в помещении Jones Hall University St. Tomas

3910 Yoakum Blvd., Houston, TX 77006

Мы предлагем вниманию наших читателей интервью с Валерием Сюткиным, подготовленное по материалам российской прессы за последний год (печатается с сокращениями.

- Стиль, обаяние, остроумие - вот, на мой взгляд, визитная карточка Валерия Сюткина. А вы что цените в себе больше всего?

- Рад, что наша оценка в отношении моей личности совпадает. Однако куда больше я ценю своих музыкантов. Я давно мечтал, чтобы во время гастролей меня окружала спокойная атмосфера. Я уже наелся “детскими” коллективами с нарушением режима, пьянками и прочим безобразием.

В общем, мы в какой-то мере “последние из могикан”. В том смысле, что сейчас любят либо рок, либо поп, а вот такой простой эстрадный концерт, как у нас, умер.

- В 1990-м вы пришли в «Браво». Евгений Хавтан на ваши вкусы сильно повлиял?

- Повлиял, конечно. У «Браво» был стиль точно определен, и мы влились вместе в некую игру. «Браво» - это и музыка, и имидж, и мироощущение. Женя Хавтан, как человек с отличным вкусом, очень точно вел группу по избранному курсу. И мы с ним, что называется, сошлись. После первой репетиции я сочинил текст к песням «Вася» и «Девчонка 16-ти лет», предложил к исполнению свою песню «То, что надо». И все получилось… Если с Жанной еще были какие-то чудинки, эксперименты с рэгги и так далее, то «Браво» первой половины 90-х - это группа, исповедующая зажигательный рок-н-ролл 50-х. Мы имели целую армию поклонников даже не «Браво», а стиля. За нами ездили стиляги со всей страны. Это было здорово!

- После пяти успешных альбомов и множества хитов с «Браво» почему вы все-таки решили уйти?

- Говоря коротко, мы стали по-разному видеть будущее группы. Женя захотел немного обновить стиль, добавить брит-попа, загадочности и такого «мачо». А я был веселый ироничный парень, никакой не мачо. Поэтому я пошел своей дорогой, вот и все.

- Какой ваш сольный альбом вы считаете самым лучшим?

- «Далеко не все». Самый неуспешный коммерчески и самый недооцененный. Он лучше всего записан, там самые оригинальные песни. Но пришелся он не ко времени - тогда как раз грянул кризис.

- Когда вы сочиняли «7 тысяч над землей», «Радио ночных дорог», «42 минуты под землей», вы стремились создать радиохиты?

- Нет, я ничего не высчитывал. Если уж эти вещи стали популярными на радио, то без всякого специального расчета. Просто есть песни, которые, по нашему разумению, должны понравиться большему количеству слушателей и, соответственно, привлечь к нам дополнительную аудиторию в зал.

- Когда вы выходите в зал, что для вас самое главное?

- Чтобы у публики не сложилось впечатление, что я выпендриваюсь или строю памятник сам себе. Поэтому я стараюсь вести себя предельно естественно. Я вообще творю под девизом «скромно и со вкусом».

- У вас в каждом альбоме соединено очень много разных стилей - и рок-н-ролл, твист, шейк, и баллада, и джаз-рок, и латино…

- Признаюсь вам честно: мы можем и любим разную музыку играть. И, действительно, в избранном нами стилевом сегменте стремимся к разнообразию. Огромный минус многих концертов, которые я смотрю как зритель - это эффект одной длинной песни. Мы этого всячески избегаем. Скажем, у нас есть песня «001» - и все, с таким ритмическим рисунком композиции больше не будет. Есть балладочка «7 тысяч» - казалось бы, давай еще штуки четыре таких, но нет, это то количество шансона, которое необходимо. И еще никто не говорил, что у нас скучная программа.

- Вы раньше вели авторскую программу на радио. А сейчас?

- Да, я год вел передачу «42 минуты с Валерием Сюткиным», она транслировалась в 130 городах. Создавалась в продакшне. Очень удобно: в свободное от работы время приходишь и наговариваешь текст, потом другой редактор разбавляет это музыкой. Платили хорошо. Потом финансовая ситуация у них, видимо, изменилась. И я пошел опять заниматься своим песенным делом.

- Вас называют самым элегантным и стильным мужчиной российской эстрады…

- Просто я одет в костюм и галстук, и все сразу говорят - у-у, какой стиль! Я и в жизни так хожу, мне удобно и хорошо. Я для концертов специально не переодеваюсь. Только обувь почистил (потому что обувь - это главное для артиста) - и на сцену.

- Kакую музыку слушаете для души?

- Большинство исполнителей, которыми я наслаждаюсь, это все-таки люди «того» времени, хотя многие из них творят по сей день. Я вообще очень люблю вещи, проверенные временем, во всем - в музыке, в одежде, в марках автомобилей. Все, что имеет историю, кажется мне более перспективным, чем то, что появилось позавчера. Поэтому если Пол Маккартни выпускает новый альбом, я уверен, что это будет хорошо. Люблю что-то из 80-х - Police, Стинга, Depeche Mode, в 90-е появились Jamiroquai… А вот Бритни Спирз почему-то не зажигает. Люблю многих наших артистов прошлых лет, из современных с удовольствием слушаю то, что делает Агутин, Саруханов. Но вообще шоу-бизнес - не наш вид спорта. Пока мы, в лучшем случае, вторичны. И я в том числе. Цитирую Луиса Приму, Стиви Уандера - это же слышно. Хорошо, когда получается, как у Дунаевского - вроде американская музыка играет, а вся страна поет. Вот это, я считаю, - достоинство.

- Итак, со времени вашего дебюта на эстраде прошло 20 лет, и на дворе совсем другое время…

- Сейчас надо ставить перед собой крупные задачи. У человека, рожденного в советское время, задачи были гораздо более земные - просто играть песни. Я рожден в то время и ни о чем не жалею. Тогда мы жили как бы поперек. И у меня такое впечатление, что я всю творческую жизнь прожил вне государства. Мне никогда ничего не давали, ни аппаратуры, ни студий, я делал все за свои деньги. Не пользовался ни больничными листами, ни турпутевками, ни социальной защитой. Это не значит, что я не люблю эту землю - очень люблю, люблю наш многострадальный народ, которому, несмотря ни на что, не изменяет чувство юмора. Конечно, и у меня бывают кризисы, это нормальное, возрастное. Надо просто делать свое дело, и я его делаю. И двадцать прошедших лет показывают, что музыка, которую мы исполняем, имеет право на жизнь.

О том, что в субботу 29 мая в Клиар Лейке состоится сольный концерт артиста Хьюстонской гранд опера Николая Диденко, известно было давно. Вот только – далеко, да еще субботний вечер, на который столько всего планируется. Видимо, поэтому, из Хьюстона приехало на концерт совсем немного народу.

Я уже слышала исполнение Николая дважды – на вечере, посвященном выходу 100-го номера газеты, и в гостях у друзей. Его красивый бас, великолепная техника, умение скупыми жестами, мимикой раскрыть образ потрясли меня.

Так что для меня вопросов не было – далеко ли, близко ли, но сделаю все, чтобы послушать его еще раз.

Концерт превзошел все мои ожидания! Все время из глубины памяти всплывали слова, которые Влас Дорошевич писал о Шаляпине: «И по… театру… расплывается мягкая, бархатная, могучая нота красавца-баса».

Хорошо была составлена программа, позволившая слушателям узнать разные стороны таланта этого великолепного певца и замечательного актера. Первое отделение началось с «Ave Maria» Иоганна Себастьяна Баха. А затем прозвучали произведения на музыку Бизе, Дворжака, Генделя, арии из опер Моцарта и Верди. Все второе отделение звучала русская музыка – ария Кончака из «Князя Игоря» Бородина, ария Алеко из Рахманиновского «Алеко», романсы «Благословляю вас, леса…» Чайковского и «Осень» Свиридова, русские народные песни «Ночь» и «Вдоль по Питерской».

Голос Николая без всяких микрофонов и усилителей наполнял зал Gloria Dei Worship Center, и его красота завораживала слушателей.

Аккомпанировал певцу работающий в настоящее время в студии Хьюстонской гранд опера бразильский пианист Луиз Баллестеро (Luiz Ballestero). Мне показалось, что временами его аккомпанемент звучал слишком громко, не позволяя певцу варьировать силу звука, а мои друзья были с моим мнением не согласны и считали, что аккомпанемент был замечательный.

Среди слушателей были космонавты, руководители НАСА, представители аккредитованных в Хьюстоне дипломатических служб различных стран, в том числе России. Теплые слова о них, об их дотациях, благодаря которым стал возможен этот концерт, говорил ведущий Kyle Sprecher.

Нам повезло, что Николая Диденко пригласили работать в Хьюстонскую Гранд Опера, что на следующий сезон ему предложили партии, которые задержали его здесь еще на год. Я точно знаю, что в сентябре планируется сольный концерт Николая в Хьюстоне. Я уверена, что те, кто был на этом концерте, ни за что не пропустят следующий, а те, кто не смог попасть в Клиар Лейк, не преминут воспользоваться возможностью услышать его великолепный бас.

До встречи на следующем концерте!

Музей изобразительных искусств Хьюстона и всех его посетителей можно поздравить с новым приобретением – работой Рембрандта «Портрет молодой женщины». Это первoе полотно Рембрандта в музеях Хьюстоне и второе - в музеях Техаса (в музее изобразительного искусства Кимбел в Форт-Уэрте хранится еще одна работа великого художника).

Голландский художник Рембрандт Харменс ван Рейн начал свою карьеру еще подростком. Переехав из родного Лейдена в Амстердам зимой 1631 – 1632 года в возрасте 25 лет, он очень скоро завоевал славу первого портретиста. Практически сразу появилось столько заказчиков, что художник в это время беспрерывно работает над портретами, один лучше другого.

Приобретенная музеем работа художника датируется 1633 годом. Это одна из ранних работ Рембрандта, но в ней – мастерство зрелого художника.

Картина выполнена маслом по дереву в любимой манере Рембрандта того времени – на совершенно темном, почти черном, но все же чуть коричневатом фоне, который так прекрасно оттеняет лицо и перекликается с огненно-рыжим цветом волос молодой женщины.

Скрупулезно выписывает Рембрандт мельчайшие черты лица, жемчужное ожерелье, драгоценные сережки, великолепной работы белый кружевной воротник платья, бант на поясе. Если приглядеться, можно увидеть края кружевной накидки, сзади покрывающей волосы.

Картина эта долго находилась в частных коллекциях США и в течение последних 50 лет не выставлялась. Она появилась на Лондонском аукционе в 2002 году, где ее и увидел Эдгар Петерс Баурон (Edgar Peters Bowron), с 1996 года курирующий отдел европейского искусства Хьюстонского музея изобразительных искусств, расположенного на втором этаже в здании Audrey Jones Beck.

Баурон уже давно мечтал украсить коллекцию музея работой Мастера. В последние годы на аукционах выставлялись 4 работы Рембрандта этого периода. И Эдгар Петерс внимательно присматривался и к ним, и к их стоимости.

Надо сказать, что уже давно процветает бизнес подделки полотен великих художников. В 1968 году начала работать группа искусствоведов «Rembrandt Research Project». За годы работы этой группой подтверждено авторство всего 250 работ из 700 ранее приписываемых кисти художника. Группа издает специальные книги с описанием работ, авторство Рембрандта которых не вызывает сомнений. О картине «Портрет молодой женщины» там написано: «Все характеристики этого искусно и с большим мастерством выполненного портрета характерны для Рембрандта. Четкие и определенные, но не резкие контуры совместно с ясной, четкой, но не разъединяющей пластичностью имеют все признаки стиля Рембрандта. Игра света в изображении фигуры, наличие областей отраженного света, предполагающего глубину теней, изысканное соединение теплых и холодных тонов типичны для его творчества. Поэтому не может быть никаких сомнений в авторстве работы».

