Большинство людей никогда не задумывается о причине того, почему они думают то или иное. Каждому свойственно считать что-то своё или схожее с другим. "Я думаю" - говорит человек вовсе не понимая, что это:
1. Дискретный процесс. То есть такой процесс и анализ объекта наблюдения, который оторван логически от других объектов и где вся сосредоточенность ума фокусируется только на самом объекте наблюдения.
Дискретному процессу свойственна такая логическая цепочка, которая переходит от объекта к объекту в последовательном или не последовательном порядке, и не в состоянии провести параллели между ними. Я думаю над "а", перешел думать над "в", теперь думаю над "с", снова думаю над "в" или "а". Логическая цепь имеет линейный горизонтальный вид, где выводы строятся исходя из видения объектов без их перекрёстного взаимодействия. В итоге, из за отсутствия наблюдения связи между объектами, обратная взаимосвязь с ними, как суммированный их собственный информационный поток, всегда искажен в логическом отражении.
Что бы понять это правильно, представьте, что пред вами шифр замок из (условно) 50 цифр. Прочитав шифр, вы тем самым смогли бы открыть замок. Правильный ключ-комбинация соответственно, один единственный правильный вариант. Условно назовём его истина. Вокруг замка расположены информационные подсказки, которые помогают прочесть единственно правильный вариант. Условно назовём эти подсказки - законы природы, выраженные через объекты, взаимодействующие с человеком.
Итак, если вы не учитываете подсказки и не видите связь между объектами взаимодействия, из за дискретного процесса мышления, то комбинируете объекты взаимодействия в собственную концепцию для ответа пароля замка. Соответственно, вы имеете невероятно огромное число возможных неверных комбинаций, которые однако могу быть схожи с правильным ответом, но таковым являться не будут, или вовсе будут расходиться с истиной. Однако, логическое мышление затрачивает массу сил на формирование любой концепции отдельной личности по отношению к формуле жизни. Как правило на это уходит почти вся жизнь человека, создавая изначально неверный ответ на поставленную задачу, так как трактует подсказки, выраженные информационными объектами взаимодействия с ним самим, через систему эмпирической логики, свойство которой не связывать объекты взаимодействия друг с другом, а наоборот, видеть объекты, как отдельные друг от друга и далее ещё и разделять каждый отдельный уже объект на противопоставленные внутренние свойства, осознавая это, как уже противопоставленные друг другу объекты. Основной вид противопоставленных объектов, это ночь - день, мужчина - женщина, холодное - горячее и т.п. Косвенный вид противопоставленных вещей заключается в их осознании отдельности от других, что мы осознаём, как предметность, материя.
Ещё, как мне кажется, удачный пример с чтением, где в детстве ребёнок читает слово по буквам, потом по слогам, а далее видит уже целое слово, как символ обозначающий имя того или иного свойства материалистического мира и таким образом движется от незнания к знанию. Однако, если бы мы шли эмпирической логикой в обучении чтению, то мы бы начинали от осознания целых слов , как символов, переходили бы к чтению по слогам, далее по буквам, а потом должны были бы по идее их вообще забыть. В итоге, эмпирическое мышление как бы превращает собственным действием процесс обучения в обратный процесс, где мы идём от знания к незнанию, словно кино наоборот.
В итоге, если подобную логику положить калькой на наш пример с замком - шифром с единственной комбинацией ответом - истиной, то получается, что вместо того, что бы сразу открыть замок, пока мы осознаём правильную комбинацию, мы начинаем её наоборот, всё больше запутывать и стремимся забыть вовсе.
2. Автоматический процесс уже созданных блоков, стереотипов видения картины мира, концепции.
Нейрофизиология и психология, философия, и ряд других наук, в целом пришли к одному заключению о том, что процесс мышления дискретен по свойству и автоматичен, где нейронная сеть не контролирует выбор по отношению к решению той или иной ситуации, а просто её программно выполняет, где сама программа базируется на опыте личности и всём опыте человечества за всю историю его существования, при этом опережая его осознанность от 50 до 250 ms.
