языка, но по возрасту она подходит): Очень молодая француженка еще недолго работала в гимназии и вдруг однажды приходит в вызывюще роскошном платье, с зеленым бантом на талии. Девочкам платье очень понравилось, начальница при всех ничего не сказала, но больше эта преподавательница в таком виде не приходила».

Я никогда бы не поехала отдыхать в Белый Яр! В начале 70-х, во время гастролей, мы несколько дней жили в этом большом неуютном селе, в деревенской гостинице. Кругом стеной стояли боры, богатые грибами. Отправившись вместе с коллегами в лес, две молодые актрисы Наташа Печорина и я (обе уроженки Ташкента) потерялись, заблудились и едва-едва выбрались на заброшенную дорогу за 8 км от Белого Яра. К вечернему спектаклю мы добрели до села, радуясь, что не сорвали спектакль. Удивительно, но «собратья в искусстве дивном» и не думали нас искать.   Но в тамошних «клёпов» верю!

А вот про это злополучное платье – не знаю… Ведь Люция Юльевна никуда не делась. Перешла в советскую школу № 4 им Песталоцци (потом №5 (50) им Сталина). Судя по переписке Вонсовских в 1945 году она ещё там  преподавала.  

Я бы выбрала в «прекрасную даму Люцию» - вторую слева учительницу. Во всяком случае, другую хорошо причёсанную и нарядно одетую кандидатку я здесь не вижу. Хотя, конечно, всякое бывает...

 А вот, что может относится к будущей школе № 44 им Ушинского.

Капказу : «Форма у девочек была обязательна, на приведенной мною фотографии форма видна. Как и в советские годы, вольность допускалась только в воротничках. Бабушка говорила, что при одинаковом покрое - только по качеству материала и тонкости отделки можно было судить о благосостоянии девочки. Я где-то уже писала в этой теме, что самая красивая форма была у гимназисток Пушкинской школы - это частная гимназия на Пушкинской, как я поняла, где-то на месте нынешнего книжного. У них форма была голубой - на то она и частная, чтобы выделяться великолепием»

 Однако, некоторые сомневаются, что это учебное заведение находилось на Пушкинской. Так Syracuse  Sep 17 2007, 11:09 AM пишет:

«Вы уверены? Насколько я знаю, Пушкинская школа (училище?) находилась на улице Махрамской в районе ул Стрелковой...
И названа школа была не по имени улицы, а в связи с существовавшим в Ташкенте "Пушкинским обществом", центральное здание которого находилось на улице Махрамской в частном доме, принадлежавшем купцу Тезикову (район современного МИД)».

Капказу дрогнула:
  «Не буду с вами спорить. Точно не знаю и в данном случае, в отношении Пушкинской школы, точных ориентиров у меня нет. Интересно только, действительно Пушкинское общество могло основать частную школу. Помню со слов бабушки, что в этой школе был не полный курс обучения.
А в гимназии курс обучения был 7 классов в женской и 8 классов в мужской, при этом они то ли 2, то ли 3 года учились до 1-го класса, то есть в 1-й класс шли уже в 10 лет. Точно был подготовительный и до него тоже какой-то курс. Попробую найти аттестаты бабушки-дедушки и разместить, там точно понятно, какой был учебный план». http://www.fromuz.com/forum/index.php?showtopic=735&st=4545

 

К сожалению сканы аттестатов так и не появились. Про Пушкинскую школу (в отличие от Пушкинского общества) тоже как-то ни в одном справочнике нет ничего. Но мы знаем, что на улице Пушкинской № 11-13 находилось Пушкинское Женское Приходское училище, в котором действительно ученицы проходили неполный курс обучения. В памяти бабушки оно могло превратиться в некую «частную Пушкинскую гимназию».

За голубую форму, отличную от других, стоит побороться!!! Ученицы школы им. Ушинского, представьте себе: на дворе 1913 год, заливисто звенит тот самый колокольчик, который спёрли в середине 20-го века противные мальчишки. И на крылечке появляются девушки в красивых голубых платьях, грациозно сбегают по ступенькам и мчатся в ту самую кондитерскую Эйслера, за теми же пирожными, за которыми в своё время стрелой летели мы в (коричневой и ГОЛУБОЙ форме)!!!

                      

                                         1. О "Шёлковом сюзанэ" и дружбе народов.

Русский Драматический  Театр, в народе – «Тятргорькава» (обязательно в одно слово) - вовсю налаживал международные связи, несмотря на непростое время и железный занавес!  Причём первые «связи» сами прилетели к его порогу в 1954году в виде необычного продолговатого конверта, вложенного в другой конверт, стандартного формата. Внутри находились узкие листики папиросной бумаги со столбцами иероглифов. Нам писали наши китайские  друзья. Я не знаю, кто и как осуществлял перевод, так как совсем недавно нашла этот конверт в кипе старых бумаг и спросить уже  не у кого. Но не думаю, что с переводом возникали какие-то особые проблемы , ведь Китай был нашим лучшим Другом. Этой чести «Театргорькава» удостоился благодаря Абдулле Каххару и его комедии «Шёлковое сюзанэ». Китайские коллеги из города Дальнего очень трогательно просили о помощи в постановке пьесы Каххара, жемчужины узбекской драматургии советского периода. Настолько трогательно, что у меня наворачивались слёзы, когда я это читала …

Вот перевод, судите сами:

     

 

   Из того давнего спектакля я помню только одну сцену: Зинаида Александровна Радецкая и и Ольга Ильинична Андреева в роли тётушек по разные стороны бутафорского дувала выясняют,  чей это забор. Каждая утверждала, что на глине остались отпечатки руки её деда (или отца?). Почему именно эта сцена так запомнилась? Как там дальше развивались события – не знаю. Но судя по тому, что отцу подарили китайский значок, который он бережно хранил,  история эта завершилась счастливо!

 

  На  снимке (слева – направо) Зинаида Радецкая, Борис Сабуров, Тамара Аванесянц, Николай Хачатуров, Пётр Давыдов.

О самом спектакле можно прочесть в старом буклете:

В спектакле были заняты: Тамара Аванесянц и Михаил Мансуров в ролях молодых героев Хафизы и Дехканбая; Владимир Русинов и Нина Алексеева в ролях Кузыева и Салтанат. Николай Хачатуров играл парторга Адилова,а председателя правления Рахимджана -Пётр Давыдов,  Мавлон - ата, бригадира - Борис Сабуров. Большой успех имели Зинаида Радецкая и Ольга Андреева (тётушки Холнисо и Хамробиби). Кстати, в 1952 году писали "сюзанЭ", а позже - "сюзанЕ".

В заключении несколько слов о сценографе Е. Пыжове. Впрочем, тогда слова  такого не знали – «сценограф»! Он назывался просто - художник. Я бы добавила – СВОБОДНЫЙ художник. Непревзойдённый мастер реалистических декораций и писаных (т. е. живописных) пейзажных  задников. Сначала огромный холст расстилали на полу в фойе или в угловом зале, окна которого смотрели на Маркса.  Подмастерья переносили изображение с эскиза на задник с помощью  угля и кистей  на длинных тростях. Потом приходил сам мастер и превращал их опусы в «тонкие пейзажи». Когда занавес открывался, звучали аплодисменты художнику! Вся страна Театралия знала и ценила художника Пыжова, всюду ему были рады. Но он жил по законам старого театра, нигде долго не задерживался. На гастролях в Алма-Ате я частенько у них гостила. Сам художник, его жена и сынишка жили в одной большой комнате вместе с кистями, красками и эскизами. Меня всегда усаживали за стол и кормили супом. В Ташкенте у них была приличная квартира во дворе, напротив парка ОДО.. Но в час «Х», по какому –то внутреннему зову, семья собралась и уехала в Алма-Ату. Уж и умоляли, и взывали, и золотые горы сулили… Бесполезно!

Свободный Художник взмахнул крыльями и улетел!  Но Пыжов был –«последним из могикан». В  театрах уже витали совсем иные пластические идеи. Прошло совсем немного времени и правоверным реалистам пришлось туго!

                                                           (конец первой части).

 

   

 

  

 

.

В этот день мы вспоминаем тех, кто боролся за счастье родного народа, но чья линия судьбы трагически оборвалась раньше срока…

В 30-х годах прошлого века недалеко от столичного медресе Кукельдаш был густонаселенный район с глинобитными домами, крохотными двориками. Узенькие кривые тупики махалли Чорсу пересекал весело журчавший арык. Холодной зимой 1934 года помутнели воды ручейка. По нему прошли солдаты с винтовками. Остановились у дверей дома № 152. Не дожидаясь, пока отворят, прикладом выбили внутренний замок, ворвались в небольшую комнату. Главе семьи связали руки и велели стоять по стойке "смирно". Начался обыск.