Эта картина сразу привлекла внимание Баурона не только мастерством, но и прекрасным состоянием. Именно такое полотно хотелось приобрести для музея.

Дело было за малым – найти деньги на покупку, ведь произведения искусства такого уровня стоят миллионы долларов. Средства на приобретение картины были пожертвованы различными организациями, фондами и частными лицами. Перечислить их всех в краткой статье невозможно, но наша признательность им за щедрый дар музею, городу, всем его жителям и гостям не становится от этого меньше.

Выставка, на которой представлено всего три работы, говорит об изрядной смелости художника. Так называемые видеоинсталляции, представленные в музее современного искусства Форт-Уэрта, действительно, дают зрителю представление о творчестве молодого парижанина Пьера Вига (Pierre Huyghe). Все работы объединяет идея движущегося имиджа, но другие средства художественного выражения – звук, компьютерная анимация, скульптура, рисунок – использованы совершенно по-разному.

Сразу же бросается в глаза композиция “Большие ансамбли” (“Les Grands Ensembles”, 2001). Две серые типовые многоэтажки, уродующие урбанистический ландшафт многих городов, ведут своеобразный диалог то зажигающимися, то гаснущими огнями своих окон. Тусклые огни пытаются пробиться сквозь окутывающий дома туман, мерцая в такт порывам ветра. Всплывают тягостные воспоминания о советских спальных районах, сплошь застроенных такими домами, хотя фильм посвящен провалу жилищного проекта для неимущих в Париже. Это чувство и должно рождаться. Виг это прекрасно показал. За видеоинсталляцию “Большие ансамбли” Пьер Виг был награждён четвёртой премией Хьюго Босса (Hugo Boss Prize) в 2002 году. Начавшая вручаться в 1996 году музеем Гуггенхайм в Нью Йорке премия предназначена для признания и поддержки современных деятелей искусства, внёсших серьёзный вклад в культурный пейзаж.

Напротив расположена другая работа – “Один миллион королевств” ( “One Million Kingdoms”, 2001), получившая специальный приз “La Biennale di Venezia” на 49-ой Венецианской биеннале в 2001 году. Персонаж японских комиксов манга был выкуплен группой французских художников у токийской фирмы, специализирующейся на создании мультипликационных образов. Глазами светящейся прозрачной девочки Энн-Ли художник исследует цифровой космический черно-белый ландшафт с постоянно сменяющимися ледяными скалами. Еще один важный компонент анимационного фильма – голос Нила Армстронга, измененный с помощью цифровых технологий, комментирующий изменения террасы фразами из коммюнике, посланном с Луны, а также диалогом из романа Жюля Верна “Путешествие к центру Земли”.

Идея документальной зарисовки “Третья память” (“The Third Memory”, 1999) родилась после просмотра Вигом фильма “Жаркий день после полудня” (“Dog Day Afternoon”, 1975), основанного на реальном событии – ограблении банка в 1972 году. Отсидевший Джон Войтович (John Wojtowicz) пытается воспроизвести события знаменательного дня, перемежая свои воспоминания вместе с впечатлениями от героя фильма, сыгранным Аль Пачино. Таким образом, художник вновь применяет принцип совмещения вымысла и достоверности в единое целое. Цепь событий переработана уже по третьему разу – после реально происшедшего события и его фиктивной версии, представленной в киноленте, возникает совершенно новая интерпретация пережитого. Визуализация подкрепляет эту идею: на разделенном пополам экране воспроизводятся и монологи Войтовича, и документальная хроника с места преступления, и кадры из фильма “Жаркий день после полудня”. Детям до 17 лет просмотр этой видеоинсталляции рекомендуется в сопровождении родителей.

Выставка закрывается в конце августа.

Общество DA CAMERA представляет:28 октября, во вторник, в 8:00 PM в Cullen Theater состоится концерт Камерного хора Эстонской филармонии “Русская духовность: церковные песнопения и барокко”. В программе музыка Дмитрия Бортнянского, Галины Григорьевой и Арво Пярта.

Этот хор был основан в 1981 году Тыну Калусте. Репертуар хора невероятно многогранен: от григорианских хоралов и музыки позднего барокко до сочинений современных композиторов. Большое место в концертных программах хора отводится эстонской хоровой музыке.

За двадцать два года своей творческой жизни Камерный хор Эстонской филармонии работал с такими известными дирижерами, как Клаудио Аббадо, Гельмут Риллинг, Эрик Эриксон и другими. Хор гастролировал в США, Канаде, Японии, Австралии и практически во всех странах Европы.

Эстонский Камерный хор уже посещал Хьюстон в 2000 году, и хьюстонская публика осталась в восторге от музыки Арво Пярта в оригинальном и вдохновенном исполнении хора.

С тех пор в творческой жизни хора произошли огромные изменения - сменился главный дирижер и художественный руководитель коллектива. Хор возглавил Пол Хиллиэр, который начинал в свое время творческую карьеру как певец в хоре собора Св. Павла в Лондоне.

Много лет Пол посвятил Hilliard Ensemble, одним из основателей и художественных руководителей которого он являлся. За время его руководства этот ансамбль получил международную известность, интенсивно гастролировал и выступал на радио и телевидении.

В 1996 году Пол Хиллиэр получил престижный пост директора Института старинной музыки в Университете Индианы, но по-прежнему продолжал развивать и сольную карьеру: выступал как вокалист, исполняя средневековую музыку, а так же дирижировал различными хорами по всему миру. Его музыкальные интересы простираются от средневековья до современности.

Под руководством Пола Хиллиэра исполнение и пропаганда русской духовной музыки стало одним из основных направлений деятельности хора. Дело в том, что русская духовная музыка долгое время была совершенно не знакома российскому, да и массовому зарубежному слушателю. До перестройки исполнение, скажем, произведений Бортнянского считалось не то чтобы крамолой, но нежелательной и опасной фрондой. Так получилось, что неизведанным оказался целый пласт, целое эстетическое направление в русской музыке. Теперь же целый ряд музыкальных коллективов старается восполнить этот пробел, и один из наиболее интересных среди подобных коллективов - Камерный хор Эстонской филармонии.

Лучше всего диапазон возможностей хора показывают его последние записи: “Сила небес: православная музыка 17 и 18 веков” и “Балтийские Голоса 1″ - сборник произведений композиторов 20 века из Швеции, Финляндии, Латвии и Эстонии.

Общество DA CAMERA приглашает посетить этот концерт всех любителей духовной музыки, вне зависимости от конфессиональной принадлежности, и подчеркивает, что идея организации подобного концерта связана еще с одним важным событием в художественной жизни Хьюстона. Третьего октября в Menil Collection откроется выставка всемирно известного русского художника абстракциониста Казимира Малевича, чье искусство подняло в свое время духовное сознание человечества на совершенно иной, качественно новый уровень. Выставка называется “Казимир Малевич: супрематизм” и продлится до 11 января 2004 года.

Билеты на концерт Камерного хора Эстонской филармонии можно заказать по телефону 713-524-5050 или по интернету: www.dacamera.com. Цена билетов - от 20 до 35 долларов Для студентов и пенсионеров действует пятидесятипроцентная скидка.

3 октября в Menil Collection открывается выставка “Казимир Малевич: супрематизм”.

Российский авангардист Казимир Малевич известен всем и каждому своей программной работой “Черный квадрат”. Сначала “Черным квадратом” модно было восхищаться, потом мода прошла, а “Черный квадрат” остался. У этой картины есть сторонники, есть противники, а больше всего, наверное, в наши дни тех, кто пожимает плечами и говорит: “Ну что в нем, в этом черном квадрате?! Любой бы написал!”

Тем не менее в свое время “Черный квадрат” Малевича взорвал искусство изнутри, положил начало супрематизму, искусству чистой формы, одинаково понятному (или одинаково непонятному) всем, невзирая на разницу в культурном развитии или этническом происхождении. Как и его современники Мондриан и Кандинский, Малевич стремился к художественной утопии, которая в чем-то сродни религиозной живописи, ибо цель у них одна - пробуждать высшие стадии духовного сознания.

Выставка Малевича организована главным куратором Menil Collection Мэтью Драттом в тесном сотрудничестве с Guggtnheim Museum в Нью-Йорке.

На выставке представлены 90 картин и рисунков из частных и государственных коллекций со всего мира. Некоторые из работ никогда прежде еще не экспонировались на Западе.

Экспозиция начинается серией ранних работ художника, чтобы зрители могли составить представление о Малевиче до “Черного квадрата”.

Под знаменем “Черного квадрата” прошли все предреволюционные годы русского авангарда, и не только художники-современники, но и сам Малевич, по мнению большинства историков живописи, долго не мог от шока “Черного квадрата” оправиться. Он много писал простые формы (”Черный крест”, ” Вращающаяся плоскость”, “Красный квадрат”), но, все-таки, по сравнению с “Черным квадратом”, это было уже лишь развитие и продолжение темы.

Малевич считал, что супрематизм переводит в материальную форму различные эмоциональные состояния в динамике их развития. Так это или не так - судить зрителям.

Невероятно интересно прослеживать творческий путь Малевича по его картинам: стили меняются, и чем ближе художник к смерти, тем ближе он оказывается к реализму. Портреты Малевича, написанные в тридцатые годы по стилю и глубине постижения человеческой натуры и судьбы сравнимы с портретами эпохи Возрождения.

В 1930 году Малевич был арестован, власти объясняли этот свой шаг тем, что, дескать, Малевич слишком связан был с немецкими художниками. После ареста художника значительное количество его работ было уничтожено.

Умер Малевич в 1935 году в возрасте 57 лет в Ленинграде.

Выставка Малевича, как и все, что организуется Menil Collection, бесплатна для посетителей. Этот уникальный музей, открытый публике в июне 1987 года, был основан супругами де Менил на основе их частной коллекции современного и старинного искусства. В постоянной экспозиции выставлены почти 15 000 работ, представляющих собой различные художественные течения от эпохи палеолита до наших дней.

Джон и Доминик де Менил бежали в Америку из оккупированной немцами Франции в 1941 году. Джон управлял компанией Шламберже, которая была в свое время основана дядей и отцом Доминик. Здесь, в Америке, они положили начало своей коллекции, которую собирали со вкусом и любовью в течение многих лет. С пятидесятых годов супруги де Менил начали проводить выставки, много лет спустя они решили построить музей и открыть свою коллекцию для публики. В 1973 году Джон умер, и Доминик довела до конца дело создания музея уже одна, поддерживаемая друзьями и советчиками.

Разумеется, Menil Collection не сравнится с Лувром или Эрмитажем, но это одно из приятнейших мест в Хьюстоне, всегда открытое как посетителям, так и самым разнообразным художественным выставкам.

О широте стилевого диапазона выставок музея можно судить еще и по тому, что 3 октября, одновременно с выставкой Малевича, открывается и выставка русских икон “таблеток” из коллекции музея. После смерти мужа интерес Доминик к предметам искусства, связанным с религией, усилился. Музей располагает самой большой коллекцией православных икон в Хьюстоне. На выставке “Таблетки” будет представлено 15 основных икон из Москвы и Новгорода с 13 по 19 век. Выставка продлится до 25 января 2004 года.

В МУЗЕЕ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ ХЬЮСТОНА ГОСТИТ КОЛЛЕКЦИЯ РАБОТ ИЗ НЬЮ-ЙОРКСКОГО МУЗЕЯ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА

Нам с вами повезло! Это просто подарок судьбы, что Питер Марзио, директор хьюстонского Музея изящных искусств (MFAH), не так давно познакомился и подружился с Гленом Д. Лори, директором Музеясовременного искусства (Museum of Modern Art – MoMA) Нью-Йорка. Только поэтому Питер был первым, кому Глен предложил привезти коллекцию работ из своего музея в то время, пока здание музея в Нью-Йорке находится на реконструкции. Как вы понимаете, наш директор не растерялся и схватился за заманчивое предложение обеими руками. И вот 21 сентября нынешнего года на двух этажах здания Beck Музея открылась выставка работ, привезенных из Нью-Йорка. К нам приехала самая лучшая, самая значительная часть коллекции музея МоМА.

