Характерной особенностью бретонского пейзажа является обилие воды: родники, источники, ручьи, речушки и реки встречаются повсеместно. Вдобавок вся территория страны изрезана сетью шлюзов.
Вода, вытекающая из-под земли просто так, видимо, оскорбляла эстетические и религиозные чувства людей Средневековья, и современной Бретани досталось впечатляющее наследство из своеобразных каменных сооружений, отмечающих и украшающих источники:

Я уже писал о динанском празднике Fete des Remparts, но публиковал только фотки рыцарских турниров. Однако программа праздника гораздо обширнее и включает в себя много всего - каждый может найти что-то по своему вкусу.
Праздник длится несколько дней, и на это время на городских площадях и под стенами крепости разбивается множество палаток, где можно разжиться всякой всячиной:

Несколько фотографий динанских улиц эпохи Средневековья:

Небольшой городок Динан (население около 11000 человек) - один из самых интересных и живописных в Бретани. Это настоящий рай для любителей Средневековья - старый город практически полностью уцелел со времен Столетней войны.
Первые поселения на месте Динана были еще во времена неолита. В окрестностях города полно дольменов и менгиров, свидетельствующих о присутствии здесь представителей докельтских культур. В раннее Средневековье там же был основан бенедиктинский монастырь, а потом возникло и небольшое укрепленное поселение - бургада (bourgade). В XI веке стены городка были деревянными, и старый Динан стал легкой добычей норманнов во главе со знаменитым Вильгельмом Завоевателем.
Фрагмент знаменитого гобелена в Байё (Нормандия) изображает осаду Динана:



После опустошительного, но, к счастью, короткого норманнского нашествия Бретань довольно быстро оправилась: Динан стал личной собственностью бретонского герцога и к концу XIII века обзавелся внушительной цепью каменных укреплений протяженностью почти 3 километра:

















Так что когда во времена Столетней войны англичане и бретонцы, верные герцогу Жану де Монфору, осаждали город (надо сказать, что для бретонцев Столетняя война была гражданской: половина бретонцев поддерживала англичан и де Монфора, а вторая половина - французов и дю Геклена. Тяжело находится между молотом и наковальней...), так вот, когда англичане и союзные им бретонцы осаждали город, где засел знаменитый дю Геклен с верными ему людьми (тоже исключительно интересный персонаж, обязательно про него напишу в свое время), так вот, блин, осаждающим под началом герцога Кентерберрийского предстояло решить сложную задачу - штурм стен казался невозможным (ура, я все-таки закончил эту фразу!!!).
Тем не менее они предприняли несколько бесплодных попыток, а затем перешли к планомерной осаде. Это в свою очередь не понравилось защитникам, потому как припасы подходили к концу, и дю Геклен вызвал главнокомандущего англичан на рыцарский поединок, каковой и состоялся прямо под стенами.
После того как герцога в бессознанке отволокли в палатку, англичане тихо собрали вещички и организованно отчалили на поиски добычи подоступнее. А дю Геклен с тех пор - герой Динана, на центральной площади ему поставлен памятник, а фахверковые стены домов увешаны флагами с черным двуглавым орлом - гербом дю Геклена.

Памятник дю Геклену:




А вот и гербы:



Город обожал дю Геклена и до сих пор чтит его память, но надо сказать, что и для дю Геклена Динан значил очень многое: несмотря на то, что он любил и чтил Францию, был верным вассалом французского короля, получил звание коннетабля, т.е. королевского главнокомандующего (до него подобного звания удостаивались только особы королевской крови!) он всегда хотел быть похоронен в маленьком скромном Динане. Однако это было невозможно: могила коннетабля могла находиться только в Париже. Но дю Геклен нашел выход, которым впоследствии воспользовались многие, от герцогини Анны Бретонской до Шопена: по завещанию дю Геклена тело его похоронили в Париже, а сердце перевезли в Динан, где оно покоится до сих пор. Вот такие дела...

Собор Сен-Мало в Динане. Внутри сердце коннетабля Франции...

Самым удачливым и знаменитым французским (а точнее бретонским) корсаром был, безусловно, Робер Сюркуф.



Робер родился в богатой семье моряков Сен-Мало: его прадедом был известный корсар начала XVIII века Робер Сюркуф, близким родственником по материнской линии - корсар Ла Барбине. Мальчику хотели дать достойное буржуазное образование, но в 1788 году, в возрасте пятнадцати лет, он записался на корабль "Аврора", уходивший в Индийский океан. Капитан "Авроры" Тардивэ перевозил рабов из Африки на плантации острова Бурбон. Неподалеку от Мадагаскара "Аврора" попала в шторм и разбилась, но команда спаслась. Капитан получил под командование корабль "Реванш", на котором Сюркуф стал вторым помощником. Но капитан был неудачлив, и через год Сюркуф нанялся на другое работорговое судно.
В семнадцать лет Сюркуф вернулся во Францию. Решив, что более прибыльным делом является каперство, он помощью родственников купил небольшой бриг "Креол" и стал на нем капитаном. В 1792 году он вновь отправился в Индийский океан.
В свой 21-й день рождения капитан Сюркуф, командуя небольшим судном "Креол", зажег и обратил в бегство два британских боевых корабля, общее количество пушек которых превышало его орудия в два с половиной раза. А ровно через год, опять в день рождения он же потопил 25-ти пушечный эскортный корабль и захватил британский транспорт. Ну, а после захвата в абордажном бою британского крейсера, на котором было в три раза больше пушек, чем у Сюркуфа, к тому же на крейсере, кроме команды, находилась рота королевских стрелков, корсар стал легендой Франции, а англичане назначили за его голову награду в 5 миллионов фунтов (в два с лишним раза больше, чем американцы сейчас дают за Бен Ладена!).

Рассказывали, что однажды, отставая от удиравшего британца, Сюркуф, не желая упустить врага, дабы облегчить свой корабль, приказал выбросить за борт сто бочонков с золотом, захваченным накануне, хотя он прекрасно знал, что на убегавшем британце золота не было. Но уж больно любил он британцев топить, ни на какое золото это удовольствие променять не мог - только им лично (то есть кораблями под его командованием) потоплено либо захвачено более 50-ти английских судов. Это подтвержденный минимум, а вообще говорят более чем о двух сотнях, к тому же под конец карьеры он снарядил целую эскадру из 19 легких корсарских кораблей, но сам в море уже не выходил. При этом к пленным британцам относился с уважением, об этом свидетельствуют все тысячи прошедших через его плен врагов.
Наполеон лично вручил Сюркуфу золотую шпагу и звание барона в награду за подвиги, а также предложил присвоить ему звание адмирала, назначив командующим эскадрой, но моряк отказался, пояснив, что не может действовать в составе регулярных сил – его стихия, это удаль и вдохновенная импровизация.