Сулейман Ходжаев тогда еще не знал, что в 45 лет попадет в распоряжение "тройки" НКВД и будет расстрелян. Но предполагал, что причиной ночного вторжения стал его фильм "Перед рассветом" о жестоком подавлении восстания в Джизаке в 1916 году. Знал и о том, что подчиненный власти механизм "правосудия" заработает против него - будут искать потайной смысл даже в его фразах, невзначай высказанных на дружеских посиделках.

Опустели ниши, служившие книжными полками. На земляном полу валялись бумаги, книги, журналы, газеты, пожелтевшие фотоснимки. Среди них - рукопись сценария фильма "Страна, где царствовал Умар". "Созидательную деятельность, благие порывы Халифа Умара, видимо, не удастся до конца изложить на бумаге, воспроизвести на кинопленке", - подумал тогда Ходжаев. Вскоре в брезентовом мешке солдат оказались его партбилет, "ударная книжка", письма, книги, тетради, портсигар, послания друзей и коллег, наброски сценариев, еще незавершенное произведение об Умаре. Увезли из дома и бумаги, и его самого.

..."Черный ворон" остановился у дома № 74 на Первомайской улице. В здание Ташкентского городского суда под усиленным конвоем доставили "политически неблагонадежного" гражданина С. Ходжаева. В зале суда прозвучали лишь сухие факты: "Год рождения - 1892-й. Профессия - кинорежиссер. С 11 ноября 1934 года - безработный. Социальное происхождение - дехканин-середняк, узбек. Образование - духовное, высшее. Состояние здоровья - слабое сердце". Не было сказано ни слова о полученном в Москве высшем кинематографическом образовании, ни о ролях в кино, ни о фильме "Тонг олдидан" ("Перед рассветом"), который был запущен в производство кинофабрикой в 1932 году. В 1933 году были сделаны несколько копий готовой картины. Но на экраны она так и не вышла.

О фильме зашел разговор уже в суде. В основу обвинения легли свидетельские показания юридического консультанта кинотреста: "Сценарий ленты "Перед рассветом" был идеологически невыдержанным и к постановке не допущен. С. Ходжаев нанес государству ущерб на сумму в 300 тысяч рублей". Но осуждения фильма суду было недостаточно. Требовались показания политического характера, чтобы подвести подсудимого под приговор о физическом уничтожении.

31 января 1935 года юридический консультант кинотреста снова дал показания в суде. Вот строки из протокола: "Мы шли по улице и услышали по радио извещение о смерти Кирова.
С. Ходжаев сказал по-узбекски: "Баччагарларни кули каттасига етмабди-да", - и я понял, что в переводе это звучит так: "Проклятые руки до главного не дотянулись".

Вопрос: "О ком, как о главном, говорил С. Ходжаев? Как вы поняли его слова?"

"Говорил он о товарище Сталине и высказал свое сожаление, что убийцы убили не тов. Сталина, а человека менее важного".

С. Ходжаев на очной ставке спросил доносчика:

- Я произносил имя Сталина?

- Я не помню, - отвечал уклончиво "свидетель".

В отличие от него Сулейман-ака четко отвечал на вопросы, не приукрашивая сложную картину тех тревожных лет: "1, 2 и 3 декабря (1934 г.) встречался с профессором Фитратом. Ходил к нему на квартиру по вопросу совместной работы над сценарием "Страна, где царствовал Умар"…. 2 декабря примерно после трех часов дня ко мне на квартиру пришел юрист-консультант кинотреста. Помог мне перевести на русский язык некоторые материалы, касающиеся моего произведения. Он спросил меня, читал ли я газету и сообщил, что в Ленинграде, в бывшем здании Смольного убит Киров - секретарь ЦК. Я высказал мнение, "что все равно дело раскроют и что, очевидно, это убийство связано с заграницей.… За границей существуют разные партии и они имеют свои периодические издания".

Его показания дополнил еще один свидетель: "С. Ходжаев говорил, что приезд Куйбышева напоминает приезд в 1916 году карательной экспедиции генерала Куропаткина. Нет никакой разницы. За невыполнение плана хлопкозаготовок арестовывают, даже расстреливают…...".

Казалось, судьба Ходжаева предрешена. Но 2 февраля 1935 года произошло невероятное - его освободили из-под стражи, присудив два года испытательного срока. В личном деле появилась запись: "Не нашлось достаточного подтверждения (вины)".

Но радость была недолгой - ровно через двадцать пять дней спецколлегия Верховного суда УзССР отменила ранее вынесенный приговор и передала дело на новое рассмотрение.

Сулейман-ака был реалистом. Он понял, что на этот раз ему не вырваться из застенков. Последнее его желание было озвучено в суде 28 апреля того же года: "Прошу учесть при рассмотрении моего дела мои печатные труды.… Если суд считает невозможным меня оставить на территории Узбекистана, то я просил бы выслать меня куда-либо в другой маленький город, где я мог бы работать по специальности...".

Просьбу подсудимого не приняли во внимание. Да и свидетелей не стали в этот раз допрашивать. Суд решил: "Подвергнуть лишению свободы на шесть лет с зачетом предварительного заключения с 4.12.1934 г.". Но кому-то и этот вердикт суда показался недостаточно суровым. "Тройка" НКВД УзССР приговорила Ходжаева к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение 20 августа 1937 года в районе бывшего совхоза "Малек" Ташкентской области.

О реабилитированном 30 декабря 1957 года отце пожелал получить сведения его сын - Хамид Сулейманов. Органы тогда не сказали правду. "По имеющимся данным, С. Ходжаев умер в местах заключения 20 июня 1943 года…", - сообщили сыну. Истина восторжествовала в наши дни, когда открылись двери архивов, где дело № 9465 хранилось под грифом "секретно".

Со страниц газеты нынче мы можем рассказать о трагедии человека, который первым из кинематографистов сказал слова правды о трагедии 1916 года. Сегодня политически острый фильм С. Ходжаева "Перед рассветом" трогает сердце каждого, кто знает цену свободы, независимости. Можно открыто восторгаться высоким профессионализмом режиссера, сценариста, актера, честного кинохудожника Сулеймана Ходжаева. Сколько еще прекрасных картин мог создать этот классик национального кино.

Хамидулла Акбаров.

http://www.pv.uz/today/29.08.07

http://kino-teatr.biz/kino/director/sov/376397/bio/

 

 

 

Цитаты из разных глав книги А.И. Добромыслова "Ташкент в прошлом и настоящем".

стр. 194  - 197. Первые театры Ташкента.

 

 

 

стр.241 - 243. "Общество любителей драматического искусства".  "Пушкинское общество". "Туркестанский дамский еврейский кружок".  Ташкентское еврейское музыкально-драматического общество "Аврора".

стр.440 - 441. "Ташкентское музыкально - драматическое общество". Ташкентское драматическое общество "Волна".

 

 О еврейском музыкально - драматическом обществе "Аврора" можно прочесть также у Макса Вексельмана в книге "Еврейские театры (на идиш) в Узбекистане: 1933 - 1947" (стр. 6-9).

 

Цирк Цинцадзе - Театр Колизей.

Дом Вадьяева. Общественное Собрание.

 

Военное собрание.

 

Дом Н.И. Иванова на Гостеприимной улице. В 1907 - 1909 Коммерческое собрание. Ранее Общественное Собрание.

 

Городской Театр.

К сожалению, Сергей Микаэлян написал о Ташкенте всего несколько предложений. Но я решила поместить в дневник отрывки из первых глав его книжки "Влюблён по собственному желанию", где автор пишет о войне, о детстве и юности, об учёбе в ГИТИСе, о работе в театрах.

 

1.


2.


3.

6.


7.

 

8.

9.

 

Спектакли, поставленные в Театре им. Горького в 1954-56гг.

 

 

Письма Сергея Микаэляна моему отцу. Август 1955г.  

 

 

 

1.


2.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1963 год. Пишет из Москвы мамина престарелая родственница, умоляет «прислать старухам милого мальчика». Не пугайтесь, речь идёт всего лишь о фотографии любимого актёра. Ещё год проходит, Рецептер давно в БДТ. Из  столицы поступает распоряжение непременно взять автограф у «нашей пассии» во время ленинградских гастролей театра им. Горького. Ну это смех, конечно, издержки популярности… Но значит, эта популярность и сумасшедшая зрительская любовь были! Тётя Маша, московская театралка, кого только не перевидала на подмостках. Очень религиозная, злющая-презлющая критиканша, понравиться ей было очень трудно … Но вот так, вдруг превратилась в юную гимназистку, фанатку ташкентского Гамлета. Да, Рецептер притягивал. Его Гамлету сопереживали.