«Это большая честь для нас – быть единственным американским музеем, в котором представлена столь замечательная коллекция, – говорит Питер Марзио, - Эта выставка современного искусства безусловно является одной из наиболее ярких страниц в истории MFAH. Ни разу в истории южной части Америки не было ничего сравнимого по масштабам с тем, что предлагает сегодня своим посетителям наш музей.»

С коллекцией встречаешься сразу при входе в здание. На первом этаже гостей встречает вставшая прямо посреди холла совершенно очаровательная «Коза» Родена, а в подземном переходе – работы американского художника Филиппа Гастона.

А всего к нам в гости приехали 204 работы, написанные в период с 1885 по 1998 годы, только от перечисления авторов которых просто голова кругом идет – Сезанн и Матисс, Сера и Ван Гог, Гоген и Моне, Пикассо и Дали, Эрнст и Миро, Кандинский и Шагал, Малевич и Родченко, Роден и Модильяни, Магрид и Клее…

Все работы, сгруппированы в 8 секций, в 5 из которых представлены в основном европейские мастера, а в оставшихся трех - американские. И расположилась коллекция сразу на двух этажах здания – на один ее просто разместить было невозможно.

Открывается выставка разделом «Постимпрессионизм» с работами Поля Сезанна, Жоржа Сера, Винсента Ван Гога и Поля Гогена. Эта часть выставки, в которой представлено всего 8 работ, является как бы введением. Она сразу завораживает, настраивает на Встречу. Пейзажи Сезанна уводят мысленно на Север, даже не в Москву, а куда-нибудь в Заполярье, где на камнях такие редкие сосны и все покрывается фиолетовой дымкой к вечеру ранней осенью, когда солнце спускается к горизонту. А каким покоем веет от картин Сера и как контрастируют они с бурей и смятением, обрушивающимися с работ Ван Гога.

Шаг вперед – и мы в разделе «Символизм». Здесь сразу привлекают внимание «Шторм» Эдварда Мюнка и «Маски, противостоящие смерти» Джеймса Энсора, знаменитая «Надежда» Густава Климта и «Сон» Анри Руссо. Постоим немного около них, и вперед, вперед - к Матиссу и Пикассо, что уже ждут нас в следующем зале.

Оказывается, эти два художника считали только себя и друг друга наилучшими мастерами современности. Часто работы одного из них навевали новые идеи у другого. После смерти Матисса Пабло Пикассо писал, что никто никогда так внимательно не изучал его работы, как Матисс, и работы никого из других художников он сам не изучал так тщательно, как работы Матисса. И вот нам дали возможность увидеть, как они работали, как отвечали на работы друг друга. Вот никогда бы не подумала, что «Девочка перед зеркалом» Пикассо - ответ на работу «Одалиска с тамбурином» Матисса!

Невозможно оторваться от скульпт

урных портретов Матисса – потрясающе выразительны! Вот только, пока не прочитаешь подписи, ни за что не скажешь, что это - серия портретов одной и той же женщины. Так менялось видение художника.

И конечно, выставка работ Матисса не может быть полной без «Танца», а работ Пикассо – без «Девочки с мандолиной».

Но вот перед нами следующий зал – раздел «Кубизм» – и сразу привлекают взгляд две пары работ, написанных двумя разными художниками – Пабло Пикассо и Жоржем Браком. Ну если бы не подписи к работам «Мужчина с гитарой» и «Моя красавица», ни за что бы не сказала, что это два разных художника работали, и до сих пор не могу понять, почему считается, что в одной из них художник шел от фона, а в другой – от изображения. А вот в расположившихся рядом пейзажах действительно видно, что работали два мастера.

Сразу привлекает взгляд натюрморт «Гитара с цветами» Хуана Гриса, невозможно не остановиться перед работами «Я и деревня» Марка Шагала, и «Три женщины» Фернана Леже.

В небольшом зале громадный триптих Клода Моне. Даже читать табличку «Кувшинки» не надо – кто еще так писал эти цветы во всем их неброском великолепии, как он. А на стене напротив расположились работы Василия Кандинского – яркая, праздничная гамма их как бы противопоставлена приглушенным краскам «Кувшинок».

В разделе «Футуризм» на меня более сильное впечатление произвели скульптуры –«Уникальные формы непрерывности пространства» Умберто Боччони и работы Константина Бранкузи, хотя именно в этой секции представлены произведения многих русских художников – Казимира Малевича и Любови Поповой, Ивана Пуни и Александра Родченко.

И вот, наконец, стою я перед работами легендарного Джексона Поллока, именем которого клеймили советских художников и при Хрущеве, и при Брежневе. Перед его полотнами можно стоять долго. Это – как глядеть на облака, в которых, чем больше смотришь, тем больше всего разного и интересного то ли видишь, то ли воображаешь, что видишь. Вот где простор для фантазии!

Невозможно пройти мимо прекрасных работ Модильяни – и живописной «Откинувшейся обнаженной» и каменной «Головы». Великолепны «Автопортрет» Макса Бекмана и «Портрет поэта Макса Герман-Найзе» Жорже Гросса, интересен портрет «Врача Майер-Германа» Отто Дикса.

На этой выставке я открыла для себя многих художников, и, прежде всего, Эдварда Хопера. О чем задумалась эта стоящая у выхода женщина с картины «Фильм в Нью-Йорке»? Что случилось в ее жизни, что ей ничто вокруг не интересно? Ждет она кого-нибудь или просто, не справившись с настроением, нахлынувшим из глубины души от собственных мыслей или от чего-то произошедшего на экране, выскочила из зала, чтобы прийти в себя?

Полюбовавшись кошкой с мечтой о птичке работы Пауля Клее («Кошка и птица») и его «Замковым садом», остановившись у работ Джорджо де Кирико и Сальвадора Дали, содрогнувшись от омерзения у мохнатого натюрморта Мерета Оппенгейма и у «Женщины с перерезанным горлом» Альберто Джакометти, задержавшись перед философскими работами Рене Магритта, вдруг выходишь в зал, где царствует скульптура.

Первое, что видишь – это бронзовый монумент Бальзака. Предназначенный для площади, а выставленный в очень небольшом зале, этот монумент, прежде всего, потрясает размером. Но не только – в этой, сделанной очень скупыми средствами фигуре, столько величия, в этом лице столько мудрости и знания жизни! Перед нами – один из величайших людей, такой, каким видел его, которым восхищался и которого почти боготворил Роден.

А рядом совершенно простой, такой, что, не зная, кто это, просто мимо пройдешь – не кто-нибудь, а сам св. Иоанн Креститель тоже работы Родена. В этой фигуре нет ничего монументального. Даже размером приближен он к нам художником, который пытается показать, что не внешность, а внутренний мир человека – его наибольшая ценность для мира.

Пора отдохнуть. Может быть, вернуться в только что пройденные залы, еще раз остановиться у каких-то работ, которых и десятой части не смогла я описать на пространстве статьи. А ведь это еще не вся коллекция. Нам еще предстоит встреча с секцией «Поп-арт», разместившейся в нижнем этаже музея.

Спускаемся вниз по лестнице или эскалатору, и сразу – в коридоре, нас ждут работы Филиппа Гастона, исследовавшего сочетания красного и синего цветов, а в залах - почти плакатная живопись Роя Лихтенстайна и Энди Уорхола.

Работа последнего «До и после» вроде бы прославляет пластическую хирургию. Но мне в ней видится другое – из интересной, какой-то даже трагической женщины вышла порхающая красотка. Вся глубина натуры испарилась куда-то, оставив взамен лишь яркую внешность. И если с той, что «До», мне было бы интересно поговорить, послушать, что она расскажет, то к той, что «После», и близко подходить не хочется, так полюбоваться слегка издали и дальше бежать.

Чем-то привлекает работа Дена Флавина, но называть ее скульптурой мне как-то странно. Игра света и тени, разноцветное освещение несомненно создают настроение, но почему-то ассоциируются прежде всего с оформлением подземного перехода между новым и старым зданиями музея.

Единственный экспонат, который разрешается трогать, и не просто трогать, а ходить по нему (только не на шпильках) – «Свинцовая площадь» Карла Андре, который решил, что пора перестать возносить скульптуру вверх, можно ее просто на землю положить. Основная идея этой работы – дать почувствовать разницу между деревом и мягким металлом. Эта работа просто притягивает посетителей – я не видела никого, кто бы отказался по ней пройтись. Но чувств эта «Площадь» как-то не затрагивает.

Заключают экспозицию работы Герхарда Рихтера – черно-белые, больше похожие на фотографии, чем на живописные полотна. От них исходит такая давящая беспросветность, что я была рада вернуться обратно и увидеть так и манящую прилечь и отдохнуть расстеленную кровать гигантских размеров Феликса Гонзалец-Торреса.

Осталось добавить, что выставка у нас в гостях до первого января будущего, 2004 года, и что, как всегда, в четверг ее посещение будет стоить немного дешевле, да и музей в этот день работает подольше.

Хьюстонский симфонический оркестр начал свой новый сезон - первый после забастовки

Раньше казалось, что оркестры бастуют только в фильмах Феллини и только против диктатуры дирижера. В реальной жизни все гораздо прозаичней. Причины, побудившие Хьюстонский симфонический оркестр весной этого года к забастовке, были чисто экономические: отменили гастрольный тур в Европу, подорожала медицинская страховка, урезали финансирование, в связи с чем всех обязали взять трехнедельный отпуск за свой счет, и прочее в том же духе. Забастовкой руководил профсоюз. Музыканты высказали свое недовольство финансовым менеджментом оркестра и недостаточой активностью Совета Директоров и решили не получать денег во время забастовки, надеясь, что менеджмент свои позиции пересмотрит. Забастовка длилась 22 дня. Но, увы - поскольку напряженное положение с финансированием оркестров, равно как и театров, музеев и прочих организаций, приобщающих народ к прекрасному, наблюдается повсеместно, то бастующим музыкантам пришлось с руководством примириться, почти ничего не добившись. Оркестр покинули девять музыкантов (и это только лишь те, кто занимали ведущие позиции), оставшиеся - начали новый сезон.

Тем не менее, Хьюстонский симфонический оркестр продолжает входить в число пятнадцати лучших оркестров США, что красноречиво свидетельствует о его прекрасной профессиональной репутации в музыкальном мире. В этом году оркестр играет свой девяностый сезон, но, на самом деле, история Хьюстонского симфонического оркестра берет свое начало еще в 19 веке. В 1868 году профессор Стадлер возглавил небольшой ансамбль в Exchange Saloon, чем и положил начало симфонической музыке в Хьюстоне.

Мне кажется, что для представителей русской диаспоры будет весьма интересен тот факт, что на протяжении всей своей истории Хьюстонский симфонический оркестр был тесно связан с российскими музыкантами. Еще в 1912-13 годах оркестр принимал у себя целый сезон гастролирующий симфонический оркестр из России под управлением Модеста Альтшулера.С Хьюстонским оркестром выступали многие знаменитые дирижеры, среди них - и Игорь Стравинский, который дирижировал Хьюстонским симфоническим в 1947 году. В середине восьмидесятых из-за нефтяного кризиса оркестр пережил тяжелейший финансовый удар, который едва не кончился крахом.

С сентября 2000 года Хьюстонский симфонический оркестр возглавил известный австрийский дирижер Ханс Граф. В оркестре более 90 музыкантов, среди них - наш бывший соотечественник Сергей Гальперин - первая скрипка.

Сергей приехал в Америку в возрасте 13 лет. В Москве он учился в музыкальной школе при консерватории. В Нью-Йорке закончил Julliard School of Music. В 16 лет состоялся оркестровый дебют Сергея в Aviey Fisher Hall в Линкольн-центре. А в 20 - Сергей исполнил свой сольный концерт в Карнеги Холл. Его педагогами были такие известные музыканты, как Delay, Школьникова и Гилельс. Сергей Гальперин играл в Балтиморском, Чикагском и Хьюстонском оркестрах. Затем перебрался в Питсбург. Но несморя на то, что в Питсбургском оркестре Сергей занимал одну из ведущих должностей, ему там не понравилось, и год назад Сергей Гальперин вновь вернулся в Хьюстон.