Кроме командирской выучки и понимания стратегии и тактики, кроме отваги и удали, Сюркуф славился и как умелый фехтовальщик. Уже после ухода героя на пенсию после поражения революции, он вступился за честь старика-солдата, над которым смеялись 12 немецких кавалерийских офицеров. Сюркуф вызвал их ВСЕХ на дуэль и убил по очереди 11 из них, отпустив последнего. Несмотря на то, что речь шла об убийстве представителем проигравшей стороны офицеров оккупационных сил, суд оправдал капитана, так как свидетели показали, что дуэль была «честной» (со стороны героя). Эта история очень похожа на легенду, но биографы уверяют, что она верна – сохранились материалы суда.

Жена подарила ему двух сыновей и трех дочерей. Девятнадцать его кораблей уходили в пиратские рейды, а после заключения мира в 1814 году Сюркуф превратил их в торговые суда. Когда в 1815 году Наполеон I совершил побег с острова Эльба и вновь провозгласил себя императором французов, одно из первых полученных им писем было от барона Сюркуфа:

"Сир! Моя рука и шпага принадлежат Вам!"

Бывшего корсара назначают начальником военного отряда численностью 4000 человек. Удивительно, но после реставрации королевской власти барон остался богатым судовладельцем, даже верность Наполеону не повредила ему. Умер он в 1827 году в окружении детей и родственников, будучи одним из самых богатых и солидных судовладельцев Франции, оплакиваемый не только соратниками и родственниками, но даже и бывшими врагами, признававшими его благородство по отношению к пленным...

Памятник Сюркуфу в Сен-Мало, городе, в котором он родился и умер. Отгадайте, куда указывает пальчик? (флаги Квебека на заднем плане к Сюркуфу отношения не имеют, просто фотка сделана во время празднований в честь другого знаменитого уроженца Сен-Мало - Жака Картье, первооткрывателя Канады)



Точная реконструкция одного из кораблей эскадры Сюркуфа:

Еще несколько фоток с праздника:

Фотки с праздника Fête des Remparts ("Праздник укреплений"), который проводится раз в два года в городе Динан.

В стародавние времена стоял на берегу моря, у самой воды, город Ис. Не было нигде в мире другого города, равного ему по красоте. Много было в городе красивых зданий, которые удивляли путешественников, но больше всего поразжали их огромные шлюзы, которые охраняли город от приливов.

Так бы и стоял город до сих пор и удивлял нас своим великолепием, но загордились его жители. Перестали они думать о Боге и предались всевозможным развлечениям, думая только о сегодняшнем дне. Напрасно предупреждал их святой Гвеноле, что прогневается Бог и разрушит город, как разрушил он когда-то Содом и Гоморру. Не слушались его горожане, только смеялись. И ничего не мог поделать ни святой Гвеноле, ни добрый король Градлон, который правил городом.

И вот однажды случилось то, что должно было случиться. Была у короля Градлона дочь-красавица, принцесса Дагю. Как и все жители города, она думала только о развлечениях, и ни о чем больше.
Старый король был вдовцом и баловал дочь без всякой меры: неудивительно, что, став взрослой, неуемная принцесса впала в распутство и разгул, увлекая за собой всех жителей города.

Дагю подарила каждому жителю города по ужасному дракону, обученному бросаться в море и захватывать торговые корабли. Вскоре город Ис стал самым богатым городом Бретани, а Дагю была в нем полной хозяйкой и предводительницей кельтов. По ее велению приводили каждый вечер во дворец нового любовника, который был обязан надеть заколдованную шелковую маску, на рассвете обращавшуюся в железные когти и убивавшую несчастного. Тела любовников принцессы Дагю сбрасывали со скалы.

И вот однажды явился к ней сам дьявол в образе прекрасного юноши и сказал, что подарит ей свою любовь, если принцесса принесет ему ключи от шлюзов. А ключи король Градлон всегда носил при себе. Нелегко было достать их, но принцесса согласилась. Украла она у отца ключи и отдала их дьяволу.

И вот ночью открылись шлюзы и хлынули в город потоки морской воды. Жители в панике стали спасаться, но все они погибли в морских волнах. Только король Градлон и святой Гвеноле смогли избежать смерти. Как только стало море наступать на город, вскочил король Градлон на коня и посадил на него свою дочь. Поскакали они прочь от погибающего города, но волны стали настигать их.

- Не спасешься ты, пока не погибнет в пучине Дьявол, - сказал королю святой Гвеноле.

- О каком дьяволе ты говоришь? - изумился Градлон, - Ведь здесь только ты, я и моя дочь.

- Дьявол сидит на твоем коне позади тебя! Пока ни погибнет твоя дочь, не остановится море.

И в самом деле, пока не исчезла принцесса в морской пучине, не перестало море наступать.

Не стало больше города Ис. Перебрался Градлон в другое место и основал там новый город - Кемпер. А его дочь (в разных легендах ее зовут по-разному) и ее приспешницы превратилась в русалок. Манят они теперь моряков своей красотой, да только добра от них не жди. А еще говорят, что в ясный день, когда море тихое, можно увидеть под водой на том месте, где стоял когда-то город, острые башенки соборов и крыши домов, услышать звон колоколов церквей Иса.

