Эту страничку я написал в духе дивертисментов.  Художник, как правило,  владеет    обязательной творческой программой, но, наряду с  этим, и  вопреки занудливому  менторству педагогов и критиков  умеет найти в своём творчестве безнадёжное и сохранить жизнеспособное.    Оживлениею рутинного способствует дивертисмент.  В каждом виде искусства  он выглядить по-разному. Если коротко, то это улучшение качества за счёт введения элементов украшения текста или реанимации скучного повествования.  В обыденном представлении – это увеселение или развлечение. 

МЫС  ЯФФО

Был невелик кораблик Одиссея.

Не плыл, а крался вдоль прибрежных скал.

В глаза сердитый ветер брызги сеял.

Руно златое этот царь искал.

Давненько по волнам блуждали греки.

Слепой поэт всего не описал.

И были в карте лоцмана огрехи,

и не было здесь плавающих скал.

Слонялся Одиссей у мыса Яффы,–

об этом Илиада говорит.

Там за парковку не давали штрафа:

накалывали бланки на бушприт.

Колонии медуз и тьма плангтона.

А в море нынче плавать – сущий бред.

К тому ж, медузы с именем Горгона

ни под Ашдодом, ни под Яффой нет.  

Что наш скиталец выпустил из виду

и что теперь нам  следует открыть –

за золотым руном ему в Колхиду,

а не к евреям надо было плыть.

Друг с другом враждовали иудеи,

снискали унижение и плен.

Их на колени ставили злодеи –

на все двенадцать избранных колен.

Читай, мой сын!  Да не бери на веру.

И мама поучала: "Проверяй".

Хвала непревзойдённому Гомеру –

он издревле прославил этот край!

На древней мозаике  медузы Горгоны видно, что в буйных её волосах роились ядовитые змеи. Люди только при одном  виде морского чудовища  каменели даже в эпоху  Гомера. На Востоке быстро меняются люди и взгляды.  Сегодня  медузами  никого не удивишь.

Этот дом ждали много лет

     По библейской легенде  Ной на  побережьё собирал парами чистых и нечистых для  заповедного ковчега. Если бы с тех пор не утекло так много воды,  то средиземноморский берег, возможно, остался бы таким же цветущим и привлекательным, как в допотопные времена. Недаром современные градостроители до сих пор дорожат каждым дунамом бесплодной земли. Кстати, жилой дом, о котором расскажу, занимает площадь тоже около дунама (1000 кв метров, а по российским меркам – 10 соток).  Весьма вместительная площадь, но ещё более солидно здание  выглядит в законченном виде:  17 этажей на поверхности и полноценный этаж ниже уровня земли – а всего 18 этажей.  Итого – от верхней площадки фундамента до края оградительного барьера крыши почти 70 метров (высота соколиного полёта).  Наш долгожданный дом заселялся в 2002 году, а неожиданное совпадение знаменательного события с редкостным сочетанием порядковых значений цифр года  повергло суеверов и мистиков в шок.

2 0 0 2

Когда в две тысячи втором 

вселялись мы в роскошный дом

и было нам приятно,

не думали совсем о том ,      

что этот год был... палиндром:  

переверни его вверх  дном –

читай туда-обратно.

Подобных дат мистичней нет,–

считал философ и поэт

великий Нострадамус.

Приходят в сонме гроз и бед

один лишь раз в сто десять лет

и рвутся в мой полночный бред,

когда я настрадаюсь.

Как слово русское «кабак»

читается и так, и так,

прельщая угощеньем,

так и набор «два-ноль-ноль-два»,

нас познакомив лишь едва,

сжимает в ритмику слова

и радует общеньем.

Теперь внимательно смотри:

очередной «три-ноль-ноль-три»

сойдёт ещё не скоро.

Резонно ли сидеть и ждать,

придет ли палиндром опять,

не лучше ли бокал поднять –

«Лехайм!»* и выпить споро.

                              –——–

                             *«Лехаим» – тост «За жизнь!»

 Жилое здание «Микбацей диюр» в Бат-Яме – ещё одно знамя непотопляемой флотилии репатриантов  в сфере социального жилья.

                              Д О М

Живут в нашем доме обычные семьи.

Встречаемся в лифте – привет и шалом *,

но в горе едины, а в праздник  со всеми,

поскольку теперь по соседству живём.

Всего-то каких-нибудь сорок квадратов

жилое пространство – одно на двоих.

Сомненья  и страх  в ожиданьи квартплаты

ушли, слава богу, из вёсен моих.

Мечты о роскошном житье бесполезны.

Сокровища враз обесценит момент.

Нас больше заботят  режим и болезни.

Ведь в сущности мы –  «золотой контингент».

О возрасте нашем замшелом не спорьте.

Убавить года не пускают грехи.

Но старый наш конь борозды не испортит,

да мы не настолько уже старики.  

Наградой за наши терпенье и возраст

была жеребьёвка – в «орлянку» игра.

Забудем ли мэра взволнованный возглас:

«Тяните ваш номер, супруги – пора!».

Спокойно – без  крика, без склоки и мата

разыграны все двести двадцать квартир.

Курс доллара канул для нас без возврата,

а следом и маклер** слинял – рекитир.

И вот, словно улей в лесу новостройки,

зеркальный фойе отворяет леток.

С утра возникает шумливый и бойкий

жильцов и гостей бесконечный поток.

Высотной стены полированный камень,

стекло галереи и зеркала блеск.

Как будто в волшебном живём  зазеркальи,

за гранью  реалий, в долине чудес.

Страна мудрецов начиналась от моря,

где волны прилива смывали врага.

Я верю историям, писанным в Торе,

и знаю, что Книга права и строга.

Пусть дольше Всевышний продлит наши вёсны,

а злые невзгоды  пройдут стороной.

Мы в час предзакатный и в утренник росный

любуемся маленькой нашей страной.

Из окон у нас панорама приятна,

лишь голову кружит слегка высота.

Зубцы Тель-Авива, мыс древнего Яффо,

а там, на востоке, Надежды Врата ***.

Издревле мудрец восходил до заката

на вышнее место вглядеться в простор,

и так же пред ним расстилался богато

                             священный Израиль – от моря до гор.

                             ——–

*     шалом – мир            

**   маклер  –  посредник                                            

*** город Петах-Тиква (буквальный перевод)

     На фотографии показансеверный фасад здания.  При знойном климате многие жильцы обзавелись кондиционерами воздуха – особенно нужны они на южном и западном фасадах, то есть на солнечной стороне здания.  Каждому владельцу  агрегат обошёлся  примерно в тысячу долларов США, но зато жизнь при кондиционере – наслаждение (когда в  квартире холодно, – можно сделать теплей, а летом жара невыносимая, и кондиционер навеет прохладу).

      Для друзей раскрою ещё один секрет Полишинеля:  мои два окна находятся на северной стороне дома под самой крышей на последнем этаже. Их легко вычислить по окну  сосеседней квартиры:  чужое окно завешено белой шторой, а слева два  следующих   – наши.  Оба в данный момент  наполовину раскрыты. Заметно, что нас отделяет от неба  лишь плоская (рубероидная) краша.  В обычное время это неплохая защита от проливного дождя или грозы, но против арабских ракетных  обстрелов  требуется более эффективная  защита населения.

К Р Ы Ш А

На ровную площадку вышел

и удивился высоте.

Соседних крыш намного выше

я с нашей крышею летел.

Полёт, конечно, был условным,

но с поднебесной вышиной

в меня вливалась радость, словно

раскрылись крылья за спиной.

На западе рябило море:

мыс Яффо;  вдалеке – Ашдод.

А улочки, проспектам вторя,

внизу вплетались в хоровод.

Под сенью нашей плоской крыши,

а иногда и впрямь на ней,

мы развлекаемся и дышим,

и проведём остаток дней.

Жена, не изменив сноровке,

сюда с прищепками в руке

приходит, чтобы на верёвке

развесить робу в уголке.

Шампанским с фруктами в корзине

люблю я встретить здесь друзей,

под Мусоргского и Россини

ловить восторг плеяды всей.

С таких высот Моше-рабейну*

глядел на древний Ханаан.

Стекал и таял постепенно

непроницаемый туман.

Мы нынче с крыши нашей видим,

что не привиделось Моше:

наш быт устроен и солиден –

покой и радость на душе.

Хозяин  –  человек богатый,

узнав наш скромный аппетит,

огнеупорною балатой**

нам пол для пикников мостит.

Мы под покровом крыши нашей

не озабочены всерьёз.

И развлекаемся, и пляшем,

и нет у нас причин для слёз.

Но если выйдет вдруг осечка,

и мир опять в штыки пойдёт, –

на крыше сыщется местечко

принять военный вертолёт.

