Говорят: пиши тогда, когда всё прошло,
бери и пиши скорей, если всё прошло, —
на последнем, финальном, выдержанном аккорде.
Не пока болит, изводит, трёт в порошок.
А закроешь дверь — и пишется хорошо,
сразу, не поверишь, пишется хорошо.
Не пока оно тут, родимое, происходит.

Только о прошлом можно писать легко
(и о несуществующем тоже писать легко).
Но захлопни рот, даже если ну очень хочешь, —
сделай паузу, если в грудину вбивают кол,
не пиши со взведённым ради тебя курком,
не пиши в острой фазе, молчи, если в горле ком,
соберись, урод, хватит множить неровный почерк!

Не пиши в пороге, в окопе, в сырой земле,
в танке горящем, тонущем корабле,
у расстрельной стены, в затягивающейся петле,
не покинув газом заполненную квартиру.
Вот воскреснешь, переродишься — тогда оле;
вот тогда и поведаешь миру, как встал с колен,
вот тогда будешь запредельно полезен миру.

Но я падаю без парашюта который год,
я кричу из горящего дома который год,
я живу под взведённым ради меня курком,
вне категорий "сломан" или "не сломан".
Эта рана не стала изящным красивым швом.
Но, если ждать незнакомого "всё прошло", —
я тогда вообще тебе не скажу ни слова.

(с)

Осень – время мечтать и смотреть разноцветные сны,
Запивать холода самым лучшим жасминовым чаем,
Не испытывать сплин или ложное чувство вины
От того, что дожди ну нисколечко не огорчают!

Осень – время зонтов, что давно застоялись в углу.
Время новых плащей и сапог в разноцветную клетку –
Чтобы лично узнать глубину и количество луж,
А не грустно вздыхать и скучать по ушедшему лету.

Осень – время стихов с неизбежным наличием фраз
Об унылой поре, листопаде, капризах погоды...
Осень – повод подумать, почувствовать "здесь" и "сейчас",
И, конечно, любить вопреки всем законам природы!

(с)

Двадцать восемь дней я танцую для вас, и вот
наступает двадцать девятый, и полон зал.
Скоро Ирод придёт, а брат его не придёт,
будет пить народ и будет молчать народ,
будет делать всё, что ты ему приказал.

Моё имя Шалом, и мир у меня внутри,
моя поступь легка, покорен руке браслет.
Моя мать говорит: "Танцуй", но звучит: "Умри".
Моя мать говорит: "Проси", но я слышу крик.
Потому что у каждого слова кровавый след.

Нет любви без боли, музыки без тоски,
время ловит певцов и олово в глотки льёт.
Не ходи к нему, праведник, не покидай свой скит.
Папа римский Григорий прибавит к грехам людским
по одиннадцать.
В башни врежется самолёт.

Всё свернётся в спираль, пружина в густой траве
задрожит от мысли, что ты прикоснёшься к ней.
Я умею
танцевать в твоей голове.
Моё имя Шалом, но в этот безумный век
можешь выбрать мне ник, взыскательный юзернейм.

________________________________________
Я клялась, что у нас ничего не будет,
но сегодня музыка - чистый спирт.

Принеси мне голову Иоанна Крестителя на блюде
Принеси мне голову Иоанна Крестителя на блюде
Принеси мне голову Иоанна Крестителя на блюде

Это вечный трек, поставь его на repeat.

(с)

Август дозреет яблоком. Третий Спас
Мёдом сочится. Но осень дает отмашку:
Ржавчину в зелени видно уже на глаз,
И вечерами ищешь теплей рубашку.
Птицы поют отходную - прости-прощай,
Ночи черней коней, что в стихе у Лорки,
Закаты густы, словно английский чай,
Вошедший давно в пословицы и поговорки,
Как символ уюта. И всё же горчинка есть
В мякоти яблока — лёгкая терпкость грусти.
То, что уходит лето — не лучшая, право, весть.
Но сетовать смысла нет на яблока послевкусье...

(с)

я могла бы, наверное, быть той высокой травой -
той зелёной водой, и листвой над твоей головой
лепестком иван-чая с алмазной росой на весу
что хранит тебя здесь, в этом дремлющем тихом лесу

я могла бы, наверное, стать продолженьем строки
отраженьем твоим в амальгаме недвижной реки
или ветром, качнувшим деревья дыханию в такт
просто нежность.
пустяк.
просто так
просто так
просто так...