Недавно мы беседовали с ним в редакции газеты «Наш Техас».

- Сергей, приоткройте секрет, чем вас так привлекает Хьюстон, что вы решили вернуться сюда из Питсбурга?

- Секрета никакого нет. Мне нравится здесь жить. Почти все время тепло. Питсбург, конечно, очень красивый город, но это в Америке вторая по величине комьюнити пенсионеров после Флориды. Хьюстон, в отличие от Питсбурга, довольно молод по составу населения, и жизнь в нем кипит, особенно ночная. А я – человек молодой, холостой, люблю развлекаться, ходить в рестораны, клубы, ну, сами понимаете…

- В Хьюстоне довольно мало российских музыкантов. Почему так сложилось?

- Даже не знаю. Или не приезжают, или не берут. Вообще американская манера исполнения очень отличается как от российской, так и от европейской. В Америке большие требования выдвигаются к дисциплине игры, к умению быть частью команды. Мне кажется, что, прежде всего, это идет от менталитета. Американский менталитет более рационален, европейский же, в целом, и российский, в частности, более эмоционален. А главное требование в любом американском оркестре – играть точно и вместе.

- Знает ли американская публика русскую музыку? Я имею в виду не Петра Ильича Чайковского и «Щелкунчика», без которого не обходится Рождество ни в одном городе, а современных композиторов и исполнителей?

- Смотря в каких городах и в какой среде. Чем выше культурный уровень среды, тем шире информированность. С каждым исполнителем история конкретна.

- Ну, скажем, Владимир Спиваков. Известен ли он в Техасе в американской среде? Для нас он является звездой мирового масштаба, но когда мы устраивали рекламную кампанию его предстоящих гастролей в Хьюстоне, то с удивлением обнаружили, что в газете «Houston Press», например, о нем просто не имеют никакого понятия, в то время как на некоторых радиостанциях – знают, любят и ценят. Так знакома ли американская публика с маэстро Спиваковым?

- И да, и нет. Культурная часть – знакома. Спиваков уже однажды приезжал в Техас, его здесь прекрасно принимали, и ему здесь понравилось.

- Знакомы ли вы со Спиваковым лично?

- Да. Он мне много помогал. И в музыкальном плане, и по жизни. Кстати, познакомились мы в Хьюстоне при весьма забавных жизненных обстоятельствах. Ему нужно было срочно купить чемодан. Я ему помогал. Чемодан купили, потом тащили этот габаритный предмет по Даун-Тауну. Довольно смешно все это было. Часто забавны и отношение российских поклонников в Америке к Спивакову. Помнится, в прошлом году в Питсбурге мы со Спиваковым пошли в ресторан. К нам тут же кинулся официант, бывший наш соотечественник, с предложением нас обслужить. Официант этот оказался весьма разговорчивым киевлянином. Стал нам рекомендовать заказать мясо и утверждал, что такого мяса мы никогда не ели и, кроме как в их ресторане, и не поедим. Потом стал спрашивать Спивакова, не знает ли тот маэстро Спивакова. Спиваков признался, что знает и даже сам им является. Но официант продолжал речь о Спивакове и своей любви к нему исключительно в третьем лице. Вероятно, от избытка пиетета.

- Но мясо-то хоть не подкачало?

- Да нет, как раз наоборот. Спиваков на прощанье сказал официанту, что совсем недавно побывал в Киеве, и что мясо там готовят гораздо лучше.

- В чем причина того, что знаменитые музыканты российского происхождения практически не приезжают в Хьюстон? Вот, Ростропович, например, в Далласе бывал не раз, а в Хьюстон не заехал.

- У Далласского оркестра денег больше, смогли позволить себе пригласить. Немало вещей в музыкальном мире упирается в такую невозвышенную проблему, как деньги. Состояние искусства довольно зависимо от экономической ситуации. Наш Хьюстонский симфонический оркестр, к примеру, в связи с крахом «Энрона» потерял часть финансирования, что в конечном итоге привело весной прошлого года к забастовке.

- Остается только пожелать, чтобы экономическая ситуация в стране побыстрее выправлялась. И артистам, и зрителям. Билеты на концерты тоже денег стоят.

Сезон 2003-2004 года Хьюстонский симфонический оркестр начал вполне успешно, и всех нас в этом сезоне ждет немало музыкальных открытий. В связи с чем мы настоятельно советуем любителям классической музыки: следите за нашей афишей.

Для большинства людей праздники означают время, когда вся семья собирается вместе, но собирается не только для шумного застолья, но и у экрана телевизоров, чтобы еще раз встретиться с героями давно полюбившихся фильмов. Помните, как вся Россия сначала смотрела в Новый год по телевизору «Карнавальную ночь» и подпевала про пять минут, потом «Иронию судьбы или с легким паром», а в последнее десятилетие – про разнообразные особенности национальной охоты, рыбалки и бани.

Американским зрителям в это время года тоже не хочется кровавых погонь, зловещих триллеров. Праздничная духовная пища – это традиционные киноистории из жизни Санты, а также сентиментальные рождественские истории типа «When Harry Met Sally», «It’s a Wonderful Life», «White Christmas» и «The Bishop’s Wife».

Обычно на Рождество принято пересматривать хорошо знакомое старое кино, но в это время на экраны выходит и огромное количество новых фильмов.

Чем же нас порадует Голливуд в эти рождественские каникулы, если мы решим отправиться в кино?

Студия Sony Pictures выпустила в прокат фильм «Mona Lisa Smile».

Действие происходит в 1953 году. Профессор истории искусств Катерин Ватсон (её исполняет Джулия Робертс) уезжает из своей родной Калифорнии и оставляет там своего друга, чтобы начать работать в очень престижном и консервативном женском колледже. В этом учебном заведении девушки уделяют большое внимание поиску своих будущих мужей. Катерин хочет воспитать в своих студентках большую независимость. Её либеральные мысли приводят к конфликту с администрацией колледжа.

Columbia порадует нас новым фильмом «Something’s Gotta Give»

В главных ролях Джек Николсон и Диан Китон. Хари Санборн (Джек Николсон), 63-летний музыкальный продюсер никогда не встречался с женщинами старше 30 лет. Он расстается со своей молодой подругой в доме, принадлежащем её матери Эрике Барри (Диан Китон), расположенном в Хэмптоунс, штат Нью-Йорк. С героем фильма случается инфаркт и его отправляют на поправку в этот дом. Здесь ему все больше и больше нравится проводить время с Эрикой, женщиной почти своего возраста, но у неё другой поклонник – молодой симпатичный доктор, который помог спасти жизнь Хари Санборн.

Великолепная игра актеров оценивается критиками гораздо выше, чем сам фильм.

Sony Pictures представляет картину «Big Fish»

В главных ролях Эван Макгрегор, Альберт Финни, Билли Градап, Джессика Ланж и Денни Де Вито. В центре повествования – история взаимоотношений отца и сына. Отец любит прихвастнуть своими похождениями и приключениями юности, ради которых он когда-то покинул свой родной городок в Алабаме. Все окружающие верят в его россказни. Все, кроме его весьма отчужденного сына, который приезжает домой ухаживать за своим старым умирающим отцом и упорно отделяет факты от вымысла.

Miramax приурочил к праздникам комедию «Bad Santa»

В главных ролях известные комедийные актеры Билли Боб Торнтон и Тони Кокс. Дружки переодеваются Санта Клаусом и Эльфом и грабят торговые центры, пока не встречают на своем пути восьмилетнего мальчика, который напоминает им о первозданном смысле Рождества.

Paramount побалует нас фильмом “Paycheck”

В главных ролях Бен Афлек и Ума Турман. В этом захватывающем триллере любимец женщин Бен Афлек сыграл гения высоких технологий. Бедному гению стирают в целях безопасности память, так как он работает над сверхсекретным проектом. Помогает Афлеку в полном приключений процессе восстановления памяти его коллега Ума Турман.

Всего же за две недели рождественских и новогодних праздников на экраны кинотеатров выйдет около тринадцати новых кинокартин самых разных жанров. Для тех, кто хотел бы во время рождественских каникул устроить семейный поход в кино с детьми, на экраны выходит «The Cat in the Hat» - очередная экранизация книжки «Кот в сапогах», обожаемой маленькими детьми во всех странах.

Так что – следите за афишей.

Звезды Техаса

У ведущего скрипача и концертмейстера Houston Symphony Ури Пианка счастливая музыкальная судьба.

Еще в 1966 году, когда Ури был совсем молодым израильским скрипачом, его игру слушал легендарный Давид Ойстрах, посещавший Израиль с гастролями перед шестидневной войной, и благословил музыканта на большой творческий путь.

Путь и вправду оказался большим, полным выступлений перед рукоплещущей аудиторией, студийных записей и зарубежных гастролей, и, в конце концов, в 1987 году привел музыканта в Houston Symphony. С тех пор, вот уже больше шестнадцати лет, творческая судьба Ури Пианка неразрывно связана с Хьюстонским симфоническим оркестром – одним из лучших симфонических коллективов Америки.

Мы беседуем со скрипачом Ури Пианка у него дома. Он сидит на уютном диване, и на над головой у него висят две весьма примечательные картины: на одной из них в постимпрессионистской манере изображен остывающий от жары Иерусалим, а на другой – скрипач. Не какой-то конкретный знаменитый скрипач, а просто неизвестный музыкант, играющий на скрипке. Лицо скрипача напряжено, искажено муками поиска единственно верного звука и озарено вдохновением. «Это картина русского художника, - перехватив мой заинтересованный взгляд, поясняет Ури. – Я купил ее, когда еще жил в Израиле. Фамилия художника – Красный. Теперь, говорят, он уехал в Канаду, сменил фамилию, и я, к сожалению, никак не могу его найти. Возможно, он стал знаменитым, и эта картина теперь стоит целое состояние. Все бывает», – смеется хозяин дома.

Начинал свой музыкальный путь Ури в Америке. 16-летним мальчиком он приехал из Тель-Авива в Нью-Йорк и поступил в престижнейшую Juilliard School of Music. Ури учился у таких известных в музыкальном мире педагогов как Иван Голомьян и Дороти Делэй. Продолжал совершенствовать свое искусство скрипача в Бостоне, потом там же преподавал какое-то время, а затем вернулся в Израиль, где был принят в оркестр Израильской филармонии. Вскоре Ури Пианка создал и свое камерное трио Wuval (скрипка, виолончель и фортепиано), которое успешно просуществовало четверть века, объездило с гастролями весь мир, и даже сейчас, через десять лет после того, как трио распалось, продолжают выходить CD с записями Wuval. В скором времени выходит новый музыкальный диск этого замечательного трио с записями музыки Шумана и Шуберта.

Ури Пианка очень нравится работать в Houston Symphony, но он с горечью замечает, что, к сожалению, оркестр, оказывается, недооценен местной публикой.

- Когда я играл в Филармоническом оркестре Израиля, то, помнится, на абонементы оркестра каждый год подписывались тридцать пять тысяч человек, – рассказывает Ури. - В самые худшие годы – двадцать пять тысяч. А в Хьюстоне у Houston Symphony всего две тысячи подписчиков. И это при том, что по населению Хьюстон - почти как весь Израиль. А если у оркестра не будет достаточного количества подписчиков на абонементы, то коллектив вообще может прекратить свое существование.

- Наверное, в жизни израильтян музыка занимает куда большее место, чем в жизни техасцев?