 

 Город на город не приходится. Некоторые города отлично обходились без кумиров. Но не Ташкент. 23 года (представляете, 23!) из старогородских кварталов, даже из предместий зрители спешили в узбекский драматический театр им.Хамзы на поклон к героям Шекспира в исполнении Аброра Хидоятова. Именно так: Шекспир и Хидоятов. В октябре 1958 года Хидоятов скончался с  трагедией «Юлий Цезарь» в руках. Опять Шекспир… Не правда ли, удивительно, тот Ташкент жил под знаком Великого Вильяма.

 

В послевоенном пространстве  европейской части Ташкента были любимцы публики, удачные и неудачные спектакли…  Но не кумиры. Почему? Наверное, потому что актёрская правда, должна совпасть с правдой времени. Шестидесятые годы – время Гамлетов.

Для меня это была 3-я встреча с Шекспиром. В «Укрощении строптивой» отлично помню папу в шарообразных шароварах (Баптиста) и лошадок на помочах: для Катарины и Петруччио – скакуны, у Грумио (Бориса Собурова) –«конёк горбунок» какой-то ( пони или ослик?). Во время репетиций «Ромео и Джульетты» приглашали Абрама Эфроса. Он рассказывал о шекспировском театре. Очко в пользу высокого уровня театральной культуры ташкентцев в 53-ем году! Но, с другой стороны,  в сцене, когда Ромео узнавал о мнимой смерти Джульетты, Мансуров падал и катился вдоль рампы по полу, туда и обратно. Это очень старый фортель, прием, обычай (не знаю, как назвать). Почему-то полагалось в этом месте делать именно так. Возможно, спектакль Н.Ладыгина одной ногой стоял в прошлом, а другой – в настоящем? Я всё крутилась вокруг Джульетты. Вообще –то артистическая молодёжь сидела на втором этаже, но исполнительница заглавной роли на ближайшие три часа занимала фанерный закуток самой Загурской, поближе к сцене. Кто же играл Джульетту? Кажется, Нина Ивановна Мягкова?

За исключением кино- и телеверсий,  я знакома со сценическим воплощением 3-х «Ричардов Третьих», двух «Снов в летнюю ночь» и двух постановок «Ромео и Джульетты», одного «Макбета», «Меры за меру», «Виндзорских проказниц»,                      « Двенадцатой ночи». «Гамлет» тоже один. Единственный и неповторимый.

   В конце 50-ых на смену Гамлетам – мастерам сцены, изощрённым философам лет пятидесяти, пришли зелёные юнцы. Охлопков вывел на сцену совсем молодых Михаила Казакова (в 56г.), потом Эдуарда Марцевича(59г.).

 В мае 61-ого возник Гамлет Владимира Рецептера.

 Актёрская судьба Владимира Эммануиловича, которого тогда называли просто Воликом, была начертана на небесах, но земной прописки ещё не имела. Многогранность его натуры, подлинная образованность, стремление вписать сценический образ в космос человеческого существования, а не прописать на кв. метрах коммуналки – вся эта бездна замечательных качеств могла обернуться «смертным приговором» актёрской профессии. Закулисная чернь таких актёров не переваривает. Они раздражают, не укладываются стандартной фигуркой в общий мозаичный ряд.  Вокруг «воликов» надо что-то другое строить, а не хочется. В ташкентском театре захотели.

 

 

 

Наверное, идея поставить «Гамлета» принадлежала Алекандру Михайлову (главрежу). Он уже ставил эту трагедию в Перми. Но театр, на мой взгляд , взял  пьесу «на Рецептера», имея ввиду его и никого кроме. То есть, не было бы Рецептера, не было бы «Гамлета» в репертуаре! Так что театру повезло с молодым героем ,  самому герою повезло с театром, а им обоим подфартило со временем перемен. С весенним ветром «оттепели» по жизни зашагали молодые люди с неправильной походкой тыняновских персонажей, с абсолютной верой в то, что отныне всё будет иначе. (Кто тогда ещё не родился , прочтите повесть «Коллеги» или «Звёздный билет»  Василия Аксёнова). На сцену вышел другой герой, не тот, который «простой советский человек», а сложный, многоплановый. Вот таким и получился Ташкентский Гамлет: максималист, интеллектуал, честный и бескомромиссный до жестокости, наверное, потому что  безгрешный. Все ошибки и злодеяния он оставил старшему поколению, в эту самую «данию»  попал из другого мира, университетского,  и хотел бы немедленно вернуться в свой Виттенберг. Эту подлинную и безусловную современность нашего Гамлета я очень хорошо чувствовала в свои 14 лет, но воспринимала сообразно возрасту. Мир для меня уже раскололся на «подростковый», который всегда прав, и взрослый, где  проживают какие-то бестолковые, нелепые безумцы. Датский принц для меня был из наших «подростковых».

Создатель спектакля Александр Михайлов… а вы знаете, я совсем его не помню: ни лица, ни голоса!  Но память сохранила какое-то недовольство в актёрской среде, раздражали его спектакли, поступки, привычки. Режиссёр, что называется, «не прошёл» в Ташкенте. Однако Владимир Эммануилович пишет о нём с большим уважением. Значит так тому и быть! Боюсь,  основная  вина Михайлова состояла в том, что  он… не Гинзбург.

                                                        

Александр Осипович Гинзбург был одним из крупнейших режиссёров того времени. За три сезона его «главрежства»,  русский театр перебрался, наконец, на следующую страницу своего бытия. То, что замышлял Микаэлян, осуществил Гинзбург. Труппа  заиграла, заговорила на уровне времени (второй половины 20 –го века). Когда летом 60-го режиссёр вернулся в свой любимый театр им. Хамзы,  русские актёры почувствовали себя покинутыми сиротами. В труппе ещё долго жили иллюзиями относительно возвращения Александра Осиповича. Надеялись, что если его попросить как следует, он как-нибудь возглавит оба театра разом.

Если вспомнить некоторые неожиданности в распределении ролей, можно  предположить, что первоначальная трактовка трагедии была более острой. Например,  Фортинбраса репетировал Юрий Филиппов. По амплуа – основной герой, актёр преимущественно русской драматургии. Сейчас бы его называли «брутальным». Грешил он к тому же простонародным говорком. Когда Филиппов произносил: «Пусть Хамлета с пОмОста унЯсут…» я просто задыхалась от внутреннего смеха. В итоге его заменил гармоничный и интеллигентный Роман Ткачук. Но крошечная роль Фортинбраса – понятийный ключ к трактовке всей пьесы. Вышел в победители интеллектуал Фотинбрас – это один финал. Подмял Данию под себя жестокий солдафон – совсем другой финал. Но это так, мои размышления спустя пол века! Тогда спектакль оценивали и доводили до ума профессиональные, мыслящие люди, чуткие к нюансам и умеющие читать между строк.

В коричневом блокноте отец мой записал: «1961год…  Весна. Выпустили «Гамлет». Спектакль средний, Гамлет хороший… Лето. Гастроли театра в Москве… Успех у москвичей и театральной общественности – «Истории пустой души», «Гамлета» и затем – «Верности» и «Испорченного ребёнка»… Выступление прессы: «Сов. Культуры» - недоброжелательное, «Известий», «Труда», «Ком. правды», «Вечерней Москвы» и «Московской правды» - доброжелательное». К сожалению, рецензии эти пропали из домашнего архива. Дальше случилось нечто странное. Когда актёры пришли в ВТО на встречу с критиками во главе с Юрием Зубковым, одна околотеатральная дама сходу заявила: «Мы его у вас забираем. Вы его испортите!» Я быстро огляделась и поймала редчайший миг смены мимики. Заявление критикессы прозвучало так неожиданно, что ташкентцы не успели стереть с лиц приветливые улыбки, а глаза враз сделались растерянными и печальными . Ведь Владимира Рецептера считали деревцем из родного сада, только самым прекрасным. Наивные провинциалы! Ещё гастрольный занавес не закрылся, ещё аплодисменты не отшумели, а московское болото уже плело интриги и расставляло сети! Дальше вы всё знаете. Рецептер уехал.

 Ташкент и ташкентский Гамлет не оставляли своего создателя. Недавно снова слушала запись «Гамлета» 1970года. Конечно, это уже другой принц. Там больше печали, больше «тюрьмы». На ташкентской сцене жива была надежда, что всё кончится хорошо. Гамлет победит. Разум Офелию не оставит. Лаэрт не подведёт. И Гамлет наш скорее был принцем Виттенбергским, а не Датским.