В регионе находится треть всех маяков и сигнальных семафоров французского побережья (порядка 80-ти действующих маяков).
Маяки в мире существовали с древнейших времен : серьезное освоение моря без них невозможно. Однако в Бретани береговую линию не обозначали огнями вплоть до Средних веков, предпочитая не привлекать внимание чужеземцев и грабителей. Впоследствии некоторые участки стали обозначать при помощи обычных костров. Первые маяки были построены в XVII-XVIII веках, но особое распространение они получили уже в XIX веке. Самый знаменитый маяк "первой эпохи" (на мысе Фреэль) построен по приказу и проекту вездесущего Вобана Теперь неофициально его "башней Вобана" и зовут:



"Лестница в небо" - ступеньки ведут вверх со стороны берега:



Маяк по-прежнему несет службу, в 90-е годы прошлого века его модернизировали, и теперь он светит в автоматическом режиме на десятки километров:

Корриган - это человекоподобное существо, карлик, уродец. Корриганы приземисты, у них темные волосы, темная кожа, на руках кошачьи когти, на ногах - козьи копыта, лица морщинистые, глаза - маленькие и блестящие, темно-красные, голос глухой, хриплый. Корриганки (на французский они обычно переводятся как феи), особенно молодые, могут обладать привлекательной внешностью.
Корриганы в сказках чаще всего являются дарителями, могут наградить героя каким-либо хорошим качеством, улучшить его внешность или причинить ему ущерб. Во многих сказках они также называются ночными плясунами. Корриганы танцуют на перекрестках или вблизи дольменов и менгиров в ночное время, и любой проходящий мимо человек должен к ним присоединиться. Если прохожий вежлив и танцует с корриганами, его вознаграждают, в случае отказа человек бывает наказан.
В одной из сказок ("Два горбуна") корриганы поют песню: Dilun, dimeurz ha dimerc'her... - Понедельник, вторник и среда... Первый горбун прибавляет слова: Ha diziou (diriaou) ha digwener - И четверг и пятница.
Продолжение признано удачным и корриганы избавляют героя от горба. Его сосед, тоже горбун, пытается излечиться таким же способом и прибавляет к песне Ha disadorn ha disul - И суббота и воскресенье, чем вызывает гнев корриганов, так как, по их мнению, он испортил песню. За это ему прибавляют еще один горб. Дело в том, что корриганы должны отбывать длительное наказание, которое могло быть снято тем, кто, закончил бы их песню словами: ha disadorn ha disul, / setu echu ar zun - и суббота и воскресенье, / вот закончена неделя.
В этом случае корриганы должны были прекратить свой танец и навсегда исчезнуть из этого места.
Весьма распространен сюжет о подмене корриганами детей (встречается и Люзеля, у Вилльмарке, Д. Лорана). Мать отлучается от колыбели, где лежит младенец, в это время младенца подменяют на уродливого корригана, который ест, но не растет. Мать идет за советом к священнику, который рекомендует ей делать вид, что она варит суп в яичной скорлупе. Это удивляет корригана - подкидыша и он начинает говорить, чем выдает себя. Ребенка возвращают матери.
Обычно встреча людей с корриганами происходит на перекрестке дорог, у источников, на пустоши и вблизи мегалитических сооружений, т. е. в тех местах, которые в бретонкой традиции считаются для христианина наиболее опасными. Именно в этих местах в дохристианское время совершались языческие ритуалы, позднее либо вытесненные христианскими обрядами, либо перешедшие в разряд магических практик, не одобряемых церковью. Встреча с корриганами происходит в наиболее "опасное" время суток, т. е. ночью. Контакт с корриганами происходит в случае несоблюдения человеком общепринятых правил поведения (появление вдали от жилья в темное время суток, оставление младенца без присмотра, что ведет к подмене детей).

Вот такие дела ...

Прошел нижеследующий тест:



Оскорблен до глубины души: какой я нафиг француз, я БРЕТОНЕЦ!!!:)

Церковь, управлявшая общественной жизнью в Бретани, нуждалась не столько в немногочисленных помпезных соборах, сколько в большом количестве символов и свидетельств своего повсеместного присутствия, будь то соборы (классические готические церкви есть и в Бретани, впрочем, как и по всей Франции ), скромные деревенские церкви, часовни или просто придорожные каменные распятия (кальверы)

Вот они, типичные кальверы:

Понт-Аван - это небольшой городок в департаменте Финистер.
Чем привлекателен Понт-Аван, так это своей живописностью, выдающейся даже по бретонским меркам.

Вот он:

Христианство, пришедшее в северо-западную Европу в начале I тысячелетия, нашло благодатную почву среди кельтских народов. Исход островных бриттов на континент, положивший начало бретонской государственности, возглавлялся не только политическими лидерами, но и духовными, что нашло свое отражение в культе Семи Святых - основателей Бретани. И в дальнейшем, на протяжении столетий, религиозность была отличительной чертой бретонского народа. Ничто не могло поколебать древней веры бретонцев, которую их предки привезли с собой из сумрачных монастырей Уэльса (правда, красивый пассаж? :))- ни волна протестантизма, накрывшая Европу в XVI веке, ни идеи Просвещения, ни зверства якобинцев-революционеров. Репрессии против священства стали одной из важнейших причин краха идей Французской революции в Бретани и практически поголовной поддержки бретонцами вандейского контрреволюционного восстания. До Второй мировой войны, приходской священник - "ректор" - являлся непререкаемым авторитетом в бретонской деревне (и даже сейчас нельзя сказать, что влияние церкви в Бретани исчезло. В атеистической Франции бретонцы до сих пор остаются чуть ли не единственным христианским в своей массе народом).
Церковь протестует против развращенности современного общества - в Бретани вы не найдете нудистских пляжей, столь обычных во Франции. Церковь против гомосексуализма - в Бретани немыслима, например, идея проведения гей-парадов.
Церковь за крепкую и многодетную семью - в Бретани один из самых низких во Франции уровень разводов, а 3-4 ребенка в семье - норма (Бретань, кстати, в отличие от остальной Франции, увеличивает свое население на 1,5-2% в год, причем собственными силами, а не с помощью пришлых арабов )
Так что и по сей день, религиозное достояние Бретани, живое и оригинальное, не похожее, пожалуй, ни на что подобное в современной Западной Европе, во-первых, составляет один из источников так называемого "бретонского своеобразия", а во-вторых, до сих пор во многом определяет жизненный уклад бретонцев.

