Одна радость, две беды. 

Свадьба Киры.

Смерть бабы Нины.

 Теперь Владик, мой самый младший двоюродный брат, в реанимации. Баба Валя говорит, что в тяжелейшем состоянии, едва ли не присмерти. Не хочу ей верить. Он здоровый и сильный улыбчивый парень. Нельзя.

Холодная, тёмная комната за железной дверью. Крохотные огоньки свечей. Совершенно незнакомый человек в тряпочной коробке. Искуственные цветы вокруг головы. Живые - в ногах. Ещё один человек, лысый, жуткий, бродит вокруг, говорит что-то, размахивает душным, пахнущим чем-то лимонно-приторным, кадилом. 

Мама плачет. Обнимаю её. Она спрашивает: "Страшно тебе?". И сама же отвечает: "Конечно, страшно". 

А я не знаю, как объяснить. Да, страшно. Но пугает не смерть. Вообще не умею ценить свою жизнь и не боюсь её потерять. Страшно, что и меня когда-нибудь так же, в такую же коробку, как надоевшую куклу. И равнодушный человек с кадилом, как жрец с ритуальным ножом, будет бродить вокруг, говорить что-то ненужное, бессмысленное, бессвязное. 

Потом кладбище. И ужас от того, что разница цифр на камнях порой совсем крошечная. Три, четыре, шесть. 

Могильщик наступает на чужие могилы, на цветы, опрокидывает горшки. Заколоченная красная коробка опускается в яму. Песок и несколько монеток на крышке. 

Подняли, отряхнули ограду. Привязали её найдённым где-то поблизости старым выцветшим венком.

Не хочу так. В огонь и пепел по ветру. Чтобы не осталось ни коробки, ни ямы, ни памятника. Ничего. Кто захочет вспомнить, вспомнит и так. 

А вот и слёзы. Неостановимые. На весь день. Что интересно, ни эмоций, ни осознания потери нет и близко. 

Только слёзы. 

Ночью на Селигере умерла баба Нина. Не будет больше её звонков каждые полчаса и лютых скандалов с бабой Валей. Никогда. 

Эмоций нет. Слёз тоже. Только сердце колотится быстро-быстро. 

Наверное, надо плакать. Злиться на участкого, которого сначала искали два часа, теперь он никак не приедет. Паниковать из-за того, что скоро станет жарко, а до ближайшего морга 40км и в Осташкове нет света. 

Не могу. 

Вяжу очередную куклу, не замечаю, как заканчивается чай. Всё. 

Хочется натворить что-то. Чтобы злое веселье через край. Как в детстве, когда с братьями угоняли Чебурашку так, чтобы не проснулась бабушка. Или когда возвращались из соседней деревни ночью, в телеге, прицепленной к трактору с пьяным водителем, зная, что дома ждёт зверская выволочка. Или когда тащила через тёмный и незнакомый лес двух пьяных тогда ещё подруг. Да много всего было. 

Но вместо этого щёлкну по носу смешную рыжую куклу, получившую всё же имя Люся, и спрячусь под одеяло.

Никак не дойдёт целых три посылки. Две куколки и заяц. Мне за них страшно. 

Доделала. Закончила бы уже давно, если бы не пыталась сначала связать платье, а не майку. 

Рост куколки 52 сантиметра. Она мягкая, уютная и тёплая. Имени пока нет, как-то ни одно не прижилось. 

Так приятно, когда люди радуются. Так люблю дарить своих звериков. 

Сказку выгладила, как могла. За указанные неточности и нестыковки буду признательна. 

Шаман умирал страшно. Духи, которыми он столько лет успешно управлял, теперь метались вокруг, истошно вопя, рвали в клочья ставшую беззащитной душу. Старик уже даже не кричал, только дышал тяжело, с болезненными, булькающими хрипами. Худое изломанное тело выгибалось дугой на посеревшей от ужаса траве.

Рядом с ним никого не было. Молоденькая, совсем ещё девочка, травница думала, было, помочь, но ничего не смогла сделать. Даже прикоснуться не посмела. Отошла к остальным.

- Ну? – резко бросил хмурый рыцарь, счищавший с меча что-то зелёное и липкое.

- Ему уже не помочь.