И станет дом авианосцем

у интифады*** на пути.

И станем мы живым форпостом,

чтоб  амалеку**** не пройти.

Наш дом живёт под мирной крышей.

Из окон музыка слышна.

Никто пускай  нас не колышет,

и жизнь нам  мирная нужна.

——

*  Моисей наш учитель

** балата  – строительный блок или плита

***интифада – палестинский террор  

                            ****амалек (нариц.) – полностью истребляющий евреев.

Квартира  на 15-м  жилой этаже,  поскольку первые 4  этажа не были пущены в эксплуатацию из-за конфликта с муниципалитетом. На фотографии видно, что все окна четырёх первых этажей,   выглядят безжизненно. Хотя хозяин фирмы не распрасраняется о сведениях, которые содержит  в тайне, тем не менее слухи просачиваются. Последним эхом донеслось, будто новый владелец намерен купить наш дом вместе с начинкой за сумму, обозначенную восьмизначным головокружительным числом.

     Наша  пара въехала в здание, когда ещё оно почти пустовало, а на нашем этаже были заняты только три квартиры из двадцати. В тот же день я нарисовал приблизительный план расположения квартиры. Только спустя девять лет пригодился мой план  лишь в качестве иллюстрации к странице моего дневника.

     В салоне немного мебели – своеобразая «стенка», составленная из трёх шкафов испанского произвоства;  витрина со сферически выгнутых стеклянных дверец,  с резьбой, выполненной под виз хрусталя;  трельяж с макияжным столиком.  Со стороны объектива на вошло в кадр окно, а рядом – торшер и даван. Под потолком выход холодного воздуха.

Салон, или гостиная

ПРАЗДНИК

В ограде горсовета –

муниципалитета –

кружил мотивчик про «агицын паровоз».

Нам было весело и радостно до слез,

и мы забыли про склероз.

Задорно и игриво

наяривало трио –

гармонь техрядная и скрипка, и кларнет.

Плясал под музыку с соседкою сосед,

и только пыль из-под штиблет.

Мэр сам  в костюме сером,

мисрад* гуськом за мэром,

большие пальцы ткнув за лацкан пиджака,

шажок к шажку идут – походочка легка.

Не жаль танцорам каблука.

И в парках, и в аллеях

Искрился  хаг-самеах**.

Текла по улицам шумливая толпа:

под смех и музыку наш праздник наступал.

Толпа выплясывала па.

От  шуток и от песен

мирпесет*** стал нам тесен,

и мы из комнат повалили всей гурьбой.

Еврейский праздник, подожди нас – мы с тобой.

И рано нам трубить отбой!

——

*    Мисрад – штат управления

**  Хаг самеах – весёлый праздник.

***Мирпесет – веранда или балкон.

ДУЭТ  ВЕТЕРАНОВ

   "У вас на платье белые горошины",  –

  в который раз он ей поёт опять.

  Давно радикулитом перекошенный,

  наш старый клён не хочет увядать.

  Её ответ, исполненный взаимности,

  полузабытой партией звучит,

  но молодой и трепетной наивности  

  мешает застарелый миозит.

  А бодрый хор концовочки подхватывал  –

  басов низы и теноров верхи  –

  сюжетную верёвочку разматывал,

  скандируя забытые стихи.

  Маэстро такт подсказывал им знаками,

  и вёл их концертмейстер-виртуоз.

  А зритель – он повсюду одинаковый,

  и зал внимал, растроганный до слёз.

  "У вас на платье белые горошинны"...

  Её ответ, исполненный взаимности...

  И дружный хор концовочки подхватывал,

  а зал внимал, растроганный до слёз!

В этой комнате напротив шкафов «стенки» у котроткой стены «бабушкино» кресло перед телевизором и круглый столик-мегарон. На столике – горочек с цветущей тропической орхедеей (любимый цветок жены). Перед столиком на стене картина художника Татлина (Tatlin), найдннная мной в плачевном состоянии. Жена – в прошлом картограф, хорошо разбирающаяся в колярах и красках, отреставрировала  холст и живопись, а я приладил к нему «музейный» багет. После этого уже пошёл второй десяток лет, как нас радует эта картина, и мы перевозим её с квартиры на квартиру.

  НЕВИННЫЕ  ЦВЕТЫ

  Цветы тебе приносят праздник в дом –

  при них преображается квартира.

  Ты никогда не думаешь о том,

  что им рубила головы секира.

  И прежде, чем попасть тебе в букет,

  цветы познали жало острых лезвий:

  когда забрезжил лишь едва рассвет,

  сосуды резал им палач нетрезвый.

  Так красота и мерзость, жизнь и смерть

  соседствуют, роняя ветки наземь.

  Но скрашивают будней круговерть

  невинные цветы в настольной вазе.

В салоне у окна  – диван и кресло, как завершение мебельного ансамбля. Не очень добротый снимок, зато видно через дверной проём, что кабинет рядом – за стеной.

• • •

          Как мы живем ? – Ни в шоке, ни в конфузе.      

Всё недосуг. Не время. Не пора.   

На гордиев тугой и жесткий узел  

мы так и не поднимем топора.       

          А кто, скажи, честней пенсионера?  

Кто тих и скромен, весел и живуч,   

кому любая по сердцу химера,   

а солнце в дождик  светит из-за туч? 

         А если так – ещё не всё  пропало  

и есть у нас неоспоримый шанс    

спокойно оценить свое начало –    

до времени оплаченный аванс.  

         Оплаченный не долларом, не кровью, 

а доблестным терпеньем и трудом,     

непопранною, верною  любовью         

и правдой, на которой крепок дом.   

Моё рабочее место – кабинет

Кабинет – моё основное рабочее место.  Тут мои архивы, справочники, словари и книги, что всегда под рукой.

СТУПЕНИ

В девяносто втором груда писем твоих от  руки

на случайных листах, на обрывках помятой газеты.

Рамат-Ган и Бней-Брак. Стадион у Яркона-реки

и мечты о былом, как о снеге средь знойного лета.

В девяносто шестом на машинке по девять страниц.

В девяносто девятом, как в море – в компьютерных                        

                                                                           строках.

Интернет навсегда нас лишил ощущенья границ,

но судьба не меняла своих  расстояний и сроков.

Как бы  мы высоко ни взошли по ступеням крутым,

от себя не уйдём – мы прикованы к собственной тени.

Наши письма назад – не кураж, эпилог и не дым:

это тень, уплывая, уносит с собою ступени.

ТВОРЧЕСТВО

                            Зельме Гринблат

Касаясь клавишей органа,

уводишь нас в страну чудес.

Всплывает в молоке тумана

знакомый дом, далёкий лес...

Поют, зовут, плывут аккорды,

переполняют нам сердца.

Бетховен твой, взрывной и гордый,

пусть будет с нами до конца.

МАДОННА

Рафаэль написал Маргариту Лути (Форнарину) 

на главной иконе Сикстинской капеллы

Форнарина – это имя  свято:
женщина из дерзостной мечты.
В воздухе струился запах мяты
и подушки не были измяты:
я всю ночь писал её черты.

Отсчитал отцу богатый выкуп –
сто пригоршней золотых монет.
Выполнял её любую прихоть,
для себя не прибавляя выгод,
на свободу не кладя запрет.

А любовь – она дороже денег.
Жизнь – и та зависит от любви.
Кто вириги верности наденет,
пред Любовью преклонит колени,
а отступник Бога прогневит.

Может быть, Господь меня отринет
и Собор прогонит от крыльца,
если нарисую лик Марии,
как две капли – с милой Форнарины
скромного и нежного лица.

О, моя Сикстинская мадонна, –
лучезарней утренней зари,
а любовь нетленна и бездонна.
Ты меня у нового картона
и благослови, и озари.

За тебя молюсь и в чудо верю:
лик любимый обессмертит Бог.
Даже гибель не сочту потерей.
В Храм её раскрою настежь двери
и цветами выстелю порог.

Когда я сижу за компьютером, за моей спиной находится  прекрасный диван. На  нём я обдумываю крупные формы стихотворений, эссе и специфическую прозу, требующую долгой подготовки и информационного поиска.  Чем ещё хорош наш диван – он в два счёта превращается в просторную и удобную постель.

Продолжение есть:  см.  Дивертисмент 2-й.

Расставшись с Яффой, мы сняли в Бат-Яме двухкомнатную квартиру на углу  Арлозорова и бульвара Ацмаут (Независимости). Дом находился в хорошем месте: в пятиста шестидесяти шагах от кромки моря. С крутого берега видны, как на ладони, бат-ямские пляжи, и на середине прогнутой дуги побережья  стояла хорошо известная якобы с времён Гомера  скала, окружённая  валунами.