В том спектакле во время московских гастролей я выходила в толпе придворных. По замысу режиссёра царедворцы враждовали с принцем. Но только не я. В недрах массовке притаилась тайная союзница Гамлета. Слава Богу, у меня хватило ума играть свой моноспектакль незаметно для зрителя.  

Рецептер был невероятно популярен в Ташкенте. Когда актёр мчался по Маркса, голова его возвышалась над прохожими. Он как будто летел, не касаясь земли, а люди поворачивались за ним как подсолнухи. В 44-ой школе, а потом и в 50-ой каждый день  подходили знакомые и неизвестные мне «рецептероманки», школьницы и учительницы,  поговорить о Кумире. Лучик Славы упал и на мою бедовую головушку.

В 73-ем году Владимир Рецептер, уже ленинградский актёр, с большим успехом гастролировал в Свердловске. Он рассказал залу, что в этом городе живёт его коллега по ташкентской сцене, наставник в драматическом кружке при Дворце Пионеров, сказал что-то хорошее об отце и попросил помочь его найти. Помощники нашлись! Среди зрителей были студенты театрального училища, где отец тогда преподавал. К сожалению,  батюшка мой как раз гостил в …Ленинграде у сестры. Но возникла короткая переписка. Публикую «скан», сохранившегося письма. На рубеже тысячелетий видела Владимира Эммануиловича во Пскове, на театральном фестивале. Вдохновителем и организатором, конечно, был он. Мы немного поговорили, повспоминали. Книжку «Прошедший сезон или предлагаемые обстоятельства» я тогда ещё не читала. Вы знаете, Владимир Рецептер мало изменился. И несмотря на загипсованную ногу, всё так же летел по коридору холоднющей гостиницы не касаясь земли.    

Когда-то выпускники ТТХИ показывали капустник. В финале по сцене бегало много народу. Все чего-то тащили, сваливали в кучу, суетились, пока не выросла  целая пирамида. На самую макушку вскорабкался Волик Рецептер в поэтической блузе с кистью и ведёрком краски в руках. Там в вышине, на грани видимости и технического пространства, он нарисовал  солнце, месяц и звёзды. В определённом смысле юноша проиллюстрировал свою дальнейшую судьбу.

 

      

 

Придворные дамы (тайные союзницы Гамлета). Лидия Козлова (справа) и Мила Михайлова (дочка актёра Константина Михайлова) на сцене Малого Театра во время гастролей в Москве. 1962г.

 

 

Это фрагменты главы "Школьник из Ташкента" из книги Б. А. Путилов "Вонсовский"1981.  http://vestishki.ru/content/2-%D1%88%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D0%B8%D0%B7-%D1%82%D0%B0%D1%88%D0%BA%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B0       Текст в чём-то наивный, некоторые факты поданы тенденциозно, сообразно духу времени, но жизнь в школе Песталоцци, её учителя и ученики, описаны живо.

На снимке школа им. Песталоцци (бывший Кауфманский приют) на ул. Пушкинской. Фотография из архива Бориса Голендера.  http://mytashkent.uz/2014/07/11/shkola-4-im-pestalotstsi/

 

"Да, мы все родом из своего детства. Но мы еще родом от своих предков. Мы несем в себе их гены, а часто и их идеалы.

Итак, кто же был его отец Василий Семенович? Нет, далеко не сразу он стал учителем гимназии, а потом директором школы. Голодное, полунищее детство в белорусской деревне. Помните в «Железной дороге»: «...волосом рус, видишь, стоит, изможден лихорадкою, высокорослый, больной белорус. Губы бескровные, веки упавшие, язвы на тощих руках»? Помните?.. Но не всем, даже бедным белорусам, суждено было сгинуть, подобно тому, некрасовскому. Сила жизни народной — неистребима... Василий уже с третьего класса Смоленской гимназии, куда за редкие способности был определен на казенный кошт, стал давать уроки по богатым семьям, помогал многодетному отцу. И учиться успевал, отлично учиться!

Через много лет, в 1900 году, окончив Московский университет по естественному факультету, он получит приглашение профессора географии Анучина (мы уже о нем говорили) остаться на его кафедре. Но Василий Вонсовский не останется, вышедший из народа, он вернется к нему отдать долг: движимый высокими идеалами, он едет на самую темную околицу России — в Туркестан. Едет в меру сил своих «заткнуть дыру, из которой текут народные бедствия», — так о темноте простого люда говорил знаменитый педагог Иоганн Песталоцци, своей деятельностью в какой-то степени подготовивший Великую Французскую революцию, герой которой Дантон сказал, что «после хлеба просвещение есть первейшая потребность народа...»

Здесь мы на время оставим заслуженного учителя Узбекской ССР В. С. Вонсовского. И обратимся к Софье Ивановне. К матери. Личности не менее замечательной.

Сельский учитель-самородок Н. С. Федотьев, смотритель музея, был ее отчимом. А отцом другой человек — земский врач, который погибнет от тифа, спасая больных турок, плененных под Плевной (опять взаимосвязи, удивительные и страшные!). Умрет, заразившись от них, — пример самопожертвования, оставшийся в истории рода Вонсовских навсегда!

Софья Ивановна совсем юной, только окончив Рязанскую прогимназию, выходит замуж за своего кузена врача Володю Федотьева, которого вскоре посылают в глухое укрепление Мерке, что было недалеко от нынешнего Фрунзе. Не успели они отпраздновать рождение первенца Николеньки (командир пограничной охраны в Батуми, а потом военпред на заводе Николай Владимирович Федотьев погибнет в Ленинграде в 1942 году), потешить его, как грянула беда: у Владимира, мужа, открылся туберкулез — острейшая форма. Он сам себе и диагноз поставил: безнадежно... Софья Ивановна бросилась бороться. Спасенье было одно: Башкирия, кумыс. От Мерке до Башкирии путь неближний, а по тогдашним временам и вовсе гибельный. Но молодая женщина с ребенком на руках везет перекладными в Давлеканово, за тысячи пустынных, страшных километров, своего Володю. Терпит лишения и нечеловеческие муки — лишь бы спасти, выходить лишь бы... Ну как опять не вспомнить Некрасова, его «Русских женщин»?..

Но тщетно. Похоронив в Башкирии мужа, Софья Ивановна возвращается к его родителям, в Ташкент: свекор был учителем пения в тамошнем реальном училище. Возвращается и поступает классной дамой и учительницей музыки в женскую гимназию, ту самую, где уже витийствовал и поражал гимназисток диковинными опытами молодой физик Василий Семенович Вонсовский.

Он сразу потянулся к ней. ...

тяготение это  завершилось - естественно — предложением руки и сердца. Но, хотя серьезный молодой учитель нравился ей, Софья Ивановна отказала: хранила {(клятву, которую )} дала, беспомощно страдая, над умирающим Володей Федотьевым, — стать врачом.

Она уехала в Москву, к матери и отчиму, и, пройдя тяжелый конкурс (русские женщины стремились проявить себя тогда на общественном поприще!), пройдя конкурс, поступила на Высшие женские курсы, на медицинский факультет — прогрессивная профессура, обучение бесплатное. Как радовалась, что станет одной из первых в России женщин-врачей!.. Но рано. Смерть мужа, дальние переезды, тяжелые экзамены, трудные первые месяцы занятий верность мужу. И еще — верность клятве, которую— все к одному: она надорвалась, заболела. Врачи, осмотрев ее, объявили: хотите жить — бросайте учебу. И Софье Ивановне пришлось отказаться от своей мечты-клятвы, что стало глубокой внутренней трагедией ее жизни...

Но осталась еще одна любовь-мечта — музыка. Немного оправившись, Софья Ивановна становится слушательницей музыкального училища (ныне имени Антона Рубинштейна).

...Тут я отвлекусь от истории дома Вонсовских. У нас с академиком Вонсовским возник небольшой музыкальный спор. О братьях Рубинштейнах. Спор, который, ясно, я проиграл. Как раньше проиграл спор о годах жизни Канта и Гегеля ученику Сергея Васильевича профессору Герману Германовичу Талуцу. Уступить физику в споре о философах было обидно, но проиграть Вонсовскому сам бог велел: музыка после физики — второе увлечение Сергея Васильевича.

 Вы бы слышали, как он слушает концерты Рахманинова! — с гордостью сказала мне в институтской столовой молодая женщина, доктор наук. Я уже говорил, что для настоящего ученого наука и искусство нерасторжимы. В доказательство — слова академика Ивана Ивановича Артоболевского: «...мир звуков Баха и Чайковского такое же орудие в научном творчестве, как знание математики, физики или химии».