В итоге, если человек поставит знак равенства между дискретным, автоматическим процессом и самоощущением "я". То вся его логическая цепочка развития напоминает кино наоборот, т.е. движение от знания к незнанию, где сам человек движется от осознания целостности ко всё большей дискретности внутри его собственной системы. Однако, его собственное видение картины мира и самого себя, будет прямо противоположной, то есть такой, которая выражается процессом всё большего числа отдельных информационных внутренних объектов, что осознаётся нами, как прогресс и развитие, выраженное количественным образом и качественным внутренним преобразованием. В итоге это выражается в желании чего бы то ни было большего - ум, власть, богатство, удобства, деньги, оружие, технологии, территории, свободы и т.п. Так же это выражено и демографическим феноменом прироста населения планеты, который отражает внутреннюю скорость развития и ускорение расщепления сознания каждой отдельной личности всей человеческой популяции. В конечном итоге это приводит к желанию много знать и понимать. Однако последнее является, как бы конечной точкой подобного дискретного процесса, который находится в беспрерывном развитии собственной внутренней логики.
Именно желание знать и завершает эпоху эмпирического мышления, что осознаётся популяцией, как общий кризис восприятия, с одновременным ощущением достигнутых вершин в научно-техническом прогрессе, фоном которому служат бесчисленные внутренние проблемы человека на всём институциональном уровне. Его абсолютное недовольство достигнутыми результатами, ощущение внутренней пустоты и бессмысленности существования, так как желание знать сталкивается с его противоположно достигнутым социальным положением абсолютной разобщенности, недоверии личности к личности и отсутствие информации о целостных объектах, что осознаётся нами, как истина или эквивалент в отражении картины реальности. Отсутствие взаимопонимания и как следствие невозможность создания опыта переживания целостных понятий связи, которые рождаются только в системе, свойство которой само по себе целостное.
Для того, что бы создать условия для формирования целостного аппарата восприятия каждого, где человек использовал бы диалектическое мышление, которое отразилось бы на логике его действий в сегодняшней его реальности, и привело к трансформации его самоощущения, которое бы вышло за пределы эмпирической логики в пространство диалектического мышления и логической взаимосвязи всего со всем, необходимо чётко определить концепцию современной науки в её современном описании реальности для человеческих институтов, и начать распространять эту концепцию видения целостного мира при воспитании новых поколений, которые создадут уже в собственной системе мышления такие стереотипы реагирования, которые по отношению к информационной реальности, будут являться не искаженными, что значит ложными, а эквивалентными, что означает истинными и общими для всей человеческой популяции, которые мы осознаём как положительно-эмоциональный стереотип в мышлении. Это означает, что в нашем мире довольно быстро исчезнет внутривидовая агрессия, достигнув эмоционального фона доисторических времён охотников и собирателей.
Литература:
Эрих Фромм «Анатомия человеческой деструктивности».
У нас есть прямые данные о жизни доисторических охотников: культ животных, в частности, говорит о том, что приписываемая им врожденная деструктивность – это чистой воды миф. Так, еще Мэмфорд обратил внимание на то, что в наскальной живописи (на рисунках в пещерах), посвященной жизни охотников, не встречается сюжет сражения между людьми.
И хотя к аналогиям следует прибегать с известной осторожностью, все же данные о существующих примитивных охотниках и собирателях производят очень большое впечатление. Вот что сообщает нам крупнейший специалист в этой области Колин Тёрнбал:
У двух известных мне групп почти полностью отсутствует физическая или эмоциональная агрессивность, что объясняется отсутствием войн, вражды, наветов, колдовства или шаманства. Я также не убежден, что охота сама по себе является агрессивной деятельностью. Чтобы научиться делать что-то, надо это увидеть. А сам процесс охоты не носит агрессивного характера. И когда человек осознает, что в этом процессе он истощает природные ресурсы, он фактически сожалеет о совершаемом «убийстве». И кроме того, при убийстве такого типа нередко наблюдается явное сочувствие. Лично я из общения с охотниками вынес впечатление, что это очень дружелюбные люди и что, бесспорно, суровый образ жизни, который они ведут, вовсе не позволяет делать вывод об их агрессивности (268, 1965).