     Этот берег с прилегавшими к нему пустынными песками – дюнами и барханами – купили ещё в двадцатых годах евреи для строительства своего города. Как это  начиналось в ту далёкую пору, рассказали фотографии на первой странице моего дневника (сообщение № 2). Однако  вернёмся  к арендованной нами квартире.

     Эта квартира № 5 состояла из салона, совмещённого с кухней  в американском вкусе, и спальни. Её лощадь была просторней, чем  в Яффе. На сохранившейся фотографии остался лишь уютный уголок салона – диван, покрытый добротным ковром, низкая скамеечка и на ней телефонный аппарат, а у другой стены – на высоких, художественно выполненных козлах – шкафчик с обеденной и чайной посудой.

На стенах картины: портрет моей Валентины (художник Г.А. Ничеухин, 1979 год) и картина Татлина (Tatlin. Масло, холст). Последовательно знакомлю с каждой из них.

Валентина - в прошлом картограф, а ныне мастерица произведений декоративно-прекладного искусства.

Художник Татлин.  Живопись -  Масло, холст, багет.

     На фотографии, сделанной позднее,  заметны добавки.  Над  диваном  прибавились пять Валиных аппликаций.  На снимке также изображён арендатор квартиры – он же  автор  дневника Grinblat, создавший  весь этот опус.

     Чуть не забыл рассказать о моём рабочем месте, предствлявшем собой двухстворчатый шкафчик с высокими и лёгкими стеллажами для книг и безделушек.  Мы перевезли его в Бат-Ям из Яффы, а в   квартире установили подле стены, не доходя  двух метров до дивана. Над моим рабочим местом царил и реял коллективный портрет наших друзей и родных (скорбно признать, что пятеро из них уже оставили эту компанию).

      Пока мы ещё не занимались переездом из дома в дом – шло время, и много изменилось.  Хронос не дремал. Пришла пора мне второй раз выходить  на пенсию (в Союзе вышел по выслуге лет, а здесь – по достижению преклонного возраста).  Солидная автобусная фирма оказалась нравственно на высоте: проводили меня красиво и с двумя подарками. Профсоюз преподнёс современную (по тем временам) микроволновую печь, а сами шофера сбросились на персональный компьютер.  Ни там, ни тут я не обижался на власть:  работал тяжело, но заработывал (как мне казалось) много.  А много ли  на самом деле?  Истинное положение открыл мне сам,  ставший пенсионером,  Михаил Сергеевич Горбачёв в телевизионном интервью.  Я, сравнивая  песионные пособия,  наивно гордился, что  выстраданная мною пенсия была лишь на 850 рублей меньше, чем презитенская пенсия  Михаила Сергеевича. Понятно, что это его сильно угнетало – по крайней мере он очень серьёзно упрекнул Б.Н. Ельцына,  что его личная  пенсия давно не пересчитывалась и в тот момент составляла  только 3850 рублей –  жалкие крохи. Мы по-разному рассматривали заработанные материальные блага и ценности.

     Другая комната была спальня. Находилась  против салона. Их разделял узкий короткий коридорчик, а их двери располагались наискосок друг от друга. Мне удалось отыскать старую фотографию коридорчика. Его длина – два метра, а ширина около полутора метра.  На левой стене коридора  навешена  белая  дверь (в спальне), а на правой стене за выдвижной коричневой  дверью был салон.  В торце коридора стоял  узкий шкаф. Его верхняя и нижняя части были полые, там можно  поставить  вазочку или безделушку,  а центральная и нижняя части имели дверцы: это был наш винный бар. Каждый шкафчик бара  вмещал 10-12 бутылок лёгкого вина. Рядом с баром  находились (сверху вниз):  декоративная тарелка моего производства;  ниже – плетение макраме «Сова», сплетённое моей коллегой, руководителем информационно-вычислительного центра Ириной Кучеренко из Нижнего Новгорода;  а ещё ниже   –  столик-геридон с высокой точёной ножкой и с резной круглой столешницей,  созданной мною в технике мозаики маркетри (геридон - это столик на одной ножке  с  резьбой и украшениями).

     Я отыскал  сохранившуюся в моём архиве, фотографию, где на стене спальной комнаты были размещены картинки  в аккуратных рамках  и портет Валентины в меховой дошке.   Комната тесновата, но нам места  хватало.

     Выше других на фотографии находился этот портрет.  Я мотивировал  это тем, что портрет красивой женщины должен служить украшением квартиры.  У выхода стоял вентиллятор на  металлической стойке и тут же – мягкое кресло, а  над ним висел крупный мужской портрет.  Видно, что дверь в коридор приоткрыта  и просминривался выход к прихожей.

     Обычно в летний оптуск мы с женой ездили в Крым,  потому что   Валентина родилась в Симферополе на улице Салгирной, а я   увлекался подводной охотой и планьем. В тот год мы решили разделить отпуск на две части:  половину  провести на Чёрном море, а другую – посвятить Балтике.  В газетах кстати промелькнуло сообщение, что Вильнюсская фабрика освоила производство дамских меховых дох из натурального меха ламы (род семейства верблюдовых, обитающий исключительно в Южной Америке).

     Я связался  с вильнюсским коллегой, дал свои реквизиты и получил ответ  от службы реализации фабрики, что мой заказ будет ждать своего покупателя.  День рождения у жены в январе, так что художник успел и закончить портет, и  попрактиковаться в написании меха ламы.

     Выходя из белых дверей нашёй спальни, мы попадали в небольшую квадратную прихожую и видели перед собой узкую дверь ванной комнаты. Здесь бросались в глаза русские расписные вещи: большая матрёшка, сделанной как футляр для сувенирной бутылки марочного коньяка;  хохломское блюдо, ваза для цветов,  большая кухонная доска  с городецкой росписью, а под ней такая же деревянная расписная  хлебница. Эти народные шедевры в новой стране утратили былое  предназначение и использованы как яркие декоративные пятна интерьера.

Художников – как рыбы в море синем.
Я живопись приемлю и пойму.
Хоть в росписи профан по древесине –
на лысине рисуйте хохлому!

     В простенке над дверью нашла удачное место в израильском доме декоративная  маска из Гвинеи. А слева на свободной стене прихожей висела крупная картина «Стена Плача» (художник  Бурле).

     Неудачный угол обзора художественного полотна потребовал развернуть его более удачным образом.

В семье нас было шестеро: мы с супругой, сын с женой и двое внуков – шестнадцатилетний подросток и девочка десяти лет. Старший внук был сразу зачислен в престижное техническое учебное  заведение «Орт Сингаловский», а внучка поступила в школу «Моливер», где уже через год её иврит не отличался от других подружек. Жили мы в Бней-Браке. Я поступил работать на автобусную фирму «Дан». Вскоре мы рассудили на семейном совете, что нам, пожилым, следовало бы закрепиться на жителство в одном из приморских городов в ожидании репатриантской очереди на общественное жильё. Очередность предостваления такой жилплощади при прочих равных условиях зависит также от даты постановки на учёт в муниципалитете: чем раньше поставлен, тем скорей получишь в течение десяти лет.

     После того, как  разъехались, первым нашим арендованным жильём  стала на втором этаже квартира номер 4 в старом доме ул Вайцман, 40, построенного в 1953 году. Считалось, что в квартире две небольшие комнатки, а в конце коридорчика "аппендикс", из которого  можно  сделать стенной шкаф для одежды, и еще останется рабочее место для моих пишущих машинок – «Unis-tbm de Luxe» и «Эрика» для печати по-русски и на иврите (первая из Союза, а другая – подарок от пожилой соседки по дому). После  проливных дождей  песочная площадь перед  домом преображалась: отовсюду вырастали полчища ярко-жёлтых ромашек. Мы привыкли в России к белым ромашкам, а здесь они интенсивно жёлтые помельче белых. С балкона это золотистое поле выглядело потрясающе.

К фанерной двери верхнего этажа вела от  земли  высокая и крутая каменная лестница. На марше я насчитал двадцать три ступеньки, а жена тотчас назвала наше новое гнёздышко «23 ступени вверх». Мы родом из Екатеринбурга, где даже ребёнок знал, что семья несчастного русского императора прошла свой последний путь до Ипатьевского подвала длиной  ровно в 23 ступеньки вниз. Поскольку наша лестница вела нас вверх, то это пророчило нам успех и безоблачное будущее.