Еще одна статья от Анны Мурадовой (правда, с купюрами, больно здоровая )

"...Очень часто при знакомстве бретонцы спрашивали меня: - А сколько у тебя братьев и сестер? И когда я им отвечала, что ни братьев, ни сестер у меня нет, они всегда очень удивлялись. В Бретани, особенно в Нижней, такое редко встречается. Я, в свою очередь, удивлялась, когда узнавала что чуть ли не во всех современных бретонских семьях по три-четыре ребенка. У нас такие семьи обычно считают многодетными. Бретонцы же отвечали:
- А разве это много? Вот в старые времена были семьи - так семьи. А сейчас считается шесть детей - уже много.
Действительно, сейчас в семье рождается столько детей, сколько родители способны содержать. А вот раньше, одно-два поколения назад, бретонские крестьянки производили на свет столько потомства, сколько позволяло им здоровье. А здоровье, надо сказать, у них было крепкое.
Мне довелось познакомиться с одной семьей из бретонской глубинки. От этих людей я узнала много нового о жизни и быте бретонских крестян. Среди прочего, поразила меня и сама семья. Судя по всему, самая обыкновенная и ничем особенным не выделяющаяся. Этим-то она меня и заинтересовала.
Везла меня туда моя подруга Валери. П дороге она то и дело указывала мне на соседние фермы:
- Вот здесь живет моя тетя - мамина сестра. А здесь тоже живет моя тетя, тоже мамина сестра, а вон там - еще одна сестра...
Оказалось, что в округе чуть ли не все - близкие или дальние родственники. Мне кое-как удалось запомнить тетушек Валери, а вот со страшим поколением дело обстояло хуже - когда речь заходила о бабушках и степени их родства, я просто терялась. Понять кто кому кем приходиться порой даже не удавалось.
Да и сам дом, в котором живут вдвоем ордители Валери, меня поразил. деревенский дом Коттенов по размерам напоминал один из тех коттеджей, которые сейчас в изобилии вырастают в Подмосковье, а по внешнем увиду - сказочный домик из мультфильмов. Внутри он казался громадным, красивым, и - безлюдным.
- Сейчас здесь пусто, - немного грустно вспоминала мать Валери, - а раньше, сколько народу было! В каждой комнате жило по несколько человек. Спали по двое или по трое на одной кровати. Я, например, всегда спала с сестрой. Это сейчас у каждой семьи свой дом или квартира, а тогда под одной крышей жили несколько поколений...
- Прямо как у нас! - вырвалось у меня.

Как-то, вспоминая свадьбу кого-то из родных, госпожа Коттен небрежно обронила:
- В тот раз мы арендовали замок на целый день. Это было ужасно! Больше никогда не будем справлять свадьбу в замке. Как там было тесно! Мы чуть не задохнулись...
Обычно именно на свадьбах и собирается вся семья, включая дальнюю родню. Свадебные фотографии чем-то напоминали мне школьные - так же рядами выстраивались десятки человек, задние ряды стояли на ступеньках, чтобы всех было видно. И как только Госпожа Коттен ухитрялась запомнить всех присутствующих на снимках двадцати - тридцатилетней давности?

Как я уже говорила, такое семейство в Нижней Бретани - правило, а не исключение. Сейчас люди любят вспоминать, как жилось на фермах раньше. Такие вот большие семьи жили под общей крышей, утром выходили на работу в поле, подростки пасли коров, женщины занимались домашними делами. Вечерами все собирались у очага, не только погреться, но и поболтать и, конечно же, послушать сказки. Обычно сказки рассказывал дедушка - глава семьи. Он обычно усаживался поудобнее, прочищал горло, сморкался и начинал сказку. Хороший сказочник умел заворожить всех, нанизывая один волшебный сюжет на другой, превращая две, три сказки, а то и больше, в одну длинную-предлинную увлекательную историю. Такая история растягивалась не на один вечер, иногда семья собиралась слушать продолжение занимательных историй по две недели подряд! Слушали их все, и дети, и взрослые.

И сейчас в Бретани остались превосходные сказители, в основном, конечно, пожилые люди. На всякого рода фольклорных праздниках они иногда выступают перед публикой. Наверное, бабушки и дедушки еще рассказывают старые сказки своим внукам. Но большинство все-таки собирается по вечерам не у камина, а у телевизора и предпочитает историям про Яна с Железным посохом - бретонского Ивана-Царевича - современные "мыльные оперы".

- ...Это сейчас люди думают прежде всего о себе, и только потом - о детях, - вспоминал кто-то из многочисленных родственников моей подруги. - А раньше все по-другому было. Нас у отца с матерью было восемь, а моя мать была двенадцатым ребенком...

Несмотря на господствующую во Франции свободу нравов бретонцы все-таки предпочитают семейные узы так называемому "свободному союзу" и заводят несколько детей. Валери рассказывала мне, что большинство ее знакомых решило связать себя священными узами брака именно для того чтобы обзавестись потомством. В народе такой брак называют "браком по-Финистерски" - считается что он больше всего распространен в департаменте Финистер, одном из самых консервативных во всех отношениях.

Надо сказать, что деревня была тоже одной большой семьей - здесь все знали друг друга с детства. Каждому было известно что творится у соседей - кто чем заболел, кто из чего суп варит, у кого муж пришел домой пьяным, у кого корова отелилась, и так далее. До второй мировой войны многие женщины так и проживали всю свою жизнь в родной деревне, выезжая разве что в ближайший городок на ярмарку. Мужчины, проходившие службу в армии, несколько расширяли свой кругозор, но возвратившись на родину, снова начинали старую спокойную жизнь. И даже близкие города и селения снова казались далекими, как тридесятое царство.

Не так давно, года два назад, исследователи-диалектологи решили провести в Нижней Бретани опрос, чтобы выяснить как в каждом из многочисленных бретонских говоров называют те или иные населенные пункты. Попутно выяснилась любопытная вещь: большинство из опрошенных старушек просто не знали как называются города, находящиеся на расстоянии двадцати километров от их родной деревеньки. Они просто никогда там не были. Разумеется, это относится только к "сухопутной" части Бретани. На побережье дело обстояло совсем иначе. Кто как не моряки и рыбаки могли похвастаться своими географическими познаниями!

Неудивительно, что до недавнего времени бретонцы были, да во многом и остаются, ревностными хранителями традиций. В такой замкнутой среде они сохранили не только многочисленные религиозные обычаи и культы странных полуязыческих святых, но и крестьянские обряды, которые сейчас, конечно, угасают.

Бретонских детей приучали почтительно относиться к страшим. В некоторых областях воспитанные дети обращались к родителям исключительно на "вы", как в аристократических семьях. Впрочем, в разных местах вопрос обращения на "ты" или на "вы" решали по-разному. В одной местности на "вы" обращались только к старшим по возрасту, а в другой говорили "ты" только скотине. Кое-где, как, например, в Бигуденской области всем женщинам и даже маленьким девочкам положено говорить только "вы", а с мужчинами можно было и не церемониться.

