Осенью 2003-го года моей матери порекомендовали платного преподавателя вокала для меня. Когда она узнала, что он платный, настояла, чтобы я поехала и «помирилась» с О. В. А ведь дело в том, что я с ней не ссорилась.

 Отец переехал к нам ненадолго и ему было поручено приехать и «помириться» вместе со мной. О. В. сказала, что будет меня обучать, но на этот раз платно. Сумму не назвала. Мне назначили день и время занятия. В этот раз она мне дала какую-то джазовую песенку и опять эту же кассету с «футболом». Сказала, что у меня мутация и мне вообще лучше не петь, что у меня связки тоненькие и слабенькие и вот-вот порвутся от нагрузки и предложила пойти к фониатору. Дала координаты.

 Я съездила к фониатору вместе с матерью. Врач меня посмотрел и сообщил мне совершенно противоположные сведения: связки мои в порядке, факт мутации подтвердил, сказал, что заниматься стоит и что они как раз, наоборот, очень «толстые» и плотные.

 Когда я пришла на следующее индивидуальное занятие, мне сказали, что со мной заниматься не будут, а будут заниматься с другой девочкой, которая уже была у неё в классе на тот момент. Я решила подождать, может, она закончит с ней заниматься и у меня будет занятие. Но этого не произошло. Вместо этого она начала ворчать, что я «вся-такая-рас-такая звезда современности пришла тут вся и „прослушайте“ меня, строю из себя непойми что». По мне это заявление так резануло, ведь меня несправедливо обвиняют в том, чего на самом деле нет. Ведь я хочу учиться. Не знаю, стоило ли ей отвечать вообще что-либо в свою защиту, но я промолчала.

 Ещё одно занятие было групповое, в этот раз она решила запрячь детей выступать на мировом чемионате по боксу с кавер-версией песни группы Africa «We are the world» с такой же ужасной аранжировкой в стиле попсы 90-х. Пообещала запись в студии, организовала ещё одну репетицию. На репетиции выяснилось, что платными занятия назначила она только лично для меня.

 Там же она, как я думаю, специально не учла то, что мой необученный певческий аппарат не был готов к репетиционным нагрузкам. Я допелась до того, что потеряла контроль над голосом. Интонация поплыла. В итоге она мне пригрозила, что если я ещё раз сфальшивлю, то она меня на запись не пустит. И возмущалась, мол, как это так, я по окончанию ДМШ вообще должна была уже знать как петь.

 Минус включился. Я пела в микрофон в том чёртовом классе. Я слышала как едет моя интонация и как мой голос ухудшился после такой нагрузки, и я ничего с этим не могла поделать. Мне хотелось заплакать и я с трудом сдержала слёзы. И, конечно же, на запись меня не пустили.

 Также мне никто не сообщил, что на репетицию нужно было уже взять костюм. Костюмы были уёбищны: это была розовая майка с прошитой блестящей нитью тканью и поклеена большими круглыми блёстками, с неровными швами. Такое ощущение, что О. В. их сама шила, а не заказывала для нас в ателье. Стоило немножко потянуть футболку вниз, так эта футболка начала распускаться. Я, конечно, понимаю, что когда ты на сцене, ты должен одеваться и краситься так, чтобы тебя было видно отовсюду, но не носить же такое уебанское изделие! А у некоторых были такие же миниплатья и они тоже были уже подрастустившиеся у швов. После него чесалось всё тело, поэтому лишний раз его одевать не хотелось.

 Репетиция проводилась в гостинице «Космос», в том же месте, в том же зале, где через неделю должен был стартовать чемпионат по боксу. Шёл октябрь, субботнее утро было дождливым. Казалось, погода грустит вместе со мной. Я и так была недовольна своим провалом на репетиции: от меня много требовали, но при этом ничего не желали объяснить, а тут ещё и погода плохая и уже нет никакой надежды ни на что…

 Нас отвели на сцену. О. В. выругалась и сказала, что мне никто не обязан ничего сообщать, я должна была сама догадаться. Она начала расстановку детей на сцене. По росту первыми шли самые низенькие, по бокам два ведущих вокала. Затем, в задних рядах, все остальные. Меня поставили рядом с одной девочкой, которая тоже не была на записи, петь в один микрофон. Но микрофон нам, не бывшим на записи, не включили. От этого мне стало ещё хуже. 

 «Как так?» — запротестовало всё у меня внутри. — «Я пришла сюда учиться петь, а не открывать рот под фанеру!»

 Меня не порадовал такой расклад. В следующую минуту на меня наорали за то, что я не улыбаюсь.  А чему тут радоваться? В итоге меня выгнали с репетиции и сказали больше никогда не приходить. Несмотря на всё случившееся, я ощущала некую гордость за то, что меня не заставили петь под клятую фанеру. Либо я учусь и выступаю, либо не выступаю, пока не научусь. Третьего не дано.

 После этого события я ещё не знала, что случилось с моим голосом.

Серия сообщений "О том, как воспринимают музыку и пение":

музыканты, преподаватели и «простые смертные»

Часть 1 - Об альтернативных путях
Часть 2 - О пении в хоре и о ломке голоса…
Часть 3 - Диалог с глухими.
Часть 4 - Октябрь, фанера и бокс…
Часть 5 - О том, как бывший меня в Гнесинку готовил…
Часть 6 - О том, как я занималась рок-вокалом.
...
Часть 23 - Бонусный пост: о работе над голосом в 2010-м
Часть 24 - Пост, в котором заканчивается история с бывшим. Часть 1
Часть 25 - Пост, в котором заканчивается история с бывшим. Часть 2