     Осмор нанятой нами квартиры я начал с «аппендикса». На берегах реки Яркон нарезал тростника и нанизал на цветной шпагат небольшие трубочки (12 см),  навесив их на дверной карниз. Получилась  плотная завеса, заменившая входную дверь. Отгороженный таким образом «аппендикс» приобрёл вид узенькой комнатки,  которую я использовал как кабинет.

Желтые ромашки

Давно ли здесь не щебетали пташки,

калило солнце бешено песок,

а нынче ярко-желтые ромашки

взошли, и слышен птичий голосок.  

Под ветром дышит золотое поле -

ромашковый под синим небом луг.

Красы такой нигде не встретишь боле,

не ведавшей прикосновенья рук.

А между трав, не изменив привычке,

как меж хлебов на скошеной стерне,

удоды - коронованные птички -

показывали дивный танец мне.

Ах, эта роскошь мертвенной пустыни

и буйство трав едва уйдёт гроза!

Я не поверю ни за что отныне,

что здесь проходит смерти полоса.

Есть у пустыни знойные замашки,

но сущий рай царит в краю земном.

Люблю я жизнь и жёлтые ромашки,  

а дома – птичий гомон за окном.

В соседней комнате (гостиной), которую никто всерьёз  не воспринимал как гостиную, мы расставили на полках, что привезли:  немного искусствоведческой  и  литературоведческой литературы, а также книги по давнему моему хобби - резьбе по дереву (медицинские фолианты, привезённые детьми из России, остались у них , так как – оба они медики). 

     С этим домом (Вайцман, 40) у меня связано   участие в литературном конкурсе «Давайте удивляться чудесам», а позднее - присуждение мне диплома  за стихотворение «Слушай, Израиль!»  Дело было так: я шёл с работы в третьем часу дня, и заметил что прохожие, все смотрят в небо. Я увидел, что почти над нашим домом в безоблачном небе висело единственное облако, удивительно похожее на арфу. Расстояние до дома было метров триста, и я  пустился бежать, чтобы схватить фотоаппарат и  успеть сфотографировать облако. Пока я бегал,  облако потеряло чёткую форму, а то,что осталось на плёнке, уже не было арфой. Я вернулся  в «аппендикс» и уселся за пишущую машинку, а уже  в половине пятого часа дня зачитал жене законченное стихотворение:

Слушай, Израиль!

В голубом поднебесье

над потоком машин

чьи-то руки повесили

тучку-буковку «шин».*

Три булавистых пестика

над широкой чертой.

Иудейская мистика

в перемешку с мечтой.

Туч таких я не видывал:

ни черна, ни бела –

словно арфа Давидова

в синем небе плыла.

Жаждем чуда – и вот оно:

в ясной сини высот.

Чьей рукою сработано,

для каких мезузот? *

Удивлялись водители:

 кто глядел, кто гудел.

А в бескрайней обители

реял «Шма Исраэл»! *

——

*«Шин» – начальная буква Имени Всевышнего

*«мезузот» – ковчежки с молитвой на косяках еврейского дома

*«Слушай, Израиль!» («Шма Исраэл!») – молитва.

На фотографии чудом сохранилась широченная наша кровать, едва пролезшая в узкий коридорчик, но дальше никак не проходила  в спальню, пока мы ни спилили её мощные ножки. Как ни странно, без них  постель приобрела устойчивость и удобность, а также стала выглядеть демократичней.

Предваряет эту статью работа итальянского мозаичиста Джокомо Раффаэли (Giacomo Raffaelli, 1753-1836) “Водопад в Тиволи” – Рим,  1800. Цветная смальта.

Я не охаиваю одних  и не возвеличиваю других мастеров. Меня старинные мозаики  приводят в восхищение.  Долговечные рисунки, составленные из разноцветных камушков и кусочков смальны,  известны чуть ли не с Ветхозаветных времён, и я не удивлюсь, если досужие археологи откопают из-под многометровых наслоений реальные остатки допотопных цивилизаций. Впрочем, мне такого праздника науки  ждать недосуг, а потому нынче меня устроили бы  образцы европейских дворцовых мозаик семнадцатого-девятнадцатого веков.  В этом ограниченном ареале  находятся десятки выдающихся   произведений, предназначенных для королевских дворцов Европы. В их  монарших хранилищах количество шедевров несметно.  Остановимся только на мозаичных столешницах – наиболее престижных изделиях, выполненных придворными мастерами. Разыскать такие произведения мне помогла  искусствовед Евдокия  Михайловна Ефимова, опубликовавшая в своё время три искусствоведческие книги (в издательстве “Советский художник” в 1961, 1968, 1971 г.г.) – “Русский резной камень”, “Западно-европейская мозаика XVIII-XIXвеков в собрании Эрмитажа” и “Западно-европейские часы XVI-XIXвеков” – ни одна из них с тех пор не издавалась. Теперь они являются букинистическими изданиями. Вторую из них мне довелось  найти и купить в развале  на улице Алленби в Тель-Авиве.

     Профессор мозаичного производства, руководивщий мозаичной мастерской в  Ватикане – А. Агуатти (A. Aguatti)  создавал безупречные мозаики и имел  учеников.  Профессор в 1810-х годах как раз завершил круглую столешницу диаметром 89 сантиметров из цветной смальты. На  изображении  -  “Амур в колеснице, запряжённой тигрицами”. Внизу набрана по чёрной смальте  голубым цветом фамилия мастера: “Aguatti”.

     Наиболее известный ученик мастера  Антонио  Агуатти – Микеланджело Барбери (Michelangelo Barberi, 1787-1867) был сыном известным архитектора. В 1820-х годах тоже стал управляющим мозаичной мастерской в Ватикане. Круглая столешница его работы (диаметр 89 cm)  сделана  в духе римских верований. На столешнице  восемь медальонов – у каждого свой символ:  1.Орёл с молниями в когтях – Юпитер;  2.Волчица,  шлем, меч – Марс;  3.Собака с перевитыми лентой копьём и колчаном со стрелами – Диана;  4.Фавн с косой на плече и с песочными часами в руке – Сатурн;  5.Богиня красоты и любви обозначена тоже аллегорически:  сеть на ветках коралла, а в ней жемчуженные раковины, голубь и яблоко, подариное ей Парисом – Венера; 6.Богиня плодородия превращённая богами в кобылицу, а рядом заступ и плуг – Церера;  7.Бог света и поэзии в образе грифа:  в одной его лапе Лира, в другой – боевой лук  и там же калчан со стрелами – Аполлон;  8.Бог торговли – на мадельоне изображён  барашком, прыгающим через жезл (кадуцей), при нём крылатый шлем и кошелёк – Меркурий.  На столешнице  авторская подпись : “Опус Конница Барбери Рим 1823”.  

       Микеланджело Барбери подумывал подготовить подношение папе Пию Седьмому - двухсот пятьдест первому папе римскому, находившемуся на престоле уже почти четверть века.  Барбери, готовя сувенир, поручил одному из лучших  учеников - урождённому  итальянцу Бруни,   разработать и создать эскизы для очень красивого стола. Близилось двадцатипятилетие папства Понтифика. Однако восьмидесятелетний виновник будущего торжества умер за год до изготовления подарка. Спустя год сделанный мастером Барбери по проекту Бруни был преподнесён российскому императору Алексендру II.

Молодой человек, которого ещё можно было счёсть за подростка,  был итальянцем Фиделио (по-русски  Фёдор) и сыном  художника-реставратора Антонио Бруни. Отец был  специалистом по плафонам, и поэтому семья Бруни в 1807 году приглашена царём Павлом I переехать на работу в Петербург.  Молодой  Фидель, сделался Фёдором Антоновичем Бруни, которому тогда шёл только восьмой год.  Дети легко перенимают  занятие родителей.  А Фёдя хорошо рисовал.  Уже через три года Фёдор Бруни написал  автопортрет маслом.  Он поступил в воспитательное училище при Академии художеств, и учился под руководством художников А.Е. Егорова и В.К. Шебуева. Живопись молодого Бруни была отмечена серебряной медалью. В 1818 году он окончил курс и получил звание художника.  По совету Шебуева отец отправил его в Италию совершенствоваться в живописи. Там он и написал в начале 1822 года  эскизы для   столешницы Микеланджело Барбери.