Никто из участников дискуссии не смог возразить Тёрнбалу. Самое подробное изложение антропологических данных о примитивных охотниках и собирателях мы находим в работе Э. Р. Сервиса «Охотники». (243, 1966) В этой монографии рассмотрены все подобные общности за исключением оседлых групп на северо-западном побережье Северной Америки, которые жили в особо благоприятных условиях (с точки зрения природы). Не вошли в монографию также такие объединения охотников и собирателей, которые вымерли после контакта с цивилизацией, и притом так быстро, что мы располагаем весьма ограниченными знаниями о них.
По опыту своей собственной экономической системы мы привыкли считать, что человеческие существа имеют «естественную склонность к торговле и спекуляции». Мы считаем, что отношения между индивидами или группами строятся на принципе получения максимальной прибыли при посредничестве («дешево купить и дорого продать»). Однако примитивным народам это совершенно несвойственно, скорее наоборот. Они «отказываются от вещей», восхищаются щедростью, рассчитывают на гостеприимство и осуждают бережливость, как эгоизм.
Но самое удивительное состоит в том, что чем труднее их положение (чем больше ценность или дефицит товаров), тем меньше они «экономят» и тем больше поражают своей щедростью. Мы в этом случае имеем в виду формы обмена между людьми, живущими внутри одной общности и находящимися в каких-то родственных связях. В такой социальной общности гораздо теснее поддерживаются узы родства, которыми охвачено значительно больше людей, чем в нашем обществе. Если провести сравнение этих отношений с принципами жизни современной семьи, то мы увидим разительный контраст. Хотя мы «кормим» своих детей, не так ли? Мы «помогаем» нашим братьям и «заботимся» о престарелых родителях. А другие делают то же самое по отношению к нам...
Тесные социальные связи в целом обусловливают дружелюбные чувства, правила приличия в семейной жизни, а нравственная заповедь щедрости определяет способ отношения к вещам, которые играют (сравнительно с нами) малозначительную роль в жизни индивида и племени. Антропологи сделали попытку обозначить такой тип взаимодействия словами «чистый подарок» или «добровольный дар», чтобы подчеркнуть, что речь идет не о сделке, а о таком обмене, в основе которого лежит чувство совсем иного рода, чем в ситуациях торговли. Но эти обозначения не отражают подлинного характера подобного взаимодействия, а, может быть, даже вводят в заблуждение.
Петер Фройхен однажды получил от эскимоса кусок мяса и сердечно поблагодарил его в ответ. Охотник, к удивлению Фройхена, явно огорчился, а старый человек объяснил европейцу, что «нельзя благодарить за мясо. Каждый имеет право получить кусок. У нас не принято быть в зависимости от кого-либо. Поэтому мы не дарим подарков и не принимаем даров, чтобы не оказаться в зависимом положении. Подарками воспитывают рабов, как кнутом воспитывают собак». (99, 1961, с. 154).
Слово «подарок» носит оттенок «умиротворения, ублажения, задабривания», а не взаимности. А в племенах охотников и собирателей никогда не произносят слов благодарности, поэтому неприлично назвать кого-либо «щедрым», когда он делится добычей со своими товарищами по стойбищу. В других ситуациях можно назвать его добрым, но не в том случае, когда он делится с другими пищей. Так же точно воспринимаются и слова благодарности, они производят обидное впечатление, словно человек и не рассчитывал на то, что с ним поделятся. Поэтому при подобных обстоятельствах уместно похвалить человека за ловкость в охоте, а не делать намеков на его щедрость (243, 1966, с. 14, 16).