С этим обычаем связан курьезный случай, который произошел на моих глазах в Реннском университете. К тому времени я уже побывала в Бигуденской области, и знала что в местном говоре слово "вы" звучит как "фи". Однако один из первокурсников, уроженец Трегьерской области таких тонкостей не знал. Как-то раз он решил поспорить с другим студентом, бигуденцем, (разумеется, в шутку) о том, чья область лучше. И вот трегьерец завел разговор о вежливости. На что бигуденец тут же нашел веский аргумент:

- У нас, в Бигуденской области, всем женщинам говорят "фи"!

- Вот я и говорю, что вы грубияны, каких мало! - отвечал житель Трегьерской области.

Оба молодых человека - уроженцы одной провинции, имели достаточно расплывчатое представление о нравах и обычаях соседней области. А ведь дело происходило не в начале двадцатого века, а в середине последнего его десятилетия...

У многих бретонцев просыпается ностальгия. Как-то на одной вечеринке в студенческом общежитии, где собрались в основном выходцы из сельской местности (всем хотелось поговорить по-бретонски, не смущаясь присутствием тех, кто нуждается в переводе на французский), студент первого курса стал рассуждать о современных нравах.

- Вот раньше все было как надо - чинно и пристойно. Женщины с непокрытой головой не ходили - так и приличнее и красивее. Молодые люди знакомились на ярмарках. Девушки всегда стояли возле своих родителей и без их разрешения танцевать не шли. А сейчас - бегай за ними по дискотекам... "

Выкладываю статью Анны Мурадовой (без купюр):

"Бретань настолько своеобразна, что можно назвать ее самой нефранцузской из французских провинций. Эта территория вошла в состав Франции позже остальных провинций - в 16 веке, и долгое время сохраняла особый жизненный уклад, народный костюм и свой язык, совершенно не похожий на французский.

Поэтому бретонская кухня весьма необычна для Франции и кое-что из того, что бретонцам нравится, у не-бретонцев вызывает отвращение. "Вы когда-нибудь пробовали куин-аманн? - спрашивала меня как-то одна француженка. - Ужас, правда? Такая тяжелая пища - задохнуться можно!".

Действительно, бретонская пища сытная и тяжелая. Причина в том, что у бретонцев, потомственных земледельцев или рыбаков (а крестьяне и рыбаки в подавляющим большинстве своем были небогаты) не было возможности наслаждаться пищей по той простой причине, что ее далеко не всегда хватало для того, чтобы насытиться. Французское гурманство было им недоступно и потому неведомо. В бретонском языке не было и нет слова "аппетит", есть только слово "голод". И требования к пище традиционно были такие: она должна быть и сытной, и вкусной. Были - потому что в наше время все изменилось, в Бретани, слава Богу, уже давно не голодают. Но традиция покушать плотно осталась.

Мое знакомство с бретонской кухней началось давным-давно, когда я впервые приехала в Бретань. Меня в первый же день повели в блинную: самое известное блюдо бретонской кухни - это блины. От привычных нам русских блинов бретонские отличаются не только рецептом, но и если можно так сказать, ритуалом приготовления.

Я почувствовала себя несколько неловко, когда меня обслужили первой, и из вежливости не стала приниматься за еду сразу, а принялась ждать, когда всем остальным принесут блины, и мы сможем начать есть все вместе.

- Ешь, чего ты ждешь? - удивились бретонцы.

Но я все-таки не решалась начинать, несмотря на то что от моей тарелки исходил более чем аппетитный запах. Мне объяснили, что блины готовят по одному и тут же, с пылу, с жару, подают посетителям. Есть же блины надо сразу же, пока они горячие. И вообще, церемониться тут не принято, надо быть проще.

И тут же пошли ностальгические разговоры о том, что ресторанные блины, это, конечно же хорошо, но что городские повара понимают в блинах? То ли дело - есть блины в деревне!

Позже мне удалось побывать и в деревне, а пока оставалось только удивляться непривычным блинам. Бретонские блины должны быть обязательно тонкими, кружевными. Их кладут на тарелку сложенными в несколько раз и едят ножом и вилкой. Из пшеничной муки готовят сладкие блины, а из гречневой - соленые (их еще называют галетами). Сладкие блины едят, как правило, с вареньем или медом, а соленые - с чем-нибудь более серьезным: в середину кладут обычно тонкий ломтик ветчины или насыпают горку тертого сыра. Можно, пока блин еще на огне, прямо на нем пожарить яичницу. В Бретани известно столько же рецептов блинов, сколько существует в этой провинции городов и деревень.

Однажды, навещая по очереди друзей, я приехала в Кемпер, пообедала местными блинами и отправилась дальше на запад, в городок Дуарнене. Как только я вошла в дом мне предложили... Блины, конечно же.

- Я с радостью, вот только боюсь, что много в меня не влезет, - стала извиняться я, с ужасом гладя на тарелку (вообще-то от угощения в Бретани отказываться не принято) - Я полчаса назад ела блины в Кемпере.

- В Кемпере? Ха! - ответили мне, - Да там блины-то бледные! Разве ж ими наешься? У нас в Дуарнене, когда кто-то заболеет, про него говорят "У него лицо цвета кемперских блинов". Так что поешь-ка наших, они нормальные, румяные.

Ну как тут откажешься? К разнообразию рецептов теста следует прибавить и количество всевозможных начинок. С чем только не едят пшеничные блины и галеты на бретонских фермах! С паштетом, сардельками, с рыбой, со всевозможными дарами моря, с салатом, помидорами, грибами, яблоками, медом, клубникой, - словом, со всем что можно найти в Бретани.

Но с чем бы ни готовили блины, некоторые традиционные правила все же соблюдаются: Соленые гречневые блины (галеты) складывают прямоугольником. Самая сочная м вкусная часть оказывается в середине, но чтобы добраться до нее, надо сперва насладиться хрустящими уголками.

Сладкие блины складывают треугольником и обычно начинают есть от края к середине. Так полагается по бретонскому "блинному" этикету. В старые времена он соблюдался неукоснительно, но сейчас, естественно, все забывается. По религиозным соображениям блины принято готовить по пятницам, в тот день, когда мясо католикам есть не положено. Но сейчас даже верующие люди не придают этому значения. В деревне, где я гостила у друзей, хозяйка с удовольствием готовила нам блины по субботам и воскресеньям.