- Скорее всего, это так, хотя классический образ еврейского мальчика со скрипочкой в руках, спешащего на урок музыки, все больше отходит в прошлое. Теперь в жизни детей все большее место занимает компьютер. Когда в Израиль в свое время была массовая эмиграция из России, то ходил такой анекдот: если русский спускается по трапу самолета и в руках у него нет скрипки, значит, он пианист. Кстати, моя жена Сара, приехавшая в Израиль еще в конце сороковых годов маленькой девочкой, тоже из России. Она родилась в Смоленске. Накануне начала войны их семья уехала из Смоленска в Москву погостить, что, собственно, их и спасло. Сара сохранила русский язык. Пару лет назад мы ездили в Россию, навестили Смоленск, и многие люди, с которыми мы общались, отмечали, что её русский звучит практически без акцента.

- Расскажите, пожалуйста, о своей семье. Ваши дети имеют какое-то отношение к миру музыки?

- Нет. Дети по моим стопам не пошли. У нас с Сарой трое детей. Сын живет в Израиле, работает в компании «Интел». Две дочери живут в Америке. Одна - в Сиэтле, она юрист, а другая – в Лос-Анджелесе, у нее редкая для женщины профессия. Она пилот в авиации. Вот так мы и путешествуем постоянно между Израилем и разными побережьями США.

- Вы скучаете по Израилю?

- Да. Но я туда часто приезжаю. Кроме того, здесь, в Хьюстоне, у нас сложилось что-то типа клуба израильской культуры. В него входит около ста семей. Мы много общаемся, собираемся на разные лекции, дискуссии и прочие мероприятия. Это очень поддерживает.

- Выступали ли вы когда-нибудь в России?

- Нет. Была такая возможность, но не получилось. В 1966 году были объявлены гастроли Израильского оркестра в Москве, но вскоре разразилась Шестидневная война, и гастроли были отменены под предлогом, что будто бы нет свободных мест в гостиницах.

- Как вы относитесь к российской школе скрипичной игры? Были ли вы на недавнем концерте Спивакова в Cullen Theatre? Каковы ваши впечатления?

- Я очень уважаю российскую скрипичную школу. Как я уже говорил, в Израиль репатриировалось очень много музыкантов из России. К сожалению, не всем из них удалось занять достойные их талантов позиции. Некоторые стали просто уличными музыкантами, но играют они превосходно. Что касается Спивакова, то он великолепный скрипач и очень артистичный дирижер. Я был на этом его концерте в Хьюстоне, и мне очень понравилась его манера исполнения. А вообще я с ним знаком довольно давно и уважаю его как интересного и оригинального музыканта.

- Каковы ваши творческие планы?

- Скоро состоится мой сольный концерт в Shepard School of Musiс, который устраивает JCC. В программе музыка Бетховена, Мендельсона, Шуберта и Бартока. Насколько я знаю, русскоязычная публика хорошо знакома и традиционно любит этих композиторов. Так что, встретимся на концерте.

Цыганские ансамбли всегда у нас ассоциировались с загулом и бесшабашным весельем. Не все знают о том, что цыганская классическая музыка впитала в себя широкий спектр множества древних культурных традиций. Культурные корни кочевого цыганского народа восходят к традициям Древнего Египта. По свидетельству ученых лингвистов слово “Gypsy” происходит от “Egyptians” или “Gyptians”. С другой стороны, существуют теории, доказывающие, что цыганский язык восходит к Индийскому и дальше - к Древнему Санскриту.

Поскольку цыгане как были, так и остались вольным кочевым народом, то в их музыкальной традиции как в зеркале отразились мелодии всех тех земель, куда судьба забрасывала веселые цыганские племена. Поэтому в их музыке можно найти все: от восточных напевов Турции до зажигательных ритмов Балкан и глубокой чувственной мелодики Украины.

На концерте венгерского ансамбля “Gypsy Spirit”, который состоится в воскресенье 29 февраля в семь часов вечера в Jones Hall, вы услышите экзотическую турецкую музыку и сногсшибательные болгарские мелодии, увидете феерические болгарские танцы.

“Gypsy Spirit” - самый старый и одновременно самый современный фольклорный венгерский танцевально-инструментальный коллектив. “На их концерте вы чувствуете себя одним из участников праздника, а не зрителем, купившим билет на шоу”, - написала о выступлении “Gypsy Spirit” газета “New York Times”.

Программа ансамбля составлена таким образом, что позволяет зрителю проследить весь сложный путь народной цыганской музыки и танца. Вы как будто путешествуете в веках в компании страстного и заводного цыганского табора от Индии до Европы, и дух цыганского народа будоражит вашу душу.

Художественный руководитель и солист ансамбля Золтан Журавский известен как одна из ключевых фигур в истории возрождения венгерского фольклора. Изучая хореографию цыганского танца, он изъездил вдоль и поперек всю Восточную, Центральную и Южную Европу, и под его художественным руководством в программе “Gypsy Spirit” слились воедино танцевальные и культурные традиции цыган Венгрии и Словакии, Румынии и Германии, Австрии и Польши.

Не менее известен в мире фольклорной культуры и Калман Балох, музыкальный руководитель ансамбля и непревзойденный мастер игры на цимбале. Он происходит из древнего музыкального цыганского рода и прославился как виртуоз-цимбалист, записавший более дюжины музыкальных альбомов. В его манере исполнения новаторство великолепно сочетается с уважением к древним музыкальным традициям своего народа.

Ансамбль “Gypsy Spirit”, один из старейших фольклорных ансамблей в мире, был создан в 1958 году и за сорок шесть лет своей бурной творческой жизни объехал с гастролями весь свет. Ему рукоплескали все страны и континенты, и зрители, подхваченные зажигательными ритмами народной цыганской музыки, на разных языках кричали: “Браво!”

В «Пепельную среду» (Ash Wednesday) на экраны Америки вышел скандально-долгожданный фильм Мэла Гибсона «Страсти Христовы».

Вряд ли можно было найти в образованном мире человека, который бы накануне выхода этого фильма на экраны ничего о нем не знал и никак бы к нему не относился. Даже на форуме нашего скромного издания и то разгорелась яростная баталия на тему: антисемитское кино снял Гибсон или нет, и если да, то зачем?! Часть господ-товарищей высказывалась типа: «Не видел, но осуждаю», другая же часть: «Не видел, но одобряю».

По поводу сего произведения киноискусства, задолго до его выхода на экраны, успели обозначить свою позицию все общественные и религиозные организации, а также все без исключения СМИ. Журнал «Newsweek» посвятил пять разворотов этому кино накануне выхода «Страстей Христовых» на экраны и даже задался вопросом, а не являются ли антисемитскими по сути своей и сами Евангелия? «Пепельная среда» приближалась, страсти накалялись, истерия росла.

Антидиффамационная Еврейская лига призывала к бойкоту фильма, Папа Римский Иоанн Павел II по просмотре материала заявлял, дескать, «Все в точности так и было» (так и хочется ехидно спросить: «А кто видел?»), а ряд социологов, наскоро проведя опросы общественного мнения, выступил с убедительными доводами, цифрами и фактами о том, что погромы в Америке более, чем возможны.

Всем – спасибо! Все свободны! Все помогли скучному фильму сделать за первую неделю шествия по экранам прекрасную кассу. Следует отметить, что бурная кампания, развернутая в американской прессе, обеспечила явку на этот фильм самых широких слоев населения. Верующие католики и протестанты зашагали в кинотеатры стройными рядами. Когда я несмело заметила своей соседке, что, может быть, не стоит тащить на последний сеанс в будний день, да еще и на такой жестокий фильм троих маленьких детей, то милейшая, интеллигентная и приятная во всех отношениях дама отчеканила, что пастор велел всем сходить, и тут же попыталась всучить мне какие-то церковные пропагандистские брошюрки.

Позволю себе высказать довольно крамольную мысль, что Антидиффамационная Еврейская Лига тоже внесла свой вклад в обеспечение массовой явки на фильм Гибсона. Ведь, купившись на обещанный антисемитизм, посмотреть кино, озвученное на латыни и арамейском и снабженное субтитрами, счел своим долгом каждый трамвайный антисемит, который ни при какой погоде не пошел бы смотреть ничего подобного при других привходящих обстоятельствах.

Ну и, с неким мазохистским энтузиазмом в кино отправилось смотреть большая часть американского еврейства, своим коллективным поступком напомнившее мне одного старичка, внимательно изучавшего поднятую в Румянцевском скверике в Питере листовку общества «Память». На мой вопрос: «Дедушка, зачем вы читаете эту гадость?» старик ответил: «Деточка, ну надо же быть в курсе…»

А теперь хотелось бы проанализировать фильм, так сказать, с позиций «чистого кинематографа». Будь он на другую тему, фильм этот вряд ли бы собрал такую кассу. Средняя, порой излишне патетичная игра актеров. Зрелищность, построенная на эстетизации жестокости. Многие американские обозреватели, писавшие о «Страстях Христовых», искренне недоумевали, почему картине был присвоен рейтинг R, хотя по всем правилам классификации она явно тянула на NC-17.

Довольно известный кинокритик Гленн Випп язвительно отметил, что Гибсон измеряет любовь к Господу Иисусу Христу количеством пролитой на экране крови и физиологическими подробностями пыток. Центральный кровавый эпизод, переполненный мучениями и пытками, занимает в картине значительный отрезок времени, в то время как, по свидетельству Виппа, в Евангелиях от Матфея и Марка этот эпизод вообще не описан, а в Евангелиях от Иоанна и Луки ему посвящено по пять стихов.

С кровью у Гибсона вообще вышел досадный перебор. Когда камера показывает залитый кровью двор, то любой здравомыслящий человек понимает, что в одном человеческом теле просто физически не может поместиться столько кровищи.

Фильмы, снятые по мотивам Евангелий, - вещь довольно скользкая в морально-этическом плане. Всегда возникает вопрос, насколько допустимо домысливание и вольное толкование Библии, и не грешно ли это. На мой взгляд, не грешно, было бы сделано талантливо и со вкусом. Весьма хороший пример тому – «Последнее искушение Христа» Мартина Скорсезе. Но поскольку искусство – вещь сугубо субъективная, то кому дано право судить, что талантливо, а что нет?

Фильмы на библейские темы всегда обрастают кучей легенд, знаков свыше и мистических подробностей. Многие издания писали о том, что в исполнителя роли Христа - Джеймса Кевизела - пару раз за время съемок ударила молния. Кто-то упоминал об этом с иронией, а кто-то придавал удару молнии смысл наказания за богохульство. Также в кинематографической среде долго обсасывался тот факт, что никто из съемочной группы не хотел осуществлять своими руками процесс прибивания Кевизела к кресту. И, учитывая, что страсти вокруг съемок уже были накалены до предела, преданный католик Гибсон сделал это сам, как бы беря вину за распятие Христа на себя. Так что руки, прибивающие Спасителя к кресту (в крупном плане) – руки самого режиссера.

На съемки фильма «Страсти Христовы» Мэл Гибсон потратил 25 миллионов долларов из своих личных сбережений. Финансировать подобное кино никто не взялся (на всякий случай, чтобы не заклевали обвинениями в неполиткорректности). Теперь наверняка жалеют, потому что фильм уже принес и еще принесет колоссальные прибыли.

А чего же вы хотели, господа? Как правильно заметил журнал «Newsweek»: «Битва вокруг Бога хороша для коммерции».

необходимо познание свободы».

Анри Сен-Симон, «Письмо Американцу» 1817 год.

Тридцать пять лет назад Микеланджело Антониони снял фильм «Забриски Пойнт». Фильм тут же получил приз Каннского кинофестиваля, был предан анафеме консервативной мировой прессой, объявлен клеветническим и антиамериканским, стал модным, а затем и просто культовым среди неформальной молодежи. Почему эта картина вызвала (и продолжает вызывать) такое категорическое неприятие одних и такое благодарное поклонение других?

Молодость – это всегда бунт и поиск. Если бы не бесшабашное бунтарство, бессмыссленное отрицание и беспардонный, напористый поиск молодых, мир бы загнил и тихо умер.