(с)

каждый охотник знает, как правильно говорить
с милым ему фазаном. как подбирать слова.
каждый охотник ловит фазанов сердечный ритм,
слышит его дыхание. дышит фазан - едва.
каждый охотник помнит: не надо бежать, идти,
главное здесь - дождаться. сдерживает порыв.
каждый охотник ласков, прост, осторожен, тих,
ловок и слит с пейзажем. до времени. до поры.
каждый охотник старается не потерять лица,
видя в кустах фазаньих перьев нежнейший шёлк.
каждый фазан желает, чтобы кусок свинца
точно и необратимо сердце его нашёл.

(с)

Чтобы ты не спилась, не сошла с ума, не упала замертво в грязь
надо было стать каменным, как стена, и тогда, ко мне прислонясь,
ты могла бы жить, и я стал стеной, и стою, всем бурям назло
и ты знаешь, что самой лютой зимой от меня исходит тепло.

Чтобы ты могла ходить в магазин, покупать себе чай, гранат,
выбирать себе йогурт и апельсин, я к тебе не пускаю ад,
там, за мной, череда одиноких дней, водка, смерть и мерси боку,
я открыл клубничный, милая, пей по маленькому глотку.

Кто-то смотрит на воду, а кто на огонь, только я на тебя смотрю,
и могу так смотреть до конца времен, просто руку держать твою,
потому что любовь - это божество, и оно управляет мной,
и не имеет значения ничего, кроме тебя одной.

(с)

Не спи. Из-под ресниц, украдкой
Ты сможешь различить углы
Громоздкой, неуклюжей, краткой
Предутренней молочной мглы.

Вот дом безмерный, полнотелый -
Чудной волшебников сундук.
Ползут по тёмным стенам тени
Троллейбусных тяжелых дуг.

Вот опрокинутым стаканом
Глядит на дом фонарь-софит.
А в доме тикает, стекает,
Вздыхает, тянется, сопит.

Не спи. Не спи. Дыши укромно.
От этой будничной любви
Отрежь себе ломоть огромный
И крошки пальцами лови.

Вот клён, склонившийся над домом,
К луне прижался, шелестя,
Как будто слушает ладонью
Толкнувшееся в ней дитя.

И по толчку, как по сигналу,
Отряхивая капли с век
Вступает невозможно-алый -
Единственно возможный свет.

Твой шаг теряется, ужавшись
Среди колёс и башмаков,
Из дома пахнет убежавшей
Молочной манкой без комков.

Не спи, вступай со слабой доли
В мотив троллейбусов во мгле,
Солёных крошек на ладони,
Кленовых листьев на земле.

(с)

обшивку сердца лучше делать сталью,
высокопрочной первосортной сталью,
чтобы железно подводить черту;

а "никогда" – лишь камень шлифовальный,
обыкновенный, маленький, овальный,
с любимым именем катается во рту.

(с)

Жизнь писателя на Руси - надраться или подраться.
Дьявол пишет трагедию, бог по ней снимает ситком.

Гоголь живёт на Малой Морской в доме номер семнадцать,
Аккурат между стоматологией и крафтовым пивняком.
читать дальше

О паузе, случайном промежутке
В сплошной зиме за окнами маршрутки
Кому писать? Зачёркивать кому?
Теперь и мне никто не пишет писем,
Где почерк от погоды независим,
Вчитаешься - ни сердцу, ни уму.

Четвёртый том, страница сто шестая.
Водитель спит, пока я снег листаю,
И ты не разговаривай со мной.
Что толку за язык тянуть немую?
Уверена, что не перезимую,
Нет в слове "вечность" буквы ни одной.

А если так, поставим больше точек...
Для нас, непроходимых одиночек, -
Таких, что перестали быть людьми,
Ни в косяках вакансий нет, ни в стаях.

Выходят пассажиры, на места их
Садится снег и просит:
- Обними!

(с)

Необъяснимая штука - душа. Никто не знает, где находится, но все знают, как болит.
А.П.Чехов, писатель

Найдено у -Эоланта-

Ссылка

*)

С Новым Годом )

Время начнёт едва,
постоит и уйдёт.
В сотах застынет мёд.
Снега нам наметёт
полные закрома.
Дар холодов - полёт.
Автор всех птиц - зима.