Для приготовления "кружевных" блинов требуется особая плоская конфорка, которая называется пиллиг и две лопаточки: одна, отдаленно похожая формой на грабли - для того, чтобы распределять жидкое тесто по поверхности пиллига, а другая - для того, чтобы переворачивать наполовину готовый блин. Специальные электрические конфорки для блинов, так же как и электрические и газовые плиты появились в бретонских домах ближе к концу 20 века, годах в 70-х. Раньше блины выпекали на огне в огромных очагах, и хозяйке надо было следить за тем, как разгорается пламя, поддерживать его в нужном состоянии, чтобы блины не подгорели... Вот уж самое настоящее колдовство!

Пожилые женщины всегда были в Бретани хранительницами традиций, в том числе и кулинарных. Как и в старые времена, они не приемлют посиделок без еды. В деревне не принято отказываться от чашечки чая или кофе с куском масляного пирога, называемого куинь-аманн, или пирога с черносливом, который обязательно предложат пришедшему в дом, даже если он незадолго до этого как следует пообедал. А бретонский масляный пирог легкостью и воздушностью не отличается. Поэтому я не могу без смеха вспоминать студенческие походы по бретонским бабушкам в деревнях близ Кемпера с целью изучить местный диалект и собрать пословицы-поговорки. В каждом доме нас усаживали за стол, нам варили кофе, кормили блинами-пирогами. Откажешь - обидишь. Да и вкусно. В результате в придачу к ценной информации записей мы приобрели несколько лишних килограммов веса...

Именно из-за этого бретонская кухня, как утверждают многие, совершено отстала от жизни. Большинство европейцев, как известно, проживает в городах и ведет сидячий образ жизни, и, чтобы сохранить фигуру, питается в основном овощами и обезжиренными продуктами. Традиционные бретонские крестьянско-рыбацкие блюда уж слишком калорийные и тяжелые.

Самым сытным блюдом, и одновременно одним из самых вкусных считается "кик-а-фарс", буквально - "мясо с фаршем". Я много слышала об этом традиционном блюде и меня несколько смущало его название. Как это - мясо с фаршем? А фарш разве не из мяса делают? Оказалось, что фарш для этого блюда готовят из любимой бретонцами гречневой муки. И приготовление мяса с фаршем - тоже целый ритуал.

Как-то раз я гостила у знакомых, которые, в отличие от большинства, не увлекались диетами и любили хорошую крестьянскую кухню. Хозяин дома, бретонец до мозга костей, считал, что побывать в Бретани и не попробовать знаменитое блюдо "кик-а-фарс" просто смешно и нелепо. Я вполне с ним согласилась. Дегустация знаменитого блюда намечалась на вечер, но готовить его хозяйка дома начала сразу после обеда. Я с любопытством наблюдала за тем, как она готовит "фарш" из темной гречневой муки и наполняет им холщовый мешочек. "Причем мешочек должен быть именно холщовый, - комментировал ее муж, - из хорошего холста... Лучше из старого, довоенного, как у нас". После этого хозяйка завязала мешочек и положила его в большую кастрюлю с кипящей водой. Теперь оставалось только засечь время - и можно отдыхать. Часа через два или три "фарш" сварился, мешочек стал упругим на ощупь. Казалось, что под холщовой тканью - резиновая подушка.

- А как же теперь достают фарш из мешка? - удивилась я, - Неужели его распарывают?

Но все оказалось гораздо сложнее. Застывший фарш раскатывают скалкой, пока он не превратится в кашу, которую уже ничего не стоит переложить в тарелку. Съесть полтарелки этого замечательного блюда достаточно для того, чтобы запастись энергией на целый день. Но как остановиться на половине порции? Вкусно ведь до невозможности! М-да, теперь понятно, почему хозяин дома такой толстый...

Трудно в это поверить, но раньше при таком питании никто особенно не полнел. Дедушки современных субтильных городских юношей могли запросто съесть десяток блинов, вернувшись домой после трудового дня: труд-то был физический. Мало кто из современных бретонских девушек поддастся соблазну вдоволь наесться местных пирогов. А как любили эти пироги их бабушки, которые всю жизнь носили воду из колодца и стирали белье в пруду! Старики только посмеиваются, слыша от внуков и особенно внучек о диетических салатиках, йогуртах и специальных вегетарианских рационах для желающих похудеть.

Впрочем, быть вегетарианцем в Бретани не так уж трудно, было бы желание. Овощей в этой области Франции, пожалуй, больше, чем в любой другой. Выращивать их можно круглый год, благо, климат позволяет. В одном из западных районов Бретани, например, чуть ли не все пригодные к обработке земли заняты разными овощами.

Конечно, мясо, блины и пироги и овощи - не все, чем богата бретонская кухня. Бретань с трех сторон окружена морем, и трудно было бы представить стол в бретонских домах без рыбы и всевозможных морепродуктов. Такие экзотические для нас кушанья, как устрицы, мидии, морские улитки, креветки, крабы и кальмары для бретонцев так же привычны, как для нас картошка и горох. И то, что в Париже, скажем, считается деликатесом, здесь продается на каждом шагу. В любом бретонском супермаркете рядом с живой рыбой продаются живые крабы, креветки и лобстеры. Давным-давно для жителей побережья дары моря были едой бедняков, тех, у кого не было денег на хлеб и мясо. Многие жили тем, что продавали устриц и мидий крестьянам из внутренней части полуострова.
Сами бретонцы не считают дары моря местной экзотикой: Устрицы и мидии есть и в других приморских областях Франции. Зато многие уверены, что самое редкое бретонское блюдо, которое более нигде не встречается - это черный хлеб. Та же самая история и с кефиром, который называется здесь "лез рибот" и считается истинно бретонским напитком. Настолько бретонским, что его подают в блинных наравне с сидром. (курсив мой )

Тут следует рассказать и о напитках, но... Как бы сделать это поделикатнее? Бретонцы и напитки - тема скользкая. Об этом говорят либо со смехом, либо со слезами. Самый известный - и самых вкусный - бретонский напиток, это, конечно, сидр. Его готовили и пили в Бретани с незапамятных времен. Мужчины издавна любили пропустить чашку-другую-третью-десятую этого замечательного слегка пьянящего напитка. Именно слегка, потому что выпить столько сидра, чтобы надраться вдрызг, невозможно. Но время шло, торговля в Бретани процветала, в шестнадцатом веке бретонцы впервые попробовали пиво, со временем все доступнее становилось вино, а моряки привозили из дальних плаваний экзотический напиток ром, а потом уже в самой Бретани научились гнать яблочный самогон. При этом жители полуострова потребляли новые напитки с тем же размахом, что и привычный сидр. Последствия были весьма печальны.