 Непросто найти сегодня в свободном обращении мозаичный стол, украшенный римской художественной смальтой, причём, не в Италии, а на землях бывшей российской империи. Интересную фотографию этого раритета отыскала Елена Николаевна Грицак, поместившая её в книге “Бахчисарай и дворцы Крыма”. Окружённый обычными стульями, этот стол  был украшен изображениями архитектурных памятников Рима.  Столешница изготовлена в римской студии  Микеланджело Барбери. И несмотря не её знатное происхождение, музейщики Алупки настаивали на том, что стол Барбери - это совместный творческий результат труда итальянских и русских мастеров. Мозаичные картины созданы на столешнице из цветных непрозрачных кусочков стекла (смальты) в форме пластинок и кубиков, издавна употреблявшихся заодно с цветным мрамором для изготовления мозаик. Давний чёрно-белый снимок не отличался  хорошим качеством: был мелок и тёмен, не имел чётких деталей, за которые мог бы зацепиться внимательный глаз. Пришлось, насколько позволял материал, осторожным светоделением  допроявить детали изображения. Снимок, в целом, сделался чуть понятней, но  сюжет, задуманный Барбери, так и остался за семью печатями.  В дальнейшем, если повезёт, найдём или заново сделаем фотографию (наверняка сохранившейся) столешницы, которая по свидетельству Е.Н. Грицак находилась в покоях  Ситцевой приёмной комнаты Алупкинского дворца.

     Очередную смальтовую столешницу мастер Барбери назвал "Сутки в Риме". Она сделана в 1839 году, а  диаметр 109 см - размером превзошла предыдущих на 20 сантиметров.  В центре поместил  герб, на котором капитолийская волчица кормит близнецов Ромула и Рема.  Там же надпись: "Рим" и дата "1839".  Восемь живописных частей круга он заполнил видами архетектуры Рима.  Освещение зданий и местности   художник приводил в соответствие с положением Светила над городом. Возникали сложные взаимозависимости света от времени суток.  Ещё интересный момент:  Барбери сделал столешницу   по личному заказу императора Александра II.  Заметно, что русский император интересовался искусством.

     Мастер Барбери трудился над столешницей  "Монументы Рима"  почти больше года: с 1846 по 1847 год.  Круг столешницы диаметром 85 см.  Сюжет разделён на четыре исторические эрохи:  1.Эпоха консульства; 2.Эпоха  республики;  3.Эпоха  империи;  4.Эпоха папства.

     А это уже столешница "Виды Италии" (диаметр 105 см), сделанная в 1846 году.  В моём дневнике через три иллюстрации будет показан весь стол целиком, и там же последует краткое описание).

     В моих скудных запасниках  наберётся полтора десятка первоклассных столешниц, сделанных высококлассными   мозаичистами Ватикана.  Я держу в руках репродукции фото шедевральных произведений  мозаки.  Их не так много.  Но я успокаиваю себя тем, что кроме  известных мастеров существуют и другие, не менее первоклассные, мозаичисты.

     Подтверждением  служит тоже круглая столешница (диаметр 71 см), сделанная во Франции в мастерской Беллони - "Орёл в  медальоне" (цветная смальта).  На ней авторский знак мозаиста: "NR" (аббриатура не расшифрована). Этот  мастер не из древних, но искусство не имеет конца.

История французской мозаики поучительна.  Париж в течении XVII века  стремился оспаривать превосходство в изготовлении успешной мозаики. Однако в соревнаваии  стран умельцы франции не занимали призовых мест.  Парижане так и не сумели успешно организовать мозаичные мастерские. А в конце XVIII века, когда  мастер Беллони переехал из Рима жить в Париж,  его мастерская тотчас стала делать  флорентийскую и римскую мозаику.

     Мастер Эдоардо Мокиутти (Mochiutti, Edoardo).  Столешница  "Аполлон и музы".  Италия, Флоренция, 1870.  Краткое описание:  в центре Аполлон на колеснице, запряжённой квадригой лошалей. Группа окружена гирляндой агатовых "цветов". По краю медальоны с атрибутами девяти муз. На оборотной стороне  столешницы (диаметр 125 см) подпись  (по-итальянски) и дата:  "Мокиутти Едоардо. 1870."  Столешница сделана была для короля Италии Эммануила II, который поднёс её в дар Александру II.

     После книжной иллюстрации  уместно показать фотографию и  стола,  сделанного в зале Эрмитажа  - для фиксации полноты впечатления от прекрасной мозаичной работы мастера.

     Ракурс фотосъёмки хотя и крутоват, но всё-таки при желании можно увидеть фрагмент хорошей резьбы по дереву и отдельные столярные приёмы декорирования и заглаживания закраин. Повторная съёмка убедила, что книжная иллюстрация выглядела более грубой чем эрмитажная копия.

     Полезными для читателя были и  примечания об использованных материалах и приёмах мастера: "дерево, бронза, флорентийская мозаика (сердолик, махолонг, серпентинит, лазурит, мрамор), резьба, литьё, чеканка.  Стол высотой 125 см,  диаметр круга 93 см."

     Мозаичные столы, созданные руками мастеров Ватикана в VIII-XIX веках, со временем составили культурное достояние мировой цивилизации.  В её других коллекциях содержатся самые разные экспонаты - от открыток киноактрис, глабальных коллекций почтовых марок и до музейных проспектов с изделиями Фаберже. К этому разделу можно было бы отнести готовые мозаичные столы такого мастера, ккаким был  Микеланджело Барбери.

      Вы наверняка узнали эту заметную столешницу "Виды Италии" (1846).   Угол, под которым  снят   стол, хорошо демонстрирует  изделие в целом, но нещадно скрадывает и искажает фронтально написанные детали. Читателю придётся сопоставлять столешницу на иллюстрации с фотографией  "крышки" стола. Борт столешницы разделён на секторы, а в них изображены: Афина, Аполлон Бельведерский, Венера Медицейская, а также Геба, Флора, Геракл Фарнезский и другие статуи. В медольонах копии картин великих мастеров эпохи Возрождения:  Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, Тициана, Гверчино, Корреджо, Сальватора Розы и Гвидо Рени, а также портреты деятелей итальянской культуры и истории. В центре столешницы помещён портрет российской императрицы Александры Фёдоровны - жены заказчика Александра Первого.

     Сюжет этой столешницы мастер Барбери повторил в 1851 году по заказу лрода Кильморена, и в том же году принял участие в лондонской всемирной выставке, и получил премию первой степени "За исключительно высокое художественное выполнение столешницы".

     К сказанному надо добавить ещё несколько слов. На столешнице мастер изобразил памятные места,  посещённые императором Николаем I в его итальянской поездке 1845 года. В 1846 году Николай заказал непосредственно  мастеру Микеланджело Барбери памятный  стол,  назвав его 'Ilbelcielod'Italia'  ("Прекрасное небо Италии"). Позднее икусствоведы Эрмитажа назвали мозаику Барбери «Виды Италии» (Ефимова). Оригинальный стол, с портретом царицы Александры в окружёнии  весёлых путти теперь находится в Музее Эрмитажа в Санкт-Петербурге.  Я не нашёл для своего дневника изображения в версии 1846 года, ограничившись лишь вариантом 1851 года, сделанным тем же мастером но заказу Фэнсиса Нидхама Ерла Кайлморея  (FrancisNeedhamEarlKilmorey). Упомянутый стол находится в Англии  в Музее Анны и Альберта в числе великолепной коллекции Сэра Артура Гильберта и его супруги Розалинды, пожертвованной ими Великобритании в 1996 году. Оба стола изготовлены по одной технологии:  литьё, чеканка, позолоченная бронза, микромозаика

Остаётся ещё сказать несколько фраз о столешницах прямоугольной формы. Они безымянные:

Неизвестный мастер.  Столешница  "Птицы на ветках".  Флоренция, XVII век.  Фон - чёрный мрамор. Цветы, ветви, плоды, птицс и бвбочки из сердолика, коралла, яшмы, серпентина, кахолонга и другиз мирералов. Размер столешницы 163 на126 см.

Неизвестный мастер. Столешница  "Лазуритовая звезда". Флоренция, конец X VII - начало XVIII века. В центре чёрного мраморного поля выложена восьмиконечная звезда  из лузарита, кораппа, яшмы , перламутра. По бокам в прямоугольниках мраморные вазы с цветами из кахолонга; ручки в виде дельфина из мрамора, глаза из перламутра. Размер столешницы 181 на 78 см.

Неизвестный мастер. Столешница  "Блюдо с фруктами". Флоренция, середина XVIII века. В поле чёрного мрамора - блюдо с фруктами, набрано из лазурита, украшенное картушами из лазурита, агата кахолонга, сардоникса и цветных мраморов. Размер  столешницы 135 на 93 см.

Неизвестный мастер. Столешница  "Морское дно".  Флоренция, 1760-е годы. Коротко: голубая лазурь отождествляет морскую бездну, и через прозрачную глубину зритель представляет себе (как на расстоянии вытянутой руки) редкостных обитателей  морского дна. Красивая картинка:  раковины из цветной яшмы, коралловые ветви перевиты жемчужной нитью.  Цветы из сердолика, бусины из перламутра, а наборные пластинки из лазурита и малахита. Размер столешницы 113 на76 см.