Особенно большое значение (с экономической и психологической точки зрения) имеет вопрос о собственности. Одно из самых расхожих представлений по этому поводу состоит в том, что любовь к собственности – это врожденная и сущностная черта человека. Но обычно при этом происходит смешение понятий: индивидуальная собственность на орудия труда и личные вещи и частная собственность на средства производства, которая является основой эксплуатации чужого труда. В индустриальном обществе средства производства в основном составляют машины и капитал, вложенный в машинное производство. А в примитивных обществах средства производства – земля и охотничьи угодья.
У примитивных племен никому не закрыт доступ к природным ресурсам – у них нет владельца...
Природные ресурсы, которые находятся в распоряжении племени, представляют коллективную или коммунальную собственность в том смысле, что в случае необходимости вся группа встанет на защиту этой территории. А внутри племени все семьи имеют равные права на свою долю собственности. Кроме того, соседние племена также могут по желанию охотиться на этой территории. Ограничения, видимо, касаются лишь плодоносных деревьев (с фруктами и орехами). Такие деревья обычно закрепляются за отдельными семьями данного племени. Но практически этот факт скорее свидетельствует о разделении труда, чем о разделе собственности, ибо такая мера должна предостеречь от пустой траты времени и сил, которая могла иметь место, если рассредоточенные по большой территории семьи устремились бы все к одному пункту сбора плодов. Ведь плодовые деревья, в отличие от дичи и дикорастущих ягод и трав, имеют достаточно устойчивую «прописку».Но все собранные фрукты и орехи все равно подлежат разделу с теми семьями, которые не собирали урожая, так что никто не должен голодать.
И наконец, к частной собственности относятся предметы индивидуального пользования, принадлежащие отдельным лицам. Оружие, ножи, платье, украшения, амулеты – вот что считается у охотников и собирателей частной собственностью. Но некоторые считают, что даже эти предметы личного пользования не являются частной собственностью в собственном смысле слова, поскольку обладание этими вещами скорее носит функцию разделения труда, чем владения «средствами производства». Обладание подобными вещами только тогда может быть осмыслено как частная собственность, если одни ими владеют, а другие – нет, т. е. когда это обладание может стать основой для эксплуатации. Но в этнографических отчетах такие случаи не описаны, и трудно себе представить, чтобы кто-то из членов рода, нуждаясь в оружии или одежде, не получил бы их от другого более счастливого члена рода (243, 1966, с. 22).
Социальные отношения между членами охотничьего сообщества отличаются отсутствием «Табели о рангах», даже такого «лидерства», как у зверей, здесь не наблюдается.
Племена охотников и собирателей в плане лидерства более всех других социальных систем отличаются от человекообразных обезьян. Здесь нет ни принуждения, основанного на принципе физического превосходства, нет также и иерархической организации, опирающейся на другие основания (богатство, военная или политическая сила, унаследованные классовые привилегии и т. д.). Единственное устойчивое превосходство связано с признаками возраста и мудрости.
Даже когда отдельные члены племени обладают более высоким статусом и престижем, они выражают свое преимущество совершенно иначе, чем обезьяны. От лиц с более высоким статусом охотники ожидают скромности и доброты (щедрости), а главной наградой для них является любовь и внимание со стороны других членов племени. Например, мужчина может проявить себя как самый сильный, храбрый, ловкий и умный во всём племени. Получает ли он при этом самый высокий групповой статус? Не обязательно. Он получит его только в том случае, если эти качества он поставит на службу интересам племени. Например, если на охоте он убивает больше дичи (и затем сможет отдать ее другим); если он умеет себя вести, а главным достоинством поведения считается скромность. Для простоты можно провести такую параллель. В племени человекообразных обезьян превосходство в физической силе ведет к преимуществу в социальной иерархии, которое дает вожаку больше пищи, «самок» и других благ. А в первобытном человеческом обществе физическое преимущество должно быть поставлено на службу всем остальным членам племени, и тот, кто стремится к лидерству, должен в истинном смысле слова приносить жертву (и получать меньше пищи за более напряженный труд). А в отношении сексуальных радостей он, как и другие мужчины, обычно ограничивается одной женой.