- Беда. Придётся искать другого шамана, - кровь последней для старика твари никак не хотела оттираться и понемногу разъедала металл. – Сядь.

- Но… - дёрнувшийся, было, к умирающему русоволосый юноша замер под тяжёлым, в землю вжимающим взглядом.

- Сиди. Или хочешь лечь рядом?

- Нет…

- То-то же. Сожги его.

- Он же ещё… - бледный в зелень волшебник содрогнулся всем телом.

- Думаешь, это лучше твоего огня?

- Не знаю.

- Я знаю. Сожги, и идём отсюда.

- Давай, - потребовала травница. Лепесток золотистого пламени в ладонях её мужа разгорался медленно и неохотно, словно обладал собственной волей и тоже не желал делать, что должно.

Видимо, не судьба мне подарить человеку зайца. Должен был сказать адрес вчера, свет дома отключили, спросила номер его, дали не тот, нашла другой, не отвечает. 

Сделаем вывод, что белый ушастый пушистик ему не особенно нужен. 

Значит, останется у меня. 

Бред. Не могу закончить куклу потому, что не получается её из рук выпустить. Ни лица пока нет, ни волос, ни пальчиков. А её уже хочется, гладить, обнимать, баюкать. Благо, большая получается, 52 сантиметра рост. Да и связана из шерсти, а потому тёплая-тёплая. И головка замечательно ложится в ладонь. 

Никому не отдам. 

Новый зверик. Намучилась с ним. Одёжка вообще получилась только с третьей попытки. 

Зато совместилось сразу два эксперимента - реснички приклеены, а не вышиты, и носик с подушечками на лапках сделаны из шерсти и приваляны. Оба методы приглянулись, буду использовать и дальше. 

Жить зверю аж во Владивостоке. 

Купила коробочку накладных ресниц. Давно хотела добавить их в свои игрушки. Как мне кажется, они должны будут стать милее и трогательней. 

А ещё очень хочется попробоваться связать куклу спицами. Что-то вроде вальдорфской, может быть. Мягкую, уютную, обнимательную и теплую. С гладким личиком, розовыми щёчками, в нежном платьице. Что-то милое и домашнее. 

ВКР подсунул стихотворенье Ларисы Никольской. Зацепило. 

Твою любовь не дай мне пережить,
Не дай утратить трепетную нежность
Не дай узнать, как оборвется нить
В небытие, в разлуку, в безнадежность...
И радость обретенной теплоты
И слезы одиночества ночного-все...
Счастье, если есть на свете ты!
Моей судьбы надежда и основа.
Былое за обиды не кляня,
Я нашей встрече шлю благодарения
За ясный свет, почти на склоне дней
Уставших душ внезапное презрение...
И что мне суд и приговор людей?
Я вновь, как в детстве, чистая страница
Любимый моя, вот жизнь моя - владей...
Не дай ей больше, чем любовь продлиться!

Папа так хочет внуков, что ставит нам условие. Или у него будут внуки, или он продаёт дом на Селигере.

Ёжику есть, от кого рожать, но она сейчас детей не хочет. Я детей хочу, но отца для них нет.

Вот такая вот загогулина. 

Тяжело читать. Всё внутри выворачивается. И чем дальше, тем хуже. С каждой новой книгой страшней и больнее. 

Может, просто нельзя столько сразу. Не знаю. 

Они слишком живые и слишком настоящие. Как вывернутые наизнанку чужие души, в которых можно запутаться. 

Не помню такой реакции на книги. 

Да и не было такого. 

Плакала, помню. Было. 

Но никогда раньше не боялась в них захлебнуться. 

Купили мне платье к Кириной свадьбе. Она устроила маме скандал, крича, что могла бы сшить лучше. Будучи на даче и даже приблизительно не представляя себе, что выбрали. 

Уже не знаю, смешно это или бесконечно печально. 

Совсем простая, коротенькая сказка. Две концовки на выбор. Кому какая больше нравится? 

Странной была эта история. Странной и горькой, как напившийся полынного яда ветер.

Бродил по наивному юному миру весёлый менестрель, и песни его, чистые, звонкие, искренние, будили доброту и свет в человеческих душах. Он не знал зла и не нёс с собой зла. Кто знает, как сложилась бы его судьба, не случись той беды.

Но беда пришла. Пришла так, как приходит всегда. Откуда не ждали.