Неизвестный мастер. Столешница  "Цветочный венок".  Флоренция, первая половина XIX век. На доске чёрного мрамора в прямоугольнике глазчатой яшмы набраны в центре - цветы из кахолонга в овальной лазуритовой рамке; в боковых медальонах музыкальные инструменты и ноты из агата и кахолонга, а вокруг летающие бабочки из малахита, лазурита, других минералов. Размер столешницы 123 на 63 см.

Неизвестный мастер. Столешница  "Цветочные венки". Флоренция, 1843-1853 годы. Фон - чёрный мрамор, а цвеиы и птицы из кахолонга, лазурита, сердолика а разныз яшм. На бронзом подстолье в картуше надпись: "1843-1853" и девиз (по-гречески) "Aei" (Всегда).- возможно, краткая клятва. Размер 157 на 82 см.

     Джакомо Раффаэлли (1753-1836). Столешница с овалом из кварцита. Милан, начало XIX века. Краткое описание: На фоне белого мрамора овалы и ромбы из яшм, агатов и лазурита. По борту - бусы. Пост начался "Вадопадом" Раффаэлли, а в конце опять пришёл  неогомонный Джакомо, и сказав по-ительянски  "Финита ля комедия", захлопнул дверь под нашим носом. Но кое-что мы успели увидеть.

В прошлом я занимался резьбой по дереву, и некоторые  работы украшал отдельными «блёстками» прибалтийского янтаря, а некоторые вещи – кусочками перламутра. Двадцать лет я живу в Израиле. В первые годы после переезда продолжал работать с резцом, живя то тут, то там – сначала в Бней-Браке, затем в Яффо,  в Рамат-Гане, Бат-Яме, Холон. При этом, в Рамат-Гане и Яффо сумел организовать  выставки декоративно-прикладного искусства с работами нашей супружеской пары (у жены аппликации и женские украшения). Впрочем, не всё шло гладко: когда  случались перебои с работой,  вынужден был «пустить с молотка» часть своих работ, а на самом деле сдать их в русский комиссионный магазин. За пару недель два десятка поделок были проданы, а среди них, возможно, половина инкрустированных. В стремлении продать наиболее выгодные экспонаты, я выбрал, конечно, лучше – и ушли работы с янтарём, перломутровая мозаика, резьба и маркетри. Остались при мне всего только три бедные и непритязательные экземпляры. Сегодня, раскаиваясь и признаваясь в собственной опрометчивости, показываю читателям жалкие остатки прежней роскоши.

Нож, вырезанный из очень жёсткого дерева, которым я пользуюсь, разрезая почтовые конверты и пакеты. Можно воспользоваться и указательным пальцем, раздирая конверт, но от этого разрыв будет неряшливым, а я сохраняю корреспонденцию в том же конверте (причуда). Ножик сделан в виде саранчи (или “кузнечика”) с крыльями, сложенными вдоль тела. Глаза из янтариков, выполненные  кабошонами округлой шлифовки. Фото “саранчи” показано с двух сторон.  Эту модель я заимствовал из старинного французского католога бронзовых отливок (Париж, 1734 г).

Другой ножичек тоже из твёрдого дерева. Он уже без янтаря с рукояткой в виде головы ослика, а узор выложен кусочками перламутра. С ними у меня оставался ещё один деревнный ножичек с изображением креветки, но без украшений. Чтобы не оставлять "замыкающего" без компании, включил и его в пост на правах   "замыкающего постового".

Был ещё экспонат, укращенный янтарём. Я называл его "Заклинатель змей". Это была цельная композиция, вырезанная мной из берёзового дерева. Фигура высогой 56 см. Сзади имелась выемка, с помощью которой её можно было повесить на стену.  Голова "Заклинателя" была повязана чалмой. По свисавшему  концу головного убора  волшебника  подкрадывалась змея, уже  успевшая свернуться  в кольца. Узорчатую шкуру змеи покрывал орнамент с проблесками золотистого янтаря. 

Янтарь – это всегда богато и красиво. Когда случалась неожиданная находа,  например, обломка янтарного мундштука или же янтарной запонки (за всю жизнь у меня было всего два таких события), я каждый раз  ухитрялся украсить им какую-нибудь  поделку.  Пока  родственники моего отца Эрнеста Гринблата (Grinblat) были живы в Прибалтике,  мы ежегодно ездили то в Курземе (Латвия), то в Литву к морю, проводили там свой отпуск. На побережье мы находили иногда кусочки янтаря. До сих пору храню небольшая связка янтаря, пригодного для  изготовления  ожерелья.

Моя тётка Зельма Гринблат работала в Лиепае органисткой, а дома для души делала самодельные красивые  поздравительные открытки и семейные альбомы для любительских фотографий. Один такой альбом она подарила мне. Обложка  переплетена  грубой холстиной и украшена  узором, вырезанным из цветной  кожи с тремя янтариками. Узор построен на сочетании двух  условно обозначенных треугольников:  первый вершиной направлен вверх, как символ жизнеутверждения (красный спектр), а другой выполнен в гамме защитного тона с намёком на вечность, - и в целом даёт возможность представить себе  древний символ, известный человечеству - шестиконечную звезду.

Исследование семьи Antebi и в городе Гази Антеп (Antep) гениалогический сайт доктора  Алиоза  Антеби (Aliuz Antebi) были посвящены истории  семьи, которая до сих пор полностью не исследована. В истории еврейского народа было несколько раввинов с фамилией Антеби, в том числе в сочитании с именем Хаим (например, Бен Иегуда Хаим Эфраим Антеби), но не выяснено, имели ли эти раввины отношение к нынешнуму строительному подрядчику Хаиму Антеби из Бат-Яма. Считают, что название ”Антеби” имеет сирийское происхождение,  с примесью турецкого титула «гази», что означает «храбрый».  Исследователи архивов склоняются к выводу о том, что не все "Antebi" связаны с этим гениалогическим древом. Само название "Antebi" - это место, и не обязательно  указывает на семью.  Я проверил по справочнику “Золотые страницы”, много ли в Бат-Яме абонентов, носящих фамилию Антеби. Оказалось 21 городской абонент. Выходит, что в нашем городе сегодня  около ста граждан имеют фамилию Антеби. В "золотом" списке я не встретил ни единого Хаима,  а мой поисковый азарт был сосредоточен в данном случае только на персоне  частного строительного подрядчика Хаима Антеби, работавшего в середине семидесятых год в Бат-Яме. Хаим строил крупные жилые здания, а фасады украшал узнаваемой мозаикой.

Тяни-Толкай – фантастическое животное, описанное  в детских сказках Хью Лофтинга и Корнея Чуковского. Сказочник  Хью полагал, что тяни-толкай – это борзый конь с двумя головами, а  Чуковский писал об отважной  антилопе, помощнице доктора Айболита.

В Бат-Яме тоже были два «тяни-толкая»: два пятиэтажных здания, фасады которых конструктивно похожи, но отличались декором фасадов.   Дом Барзилай, 4 подробно описан в предыдущем посте. Теперь наступила очередь жилой постройки Барзилай, 6. Отмечено, что архитектор навесил на его лицевой и тыльный фасады по три внушителные плиты, напоминавшие бетонные жилеты. На каждом “бронежилете” изображены  лёгкие воздушные шары, стремившиеся  лететь вверх. Это выдумка, по-видимому, принадлежала художнику, желавшего, чтобы фасад  выглядел легче. Я давно заприметил, что практиковавший здесь художник-оформитель Lande имел обыкновение включать в свои настенные орнаменты изображения воздушных шариков.  Для того, чтобы зрительно усилить   впечатление  невесомости постройки, громоздкие плиты красились в светлый тон.  

         На улице Барзилай, 4 и 6 стоят два здания, прозванные в  алию 1970-х годов “тяни-толкаями”, потому что построены  в отличие от соседних стандартных фасадов наособицу, смотревшими одинаковыми фасадами в противоположные стороны. Один фасад смотрел на  улицу Барзилай, а другим – на  Ицхак Саде.  Их  достопримечательность была в том, что архитектор навесил на них с обеих  сторон по три  тяжёлые плиты, напоминавшие каменные бронежилеты.

       Сперва взглянем на фасад  Барзилай, 4.  На его противоположных стенах  художник-оформитель изобразил  комбинацию  орнаментальных фрагменты, смысл которых достоверно не довелось разгадать. На верхнем фрагменте  угадывался профиль  вислоухой  сторожевой собаки. На средней плите в нижней  части  читались  буквы “DE”,  как-будто дразня нас окончанием фамилии оформителя  LANDE (смотррите орнамент  восточной стены  на улице Эцель, 15).  