Во время нашего спора о Рубинштейнах открылась дверь кабинета и вошла секретарь, неся на блюдечке стакан чая. Увидев этот чай, Сергей Васильевич растерянно посмотрел в сторону секретаря и, чтоб я не видел, смущаясь, показал ей два своих длинных музыкальных пальца. Но я увидел все-таки этот жест и растроганно догадался: два, значит, надо стакана, для меня, для гостя, чтоб тоже!.. Дальше мы вели разговор за приятным чаепитием... Деталь вроде незначительная, но весьма характерная.

...Через несколько лет Софья Ивановна вернулась в Ташкент, в свою гимназию, где ее с удивительной верностью и упорством ждал физик Василий Семенович. Но Софья Ивановна снова со слезами отказала: боялась, как отнесется будущий муж к ее маленькому сыну Коле — отчим все-таки, не родной батюшка. Но Василий Семенович ждал долгих восемь лет, чтоб потом стремительных пятьдесят прожить с Софьей Ивановной в редком душевном единстве и счастье.

В 1910 году, как уже сказано, у них родился сын Сергей. Софья Ивановна оставила гимназию: она мечтала сделать из младшего музыканта. Сама занималась с ним. «Но первое время я саботировал музыкальные уроки, — с улыбкой вспоминает академик Вонсовский. — Зачем мне были нужны эти унылые гаммы, когда душа стремилась к другому...» А душа его, плененная Политехническим музеем, стремилась к технике. Он убегал из дома, садился на бельгийский трамвайчик (номеров у тех трамваев не было, вместо них висели разноцветные дощечки: красный, положим, цвет — первый маршрут, голубой — второй, желтый — третий), садился в трамвай, покупал билет — билеты эти, тоже разноцветные, он коллекционировал, как марки, — и ехал к городской электростанции. Большие окна ее были почти всегда настежь, и мальчик часами стоял, наблюдая, как там, в таинственном полумраке, работают могучие машины: дизели, генераторы, — это было захватывающее зрелище!

Но еще больше он любил паровозы! На том же белом трамвае он уносился на вокзал и опять же часами мог стоять где-нибудь в стороне от людской толчеи и смотреть в каком-то очаровании, как приходят и улетают вдаль окутанные паром гиганты, которые, словно циклопические цирковые боксеры, двигали в беге своими блестящими поршнями. К шестому классу он знал о тогдашних паровозах все: их марки, устройства, мощность, скорость...

Но вдруг неожиданно и музыка нашла дорогу к его сердцу.

В их доме появился странный и великий человек. Сын польского ссыльного Михаил Николаевич Кулябко-Корецкий. Это был известный чудак и оригинал. Его чесучовую длинную толстовку, синие темные очки знал весь Ташкент, а его знаменитый воздушный насос — все городские собаки. Дело в том, что, кроме преподавания в консерватории и выступлений в прессе с просветительскими и критическими статьями, он еще занимался настройкой роялей. А так как в Ташкенте вечно стояла несусветная пылища, то первым делом он высасывал из инструментов своим огромным 

деревянным насосом пыль. Этим же насосом, «фукая» им, как из ружья, он «отстреливался» от бесчисленных бродячих собак, почему-то очень невзлюбивших его странную фигуру и темные очки. Однажды появился он в доме Вонсовских и стал там частым гостем, а маленький Сережа «прописался» в его домике.

В консерватории Михаил Николаевич вел историю музыки, читал лекции о знаменитых композиторах, сопровождая их концертами учениц Софьи Ивановны (устав возиться с «саботирующим» сыном, она набрала себе класс учениц), а дома пропадал над книгами. Коньком его была история Наполеона, о котором он собрал все, что мог. Но и других книг, особенно энциклопедических словарей, у него хватало — Брокгауз и Эфрон, братья Гранат. И это был не просто мертвый капитал. Например, в энциклопедии он делал вклейки — журнальные и газетные вырезки, фотографии, отчего словари страшно распухали и становились необычайно интересными — мир продолжал расти в очарованных глазах мальчика.

И музыка, через рассказы Михаила Николаевича, перестала быть набором скучных гамм и утомительных упражнений — она, воплотившись в живые образы ее творцов, тоже обретала жизнь. Он уже музицировал с удовольствием, с наслаждением даже. Участвовал в концертах. Раз на любительском музыкальном утреннике они играли с розовощеким Леней Курбатовым один за другим: Сережа — «Ноктюрн» Рахманинова, а Леня — «Октябрь» Чайковского... И сейчас академик Вонсовский, встречая в Москве почтенного коллегу-физика, члена-корреспондента АН СССР Л. Н. Курбатова, любит со смехом напомнить ему о их совместном дебюте.

В знак достигнутых Сережей успехов Кулябко-Корецкий подарил ему все прелюды Шопена, подписав: «Сергею Вонсовскому, к счастью, не Прокофьеву»,— недолюбливал старина модернистскую музыку...

Счастлив тот, кому в детстве встретится подобный чудак, — говорит сегодняшний Вонсовский, академик. — Я ему многим обязан.

Музыкант и энциклопедист М. Н. Кулябко-Корецкий умрет от голода в блокированном Ленинграде.

Кстати, Октябрь семнадцатого года он, как и семья Вонсовских, приветствовал в Ташкенте... В Ташкент пролетарская революция пришла одновременно с Петроградом, уже в начале ноября власть была в руках Советов. Причем большевистских. Сильная партийная организация при железнодорожных мастерских станции Ташкент быстро навела порядок в городе, а пришедшие из России и созданные на месте части Красной Армии дали отпор покушениям на Среднюю Азию турецкого генерала Энвер-паши и отрядам басмачей — на улицы Ташкента больше не ступит нога контрреволюции.

Стала налаживаться новая жизнь. В том числе новое, народное, образование. Сережа Вонсовский пошел уже в советскую школу, школу имени Герцена, через два года перешел в школу имени Песталоцци.

Каким странным образом имя этого великого швейцарского педагога XVIII века попало в далекий Туркестан! Все объясняется просто: школа имени Ушинского уже была, и на долю новой школы досталось имя Иоганна Генриха Песталоцци. Директором был назначен Василий Семенович Вонсовский.

Вот мы и вернулись к нему.

Для Вонсовского-старшего не было вопроса: принимать или не принимать новую власть? Выходец из народа, он всегда служил его идеалам, идеалам Белинского. Некрасова, Чернышевского. И — с радостью пошел работать в советскую школу. Правда, всякие скоропалительные нововведения (бригадный метод, учеба без экзаменов) он принимал неохотно, старался придерживаться добрых традиций, отчего, подобно Макаренко, постоянно конфликтовал с чиновниками из наробраза. Зато с учительским коллективом, с ученическими отрядами, с родительским комитетом он сразу вошел в контакт: своими силами сделали они к школе большой пристрой, зал и сцену, откуда вскоре зазвучали монологи Шиллера и Шекспира, сарказмы Гоголя и Грибоедова.

В общем, о нем можно сказать почти так же, как сказано в словаре Брокгауза и Эфрона о самом Песталоцци: «Человек замечательного характера, до болезненности отзывчивый к чужому горю, он волновался и горячился на каждом шагу... Это был народник в лучшем значении слова».

И коллег своих Василий Семенович тоже старался увлечь принципами Песталоцци. Первое — воспитание в каждом ученике «психической самобытности». Второе — наглядность обучения, при котором в приобретении знаний должны участвовать все органы чувств.

Особенно преуспел в последнем учитель естественной истории Константин Николаевич Углицких. (Между прочим, и сейчас в 70 лет Сергей Васильевич Вонсовский, академик, имевший дело с десятками тысяч людей, отлично помнит всех до единого своих учителей. Имена и фамилии тех, кто учил его в школе и в двух университетах, — случай, по-моему, уникальный. Но что это — феномен исключительной памяти или такой же исключительной сердечной благодарности? А может, и то и другое?..) Так вот, Углицких, этот суровый с виду холостяк, с прокуренными, желтыми от табака пальцами, открыл им нежный и прекрасный мир природы. Весной он уводил их в далекие степи, похожие от выбрызнувших враз тюльпанов на розовое море, — они собирали гербарии, составляли коллекции насекомых или просто лежали, глядя в синее высокое небо, слушая, как Константин Николаевич читает им Брема. А в самой школе он создал живой уголок, где обитали многие представители экзотической местной фауны. И, кроме школьной, другой жизни у этого подвижника не существовало!