Самогон стал в бретонских деревнях таким же привычным напитком, как и в России. Его считали лекарством от всех болезней и лечились, не просыхая, во время всевозможных эпидемий, несмотря на отчаянные предупреждения медиков. В восемнадцатом веке пьянство достигло такого размаха, что в деревнях народ убегал с церковной службы в ближайший кабачок, вопреки всем увещеваниям и запретам. Треть женщин были заядлыми алкоголичками, что уж говорить о мужчинах! При этом речь идет не только о крестьянках. Историки откопали документы, согласно которым, некоторые благовоспитанный барышни - местные дворянки! - выпивали ежедневно по литру самогона. Грех сей совершали не только миряне, но и лица духовного звания, коих приходилось вытаскивать из придорожных канав или уберегать от падения во время мессы. Справедливости ради, надо сказать, что пьянство среди священников, конечно, было не правилом, а скорее исключением, и именно они пытались хоть как-то обуздать безумные нравы того времени и вели яростную и безуспешную борьбу с пьянством.

Возможно, именно благодаря им возникла легенда, согласно которой первым человеком, который стал гнать самогон в Бретани, был некий неряшливый кабатчик по имени Арнус. Однажды заехал к нему на постоялый двор сам дьявол сказал, что сидр у Арнуса - просто дрянь, и научил его делать новый, "огненный" напиток. Для того чтобы "сидр" получился крепким, в него был добавлен размолотых заживо черный козел. Арнус разбогател на продаже самогона и вслед за ним "огненный сидр" стали изготовлять повсюду. Умер Арнус, конечно же, в страшных мучениях - Дьявол самолично явился за ним, спалил дом богатого кабатчика вместе с хозяином, а душу Арнуса уволок с собою в ад.

Но народ, конечно же, придумал свою легенду. Будто бы, когда умирает праведник, то по дороге в рай ждет его много соблазнов, а именно - девяносто девять кабаков, расположенных на обочине. И в каждом из них праведник должен остановиться. Если человек просадит там все деньги, раньше чем доберется до конечного пункта, его отправляют в ад. На середине пути расположен кабак под названием Битекле, куда раз в неделю, в субботу вечером, приходит сам Господь для того, чтобы выкликать по списку благочестивых посетителей. Если они еще могут ворочать языком настолько, что им удается сказать "Я здесь!", Бог забирает их с собою в рай, а если нет - извините, до следующего раза. Такие вот в Бретани праведники.


Умершим грешникам тоже наливают. На обочине дороги, ведущей в ад расположено ровно столько же кабаков. И если нехороший человек сумеет пройти весь путь относительно трезвым, то в ад его не пустят. Но если не сумеет - горе ему. В последнем заведении ему предложат жуткий коктейль из крови жабы и ужа. И назад пути не будет.

Конечно, не стоит сгущать краски и полагать, что дело совсем уж плохо. Восемнадцатое столетие осталось позади. В 20 веке с пьянством на селе боролись не только священники, но и трезво мыслящие крестьянки. От многих сельских жителей, в том числе и моих ровесников, я слышала, что некоторые жены разрешали своим мужьям пить вино только один раз в год. Нетрудно себе представить, в каком состоянии приходили (или приползали?) домой раз в год глотнувшие свободы мужчины. Иногда они даже не решались показаться на глаза суровой супруге и засыпали прямо на навозной куче перед домом. Зато потом ходили тише воды ниже травы до новой "законной" вылазки.

Приличные бретонцы пьют самогон весьма деликатным способом: наливают "огненного сидра" чуть-чуть на донышко стакана, а остальное пространство заполняют горячей водой. Согревает, но не пьянит - именно то, что надо, если за окном промозглая бретонская погода. В небольших дозах хороша и местная медовуха "шушенн", сладкий напиток неопределенной крепости с цветочным запахом, который пьется легко, но обладает коварным нравом: может резко опьянить так, что ноги начнут заплетаться.

Вообще, в питье, как и в еде, главное - умеренность. И если соблюдать это золотое правило, то и масляный пирог не покажется тяжелым, и от самогона большого вреда не будет."

Вот здесь: http://www.pravoslavie.ru/guest/061229115500
лежит очень интересное интервью с православным бретонским священником.

Выкладываю статью Мишеля Дени "Бретонское политическое движение":

Начиная с Великой французской революции 1789 года, все политические режимы во Франции рассматривали нацию как совокупность индивидов, равных в своих правах, но не как совокупность народов, обладающих определенной спецификой. Отсюда следовало, что государство не должно признавать никакие общины, опосредующие отношения между ним и гражданами.

Для Бретани этот подход имел чрезвычайно существенные последствия:

1)она потеряла всякое значение как административная единица – а после реорганизации в 1941 году утратила и свои исторические границы; она лишилась также какой-либо автономии (как и повсюду, префекты являются лишь исполнителями политической воли Парижа);

2)она не может самостоятельно управлять своим развитием; поскольку Франция является преимущественно сухопутной державой, Бретань превратилась из экономического центра в периферию (этот отныне преимущественно сельскохозяйственный регион стал в то же время источником дешевой рабочей силы для удаленных промышленно развитых регионов);

3)бретонская культура (и, в частности, язык) рассматривается как архаизм, обреченный на исчезновение или, в лучшем случае, на существование в фольклорных формах.

Век XIX

На первых порах бретонцы мирились с таким положением, поскольку большинство приветствовало отмену привилегий старой знати, некоторые же связывали с либерализацией режима надежды на ограничение власти духовенства. Кроме того, поскольку уровень образования крестьянства, составлявшего абсолютное большинство населения, был крайне низким, и обучение демократии происходило медленно, ситуация в деревнях оставалась спокойной. К тому же повседневный быт в рамках сельской общины не претерпел сколько-нибудь заметных изменений, можно даже утверждать, что это был период расцвета традиционного образа жизни. Что касается городов, то они всегда играли интеграционную роль, будучи центрами распространения французской культуры.

Лишь немногочисленная интеллектуальная элита, начиная с 1830-х годов, выступает с требованиями признания бретонской культурной специфики, опираясь на исторические знания, язык и богатую устную литературную традицию. Бретонизм выдвигает на первый план кельтское культурное наследие (в противовес романизму, для которого референтной является римская культурная традиция). Подобные движения за культурное возрождение существуют повсюду в Европе. Однако в Бретани активистами этого движения стали на первом этапе католики и консерваторы, избравшие тактику сопротивления всякой модернизации, не выдвигающие институциональных требований и вовсе не озабоченные необходимостью привлечь на свою сторону народные массы (в отличие от того, как это было в странах Центральной и Восточной Европы).