       На нижней плите узор казался  бессмысленным,  но если освоиться  и приглядеться, то линии приобретали  знакомые формы орудий труда, используемых  в резьбе по влажной штукатурке. По-видимому, в обиходе этих ремесленников существовали похожие инструменты, а  творческий приём воспроизведения  орудий труда использовался.

      Для примера возьмём художественное клеймо, выполненное в 1980х годах  на фасаде дома Хашмонаим, 63  (угол Кирьяти, 2). На нём изображена рука, державшая  сразу два инструмента: лезвие плоской стамески и металлический выравниватель сырой штукатурки. С края на рисунке видны ещё предметы, относившиеся к творческому процессу.

       Описание настенных орнаментов дома Барзилай, 4 этим не ограничилось. Мне повезло найти и сфотографировать сквозь толстые  стекла  дверей два орнамента, хотя парадный подъезд  постоянно заперт  на ключ.    Я сопоставил декор зданий Эцель, 12 и 15, и пришёл к выводу, что эти  дома и оба “тяни-толкая” (Барзилай, 4 и 6)  выполнены с участием Lande.  К тому же, можно с большой долей вероятности предположить, что и Rybak, как частый соавтор Lande,  не стоял в стороне.       

       Обычно Ланде делал подписные орнаменты, а в одном случае пометил узор условным знаком тюльпана. Несколько бат-ямских фасадов он украсил в соавторстве с Рыбаком. По моим прикидкам три дома на юго-западе, украшенные вероятно с участием  Рыбака, как недавно выяснилось, имеют в каждом орнаменте условное начертание рыбы. Похоже, что  это вкрадчивый намёк на участие в этой работе и Рыбак. К счастью,  у меня уже был опыт в работе  "на закрытой территории". Так я скромно, но иронично называю фотосъёмку сквозь полупрозрачные завесы пластиковых заборов в промзоне Бат-Яма, в сумерках плохо освещённых вестибюлей и через толстые запылённые стёкла  входных дверей, запертых осторожными управдомами.

       Съёмка на этот раз прошла успешно, и дома я мог, не торопясь, оценить результаты. Сюжет оказался не так прост, как  виделось мне до съёмки. Из сумрачной тени я ухитрился вытянуть на свет вполне сносное изображение обоих орнаментов . На ближней стене отобразилась абстрактная фигура, понять  которую можно и без лишней  рюмки русского шнапса.  На рисунке показано, что некий "некто" держал перед собой  правую руку с резцом или с другим небольшим предметом. Еврей по религиозным мотивам не должен изображать  человека. Но он не был бы евреем, если бы не придумал  выхода из положения. Поэтому в Израиле высоко ценится абстракционистское искусство. И в этом конкретном случае   у абстрактного  полупрофиля  вместо глаза - овальный белок, вместо ресниц несколько зубьев от шестерёнки, а вместо рта -  двойная скобка. В завершение описания "портрета"  имеет значение  причёска.  Но я  призываю напрячь  внимание и увидеть вместо воображаемой волос всего ллишь  разделанную по схеме рыбу.  У неё длинная голова, мясистая тушка, разделённая на шесть кусочков, и простой рыбий хвост. И я неслучайно ассоциирую этот орнамент с давним соавтором Ланде (Lande) мастером Рыбаком (Rybak).                       

Отдельные детали орнамента на верхней и на средней плитах отвалились, но  рисунок в целом пока выглядит удовлетворительно. В нижнем окне справа вывешено  объявление: "Продаётся" (жёлтого цвета).

Цитируется по статье Евгения Девикова “Троны Месопотамии“. Сайт litsovet.ru (4287 просмотров).

Сведения об этой древнейшей шумерской мозаике содержатся в отчете об   археологических раскопках в развалинах  храма в поселении аль-Убейд (al 'Ubaid), находившемся в четырех милях северней города Ура. Исследователи нашли там остатки деревянной колонны храмового портала. Пальмовый ствол колонны за пять тысячелетий превратился в тлен. На нём, однако, сохранился опавший мозаичный декор, набранный древними мастерами из кусочков смальты и ракушек, закрепленных тонким битумным слоем, тоже превратившемся в пыль. Ученые перенесли узор на новую деревянную основу и реконструировали первоначальный облик инкрустированной колонны. Она стала музейным экспонатом, подтверждающим высокое мастерство мозаичистов Двуречья, их умение добыть и использовать поделочный материал - даже мелкие  кусочки  раковины моллюсков, обитавших в водах Персидского Залива.

  Об этом  узнали  в результате  находок  сэра Леонарда Вуллея, британского археолога. В одной из раскопанных им усыпальниц Вуллей обнаружил так называемый "Царский штандарт Ура" - деревянную коробку 45 на 19 сантиметров, у которой внешние стороны (включая высокие трапециевидные торцы) были покрыты мозаичными сценами из походной и мирной  жизни воинственных шумеров. Специалисты-археологи датировали находку третьим тысячелетием до новой эры, то есть более чем пятитысячелетней давностью. В 1946 году Л.Вуллей издал в Лондоне небольшую книжку под названием "Ур: первые периоды". Такой штандарт, - писал он, - мог быть прикреплён к шесту или древку и служить навершием церемониального знамени.

   На обеих плоскостях штандарта в три яруса выложены ляпис-лазурью, перламутром и разноцветным песчаником (или известняком)  мозаичные сцены публичной жизни. Запечатлены войска в ратном походе, перевозимые метательные механизмы для камней и боевых копий, осадные орудия, предназначенные для разрушения крепостных стен. На другой плоскости в верхнем ряду изображён победный пир царя, а на двух нижних ярусах показано шествие провиантских отрядов, следовавших к царскому двору. Служители вели скот и военнопленных, несли к столу захваченную в битвах добычу и приготовленные яства.

   В сцене пиршества мастер разместил участников пира, слуг и музыкантов в ряд из тринадцати фигур. У левого края он изобразил царя на троне, а перед ним поместил слугу.  К сожалению, за давностью времени мозаичный слой на этом участке частично утрачен, но компьютерная техника позволила автору цитируемой статьи, опираясь на сохранившиеся детали, реконструировать осыпавшееся изображение. Следующим из участников торжества изображён взрослый сын царя, тоже сидевший на троне с бокалом в руке, и перед ним прислужник. Фигуры царя и наследника выглядели крупней остальных участников пира. Шестеро полководцев размещены поодаль, лицами обращены к повелителям. Их кресла очертаниями повторяли форму тронов, но трон царя был выше остальных. Фигуры слуг и музыкантов выполнены мельче прочих (ярус, посвящённый пиршеству царя и сатрапов представлен, как видно, в урезанном варианте).

   Восстановленный из пепла "Штандарт Ура" повторил судьбу описанного здесь колонны аль' Убейда (al 'Ubaid). Благодаря археологам и труду реставраторов, спустя пять тысячелетий, мы  увидели сцену царского пира в том виде, в каком шумерский Двор позволил её запечатлеть.

   Надо отдать должное сэру Леонарду Вуллею за то, что появилась возможность у исторической науки хотя бы предположительно назвать имена двух высокородных участников триумфального пиршества. При этом, следует учитывать, что ремесленник, укладываший и скреплявший битумом цветные камешки и кусочки ракушек  был примитивным художником, от которого невозможно ждать  портретного сходства изображаемых царей и сатрапов. Такого рода ремесленные работы не претендовали на воспроизведение внешности конкретных людей. В условиях восточной деспотии такое занятие могло стоить жизни неосмотрительному ремесленнику. Поэтому сходство не выходило за рамки констатации общих признаков той или иной социальной и этнической группы. Чаще довольствовались достоверным отображением ситуации или обобщёнными сценками, относящимися к памятному событию. Примитивная изобразительная манера шумера-художника если позволяла говорить о сходстве персонажей с их прототипами, то не более чем на уровне характера или типажа. Например, сэру Вуллею принадлежит одна из характеристик участников этого пиршества: "чисто выбриты на Шумерский манер".

   Царём в ту пору мог быть Мес-анни-пад-да, известный по шумерским клинописным текстам третьего тысячелетия до новой эры, как основатель Первой Династии Ура. В таком случае второй трон занимал наследник принц А-анни-пад-да, имя которого хотя и не числилось в публикациях шумероведов, но сэр Вуллей ввел его в научный обиход после того, как обнаружил и расшифровал памятную надпись на храмовом камне: "А-анни-пад-да, царь Ура, сын царя Ура Мес-анни-пад-да, построил это для возлюбленной жены Нинхарсаг".  