Математику у них вел Николай Николаевич Давыдов. Тоже холостяк, но, в отличие от мрачноватого Углицких, был он и внешне открыт, доброжелателен, никогда не кричал. Они его любили и... изводили, как изводят дети по своей еще невинной жестокости всех добряков. Любя, они, например, в каждый его день рождения преподносили ему торт, купленный вскладчину. Добрейший Ник Ник терялся, краснел, рассылался в благодарностях: «Ну что вы, право... Спасибо... Не нужно». — «Ах, не нужно, — для виду обижался кто-нибудь, — придется, ребята, нам самим его съесть». И ребята (девчата тоже — это уже была не гимназия, а советская школа, обучение совместное) накидывались на торт, и тот на глазах потрясенного Ник Ника в мгновение ока исчезал.

Но учителем Николай Николаевич был тоже от бога и тоже исповедовал принцип наглядности. Так, к каждой важной теореме он заставлял учеников рисовать ее родословную, ее гносеологическое древо, древо ее жизни. Корни — это положения, из которых она следовала, ствол — сама теорема, а ветви — другие теоремы или аксиомы, вытекающие, растущие из нее.

Класс слушал Давыдова затаив дыхание. Потому что, несмотря на проказы, — это был отличный класс! Дружный — выпускники его, убеленные сединами, до сей поры еще встречаются, съезжаясь со всей страны каждый год 9 мая. А сплотила их не только радость учебы, но и трагедия.

— Они сидели по четыре человека за партой: школа Песталоцци принимала всех, не то что старая гимназия.

Вот один мальчик — звали его Борис Калашников — музыкант, художник, отличник и всеобщий любимец, сумевший достичь всего назло бедности и сиротству, нелепо погиб. Прямо в школе. Он попросил у соседа ножичек-перочинку, чтоб подточить карандаш, тот протянул, но в тесноте Боря наткнулся на него — маленькое лезвие вонзилось в сонную артерию.

— Можно выйти? — спросил Борис, зажимая горло.

— Выйди, — сказал ничего не подозревающий добрейший Ник Ник.

Борис вышел. И упал в коридоре — «скорая» не успела — внутреннее кровоизлияние.

Хозяин ножичка, невольный виновник этой смерти, в ужасе и горе исчез из школы, из города. Ребята бросились его искать: как бы что-нибудь с собой не сделал... Нашли у отца, в десятках километров от Ташкента, на станции Келес, — вернули в школу.

Бывают несчастья, которые открывают для детей не только смерть, но и нечто большее — единение душ в борьбе с этой смертью. И дружба, взошедшая на такой борьбе, — самая крепкая...

Да, это была уже советская школа, но заповеди Песталоцци — учить детей формой, числом и словом — оставались здесь обязательными. По крайней мере, для Сережи Вонсовского.

Прекрасной формой, то есть музыкой, его учили мама и Кулябко-Корецкий. Словом — преподаватель литературы Вера Петровна Маевская, беззаветно влюбленная в русских писателей XIX века. Ее уроки были незабываемы. Когда она разбирала, скажем, сочинения по романам Тургенева, от ее проникновенных лирических отступлений девочки плакали навзрыд.

А числом Сережу просвещали уже знакомый нам математик Давыдов и сам директор школы, учитель физики Василий Семенович Вонсовский — его отец. Свои уроки и опыты он вел изящно и удивленно, всякий раз будто впервые, будто импровизируя. Но какой труд, какая подготовка стояла за этой внешней изящностью! Физика входила в Вонсовского-младшего словно играючи, но — навсегда!

Поглощенный на уроках только предметом, вне класса Василий Семенович был человеком, которому казалось, что он вечно не успевает что-то сделать, возможно, главного. И он спешил... «Спать в такое время — вообще позор, — говорил он, набирая после ужина в постель кучу книг, — вот надо срочно прочитать...» Он ложился, жадно открывал первую книгу.

А мама, Софья Ивановна, заговорщицки подмигивая сыну, шептала с улыбкой: «Сейчас опять заснет на пятой странице».

И верно — открытая книга вскоре выпадала из рук, и сморенный дневным трудом директор школы имени Песталоцци закрывал слипающиеся глаза и дружного, доброго смеха своих домочадцев уже не слышал. Он засыпал, чтоб с рассветом взвалить на себя снова тяжкий труд. Труд сеятеля народного.

...Академик Вонсовский тайком поглядел на свои часы. Но я опять поймал его взгляд и понял: академика тоже ждал его нелегкий труд, мое время кончалось. Я поднялся. Что ж, первые шаги его мне были ясны — они были сделаны по хорошей дороге и под умелым присмотром. Но что-то мешало мне вот так сразу проститься и уйти. Что? Стремительно перебрал в уме все сказанное здесь. И вдруг понял: не спросил о главном! И я спросил.

Академик задумался. Но только на миг.

— Главное, что вынес из детства? — переспросил он. — Прежде всего — чувство ответственности. Никогда не забуду, как отец составлял расписания занятий. Он стелил перед собой на столе огромные листы и ночами напролет колдовал, заполняя их. Важно было не только избежать накладок. Нет. Важно было трудные уроки удачно сочетать с легкими, гуманитарные — с естественными. Сейчас я понимаю, что для отца это было началом начал. Исходом организации учебного процесса, разнообразного и интересного. Он относился к этому, как и ко всей своей работе, с чрезвычайной 

ответственностью. И воспитывал ее в нас.

Второе. Это ранняя привычка к любой работе. Сколько себя помню, я делал все сам: ходил за обедом, бегал в булочную, мыл посуду, убирал квартиру. И так далее.

Третье — любовь к Родине. Да-да, к России. Оторванные от нее, мы долгими зимними вечерами мечтали, бывало, всей семьей, как летом в каникулы поедем в гости к дедушке в Москву. Снова увидим русские леса, русские реки. Или вообще говорили о России, о русских писателях, ученых. А карту ее — у нас дома был отличный, толстый, чуть не метровый в ширину атлас мира — я знал вдоль и поперек. Каждую российскую губернию изучил, городок каждый...

Вот те три главных урока, которые преподали академику Вонсовскому его родители. За это он будет благодарен им всю жизнь и в старости с радостью примет их под сыновний кров. В своей, тогда сравнительно небольшой, профессорской квартире, где кроме него обитали еще жена и трое детей. И они будут жить в тесноте, но не в обиде. Жить долго и счастливо. Софья Ивановна скончается в 1957 году. Василий Семенович переживет ее на шесть лет и умрет девяностошестилетним...

Но тогда, в Ташкенте, когда он заканчивал школу, весной 1928 года, об этом и думать не думалось: будущее, казалось, состояло только из счастливых слагаемых. С выбором пути все ясно было давно — только Ленинградский политехнический институт, факультет машиностроения. Повесть Гарина-Михайловского «Инженеры» стала его любимой книгой... Строить паровозы! Давнишняя его мечта. Мощные, стремительные и бесшумные. Которые всё далекое сделают близким. Которые, подобно птицам, станут облетать его Россию и весь мир!"

 

1.Это фотография из архива Турсунали Кузиева. Видимо, этот класс выпускался на год раньше класса Сергея Вонсовского. В центре -директор школы Василий Вонсовский (в светлом костюме). http://mytashkent.uz/2014/08/15/shkola-imeni-pestalotstsi/

 

2. Оборотная сторона предыдущей фотографии. Фамилии, к сожалению, не разобрать.

 

3.Я предполагаю, что на этой фотографии, в центре, изображён Василий Вонсовский. Как мне кажется, снимок сделан накануне революции или сразу после неё. Значит, это или последние деньки первой гимназии, или первые выпуски школы им. Песталоцци. Надпись на обороте ("1930"), на мой взгляд, прямого отношения к изображению не имеет. Фотографию опубликовал в ФБ Турсунали Кузиев. http://mytashkent.uz/2014/08/15/shkola-imeni-pestalotstsi/ (в комментариях)

Форточка захлопнулась.

У опытных режиссёров, зубров театральных чащоб, обязательно есть творческий портфель. Он набит замыслами, былыми связями, беспроигрышными названиями, а главное, удачными постановками иного времени в иных театрах. В случае чего, весь этот багаж можно использовать вновь. У новичка ничего такого нет. Он всё придумывает сегодня, здесь и сейчас. Я даже удивилась, как много Сергей Микаэлян успел «понатворить» за два сезона: «Настоящий человек», «В Добрый час» В. Розова, «Искатели» Д.Гранина, « Ты вернёшься» П. Чепрунова, «Сон на Волге» А. Островского, «На золотом дне» Д.Мамина-Сибиряка. Подумала, а кого он больше занимал в своих спектаклях, ветеранов или молодёжь? Вы знаете, и тех, и других. Это ведь тоже непременное качество настоящего творческого лидера. Вспомнила Петра Давыдова в «Ты вернёшься»; его же и Михаила Мансурова в «Настоящем человеке», а Мансурова ещё и в «Искателях»; Юрия Филиппова в «Ты вернёшься» и « Сне на Волге»; Нину Мягкову, Владимира Русинова и Клару Мощенко в «Добром часе»; Людмилу Мельникову и Тамару Аванесянц в «Сне на Волге».