«Забриски Пойнт» Антониони был не антиамериканским, - берите шире – фильм со звучащей за кадром тревожной, будоражащей музыкой «Пинк Флойд», с инопланетными, выворачивающими наизнанку душу своей красотой и неизбывной тоской пейзажами, был глобально антиобывательским, а потому до дрожи свободным.

Забриски Пойнт географически находится в Калифорнии, в Долине Смерти. В определенных кругах – посетить Забриски Пойнт – все равно, что совершить паломничество, прикоснуться к святыням. Да и красиво там, как… Да что там описывать словами, это видеть надо!

Мне недавно посчастливилось прикоснуться к мистической красоте этого культового места. Не в натуре, правда. Я посмотрела открывшуюся на днях в Exxon-Mobil фотовыставку Юли Вайнер.

Описывать фотографии – дело неблагодарное и пустое. Скажу только, что Юля снимала Забриски Пойнт как большой художник и тонко чувствующий человек. Человек, несущий за плечами определенное культурно-историческое бремя, представитель поколения, которое росло и формировалось, когда Великий Бунт был пройден, осмеян и забыт, описан культурологами и социологами и сдан в архив. Но осталась тонкая ниточка, звенящий нерв тоски по эпохе, к которой не успел, экстраполяция судьбы общества на свой собственный творческий путь.

Юля Вайнер приехала в Хьюстон два с половиной года назад. Сказать, что поначалу Страна Равных Возможностей была к ней не особенно ласкова, значит ничего не сказать.

Юля по профессии журналистка, работала в Новосибирском корпункте «Комсомольской правды», много писала. Только человеку творческому, профессия которого крепко-накрепко завязана на чувстве языка, может быть понятно то чувство щемящей, непреодолимой немоты, которое охватывает, когда навсегда перебираешься жить в страну другой культуры и другой языковой стихии.

Юля работала «басбоем» в «Русском медведе» и учила английский. Но творческая натура брала свое, ибо свято место пусто не бывает – пришло увлечение фотографией.

Когда Юля пришла работать на Сахалинский проект в Exxon-Mobil, то с первой же зарплаты купила себе профессиональную камеру. Яростно принялась снимать. Выискивала в Хьюстоне такие уголки и закоулки, о существовании которых и коренные-то хьюстонцы вряд ли подозревают. Потом стала брать классы художественной фотографии при Fine Arts Museum.

Надо сказать, что эксоновцы, весь Сахалинский проект, и русскоязычная его часть, и американцы, - все за Юлю «болели». Когда она приносила на работу свежие фотографии, дружно накидывались смотреть и обсуждать. Наперебой советовали, куда поехать, и что поснимать. В общем, гордились и пестовали растущее рядом дарование.

А потом Юлина коллега Наташа Фет предложила устроить выставку. Народ поддержал с превеликим энтузиазмом – сами делали рамочки, резали леску, выбивали разрешение на развеску.

По свидетельству самой Юли, вклад Наташи Фет в ее выставки просто неоценим. Дело не в том даже, что Наташа взвалила на себя основную часть организационной работы, она заставила Юлю поверить в себя как в фотохудожника.

Первая выставка – черно-белых фотографий – состоялась летом. И Юля тут же стала местной эксоновской звездой. Один из американских менеджеров даже высказался (шутя), что пора ее из проекта уволить, потому как грешно держать на канцелярской работе в Эксоне творчески одаренного человека.

От черно-белой фотографии Юля плавно перешла к цветной и сделала вторую, тематическую выставку по следам своей поездки в Забриски Пойнт.

- Не съездить в это место я просто не могла. – рассказывала мне Юля по телефону. – Я выросла на этом фильме.

- Как?- удивилась я. – Даже для моего поколения, а я старше тебя на добрую десятку, это был культовый, легендарный фильм, но все-таки фильм из прошлого.

- Ну, значит такой фильм - на все времена и все поколенья, - парировала Юля. – Мы приехали в Забриски Пойнт, долго шли на вершину, поднялись уже к закату. А когда стали спускаться, то обнаружили вполне цивильную, асфальтовую дорогу, ведущую вниз. Забавно, правда?

- Юля, похоже фотография для тебя теперь – всерьез и надолго. Какие у тебя планы? Что дальше?

- Дальше? Беру класс портрета. Буду людей снимать. Искать лица… А вообще – даже не знаю. Я чувствую, что фотография – это мое. Я с детства мучилась комплексом, что не умею рисовать. А тут еще переезд, и это жуткое чувство немоты… Благодаря фотографии я все это преодолела. Я снова свободна.

Водили меня по Юлиной выставке в Эксоне ее коллеги и друзья: Наташа Фет, Дима Шнулин и Дима Тюменцев. Придирчиво ждали моей реакции. Бурно радовались моим восторгам. Обращали мое внимание на все новые и новые художественные детали. Как будто это была их собственная выставка. И это их чувство причастности было чрезвычайно заразительно. Потому что, скажем прямо, так редко встречается в людях умение радоваться чужим успехам, поддерживать, вдохновлять, опекать, что когда вдруг сталкиваешься с этим приятным исключением, то душу заливает горячая волна радости – знай наших!

Вы видели оперу о космонавтах? Даже не слышали? Я тоже. Потому что такую оперу еще не написали. Хотя люди, штурмующие космос и рискующие при этом жизнью, конечно же, достойны стать героями лучших музыкальных произведений. Но композиторы - народ капризный. Космонавты их не интересуют. Зато очень интересуют террористы. В Лондоне скоро состоится премьера оперы “Демонстративная судьба”. Главная ее героиня - Лейла. Она живет в Лондоне, пишет пользующиеся популярностью книги, придерживается западных ценностей. У нее даже жених - композитор Даниэль - еврей.Ну, просто полная идиллия. Но не давайте волю бурной фантазии. Это за вас сделали авторы. Израильские солдаты во время очередного рейда в Иерусалиме застрелили отца Лейлы. Любящая дочь винит в этом американцев и решает мстить (кстати. в опере много пародий на Джорджа Буша и Джорджа Тенета). Она вступает в группу террористов-самоубийц. Но влюбившийся в Лейлу Мохаммед решает спасти ее и выдает ФБР. Террористку арестовывают и отправляют на базу в заливе Гуантанамо. Там она пишет пьесу, после чего кончает жизнь самоубийством. А почерневший от горя Мохаммед отвозит рукопись Даниэлю, который сочиняет на ее основе оперу.

Сюжет, прямо скажем, жидковат. Можно было заварить и круче. Но у британской культурной элиты задача иная - унизить зарвавшегося Буша и обнаглевших евреев. В итоге получился музыкально-политический фарс. Англичанам, возможною он и понравится, а сама опера пополнит ряды однодневок, о которых к следующему сезону забывают. И все-таки само появление “Демонстративной судьбы” - еще одно подтверждение стремительно деградирующей Европы. И Англия лишь сколок современного европейского общества.

Еще один нешуточный скандал разгорелся в Брюсселе, где новые бельгийцы палестинского происхождения организовали выставку “Апартеид в Израиле”. Куратором выступила член Европарламента француженка Алима Бумедьен-Тьери. Но столь важное событие было омрачено “недостойным” поведением ее коллеги Роджера Хелмера, который сорвал антисемитский плакат. Разгневанная Бумедьен-Тьери направила в Европарламент письмо, назвав поступок Хелмера “актом агрессии”. Сейчас комиссия по этике разбирает конфликт. А выставка все еще открыта. И, говорят, пользуется у членов Европарламента бешеным успехом.

«Если раньше человек всеми силами стремился вырваться из дурдома на свободу - то теперь люди хотят спрятаться здесь, потому что это самое безопасное место»

Андрей Кончаловский

Все чаще и скорее стало доходить до кинотеатров Хьюстона новое российские кино. В «Анжелике» недавно начал демонстрироваться «Дом дураков» режиссера Андрея Кончаловского, известного как российским, так и американским зрителям. Сюжетом для этой картины послужила реальная история.

В 1995 году среди множества репортажей о чеченской войне по телевидению прошел сюжет о том, как оставленный медперсоналом интернат для душевнобольных на чечено-ингушской границе зажил самостоятельно. Эта трагикомичная ситуация, отражающая парадоксальность нашего времени, стала отправной точкой для Андрея Кончаловского в создании новой картины о современной России.

События нового фильма А. Кончаловского «Дом дураков» происходят в психиатрическом интернате в Ингушетии. Это тесный замкнутый мирок, с собственной системой ценностей и непростыми взаимоотношениями. С началом боевых действий медицинский персонал покидает интернат, оставив больных на произвол судьбы. Режиссер не преследовал цель воссоздать реальные события тех дней, его картина – фантазия о том, как ведут себя психически нездоровые (с общепринятой точки зрения) люди, предоставленные сами себе. Трагикомедия по жанру, «Дом дураков» – добрая, трогательная история любви и дружбы, история о людях бедных умом, но богатых сердцем.

В фильме снимались такие известные актеры, как Ю. Высоцкая, Е.Миронов, С.Исламов и другие.

«Дом дураков» получил гран-при Международного фестиваля в Венеции, премию организации «Кино за мир» и премию ЮНИСЕФ.

Kогда водишь гостей по своим любимым местам, всегда видишь все по-другому, немного со стороны, открывая то, к чему привык, заново. Вот так водила я родителей по нашему Музею изобразительных искусств. Сначала мы пошли на выставку, а потом перебрались в залы постоянной экспозиции музея. И я снова стояла перед работами, которые знала и любила, в очередной раз поражаясь и восхищаясь коллекцией нашего музея.

Я говорю о коллекции Европейского искусства XIX и начала ХХ века, собранной Джоном и Одри Джонс Бек для Хьюстона. В этой коллекции столько шедевров, что многие привозимые к нам выставки выглядят слабее постоянной экспозиции музея.

Вот перед нами ничем не выдающаяся, совершенно бытовая сцена - пожилая женщина, склонившаяся над вязанием (работа Гюстава Кайботта “Мисс Буасьер за вязанием” - Gustave Caillebotte “Miss Boissiere Knitting”). Вся ее поза столь естественна, столь сосредоточена она на своей работе, что всплывает что-то из детства, то, как бабушка вот так же сидела за вязанием, считая петли и ряды - не трогай сейчас, собьешь, и придется переделывать. А как удалось художнику показать на обращенном к нам в профиль лице, на котором и глаз-то не видно - они на вязании сосредоточены, опущены вниз - и доброту, и ум, и интеллигентность, и образованность!

Вот другая бытовая сцена - мать и дитя (Мари Кассат “Сюзан, успокаивающая ребенка” - Mary Cassat “Susan Comforting the Baby”). Картина так и дышит вечной любовью и вечной тревогой матери за своего ребенка, нежностью, пониманием и точным знанием того, что ему нужно. Малышка еще всхлипывает, но она уже успокаивается, чувствуя ласковую и надежную руку матери.

Очень хороши картины, посвященные детям. Это, прежде всего, “Читающая девочка” Ренуара (Pierre-Auguste Renoir “A Girl Reading”). Как спокойна ее поза, и как подчеркнуты это спокойствие и сосредоточенность яркими контрастными красками фона и платья.

А сколько ожидания чуда в портрете дочери, написанном Бертой Моризо (”Плетеное кресло” - Berthe Morisot “The Basket Chair”). Вся картина направляет наше внимание к этой маленькой фигурке девочки, стоящей, опершись на загородку, и пристально всматривающейся вдаль. Какие удивительные краски нашла художница, как подчеркивают они ту нежность, которую она испытывает к этой девочке, и как передают они ее нам, зрителям!

И тут же встает перед глазами другая, не входящая в эту коллекцию, но связанная с нею прямо изливающимися на зрителей светом и теплом картина, висящая в зале напротив. Это - работа Адольфа Бугоро “Старшая сестра” (Adolphe Bouguereau “The Elder Sister”). О ней невозможно рассказывать. Просто сердце щемит от нежности и все.