Теплом и солнцем жил и дышал весенний лес. Мир звенел и переливался надеждой, любовью, мечтой. Лёгкая и прозрачная мелодия без слов скользила по губам, путалась в ветвях деревьев, сплеталась с птичьими голосами. Всё живое легко отзывает на искренность и отвечает любовью на любовь.

Может, всё и обошлось бы, не будь этой песенки.

Второй голос вплёлся в мотив. Холодный голос. Чужой. И ставший её частью легко и незаметно. Душа властна над песней, но и песням дана власть менять души. И в этой песне не было добра. Только упрямый колдовской зов, от которого менестрель не умел защититься.

Ведьма ждала его там. И странная красота её завораживала подобно морозным узорам на окнах, подобно прозрачной глубине голубоватого льда. И злое её колдовство изменяло открытую душу. Изменяла просто и страшно, забрав янтарное утро, сменив его северной полночью.

- Ты станешь моим рыцарем, - шептала ведьма застывшему на коленях менестрелю. Тревожно звенели на кончиках её острых ногтей железные колокольчики, когда проворные белые пальцы, путаясь, скользили в русых прядях, наполняя их густой чернотой.

- Но у меня и меча нет, - недоумение пробилось даже сквозь колдовской дурман, на столько чужды оружию привыкшие к струнам руки.

- Будет, - даже мимолётная улыбка не посмела коснуться её губ. – Возьми вот это, - летит прочь деревянная флейта, сменяется серебряной цепочкой, продетой сквозь кольцо из чёрного камня. – Теперь иди, рыцарь. Пусть мир боится тебя.

И страх стал его постоянным спутником, а где страх, нет места музыке. Холод спрятал под собой живую душу, лишь изредка удавалось пробиться сквозь него каплям сострадания. Никто не смел противиться рыцарю, служащему ночи. Горе оставлял он людям, огонь и смерть следовали за ним по пятам.

А во снах приходила ведьма. Касалась лба ледяными губами, перебирала волосы, сжигая с таким трудом пробивающиеся ростки милосердия.

Строптивость деревенской девчонки вместо усмешки вызвала холодную ярость. На весёлую нежность менестреля легко отвечали все. Рыцарю ночи не смели отказать – боялись. А эта – посмела.

Наглость должно наказать. Так или иначе она подчинится. И останется одна. Навеки.

И так стало. Не могло быть иначе.

- Прощай, - бросил рыцарь девушке.

- Прощай, - шепнула девушка миру, шагая в реку.

Рыцарь не помнил о ней. Зачем?

Но жалеющая искалеченного менестреля дорога вновь привела его в ту деревню. И братья её, седые от горя, вышли навстречу с вилами. Только куда крестьянским детям против рыцаря, много веков принадлежащего ведьме?

- Ты убил всех моих детей, - плюнул ему под ноги угрюмый древний старик, два года назад бывший сильным улыбчивым мужчиной.

- Только сыновей, - рыцарь не терпел лжи.

- Дочку сам из реки доставал, когда вас с ней хватились.

- Это её выбор, - отвернулся и пошёл прочь.

Ведьма во сне впервые смеялась.

Осознание и ужас пробились в душе сквозь лёд. И память о содеянном расколола каменное кольцо на шее. И дорога вновь приняла своего менестреля. Только волосы его так и не стали вновь русыми. Седина сожгла их сияние. И песни его не звенели больше радостью и смехом. Погасла радость. И горьким кашлем рассыпался смех. Память и скорбь бились и плакали в каждом слове. Раскаяньем и надеждой исцелить им же искалеченный мир дышала каждая нота.

Накаталась так, что болеть завтра будет всё. Довольна.

Когда люди пытаются помогать в том, в чём помощь не только не нужна, но и опасна, это печально. Для всех, кто окажется втянут в эту "помощь".

Когда кто-то пытается подобрать мне пару, это смешно. Я могу поладить с кем угодно. Было бы желание. Могу общаться, болтать, иногда подружиться. 
Но встречаться с человеком, которого не люблю, больше не буду. Даже если кто-то там упорно думает, что этот человек мне подходит. Даже если могу вдруг думать так сама. 