Складывается впечатление, что самые ранние человеческие сообщества одновременно являются и самыми равноправными. Возможно, это связано с тем, что общество первобытного типа ввиду рудиментарного уровня технологий больше других социальных общностей нуждается в кооперации труда. Обезьяны нерегулярно применяют совместные усилия и нерегулярно делятся друг с другом, а люди делают это постоянно – в этом состоит существенное различие между ними (243, 1966, с. 31).
Сервис описывает характерные для охотников формы авторитета; главная из них – регулирование коллективных действий.
Авторитет осуществляется в форме координации коллективных действий или установления порядка при решении спорных вопросов. Здесь речь идет как раз о «лидерстве». В охотничье-собирательской общности потребности в регулировании коллективных действий многочисленны и многообразны. Как правило, они касаются таких повседневных дел, как перенос стойбища на новое место, совместная охота, а также различного рода столкновения с врагами. Но и здесь, как и в других областях, лидерство охотников отличается от лидерства в более поздних культурах тем, что оно не имеет официального закрепления. Нет постоянного места лидера (конторы), руководство переходит из одних рук в другие сообразно ситуации и характеру необходимых действий. Так, например, старик благодаря своей мудрости и знанию ритуала будет планировать и возглавлять проведение соответствующей церемонии, в то время как на охоте лидером-распорядителем будет обычно более молодой, ловкий и удачливый охотник.
Но самое главное, что в племени отсутствует в обычном смысле слова руководитель, которого мы обычно связываем со словом «главный» (243, 1966, с. 51).*
• Такого же мнения о племенном лидерстве и Меггит (185, 1960), цитируемый Сервисом (243, 1966) и Э. Фроммом (см. разницу авторитетов в книге «Бегство от свободы». – 101, 1941а).
Данные об отсутствии иерархической системы во главе с вожаком заслуживают особого внимания в связи с тем, что практически во всех цивилизованных обществах господствуют стереотипные представления о том, что учреждения социального контроля опираются на исконные формы регулирования жизни, унаследованные человеком от животного мира. Но мы видели, что у шимпанзе существуют отношения лидерства и подчинения, хотя и в очень мягкой форме. А социальные отношения первобытных народов показывают, что человек генетически не является носителем командно-подчиненной психологии. Исследования исторического развития человечества на протяжении пяти-шести тысячелетий убедительно доказывают, что командно-административная психология является не причиной, а следствием приспособления человека к социальной системе. Для апологетов элитной системы социального контроля (когда все контролируется элитным слоем общества) очень удобно считать, что социальная структура возникла как следствие врожденной потребности человека и потому она неизбежна. Однако эгалитарное общество* первобытных народов свидетельствует, что дело обстоит совсем иначе. Возникает острый вопрос: каким образом первобытный человек защищается от асоциальных и опасных членов общины, если в ней отсутствует авторитарная или командно-бюрократическая система? На этот вопрос есть несколько ответов. И прежде всего важно, что поведение регулируется обычаем и этикетом. Ну а если эти регуляторы окажутся недостаточными, какие могут быть применены санкции против асоциального поведения? Обычно наказание состоит в том, что все члены группы отстраняются от виновника ситуации, при встречах не оказывают ему никаких знаков внимания и вежливости; его поведение обсуждают вслух, над ним смеются и в самом крайнем случае его изгоняют из общины. А если кто-либо систематически дурно поступает, нарушая покой не только своей, но и соседней группы (племени), то его собственная группа может принять коллективное решение и убить нарушителя. Такие случаи, разумеется, чрезвычайно редки; обычно, когда возникает сложная проблема, ее решение передается на усмотрение самого старшего и самого мудрого мужчины.
Все эти факты говорят об ошибочности нарисованной Гоббсом картины всеобщей врожденной агрессивности, которая неизбежно привела бы к войне всех против всех, если бы государство не взяло в свои руки монополию власти и наказания и таким образом хотя бы косвенно не удовлетворило индивидуальную жажду мести (расплаты с преступником). Вот что об этом думает Сервис:
Факт остается фактом, что групповые общности не распадаются, даже когда они никак официально не институированы...