Я, конечно, не вылезала со спектакля «Сон на Волге». По жанру, наверное, считался он русской исторической драмой, но фактически был увлекательной сказкой для детей и взрослых. Я про "марьюшек –иванушек» уже насмотрелась и воспринимала «Сон…», наверное, как теперишние дети Гарри Поттера. Там использовали обыкновенный театральный тюль в мелкую дырочку. Его офактурили под бревенчатую избу и без подсветки он смотрелся стеной, а когда освещалось пространство за тюлем… исчезал. На разной высоте появлялись из стены лица, открывался великокняжеский трон… По первому плану плыл чёлн с гребцами. Они, естественно, шли по полу, и тащили лодку на себе. Под днищем трепыхалась занавесочка из фиолетового тюля. Как-то всё подсвечивалось и казалось, что чёлн качается на волнах. Или зритель был другим, не то, чтобы наивным, но открытым для всякого чуда?

Жаль, что по малолетству не могу рассказать о  пафосе микаэляновских спектаклей, о борьбе идей и взглядов. Не могу и не буду придумывать! Но зрительский интерес к теме современности был большой.Театр заговорил о сегодняшнем дне, сегодняшним языком. Искушённый зритель скажет: «Ну и что? И драматургия «новой волны» 21-го века говорит о том же!» Былые спектакли, конечно, не воскресишь, но если вы просто перечитаете Гранина, раннего Розова, то увидите, что авторы пытались помочь молодым людям  жизнь свою строить. «Новая волна», Пряжко, например, скорее пособие по разрушению собственной жизни.

 Творить в Ташкент Сергей Герасимович прибыл не один. С Мастером проявилась и его Маргарита, супруга. Такая она была  «столичная штучка» по стилю одежды, по манере держаться!   Маргарита Микаэлян преподавала в институте, а в театре поставила переводную французскую мелодраму (или лирическую комедию) «Шестой этаж» А. Жери. Ни слова о классовой борьбе! Удивительно, как эта пьеса прорвалась на наши сцены в то время. Юрий Сагьянц в роли жителя парижских чердаков пел: « Мы живём под крышами Парижа, //Над нами светят солнце и луна.// Без зависти глядим на тех, кто ниже…» Вероломный герой( Мансуров) соблазнял наивную хромую девушку (Мягкову) и убегал к таинственной злодейке (Аванесянц и Ермакова). Благородный пролетарий (Хлибко) предлагал ей руку и сердце. Злодейка негодовала: «Эта маленькая Хромоножка ждёт ребёнка!» Очень неплохой получился спектакль. Из письма отца, написанного в1972г., я поняла, что пробивал эту пьесу через московские департаменты (как и "Искателей") - ташкентский театр.

У меня (первоклассницы) отношения с Микаэлянами не сложились сразу! Мы разошлись во взглядах на творческий процесс. Я так любила сидеть на репетициях,  а они меня выставляли вон безо всяких церемоний! Да ещё дома  отругали и пригрозили вовсе не брать с собой в театр. В час «Х» я спряталась в темноте под стульями амфитеатра и стала тихо мяукать! А когда разгневанный режиссер заорал: «Свет! Свет в зал!», благополучно ретировалась  на берега Чаули! Преступление осталось безнаказанным. У меня были мощные союзники – КОШКИ. Тогдашний театр только с улицы Маркса смотрелся Театром Театровичем. С правого фланга он оставался частью мира ташкентских дворов.  А уж «центровые» киски считал его своей суверенной территорией. Какие концерты они устраивали под пандусом амфитеатра! Я водила дружбу с кошачьей бандой и скоро научилась отлично мяукать на разные голоса. Союзники меня не подвели, во время облавы под креслами мелькнул чей-то хвост

Удивительно, но спектакль – событие случился не у Сергея Микаэляна. Феерический успех достался «Клопу» В. Маяковского,  поставленному Ф. Шейном! Не знаю, как пережил это самолюбивый Микаэлян, но тихий интеллектуал, полный ботан, по сегодняшней градации, выиграл у своего работодателя  «в сухую»! Такого фурора в послевоенном Ташкенте ещё не было!!!  Но легендарный "Клоп" стоит отдельного разговора.

  Дальше… Вот тут финал, как в «Леди Гамильтон» в советском переводе: «Дальше? У меня не было «дальше»! В конце сезона 1955 – 56гг. чета Микаэлянов уехала из Ташкента. В качестве  причины были выдвинуты какие-то очень личные обстоятельства. Это был удар! Батюшка мой в Микаэляне души не чаял! Только с ним и связывал будущее театра.  Горе, да и только… Оказалось, что в завтра не врата распахнулись, а только форточка приоткрылась…

А в начале следующего сезона  кинули заявление на стол актёры, приглашённые  Микаэляном из Саратовского ТЮЗа, Валентина Ермакова и Юрий Сагьянц. (Она сыграла Любу в «Ты вернёшься», в «До новых встреч» Гладкова – Люку. В актрисе видели современную молодую героиню. Он переиграл  множество характерных ролей). Тогда ещё живы были старинные театральные обычаи. Покидать труппу полагалось только в КОНЦЕ сезона. А  сбежать осенью считалось великим грехом.  Пришлось делать много вводов на большие роли, перекраивать репертуар. От театра в "Советскую Культуру" полетело открытое письмо! Жалкая попытка "соли на хвост насыпать"!  Позже вернулись молодые актёры в Саратов, но уже не в Тюз, а в Драматический Театр.  Как Галина Николаевна Загурская в Ташкенте, так и Валентина Александровна Ермакова стала "наше всё" саратовской сцены. Юрий Сагьянц служил в Москве, в театре им. Ермоловой, тоже успешно.

Для театра потеря главного режиссёра была весьма ощутима. В кулуарах во всём винили «Марго» (так называли за глаза Маргариту Исааковну). Задним числом да взрослым умом полагаю, что Микаэляны и не собирались задерживаться в Ташкенте, мечтали о столичной карьере, но Сергею Герасимовичу из-за репрессированного отца хода в Москве не было, а когда наступила хрущёвская оттепель,  блеснул луч надежды. Представьте себе, в столицах театр он оставил и ушёл в кинематограф. Положил свой талант на алтарь  Ленфильма. Маргарита Исааковна тоже не пропала. Ставила в Сатире, в Современнике, на телевидении. Много у неё интересных и известных работ.

Сергей Микаэлян в конце 80-х напишет: "Забавно, что понял, что кое-что значу, только когда уезжал из Ташкента, когда на меня посыпались предложения возглавить периферийные театры. Четырнадцать предложений. Пятнадцатое - письмо храню до сих пор - было от Ленинградского театра имени Ленсовета".

Я думаю, что в этих «четырнадцати предложениях», которые получил режиссёр, есть скромная заслуга театра. Ведь не сам же он играл свои спектакли? Во – вторых, это свидетельство высокого авторитета Русского Драматического Театра в театральной тусовке 50-х. Из плохонького заведения устроиться было трудно, а из успешного да известного - брали охотно. Теперь все знают Сергея Микаэляна – патриарха отечественной кинематографии, автора фильмов «Премия», «Влюблён по собственному желанию», «Вдовы»… Но какие свершения ждали его в театре? Кто знает…

Отец мой не был «добреньким". Обычно обиды не прощал. Но по Сергею Герасимовичу всю жизнь вздыхал… Лет через пятнадцать столкнулись они в ленинградском трамвае. Папенька обычно «держал дистанцию», а тут всё радовался нежданной встрече, всё прыгал вокруг высокого Микаэляна. Тот был предельно вежлив, но смахивал их короткий диалог на эпизод прощания Печорина и Максима Максимовича.

Театральный караван продолжил свой путь. Сезон 1956 - 57гг. был "Маршаковским". Но, к сожалению, Николай Яковлевич пришёлся не ко двору в театре да и в городе. А впереди открывалась заманчивая перспектива поехать на Декаду в Москву. И театр им. Горького начал собирать коллекцию "декадных" спектаклей. Первыми вышли "Тайны паранджи" Хамзы (реж. Ф. Шейн) - 30 декабря 1956г.