Уже проходили. И душ часами, чтобы смыть даже воспоминание о чужих руках. И безумный стыд перед замечательным, нежным, заботливым человеком за то, что снится совсем другой.

Хватит. Наигралась.  

Забавное заклинание в книжке. "Медный король, медный король, возьми, что мне дорого. Подай, что мне нужно". 

Читаю очередную книжку Дяченко. Уже и не помню, когда было что-то другое. Теперь "Долина совести". Она тяжёлая, мутная, липкая. И даже когда описывается солнечный летний день, она кажется тёмной. Единственное приходящее на ум сравнение - болотная жижа. 

Герой её, сам того не желая, привязывает к себе людей. Всех без разбора. Парой слов и прикосновений. И всеми силами стремится избегать этих уз, понимая, что ничего доброго они людям не принесут. 

Вот только разве не тем же занимаемся все мы? Неосознанно, без какого-то специального дара-проклятья. Дарим людям своё тепло. Просто так. Без какой-либо задней мысли.

Хотели дружбу, а получили чужое сердце. Разбитое. Которое теперь кому-то придётся собирать по кускам.

 Хотели помочь. Просто так. А получили ненужное внимание.

Хотели объяснить человеку, в чем он не прав. Чтобы смог разобраться. А получили пиявку, с которой непонятно, что теперь делать. 

И не нужны никакие серые корешки.

Не понимаю. Почему они думают, что мне нельзя просто пойти с другом в баню? Погреться, поговорить. Больше же и не нужно ничего. Почему начинаются ехидные комментарии, подмигивания и дурацкая "всепонимающая" усмешка? Как объяснить, что это совершенно нормально - попариться, попить чаю и разойтись спать по разным комнатам?

По-моему, они вообще думают, что сплю со всеми своими друзьями и потому в основном с парнями и дружу. Обидно. 

Прочитала коротенькую повесть "Уехал славный рыцарь мой".

Странный, безумный мир. Рама для женщины, повторяющей: "Мой рыцарь отправился в странствия, я жду его и буду ждать, сколько понадобится". 

Никогда ни одна книга не вызывала такого ужаса. 

До сих пор вызывает странную усмешку надпись на заборе

"                любим 

  СЛАВА  помним   ФАРШ 

                скорбим             "

И что в данной наскальной живописи означает слово "фарш"? Прозвище, печальную судьбу неизвестного Славы?

Первый раз на роликах за весну. Радость абсолютная и бесконечная. Ленивая, тягучая усталость во всём теле, хочется вытянуться на полу и мурчать, как делает довольный всем Рыжий. 

Для счастья нужно совсем мало, правда?

Большинство окружающих меня людей не вызывает никаких эмоций. Есть они - хорошо. Нет их - ещё лучше. 

Иногда встречаются такие, чьё присутствие наполняет мир покоем, радостью или теплом. Им даже не обязательно каким-то образом обращать на меня внимание, достаточно просто быть. 

Но порой попадаются те, кто будит внутри жестокое бешенство. В лучшем случае удаётся молчать, хотя хочется шипеть сквозь зубы разные гадости. Только бы делись хоть куда-нибудь и перестали ощущаться как липкое, грязное пятно. 

Посмотрела "Поколение П". Давно хотела. Он не такой жуткий, как книга. Легче переносится, легче вопринимается, местами даже забавен. Понравился.

Долго смеялась потом, сунув руку за плеером и обнаружив в кармане купленную по пути и забытую упаковку булавок. Да и песня "Наша родина СССР", оказавшаяся первой включившейся, попала в тему. 

Попросили связать мишку в подарок тётиной подруге. Не знаю, подойдёт или нет. 

Наглая рыжая морда ехидно косится на меня со шкафа. 

А вчера на моё истеричное кис-кис-кис, перемежаемое слезами и плюханьем на колени перед каждой подвальной дыркой, вылезло мокрое, грязное, дрожащее и жалобно мякающее существо. Оно было схвачено, зацеловано, притащено домой и отмыто почти без потерь в виде царапин и укусов. 

Теперь боюсь открывать форточку. 

Было в какой-то книжке. Вспомнила строчку, решила найти. Сюда, чтобы не забыть. Автора не знаю.

Здравствуй, путник! Слышишь, ветер свищет?
Нас с тобой давно никто не ищет,
Нас с тобой уже никто не помнит...
Ночь темней - усталый мир огромен...