И хотя столкновения и войны в таких сообществах сравнительно редки, но их угроза всегда остается (например, когда бывают ссоры между индивидами), и потому все равно нужно иметь средства для сдерживания или предотвращения войны.
В данной общине конфликты между двумя лицами, как правило, улаживает старший родственник соперников. В идеале этот старший должен быть в одинаковой степени родства к обоим (например, дядя или дед), чтобы каждый был уверен в его объективности. Но так, конечно, не всегда получается, и вообще не всегда старший родственник соглашается быть миротворцем. И тогда вся община берет на себя роль третейского судьи, и дело считается решенным, когда объявляется общественное мнение.
Есть еще способ разрешения конфликта – это состязание. Чаще всего оно проходит в форме спортивной борьбы... Так, эскимосская «дуэль» проходит «на рогах» в прямом и переносном смысле, т. е. соперники ударяют друг друга собственными головами. Особенно интересно известное эскимосское соревнование на «словах», или певческая дуэль. Главное оружие здесь – «острословие».
Певческие дуэли имеют цель напрочь искоренить любые конфликты и споры (за исключением убийства). В Восточной Гренландии певческая дуэль может дать человеку полную «сатисфакцию» (равную убийству), если он не отличается физической силой, но обладает таким голосом, что уверен в своей победе. Чтобы понять ситуацию, следует знать, что у эскимосов искусство пения ценится даже выше, чем физическая сила и ловкость: восточные гренландцы, наслаждаясь прекрасным пением, могут забыть даже о причине конфликта.
Певческие соревнования имеют свои правила и ритуалы. Опытные претенденты обычно придерживаются традиционных музыкальных образцов, которые мастер пения умеет донести до слушателей столь совершенно, что вызывает бурю аплодисментов. «Победителя» так и выбирают – им становится тот, кто получил больше «слушательских симпатий» (аплодисментов). Победа в певческом соревновании не дает никакого вознаграждения, кроме престижа ( 135, 1954).
Главное преимущество такого соревнования состоит в том, что оно длится долго и слушатели за это время успевают прийти к единому мнению: кто прав, а кто виноват в конфликте. Обычно каждый знает заранее, какую сторону он поддерживает, но единство общины считается (у этих народов) столь важной целью, что во время длительного соревнования каждый успевает понять, на чьей стороне большинство. Слушательские симпатии проявляются в таких реакциях, как смех, которым встречают стихи соревнующихся. Постепенно смех становится более громким и дружным. И тогда ясно видно, кто победил, а побежденный удаляется «со сцены» (243, 1966, с. 55).
У других охотничьих племен личные соревнования не отличаются такой «куртуазностью», как эскимосские. Некоторые племена предпочитают пускать в ход копье. Дуэль происходит следующим образом:
Спорящие стороны располагаются на площадке на строго установленном расстоянии друг от друга; обвинитель внезапно кидает копье в обвиняемого, а тот пытается избежать ранения (отклониться, отскочить). Публика награждает аплодисментами либо быстроту, силу и точность нападающего, либо ловкость и находчивость обвиняемого. Спустя некоторое время становится ясно, на чьей стороне зрительские симпатии. Когда обвиняемый понимает, что зрители считают его виновным, он перестает увертываться и получает смертельный удар. Если же нападающий видит, что общественное мнение против него, он просто опускает оружие[ *].
*Здесь Э. Фромм цитирует Харта и Пиллинга по книге Сервиса «Охотники» (243, 1966, с 56).
В конечном итоге человека необходимо убедить в важности, научить и довести до осознания, что его единственной отличительной чертой мыслительного процесса от животных, а именно рефлексией, или мышлением о мышлении, где объектом наблюдения является собственное мышление или абстрактное мышление, необходимо начать пользоваться, совершенствуя этот инструмент восприятия и через него меняя и самовосприятие, восприятие картины собственного мира и реальности.