Великолепен женский портрет работы Киса Ван Донгена (”Сущность мака” - Kees van Dongen “The Corn Poppy”). Недаром именно он вынесен на обложку каталога об этой экспозиции музея. Очень скупыми средствами, практически не прорисовывая деталей, чуть ли не несколькими мазками, художник представил нам Юность, ожидающую, притягивающую и опьяняющую.

А вот еще один женский портрет (Мари Лоранса “Женщина в шляпе” - Marie Laurencin “Woman with a Hat”), выполненный также очень скупыми средствами, но рассказавший так много об этой женщине, замершей перед тем, как принять окончательное решение, не простое, похоже. Она даже рукой его от себя старается отодвинуть, понимая всю тяжесть последствий. Но уже видно, что решение практически принято. Уже не остановить ее, не удержать.

Совсем по-другому, точечными мазками написан портрет Жанны Писсаро (Теофил Ван Риссельберг - Theophile van Rysselberghe “Portrait of Jeanne Pissaro”). На минутку оторвалась от книжки, вся живущая еще в ней, очаровательная девушка, жизнь которой пока - мечты и чувства. Мир ее ярок, чист и прекрасен, как краски картины.

А Луи Вальта запечатлел свою жену в тот момент, когда она задумалась над страницей книги (”Портрет миссис Вальта” - Louis Valtat “Portrait of Mrs. Valtat”). Художник просто любуется своей женой, восхищается ею. Эта присевшая отдохнуть с книжкой женщина уверена в себе, спокойна за свое будущее.

Очень уверенна и спокойна также и отдыхающая Миссис Ессел на портрете Эдуарда Вийара (Edouard Vuillard “Mrs. Hessel at Home”). Но не теплая, домашняя женщина сидит перед нами - королева, царица. Она сидит, отдыхая, но это покой пантеры перед прыжком.

“Пудрящаяся молодая женщина” работы Жоржа Сера (Georges-Pierre Seurat “Young Woman Powdering Herself) занята наиважнейшим в жизни каждой женщины делом. Пристально вглядываясь в зеркало, она пока еще приводит себя в порядок - и лицо, и мысли, и чувства. Сейчас она закончит и встанет, готовая к бою, к тому, чтобы принять все, что готовит ей день - хорошее и плохое, и за этим напудренным, как прикрытым маской, лицом вы никогда не увидите ее истинных чувств.

Автопортрет Франтишека Купки “Оттенки желтого” (Frantisek Kupka “The Yellow Scale”) считается работой, демонстрирующей возможности цвета. Но меня она привлекает совсем не этим. Художник не льстит себе. Вот он перед нами - в домашнем халате, с книжкой и сигаретой, в кресле-качалке. Отдыхает. Но посмотрите на его лицо. Сжатый рот, пристальный взгляд. Если он так отдыхает, то каков же он в работе, как стремителен и тверд, может даже - жесток.

Портрет польского поэта Леопольда Зборовского работы Амедео Модильяни (Amedeo Modigliani “Portrait of Leopold Zborowski”), наоборот, так и светится умом, добротой и грустью. Художник показал нам своего друга и благодетеля, очень дорогого ему человека, так, что завидуешь тем, кто находится рядом с ним, так, что хочется оказаться среди его друзей.

Как прекрасна фигура женщины, написанной Хоакин Соньер и Миро (”Женщина в ванной” - Joaquin Sunyer y Miro “Woman at Her Toilet”). Как естественна ее поза, какая она вся теплая, мягкая, женственная. Как светится ее тело на фоне приглушенных красок интерьера!

Удивительно притягателен пейзаж Поля Рансона “Яблоня с красными плодами” (Paul Elie Ranson “Apple Tree with Red Fruit”). В нем есть что-то, напоминающее японских мастеров. Четкие контуры веток дерева и растущего перед ним цветка, сочные краски их на очень спокойном, каком-то плавном, фоне поля и дальних гор создают праздничное настроение яркого осеннего дня. Они - как полупрозрачный занавес на сцене перед представлением. Так и кажется, что сейчас на это поле выбегут люди в пестрых, праздничных одеждах и начнется веселье, музыка, танцы.

А от работы Мориса Утрилло “Дом Мими Пинсо на Монмартре” (Maurice Utrillo “The House of Mimi Pinson in Montmartre”) веет таким предутренним спокойствием и тишиной, что так и хочется каким-нибудь образом перенестись в это место, побыть там, пропитаться его аурой, чтобы вернуться совсем другим человеком, спокойным, с просветленной душой, забывшей все плохое, отдохнувшей от суеты и мельтешенья жизни.

Как хорош “Ландшафт в Вельмондо” Мориса Вламинка (Maurice de Vlaminck “Landscape of Valmondois”)! Дома стоят спокойно и твердо, вообще все затихло, остановилось. Но это - как затишье перед бурей, ураганом, светопреставлением. Еще секунда - и ярость природы обрушится на этот покой, сметая все на своем пути.

И совершенно земной пейзаж с неземным деревом на картине Поля Синьяка (”Сосна Бонавентюр в Сант-Тропезе” - Paul Signac “The Bonaventure Pine in Saint-Tropez”). Ну где на Земле могут быть такие сине-зелено-фиолетовые деревья? Это кадр из научно-фантастического фильма, а не рисунок с натуры. Хотя однажды я видела сине-зелено-фиолетовые ели, окрашенные более светлыми, пастельными тонами подмосковного заката, также не по-земному смотревшимися на фоне совершенно родного леса.

И рядом с сосной - фиолетовая “Ночь на улице Раввина” Максимильена Люса (Maximilien Luce “Rue Ravignan - Night”). Спокойно стоят дома, охраняя покой спящих в них жителей, а вот на месте одинокого прохожего мне совсем не хотелось бы быть. Он идет, вроде, неторопливо, но настороженно. Его путь то по освещенному фонарями, то по темному пространству пустынной улицы совсем не кажется безопасным. А то с чего бы дома стояли на страже?

Нет уж лучше оттуда бегом на лодку и подальше, например, к “Мельнице на канале Онбекенде в Амстердаме” Клода Моне (Claude-Oscar Monet “The Windmill on the Onbekende Canal, Amsterdam”). Пусть она крыльями над нами помашет, разгоняя тревогу той ночи. Они у нее добрые-предобрые, прямо из сказки. Недаром и вода перед ней такая спокойная, не шелохнется. И дома вокруг тихие и одновременно нарядные.

Вот и провела я родителей и вас вместе с ними по моим любимым залам, познакомила со своими самыми любимыми работами. Но вас, может, привлечет что-то другое - Шагал или Тулуз-Лотрек, Матисс или Боннар, Кандинский или Явлинский. Они здесь, они никуда не убегут, разве что съездят куда-нибудь на выставку и вернутся обратно к нам, к себе домой, в Музей изобразительных искусств города Хьюстона, гостеприимно открывающий всем свои богатства ежедневно, кроме понедельника, а по четвергам - аж до 9 вечера и бесплатно.

Мы предлагаем вниманию наших читателей подготовленные по материалам российской прессы интервью, в которых звезды открываются с неожиданной, совсем не звездной стороны, делятся проблемами и тревогами своей сегодняшней жизни, говорят о любви и смерти, о страхах и надеждах, совсем как их герои в «Персидской сирени», простые, трогательные и безмерно одинокие странники в лабиринте бытия.

Счастливый человек Михаил Жигалов

В кино Жигалов с равным успехом играет героев, антигероев и вовсе-не-героев, а так, полное ничтожество. Режиссеры используют его в основном в фильмах криминально-полицейских. Причем он прекрасно «играет за обе команды»: и преступников, и людей в погонах. В театре Жигалову повезло больше – его роли куда разнообразней, в репертуаре артиста есть и классика, и современность, но на улицах его все равно продолжают признавать благодаря его киногероям – алкашам и бандитам, и порою Жигалов попадает из-за этого в абсурдные ситуации.

- После «Петровки, 38» я, как говорится, «проснулся знаменитым»,- рассказывает Михаил Васильевич, - Вышел на улицу. Навстречу идет алкаш, от него так разит, что продохнуть нельзя. И вдруг он вешается мне на шею: «Старик, ты куда вчера ушел? Мы так сидели! Идем, Серега…» Но, честно говоря, мне было приятно! И началось… Стоило зайти в пивбар – мне сразу стойку освобождали. Зато милиция – цеплялась. Каждый раз в ресторане приходилось предъявлять актерское удостоверение. Так что потом, когда я получил премию МВД, я уже всегда ходил с этим значком: у милиции на него рефлекс…

– Значит, без значка в вас признавали типичного уголовника?

– Конечно! А если случайно небритый – не дай Бог… Это уже позже, когда я стал милиционеров играть… тогда они заулыбались.

– Вы играли в спектаклях Галины Волчек, Михаила Али-Хусейна, Иосифа Райхельгауза, Александра Галина, Сергея Яшина, Бориса Мильграма, американского режиссера Ричарда Корли, литовского Римаса Туминаса и англичанина Деклана Донеллана. С кем вам было вольготнее работать?

– Что с кем-то вольготно, не скажу. Со всеми было нормально. Не могу кого-то выделить. Тут главная радость – пьеса. Тема. Судьба. Чем богаче материал, тем интереснее.

– В «Современнике», где много замечательных артистов, вас не держат за первача. Но если приглашают «на сторону», то в качестве «звезды». Я видела вас в театре Станиславского, в «Пизанской башне», и в антрепризном спектакле «Персидская сирень»…

– Обе работы Бориса Мильграма. Очень люблю этого режиссера и думаю, мы будем вместе делать еще одну работу.

– Какую? Или это пока секрет?

– «Преступление и наказание». Ни больше, ни меньше.

– А вы кто?

– Догадайтесь. (Улыбается таинственно, явно предвкушая, что мне не отгадать.)

– Порфирий Петрович?

– Нет! Свидригайлов. В молодости, когда я работал в Центральном детском, мы делали внеплановые спектакли. Леша Казанцев, ныне знаменитый драматург, был тогда актером и режиссером и ставил «Преступление и наказание», где я играл Свидригайлова. А теперь Мильграм хочет, чтобы я играл эту роль вместе с Виторганом. Причем мы одновременно будем находиться на сцене. Пока ничего не понимаю, но безумно интересно, чем это кончится.

– И в «Персидской сирени», и в «Пизанской башне» вы играете грубых, неряшливо одетых мужчин. Они ходят босые, пренебрегают своей мужской привлекательностью. Ваша внешность подошла бы для амплуа героя-любовника, а вам достаются другие роли…

– Но, если вы помните, в «Современнике» был такой спектакль «Лорецаччо» Альфреда Мюссе. Я играл в нем двух Медичи – Алессандро и Козимо. У меня были такие белые костюмы от Славы Зайцева! Я только успевал переодеваться! Была феерическая любовная сцена с Мариной Нееловой. А сейчас преобладает другое…

– Современная пьеса?

– Ну, не только она. В прошлом сезоне у меня был и «Годунов», и «Играем Шиллера» в постановке Туминаса. Там-то я не босой, неплохо «упакован».

– Вас не смущает в современных пьесах речь улицы, грубая, неряшливая лексика?

– Когда это такая драматургия, как у Коляды и Птушкиной, – не смущает.

– Вы пессимист или оптимист?

– Я – оптимист! Что вы, как я могу быть пессимистом?! Вокруг замечательные люди! Мама моя жива. Учительница моя, у которой я в театральной студии учился, Таисия Васильевна Яковлева, жива. Дети здоровы. Жена – любимая женщина. Почему я должен быть пессимистом?! Я чувствую себя счастливым человеком. Вот смотрю телевизор, слушаю радио, там говорят: «Все плохо, люди кругом плохие!» А я думаю: как же так? Начинаю перебирать своих знакомых, друзей – где эти плохие? И знаете, не могу найти. Недавно подружился с замечательными ребятами. Молодыми. На днях ездили на рыбалку. Попали в такое сказочное место… Невероятное везение! Там цапли летают, утки плавают, вода прозрачная, холодная. Даже стоянка есть. И – никого. Чистота! Ни одной бумажки, никакого мусора. Как будто в заповеднике или в раю. Смотреть на это – уже радость.