Я иду и млею от испуга:
Бьется ль сердце под твоей кольчугой?
Я с тобою - хоть на бой, хоть на кол!
Слышишь, путник? Странно... ты заплакал...

Часто стала сниться разнообразная нечисть. Кусачая, кровожаная, охотящаяся на людей. И никогда не причиняющая вреда мне. Не своя, но и не добыча. Гостья.

Не знаю автора. Из книги Семёновой про Волкодава. 

В низкое небо смотрят глазницы
Улиц пустых и гулких дворов.
Медленный вихрь листает страницы
Воспоминаний, мыслей и слов.

Не передвинешь — названы сроки,
И не возьмёшь с собой за порог
Писем забытых жёлтые строки
В траурных лентах старых дорог.

Холодно что-то стало на свете…
Всё обретает истинный вид:
Милой улыбки нет на портрете —
Злая усмешка губы кривит.

А ведь когда-то — дальше от края —
Думал, что-вечно будешь любим…
Саваном пыли след заметает
Времени ветер — неумолим.
 

Я поняла. Действительно дороги только те люди, для которых стараешься быть лучше. Не казаться, а именно быть.  Если пожимаешь плечами и хочешь, чтобы принимали, как есть, значит, эти люди тебе не нужны.

Родители решили подарить мне мохнатую пижаму. Похожа теперь на розово-оранжевого плюшевого медведя. 

Оказывается, меня не так сложно разозлить. Нужно учиться быть сдержанней и спокойней реагировать на чужие слабости. 

Кстати, впервые встретиться в реале с человеком, которого в инете знаешь уже третий год, - довольно забавно. Проходит первая робость, совмещается в восприятии то, что видишь, с тем, что знаешь, и всё становится просто. Жаль, руки у него ожидаемо отвратительные. Была всё же слабенькая, наивненькая надежда на ошибку. Слишком уж привыкла верить в то, что люди лучше, чем кажутся.

Жутко, когда тебе в качестве комплимента говорят то, что давно о себе понимаешь, но понимание каждый раз приходит вместе с ужасом и безжалостно прогоняется.  

У меня есть вкусное мороженое. Много. И новая книжка одного из самых любимых не смотря на мрачные обычно сюжеты авторов. И из окна видно кусочек весеннего неба. 

А люди, которым для счастья необходимо много денег и дом у моря, счастливы или не будут, или никогда не были, если не понимают, что состояние это сиюминутное и никакими логическими выкладками и ходами не достижимое. 

А ещё у меня есть много упаковочной плёнки с пупырышками, с помощью которой буду учиться валять цветы, как только довяжу все обещанные игрушки.

Иногда музыка бывает потрясающе в тему.

Уже темно, но фонари ещё не горят. И окна в домах тоже не светятся. Холодно. Пальцы стынут даже в перчатках и в карманах. Асфальт сменяется то льдом, то подтаявшим и смёрзшимся в грязную корку снегом. Ни души вокруг. Самые разные песенки в плеере.

Люблю такие прогулки. Они завораживают и не дают помнить о том, что есть города, машины, зомбоящики и прочая гадость.

А потом вдруг "Путь сквозь людь" :

Мы идём через ночь, не надеясь достигнуть рассвета. 

В этих льдах за пределом широт нет иного рассвета, чем в нас. 

В нашем сердце огонь, озаряющий стороны света.

Песня и раньше нравилась, но никогда не цепляла до такой степени, чтобы её не хотелось менять ни на один другой звук. 

У меня не получается. Никак. Улыбаться, брать за руку, целовать. Не могу. Первый месяц ещё ничего. Ещё звенит внутри смешной колокольчик влюблённости. Но достаточно песни, фотографии или сна, чтобы колокольчик замолчал. И стало пусто, больно и стыдно. И хуже всего, когда во сне видишь одного, а просыпаешься рядом с другим. И не знаешь, как объяснить, что не так. Ведь хороший же человек. Добрый, светлый, нежный. Замечательный. Не заденет, не обидит, не расстроит. Будет обнимать, гладить по голове, вытирать слёзы, слушая о том, как люблю другого. Жалеть будет. И всё поймёт. Скажет, что глупая, запутавшаяся девочка.  