Ломкой стала река,
ненадёжной вода,
в небе, как в никогда,
растворится хрусталь,
больше не рассмотреть.
Вновь убивает сталь
и обжигает медь,
и даже сама земля
чиста и пуста.
Остаётся лететь.

(с)

Это осень пришла подменить весну. Так, бывало, проснусь, а потом засну и досматриваю про осень, где хрустит под подошвами тонкий лёд, где сквозь просинь случайную самолёт паутинку свою пробросит.

Это осень, я знаю её шитьё. Золотая и синяя нить её, что ни день, всё тусклей и мглистей. Так и просится в руки – возьми, пришей шорох мыслей, невыспавшихся мышей и сухих каштановых листьев.

Это первый, а может, последний снег, ошарашенный город и вязкий бег, словно по уши в манной каше, за трамваем, за подписью на листке, до вокзала, с которого налегке отбывают надежды наши.

Ибо осень, а следом придёт зима. Ничего, что была и ушла сама: если просят – чего же проще? И не станет выискивать, кто просил, кто бумажки за подписями носил и ходил ликовать на площадь.

И хотя вечерами теперь светло, получается, время её пришло, получается, наше вышло. И когда она пляшет среди снегов, из вагона не слышно её шагов, только ветер за стенкой слышно.

Но пока ещё осень, с которой мы на одном, огорчительном для зимы просторечии вздор свой мелем. И она, по подснежникам напролом проскакав и сугробам махнув крылом, сговорится сама с апрелем.

(с)

Август ещё обещает немного тепла,
Лампа ворует у ночи кусочек стола,
Ветка стучится в окно, за окном темнота.
Выглянешь – улица та и как будто не та.

Думаешь, кончилось лето – такая печаль...
Лета не жаль, а себя прошлогоднего жаль.
Птица всё падает вверх, только яблоко вниз,
Будет похоже на смерть, а окажется жизнь.

Будет похоже на явь, а окажется сон,
Кто не умеет проснуться, к утру обречён.
Это такая игра, но без правил, вообще.
Что мы за люди, не видим понятных вещей...

Я тебе яблоко, я тебе радость и боль,
Я тебе музыка, я тебе страх и любовь.
Видишь, внутри у меня осыпается сад,
Время проходит на ощупь, насквозь, наугад.

Яблоко снова и снова срывается влёт,
Птица парит и попутного ветра не ждёт.
Всё повторяется, всё прорастает опять –
Нет ничего постоянного, нам ли не знать.

Нам ли не видеть, какие вокруг миражи.
Что мы за люди, никак не научимся жить...
Лето созреет к утру, словно липовый мёд,
Сердце нальётся, как яблоко, и упадёт.

(с)

здесь, пожалуй, простимся будто бы навсегда,
прерывая линию вымышленного полёта.
этот отзвук далёкой грозы, этот птичий клёкот
унесёт с собой ветер или вода.

и теперь, приближаясь к заветному рубежу,
посидим, помолчим, прибережём остроты.
такое нежное небо в эту пору в наших широтах,
я тебе потом про него обязательно

расскажу.

(с)

Мне на самом-то деле плевать, что ты давно не звонишь.
Я тебя поселила в какой-то вымышленный Париж,
В какой-то шикарный номер с видом на Сен-Мишель –
С кабельным, с барной стойкой, с кофе в постель.

Всё, что я помню – дождь... как в шею дышала, дрожа,
Как говорил «до скорого», а я уже знала – сбежал.
Стояла, как дура, в юбке - по бёдрам текла вода...
И всё говорил «до скорого», а я слышала «навсегда».

Но мне-то теперь без разницы... В том месте моей души,
Где ты выходишь из спальни, из выбеленной тиши,
Где время стоит, как вкопанное, где воздух дрожит, звеня,
Никто тебя не отнимет уже, никто не возьмёт у меня.

И однажды звонят откуда-то (оттуда всегда в ночи),
И спрашивают «знали такого-то?» – (молчи, сердце, молчи!)
И говоришь, мол, глупости, этого не может быть...
Он даже не в этом городе... он должен вот-вот позвонить...

И оплываешь на пол, и думаешь: "Господи, Боже мой!"
И нет никакой Сен-Мишели... и Франции никакой...

(с)