   По сравнению с известными нам древними тронами (ковчежным и  "сундучным" троном шумерских богов или "скамеечным" престолом Ур-Баба и Годеа - царский трон Мес-анни-пад-да был более совершенным по форме и искусным по исполнению.

Оборотная сторона "Штандарта" (снимок на чёрном фоне):  livennternet.ru

А здесь по "подсказке" пользователя Саши Lанге (sasha_lange), занимавшегося темой шумеров и работами археолога Леонардо Вули найденный им рабочий портрет археолога: 

Шумерский музыкант и певица в сопровождении струнного инструмента присутствовали на церемонии.  Изображение увеличено.  Сайт uadream.com.

Всего три шумерских струнных инструмента (лира или арфа) той апохи найдены археологом  и переданы музеям. Одна из них в те годы запечатлена на снимке вместе с археологом Чарльзом-Леонардом Вулли, причём учёный, шутя, тут же примерил её на себя.

Учёные трудятся,  делают открытия, не снижают работоспособности и не теряют чувство юмора.

Почти полтора десятка лет назад, в израильском городе Лоде при прокладке коммуникаций, рабочие натолкнулись на мозаичные плитки  у   прекратили ремонтные работы. Вызванные на место специалисты и археологи подтвердили, что в родном городе Георгия Победоносца    обнаружен клад, равный несметному богатству: 180 квадратных метров ценнейшей дворцовой мозаики. К такому объёму восстановительных и реставрационных работ ни город, ни страна в целом не были тогда готовы. Поэтому специалисты приняли решение спрятать драгоценный мозаичный пол опять под землю. Спустя некоторое время, появились необходимые средства, и восстановителная работа закипела.

Эцель - одна из улиц Бат-Яма. Так сокращённо называли военную организацию Иргун Цваи Леуми, в Палестине (1931-1948), защищавшую еврейские поселения от  погромщиков. В 1939 англичане ввели "белую книгу", чтобы сократить  репатриацию в Израиль.   Эцель усилил борьбу против британского мандата в Палестине и активизировал нелегальную перевозку еврейских беженцев из Европы. В ходе Второй мировой войны  большинство Эцеля сотрудничало с Англией  в войне с фашизмом. С провозглашением независимости Израиля  (1948) бойцы Эцеля  вступила в Армию обороны Израиля.

     Напротив  дома, фасад которого украшен крупным панно попугая, улица Эцель ушла за поворот и там, встретившись с другой улицей, перешла в улицу Барзалай. Здесь  находится пятиэтажное здание, четыре  жилых этажа которого подняты на упорные железобетонные столбы, давая место под дома. Так рационально в 70-80-х годах строили в Израиле жильё, а под домом размещали частные автомобили жильцов. На лицевом фасаде художник прочертил резцом по всей высоте дома абстрактный узор и тонировал в кирпичном тоне. Расшифровка деталей орнамента обычно крайне недоблагодарное занятие, и зритель может только опираться собственные ассоциации и интуицию. На самым приблизительным прикидкам можно было бы предположить, что между нижней парой окон изображена, вероятно, голова сторожевой собаки с мордой, обращенной с нам левым профилем. Выше этажом рисунок наноминал плоскую рыбу, а на следующем ярусе - "бант". Наверху (в соседстве с небом)  два шара, связанные одной никой. Притом, под "бантом" чуть ниже узнаваем ещё один воздушный шарик на нитке. Выражаясь словами юриста, эти  «шарики на ниточке», ещё не стали неопровержимым доказательством, но явилась существенной косвенной уликой в подтверждении факта причастности художника Lande к строительству и украшению этого дома на улице Эцель.

      Войдём заодно и в здание. За парадной дверью небольшая прихожая размером около  двенадцати квадратных метров. Южная и восточная стены, расположеные под прямым углом объединены одним непрерывным орнаментом. В этом микрорайоне были хорошо известны в строительном деле Бат-Яма мастера, имена обоих писались обычно латиницей: Lande  и Rybak. Я поначалу думал, разглядывая орнамент, что этот формалистический узор – проделка Рыбака. Оба мастера часто работали в соавторстве, неспроста здесь  начерчена «рыба», и не удивлюсь, если в действительности это был намёк на приятеля Lande - Рыбака.  У рыбы был широкий, но изяшный хвост,  «глазастая» голова и гибкое тело, порезанное на части, как режут селёдку красиво перед закуской.  Слева от головы на тёмном фоне светлами линиями содержался ещё один намёк на архитектурную деталь - оконный переплёт (фрамуга и два стекла), что можно объеснить причастностью художника к оформлению жилых фасадов.  Более естественно выглядели на стене еврейского дома символы иудаизма - крутой баранний рог и "Иерохонская труба", то есть шофар. На том же орнаменте после перехода на восточную стену в сочетаниях линий светлого и тёмного тонов вычерчен крутой бараний рог, а под его дугой тёмным тоном обозначено очертание шофара - ритуального горна.

      А на северной стене был другой орнамент – более замыславатый. Над разгадкой ришлось попотеть. Решение понемногу подтверждалось почти с каждой находкой, когда возникали новые обстоятельтва,   ведущие к развязке.  Абстракционистский узор виден любому, кто желал бросить взгляд на стену.  Я постоянно интересовался у жильцов, что означает настенный рисунок. Одни пожимали плечами, другие говорили, что это химерой и абракадаброй, а один посоветовал спросить у самого автора, ибо только он знает, что там изображено.  К сожалению, следы авторов давно и безнадежно потеряны

Дополнительный комментарий к снимкам:

1. На правом верхнем снимке изображён символ военной организации  "Эцель", чьим именем названа улица, на которой находятся описанные дома.

2.Пятиэтажный дом с четырьмя жилыми уровнями (нижний этаж - хозяйственный), обращён лицевым фасадом к улице Эцель.

3.Орнамент северной стены вестибюля вырезан по сырой штукатурке.  По мнению владельца дневника Grinblat этот орнамент выполнен не случайным набором букв и знаков, а содержит (дважды повторённую) фамилию художника Lande в зашифрованном виде. Ключом к рагадке послужили оставленные на других домах авторские подписи этого художника (например, на "доме с попугаем", на улице Агнон 5 и на других). "Шифровальщик" умышленно усложнил разгадку, переворачивая литеры и изменяя привычные очертания. Так, буква "L" у него приобрела острый горб в нижней части, который мысленно устраним; букву  "А" он перевернул вверх ногами, скруглил острый угол, а вместо перекладинки оставил "язычок"; от буквы "N" сохранил обе стойки, устранив перекладину ; в левой половине "ребуса" к букве "D" подставил "горб", который снова мысленно отсекался; а фокусом буквы "Е" в первой половине орнамента стала выгнутая стойка литеры с тремя тёмными перекладинками неопределённой формы. Стало понятно, что строка орнамента составлено  двойным повторением фамилии: LANDE|LANDE.

4.На нижнем снимке, уже всё объяснено, казалось бы.  Осталось только отдать должное изобретательному мастеру.   Ещё могу  предложить задачку, вытекающую из незаконченного разговора. Посмотрите в угол, разделяющий обе стены. Вы заметите вокруг стыка стен знакомые фигурки. По-моему, здесь только половина фамилии мастера - LANDE.  А где окончание "DE"? Кто-то из великих в таком случае  говорил: "Закавыка". Кому  повезёт, пускай объявит: "ЭВРИКА!"

5.В подписи LANDE проще всего отождествляется окончание фамилии "DE". За это пришлось уцепиться, чтобы вытащить всю цепь.

Этот натуральный горбатый мост находился в городе Рамат-Гане (название  интерпретирую как  "Сад на возвышенности"). Взгляните:  какая живопись!  Гамма от зелёного цвета к жёлтому , а от него к красноватому и коричневому.  Кто эти двое, поднимавшиеся на крутой настил моста --  мне совсем не знакомы.  А женщина, стоявшая на мосту и смотревшая на меня сверху, --  моя жена Валентина. Снимок сделан лет  семнадцать назад. А теперь "нам минуло 17 лет , среди дерев то было". Поскольку мы случайно встретились с читателями наэтой фотографии, то давайте чуточку продлим виртуальное знакомство. Рояль в кустах не носим, но есть ссылка на Валину страничку  сайте ArtLib.ru (женские украшения и цветы, создаваемые в технике аппликации на ткани):

http://www.artlib.ru/index.php?id=11&fp=2&uid=5188

А третий мост опять из другой реальности -- японской, хотя эти мосты похожи, как родные братья.

Среди пейзажей  Игоря Денисова владелица дневника Worldstar обратила внимание на фото горбатого перекидного моста. Небольшая коллекция таких мостов собралась у меня в дневнике Grinblat. Полюбуйтесь.