Давно было. Осенью ещё. Почему вспомнила, не знаю. Но не хочу так больше. Никогда.

И каждый раз, когда этот чёртов колокольчик снова ничанает звенеть, заматываю его в слои фотографий и песен. 

Нельзя отвечать на нежность жестокостью.

Хотите быть рядом, будьте друзьями. 

Сидим с папой на кухне. Папа смотрит телевизор.

Очередная болонка что-то там рассказывает о какой-то выставке:

- Если две женщины любят друг друга... - экран гаснет.

- ... то две пули решат эту проблему, - просто не могу не продолжить.

- Почему две? Одна.

- Как одна? 

- Можно одной пулей насквозь обеих.

- Ого...

- Ага. Это смотря, какая пуля.

- Экономия...

- А то.  

Обожаю этого человека. Не знаю, кто ещё в мире способен до такой степени меня понять и поддержать любой бред.

Новая зайца. Нежная, яркая и, кажется, счастливая.  

На самом деле всё предельно просто. Мы вмешиваемся, даже если от этого хуже, а потом орём, что идиот, что не прав, что показалось, потому, что боимся. Не за себя или каких-то последствий. Мы боимся за вас, глупые, упрямые взрослые мальчишки. И плевать нам, что кто-то там мог задеть или обидеть, отнять телефон или деньги. Всё это не важно, лишь бы только с теми, кого любим, ничего не случилось. Потом, когда будет безопасность и страх пройдёт, мы сможем вами гордиться, хотя и не признаемся никогда. Но в следующий раз поступим так же. Полезем разнимать, не думая, что может достаться тоже. И будем орать, выплёскивая страх. Стремление защищать тех, кого любим, в нас заложено глубоко. И не хотелось бы мне жить в мире, в котором этого стремления не останется.

 Первая посылка дошла и понравилась) Живёт теперь мишутка фотограф в Ярославле, назвали его Данилой. Пусть радует своего хозяина долго-долго. 

По этому описанию www.liveinternet.ru/users/helen1/post148834064/ получился вот такой шарфик. Тёплый, мягкий, лёгкий.  

Впервые отправляла своих малюток по почте. Зайку-тёмного рыцаря в Новосибирск, мишку-фотографа  в Ярославль. Теперь страшно, дойдут ли посылки, понравятся ли. Так хочется, чтобы замечательные, добрые люди, у которых зверики будут жить, их любили.

Когда мы кого-то любим и счастливы, кажется, что так будет всегда. Просто не может быть как-то иначе.

Когда всё начинает рушиться, пытаемся исправить, но делаем только хуже.

Когда всё заканчивается, остаётся ощущение, что мир рухнул куда-то в бездну. Вроде, и ветер такой же, и солнце, и небо. Только в груди дырка, и в дырку эту затягивается вся радость и от ветра, и от солнца, и от неба. А иногда и от случайной короткой влюблённости, которой пытаешься перекрыть тоску.

Когда этой радости становится достаточно, кажется, что дырка наконец-то закрылась. Что жизнь снова станет такой, какой была раньше. Короткий покой.

Который так просто разбивается о пару знакомых слов, названий или интонаций.

Нужно в кого-то влюбиться. Всё равно, в кого. Можно даже без взаимности. Это хотя бы на время заглушит тоску по ощущению защищённости от любого зла в мире. И по чужому городу, в котором всё равно свою русалочку давно никто не ждёт.

Пытаюсь вспомнить, когда до этой недели температура у меня поднималась хотя бы до 38, не то что 39 с лишним. Не получается. Разве что когда была совсем маленькая. Очень забавное состояние. Невозможно ни на чём сосредоточиться, очень сложно открыть глаза, чувствительность кожи обостряется до такой степени, что любое движение в двух-трёх метрах ощущается ледяной волной. И долгие, душные, тёмные сны, похожие на грязную, рваную тряпку. Их невозможно запомнить, в них нет ни сюжета, ни смысла. Они липнут к коже, путаются в волосах, не дают ни покая, ни отдыха. Только ещё большую усталость и тупую, тяжёлую боль в затылке. 

Начала вязать второе платье. С простейшим узором намучилась, но всё же разобралась. Сама )) 

Если хватит ниток и терпения его закончить, буду пушистая и полосатая.