В конце XIX века регионалисты довольствовались восхвалением красот своей «малой родины» (Бретани) как части «большой родины» (Франции). В 1898 они организуются в Бретонский регионалистский союз: его создание знаменует первый этап возрожденческого движения (Emsav).

На протяжении всего этого времени центральная власть всячески поощряет отказ от бретонского языка (в школе и в армии его использование строго пресекается), и Париж высмеивает бретонцев и их язык. Этот взгляд со стороны порождает у бретонцев чувство стыда, которое способствует формированию негативной идентичности.

Между двумя мировыми войнами

Первая мировая война 1914-1918 годов способствовала осознанию всеми бретонцами необходимости перемен. Однако понимание направления этих перемен было различным.

Многие бывшие солдаты, обнаружившие в период пребывания на фронте свою «отсталость», стремились стать современными в том смысле, какой предписывался Парижем, т. е. принимали республиканскую якобинскую модель. Они отвернулись от наследия предков, тем самым обеднив себя в культурном отношении; между тем, существенного улучшения социально-экономического положения это им не принесло (что стало особенно очевидным в период кризиса 1930-х годов).

Другие бретонцы, которые так же храбро воевали на полях сражений и так же скорбели о своих павших, с возмущением констатировали продолжающееся равнодушие и пренебрежение государства к Бретани и бретонцам – в то время как тот же Париж выступал в защиту меньшинств в Центральной Европе. Разочарованные бессилием регионализма и вдохновляемые, в то же время, примером ирландцев (который приобрел в Бретани широкую известность благодаря интересу к кельтскому миру), они провозгласили себя националистами.

Вокруг редакции журнала « Breiz Atas » формируется в эти годы Автномистская бретонская партия (ставшая в 1930-е годы Национальной бретонской партией – организацией сепаратистского толка). Выразителями культурной политики (отныне не только оборонительной, но и наступательной) были журнал Gwalarn, ратовавший за сохранение и развитие бретонского языка, и группа Seiz Breur, действовавшая в сфере искусства.

Как требования, так и способы их выражения постепенно радикализировались. Наиболее активные деятели и группировки не только практиковали террористические акты, направленные против символов французского государства (ими был организован, например, взрыв монумента, установленного близ здания мэрии Ренна и изображавшего герцогиню Анну Бретонскую, приносящую свою провинцию в приданое французской короне), но и искали поддержки у врагов Франции (в частности, у Германии).

Помня лишь о несправедливостях, в которых они обвиняли французское государство, и не отдавая себе отчета в том, чем могла бы стать гитлеровская Европа, некоторые активисты бретонского движения сотрудничали с оккупационным режимом в 1940-е годы, другие сделали ставку на региональную политику правительства Виши. Как те, так и другие были сурово осуждены общественным мнением: большинство бретонцев активно участвовали в Сопротивлении.

После освобождения Франции от оккупации бретонское движение было подвергнуто репрессиям, и требования, формулировавшиеся его активистами, на долгие годы оказались дискредитированными.

Третий период EMSAV (с начала 1950-х годов)

Несмотря на трагические ошибки второго периода Emsav, которые объективно сыграли на руку французскому якобинству, проблемы Бретани, не только сохранившиеся в послевоенное время, но и усугубившиеся благодаря ускорению трансформационных процессов, предопределили обновление бретонского движения.

В наиболее выгодном положении оказались активисты культурного возрождения, выступающие с требованиями сохранения языка и культуры, опираясь на широко понимаемый принцип прав человека, общепринятый отныне в западном обществе. Преимущество отдается не столько сохранению традиционной культуры, сколько созданию на ее основе современных форм культурной продукции. Успехи этой деятельности весьма впечатляющи вплоть до настоящего времени, однако необходимо отметить, что они не обязательно ведут к культурному национализму.

В сфере экономики новое поколение, более образованное по сравнению с предыдущими, взяло на себя инициативу развития региона на основе внутренних ресурсов и возможностей, не ожидая больше доброй воли со стороны Парижа. Координированные действия активных сил региона позволили добиться от центрального правительства развития инфраструктуры (в частности, строительства дорог). Были предложены также новая сельскохозяйственная модель и децентрализация промышленного производства (к сожалению, обе эти модели в настоящее время переживают кризис). Однако и эти динамичные силы, активно проявляющие себя в экономике, не требовали глубоких перемен во взаимоотношениях региона с центральным правительством. Собственно же политическое движение испытывало и испытывает до сих пор огромные трудности в реорганизации, оставаясь раздробленным.

Наиболее устойчивые группы, опирающиеся в своей деятельности на демократические принципы и отвергающие любые проявления нацизма и ксенофобии, выработали на протяжении 1960–1970 годов теорию «националитаризма», которая стала новым идеологическим обоснованием Emsav. Эта теория использует, в частности, концепцию деколонизации, рассматривая регион как «внутреннюю колонию» Франции.

Принимая во внимание это обновление бретонского политического движения, а также опасаясь массовых выступлений и даже возможного возврата к тактике террора в отношении государственных символов, вероятных в случае длительного игнорирования его требований, государство пошло на определенные уступки, впрочем, все еще недостаточные. В качестве примеров можно привести подписание в 1977 году Культурной хартии[], а также проведение, начиная с 1981 года, политики децентрализации.

В то же время, государство по-прежнему отказывается изменить границы региона таким образом, чтобы они соответствовали историческим границам Бретани (т. е. к четырем существующим департаментам добавить пятый – Атлантическую Луару, который был исключен из состава Бретани Декретом правительства Виши 30 июня 1941 года – прим. перев.). Нет и серьезной помощи в развитии и сохранении бретонского языка. Все это способствует сохранению в рядах бретонского политического движения достаточно радикальных элементов, требования которых могут приобретать сепаратистский характер.

По-моему, очень интересный художник. Родился в 1905 году, умер относительно недавно - в 1997.
В основном зарабатывал на жизнь рисованием картинок к комиксам. Ему, например, принадлежит авторство одного из популярных в послевоенные годы персонажей - пилота Боба Маллара:


А в свободное от зарабатывания хлеба насущного время он писал свою родную Бретань (выкладываю несколько его репродукций в комментариях)