 О Микаэляне. http://www.peoples.ru/art/cinema/director/sergey_mikaelyan/                                                                         1.

                                                                                                                                                                         2.




з.

  4.Злополучное письмо в газету "Советская Культура". Осень 1956г.

 

                                                                     ВЕТЕР ПЕРЕМЕН – 1.

                                                                                                      

 Лето 1954г."Еду в Москву за новым главным   режиссёром (С. Микаэляном). Впервые с довоенных    времён посещаю Ленинград...  Хожу по следам воспоминаний". (Запись из коричневого блокнота).                                                                                                                    

 В судьбе театров возникают моменты, когда надо перебираться на следующую страницу жизни. Даже, если до этого всё было «на достойном уровне». Тут очень важно, чтобы в нужном месте, в нужное время, возник нужный человек и нужная пьеса. В 50-е годы солидные театры возглавляли маститые режиссёры, матёрые зубры, одни на всю театральную империю. Эти «генерал - губернаторы от искусства» передвигались с севера на юг, с востока на запад, из города в город. Одни и те же имена можно встретить и в Прибалтике, и на Волге, и в Туркестане. А.Ридаль, Н. Бондарев, В.Головчинер из их числа. Надо сказать, это были творческие, умелые люди. Сделали много хорошего на периферии  (именно так говорили тогда, не провинция, а периферия). Главный режиссёр Виктор Яковлевич Головчинер оставил ташкентский театр по болезни. Он долго и тяжело болел. Не сдавался, передавал из больницы строгие "руководящие" инструкции в театр. Не знаю, что там были за обстоятельства, но супчики ему варила моя мама. Потом Виктор Яковлевич всё-таки уехал долечиваться куда -то.

В Ташкенте смотрели вперёд и мечтали о молодом, современно мыслящем главреже, который поведёт театр в день завтрашний. И представьте себе, осенью 1954г. нашли самого настоящего молодого реформатора! Творческий путь Микаэляна был совсем коротеньким. Окончил ГИТИС, поставил дипломный спектакль в Саратове, в ТЮЗе,  ставил что-то в Горьком, и вдруг сразу попал в главные режиссёры крупного театра?!  Отец мой был человеком осторожным и недоверчивым. Прежде, чем отрезать,отмерял 777раз. А тут вдруг поверил сразу в этого молодого москвича с большим носом и неблагополучной биографией.  (Сын Карена Микаэляна, репрессированного литератора. Хоть Сталин и умер, но в 1954 году такой факт ещё считался "кляксой" в биографии). Значит горел в  Сергее Микаэляне какой-то огонь, знак особый сиял на челе, заставивший поверить в то, что этот молодой человек, талантливый и дерзкий,  прямо с колыбели способен быть главным режиссёром, то есть, рулить труппой! А это уж совсем редкое качество. Ташкентские актёры той поры – всё яркие индивидуальности, со своим взглядом на жизнь в искусстве, с неукротимой готовностью этот взгляд отстаивать. А Микаэлян -  тот самый молодой худрук, который «вводил в театре терминологию системы Станиславского и этюдный метод», о нём вскользь упоминал  Владимир Рецептер. http://mytashkent.uz/2014/05/29/pisma-ot-gamleta/ Ничего, режиссёр справился, как - будто даже не заметил острых углов. Казалось, вот оно свершилось!!!

     В конце 1954г. сыграна премьера «Настоящего человека», пьесы Т. Лондона по повести Бориса Полевого. Успех!  Спектакль получился хороший, искренний. Даже мы, дошкольники, прониклись. Для Микаэляна, дважды раненого, фронтовика, эта история была жизнью, а не литературой. «Одной из лучших ролей Давыдова была роль комиссара Воробьева в инсценировке «Повести о настоящем человеке». Сцена, где давыдовский Воробьев помогал Мересьеву встать на ноги, почувствовать веру в себя, была одной из главных в спектакле» - пишет Рецептер.

Опыта у вчерашнего студента - «с гулькин нос», но жажды деятельности – хоть отбавляй ! Летом 1955 самостоятельно отправился по министерствам и комитетам искать своего соратника – очередного режиссёра, а по авторским адресам и явкам добывать ту самую современную пьесу, только что написанную, самую актуальную, самую талантливую. Чтобы про нашу жизнь и без вранья! И представьте, нашёл! Инсценировка романа Д. Гранина «Искатели» начала свой путь на сцене Театра им. Горького 26 ноября 1955года. Нашла на антресолях два письма от Микаэляна, накарябанные торопливо  карандашом, взахлёб! Самые настоящие донесения с поля боя! Письма летели из сердца Москвы в окрестности Оша, невероятно! Читать их интересно и… полезно для здоровья. От них до сих пор исходит мощное силовое поле! Такая здоровая энергетика!

Читаем письмо: «Нашёл, наконец, инсценировку «Искателей» - и это то, что нам нужно! Не знаю, насколько это будет эффективно, как экономика, но по остальным статьям - в точку. Но опять же! Читал я её на даче у Судакова (остальные инсценировщики провалились, в том числе и Принцев(?) с самим Граниным), по листочкам с пятью тысячами поправок – он обещает закончить её 17-го. А 18-го в 3. 55 отходит поезд. Постараюсь успеть перепечатать и привезти с собой. Инсценировка мне не очень понравилась (как сделана), но можно будет что-то подправить самим. И тут – о проклятье! – вчера выясняю, что Ленфильм собирается делать картину.  Про сроки выхода фильма пока не знаю, но думаю так: наверняка фильм выйдет не раньше марта 1956-го (а м. б. и позднее). И если так , то надо ставить и отыграть её в эти 3-4 месяца . А при везении – фильм может задержаться. В Москве «Искателей» будет ставить Попов. Хочу, что бы в телеграмме было два слова насчёт этого. Прошу вашего одобрения. Тогда я бы сразу и сел за работу – особенно четыре дня в поезде. Учтите – что «горю»! Тема моя!»

Обратите внимание на последний абзац. Вот таким  был молодой Сергей Микаэлян! Всё вышло так, как он задумывал. В выборе пьес не ошибся. Они были поставлены им или другими режиссёрами. Отыскал он и очередного режиссёра. Выбирал между П. Монастырским, волевым и ершистым, и мягким интеллигентом  Фёдором Шейном. «Режиссёра я нашёл. Фамилия – Шейн. Кончал ГИТИС в 51 году. Но ему 37 лет. А выглядит  - за сорок (лысина). В ГИТИСе я его мало знал, а сейчас его все очень хвалят. В управлении РСФСР сказали, что вам спасибо скажут, если вы привезёте такого режиссёра. В беседах он производит очень хорошее впечатление. Поставил 10 спектаклей. .. Фронтовик, член партии…». «Фронтовик» – это очень важно для фронтовика Сергея Микаэляна. Вообще, в послевоенной жизни слово это было чем-то вроде пароля («мы с тобой одной крови, ты и я»).

Шейн был далеко не единственным претендентом, вот ещё одна характеристика: «А другой мне мало нравится. Это – Монастырский. Кончил ГИТИС в 39 году, работал очередным по разным некрупным театрам. Последняя должность – гл.реж. в Новосибирском ТЮЗе. Вкусы наши расходятся. Нечаев говорил, что он нахал… Мне его порекомендовали в Управлении РСФСР… Сердце у меня к нему не лежит – правда, это интуитивно; может быть и ошибаюсь». 

Как вы можете судить, соратника Микаэлян искал среди режиссёров нового поколения.  С Монастырским они, наверное, не сработались бы. Ведь «два медведя в одной берлоге…». Пётр Монастырский отправился в Самару навстречу своей славе. Куйбышевский драматический театр под его водительством в 60-70 годы вышел в безусловные лидеры российской провинции.Ташкент удивительным образом войдёт в его жизнь ещё раз, но гораздо позже. Звезда его театра Людмила Грязнова уедет в Ташкент.

В самом начале 1955 года театр  отмечал 20-летие. С "Вишнёвым садом"(реж. В. Головчинер) с Галиной Загурской; с "Таней" (реж. Г. Григоров) с Клавдией Ефремовой; с комедией "Не называя фамилии" (реж. Х.Кожевников) и с микаэляновским "Настоящим человеком", в первую очередь, театр показался очень достойно.

Папа пишет:"Празднуем двадцатилетие театра. Хорошо и празднично. Езжу в больницу к СН, езжу в больницу к Лиде, смотрю на неё через стекло". Да! Мы с мамой никаких юбилейных торжеств не видели, так как обе валялись в больницах, в разных частях города...

 

1.

 

2.

 

 

  

 

3.

 

,

 

 

,