В противном случае, неосознанная логическая линия целостности, эволюционным путём через сущность человека, доведёт его до цели через отрицание, что будет осознаваться, как бесконечный геометрический рост всё больших проблем нашего мира, не смотря на все попытки их разрешить. Новые поколения будут рождаться от природы наделённые способностью к целостному восприятию, ощущая современников с дихотомическим мышлением, как сумасшедших и больных людей, однако последних будет всегда превосходящее большинство, в связи с чем именно этим будут определяться общественные нормы, рождающие всё большие конфликты взаимопонимания между новыми и старыми поколениями людей и уродуя природу новых поколений, что будет ощущаться ими, как страдание от самого существования и жизни. Общество будет неизменно склоняться к матриархату. Лидеры государств будут делать всё, что бы удержать дихотомическое мышление как парадигму мышления современного человека, стараясь осознанно и неосознанно создавать ситуации препятствующие этому изменению, так как их собственная концепция жизни так же имеет дихотомическую логику и привела их к власти, как людей стремящихся к большему.
Подобное мышление не вписывается в современную концепцию о функционировании экономики, так как порождает логическую цепочку необходимости разрыва связей внутри вида, при нарастающей обратной взаимосвязи и взаимозависимости, что приводит к нарастающей внутривидовой агрессии, депрессиям и самоубийствам, наркотикам, просто вражде друг к другу, озлобленности населения, вечной усталости от темпа и образа жизни современного человека, от нарастающего ощущения внутренней пустоты.
Подобную концепцию разработал Дуглас Норт, объяснив выгоду для всей популяции или отдельного любого общества такое поведение и отношение к окружающим, которое бы обеспечивало работу не на себя за счёт других, а для всех, за счёт себя, что в целом было когда то нормой при создании первых человеческих общин, но в силу искажения действительности в восприятии, довольно быстро распространило ложную информацию о прямо противоположном, на всю популяцию в целом в той или иной мере, как вирус. С ростом информационных технологий подобная искаженная информация распространяется по всему миру с колоссальной скоростью, влияя на поведение и реагирование людей, на формирование их типа восприятия.
Дуглас НОРТ
ИНСТИТУТЫ,
ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ
ИЗМЕНЕНИЯ
И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ
ЭКОНОМИКИ
История имеет значение. Она имеет значение
не просто потому, что мы можем извлечь уроки из прошлого,
но и потому, что настоящее и будущее связаны с прошлым не-
прерывностью институтов общества. Выбор, который мы дела-
ем сегодня или завтра, сформирован прошлым. А прошлое мо-
жет быть понято нами только как процесс институционального
развития. Интегрировать понятие “институты” в экономичес-
кую теорию и экономическую историю — значит сделать важ-
ный шаг в развитии этой теории и истории.
В настоящей работе излагаются общие принципы теории
институтов и институциональных изменений. Хотя эта работа
опирается на мои предшествующие исследования институтов,
составлявшие основной предмет моей научной деятельности за
последние двадцать лет, здесь я иду гораздо дальше, чем в сво-
их прежних трудах, в изучении природы политических и эко-
номических институтов и процесса их изменений. Главный
ключ к анализу, представленному в настоящей работе — углуб-
ленное изучение того, что же представляют собой институты,
чем они отличаются от организаций и как влияют на транс-
акционные и трансформационные (производственные) издерж-
ки.
Основное внимание уделено проблеме кооперации между
людьми, а более конкретно — той кооперации, которая позво-
ляет экономическим системам извлекать выгоду из торговли,
что являлось ключом к пониманию “Богатства народов” Адама
Смита. Развитие институтов, создающих благоприятную среду
для совместного решения сложных проблем обмена, обеспечи-
вает экономический рост. Конечно, не всякая кооперация меж-
ду людьми продуктивна с точки зрения общества; в этом иссле-
довании мы как раз и стремимся объяснить развитие и тех ин-
ституциональных систем, которые порождают экономическую
стагнацию и упадок, и тех систем, которые способствуют эко-
номическому успеху. (с. 12, 13)
Фонд экономической книги
“Начала”, макет, 1997