– Значит, вся ваша биография – цепь удачных перемен? Окончили Институт химического машиностроения, попробовали быть инженером – не понравилось. Пошли в театральную студию, стали актером Центрального детского. Только зародилась мечта о театре «Современник», как вас туда пригласили…

– Точно! У меня были сложности со здоровьем – они исчезли. Я хотел, чтобы у меня появилась дочка – теперь у меня два сына и дочка.

– Я давно не видела человека, говорящего вслух, что он счастлив.

- Тогда смотрите! Вот он, перед вами.

Лия Ахеджакова:

“Я умру, а роли останутся”

Любимица публики, кинозвезда, прима театра “Современник”… терпеть не может давать интервью. А если и соглашается на беседу, уступая настойчивым журналистам, то ни о личной жизни, ни о славе своей предпочитает не говорить. Ее волнуют другие проблемы.

- Сегодня ты имеешь успех, любовь зрителей,- говорит Лия, - но после двух-трех серьезных неудач он тебя покидает. Насколько зритель влюбляется и благодарен, настолько он может быть и жесток. Но дело даже не в этом. Просто я не могу не работать. Я уже больше года не репетировала. Только играю, играю… Это все равно что художник, который не рисует, а только выставки делает. Или кинематографист, у которого вместо съемок фестиваль на фестивале. Можно с “Персидской сирени” стричь купоны много лет. Она имеет зрительский успех. Но стричь купоны - не самое сладкое в жизни художника. Мне важнее не сделать свою жизнь скучной.

Сейчас с “Персидской сиренью” всюду зовут. Но нелегко уехать из театра даже на несколько дней. Приходится идти к Галине Борисовне Волчек, главному режиссеру, и умолять, чтоб месячный репертуар составили с учетом наших с Мишей отъездов. Это сложно, вот почему мы ездим реже, чем могли бы. Театр сейчас тоже в пиковом положении из-за того, что банки, его поддерживающие, разорены. Я-то благодаря антрепризе имею материальную независимость. И если завтра в театре, не дай Бог, перестанут платить зарплату, я все равно буду там работать, хотя многим из-за этого придется уйти. Но я зависима от репертуара. И мне дорога эта зависимость.

К сожалению, в “Современнике” у меня нет и не предвидится никаких новых интересных работ. Разве что эпизодики, потому что моя фамилия - приманка для зрителей. Но меня это не греет - мелькать ради привлечения публики. Я пока что крепко стою на ногах.

- На сегодня Коляда - “ваш” драматург?

- Так получилось, что Коля во всех частных проектах нас поддерживал, да и в “Современнике” играю его спектакль “Мы едем, едем”. Только попроси: “Коль, напиши” - и он сделает это с огромным желанием и талантом. Он любит меня как актрису. А я уже научилась за простотой его письма видеть очень глубокие вещи. В моей жизни мало было таких пьес, как “Персидская сирень”. Я могу выплеснуть на сцену все, что бы со мной ни случилось, в какую бы беду ни попала, как бы мне было не до театра. Там нет сюжета, но есть какие-то иносказания, многоплановость, глубина, которая предполагает заполнение роли личной бедой, личной радостью, депрессией, подъемом, болью, верой, надеждой и отчаянием. Это очень важно, потому что питает спектакль, а спектакль питает меня. Поэтому он держится на высокой энергетической ноте.

- Представим, что Коляда уезжает жить за рубеж…

- Он никогда не уедет!

- Ну только представим. У вас есть другие драматурги?

- У меня есть другие пьесы. И не Коляды вовсе, а авторов XV века. Тоже из-за безденежья не могу их сделать. И режиссеры хорошие есть, - но нечем заплатить столько, сколько они стоят. Я сама играю не за те деньги, которые стою. Мои гонорары сейчас просто смехотворны, они не соответствуют тому уровню, на который я вышла, который завоеван всей моей жизнью. Но зрители не в состоянии платить больше. И я соглашаюсь, потому что другой возможности играть, и играть при полных залах, у меня нет. А иначе мы потеряем зрителей. Эстрадные артисты не щадят свою публику. Их гонорары баснословны. Этим, мне кажется, они принижают звание артиста. Можно не иметь “Мерседес”, а иметь “Опель”, можно иметь не “Опель”, а “Шкоду”, “Жигули”. Можно носить не три шубы, а одну. Но петь или играть от этого хуже не будешь. И зрители меньше аплодировать не будут. Это, конечно, мое личное мнение. Каждый занимается своим имиджем в соответствии с воспитанием и представлениями о жизни.

- Художник должен быть голодным?

- Да нет, в принципе, эти вещи не связаны. Разве Монтсеррат Кабалье бедная женщина? Но на ее талант наличие денег не влияет. Зато она может себе позволить подарить публике бесплатный концерт. Я тоже могу, хоть и небогата. Когда приезжаю в мой любимый Великий Устюг, мы всегда играем для города благотворительный спектакль. Это для меня естественно, как дыхание. Я вообще-то без влюбленности и без восторга отношусь к своему творчеству. Но это же моя жизнь. Я умру, а роли останутся. Вот здесь позор, а здесь успех, здесь я молоденькая и хорошенькая, а здесь увядшая…

- О ваших героинях говорят, что они одинокие, обиженные судьбой женщины.

- Почему только одинокие? Что можно сказать про мисс Форд из “Виндзорских насмешниц”? Отнюдь не одинокая. Наглая хулиганка, веселая, беспечная, для которой вся жизнь - праздник.

- А по жизни вы какая?

- От ударов прихожу в отчаяние. Ломаюсь и с большим трудом восстанавливаюсь. Но в иных ситуациях могу стоять насмерть. Хоть расстреливай - не отступлюсь. В общем, с руки не клюю. Иногда приходится идти на компромиссы, приспосабливаться. Плохо, что не всегда бываю правдива, не могу сказать другу: “Ты плохо играешь, позор!” С неблизкими людьми более прямолинейна. Могу врезать, но потом жутко жалею. Люди-то переживают. И я пришла к выводу, что даже искусство не имею права судить, потому что тогда прежде всего себя надо судить.

- Вас-то, наверное, тоже не всегда щадят.

- Очень часто. И даже близкие друзья. Всегда есть критики, которые назовут мою работу ужасной. Поэтому я никогда не захлебывалась от удачи или восторга.

- Вас, обладательницу комического таланта, иногда называют клоунессой. Не обижает такая формулировка?

- Я же себя не вижу со стороны. А если вижу на экране, то у меня масса сомнений по поводу того, что я сделала. Хочется немедленно все переделать. И я знаю, как поправить, но уже поздно. Ограничивать себя какими-то рамками не хочу. Клоун? Да. Трагическая актриса? Да. Драматическая? Да. Лишь бы хорошая. В принципе, все актеры клоуны. А уж во что это выльется - зависит от того, насколько ты защищен характером, который играешь. Быть скоморохом, клоуном нисколько не обидно. Это та печка, от которой мы все пляшем…

Праздничное произведение монументальной живописи - связь Хьюстона с современной Россией

«Наш Наилучший Мир (Лимузин)» - щедрый дар Нины и Михаила Зилка музею изобразительных искусств Хьюстона (MFAH) – первое приобретение американским музеем совместной работы российских художников Владимира Дубоссарского и Александра Виноградова. Работу «Наш Наилучший Мир (Лимузин)» можно увидеть в здании Caroline Wiess Law Музея по адресу 1001 Bissonnet Street до 7 сентября 2003 года. Приобретение этой картины-панно обогащает коллекцию произведений современного мирового искусства MFAH и закладывает основу коллекционирования музеем современного искусства России.

«Руководство музея благодарно семье Зилка, чье восхищение работой Дубоссарского и Виноградова может сравниться только с их щедростью, - сказал директор Музея Питер С. Марзио. – Работа «Наш наилучший мир (Лимузин)» - значительный вклад в коллекцию современного искусства нашего музея. В то время, как мы укрепляем наши связи с Государственным Пушкинским музеем г. Москвы, работая над установлением постоянного обмена наших коллекций, мы счастливы, что MFAH может играть такую же роль в знакомстве многочисленной американской публики с выдающимся произведением Дубоссарского и Виноградова».

«Дубоссарский и Виноградов принадлежат к поколению художников времен после холодной войны, - сказала Алисон де Лима Грин, хранитель коллекции современного искусства MFAH. – Великолепие и качество их работы одновременно берет основы и продолжает подпольное искусство России 1980-х годов, и в то же время является великолепным откликом на работу великого американского художника поп-арта Джеймса Розенквиста. Именно поэтому сотрудники MFAH особенно рады, что одновременно с работой «Наш наилучший мир (Лимузин)» мы можем показать ретроспективу работ Розенквиста.» Работы Джеймса Розенквиста можно увидеть в MFAH и в галерее Menil Collection до 17 августа этого года, после чего они будут перевезены в музей Guggenheim Museum в Нью-Йорке.

Состоящая из 10 холстов работа «Наш наилучший мир (Лимузин)» является частью серии «Наш наилучший мир», включающей 38 холстов. Три другие части серии называются «Наш наилучший мир (Бразилия)», «Наш наилучший мир (Пастораль)» и «Наш наилучший мир (Мерилин)». Каждая часть написана так, что может выставляться как с другими частями, так и сама по себе. Критик Уолтер Робинсон (artnet.com) описывает «Наш наилучший мир» как «панно золотых пикников, праздников и красивых девушек, изображения, которые отображают Феллиниевский взгляд на жизнь в произведениях искусства социалистического реализма», а Кен Джонсон, критик Нью-Йорк Таймс, считает, «что эта работа вдохновляет».

Выполненная на фоне вытянутого белого лимузина, работа «Наш наилучший мир (Лимузин)» - это масса современных изображений – живых людей, культуральных символов и героев мультипликаций – плавающих в бросающем вызов гравитации в поп-монтаже. Громадные размеры и драматические жесты изображенных фигур совместно с небольшой глубиной пространства и яркими красками переполненной панорамы создают фантастический, буйный современный городской пейзаж. Название серии «Наш наилучший мир» отображает многолетнюю работу художников над изображением прекрасного мира, утопии. Утопическое произведение Дубоссарского и Виноградова основано на западной культуре потребительства, а не на идеализме социалистического реализма, обещая не столько «что-нибудь для всех», сколько «все для всех».

Оба художника, и Александр Александрович Виноградов и Владимир Ефимович Дубоссарский родились в Москве в 1963 и в 1964 году соответственно. Они вместе учились в Московском государственном академическом институте им. В.И. Сурикова, который окончили в 1994 году. С этого момента и началась их совместная работа. Их произведения многократно представлялись на проходивших в разных странах мира выставках – в Валенсии и в Тиране, в Вильнюсе и в Париже, в Москве и в Сант-Паоло, в Венеции и в Лондоне. Об их работах писали в журналах «Современное искусство России» (2001 год) и «Витамин Р» (2002 год).

24 августа – тринадцатая годовщина смерти уникального писателя и человека Сергея Донатовича Довлатова. Мы посвящаем эту страницу его памяти. Мы не случайно выбрали для публикации отрывки из его публицистики, из тех самых знаменитых колонок главного редактора, которые Довлатов публиковал в газете «Новый американец». И пока он работал в ней главным редактором, поверьте, это была лучшая газета во всей истории русской эмиграции. Прошло столько лет, а колонки главного редактора Сергея Донатовича Довлатова по-прежнему актуальны. Потому как все меняется – эпохи, страны, режимы – а наш человек остается неизменным.

Сергей Донатович Довлатов родился 3 сентября 1941 года в Уфе. С 1944 года жил в Ленинграде. Входил в ленинградскую группу писателей “Горожане” вместе с В.Марамзиным, И.Ефимовым, Б.Вахтиным и др. В 1972-1976 гг. жил в Таллинне, работал корреспондентом таллиннской газеты “Советская Эстония”, экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом (Михайловское). В 1976 г. вернулся в Ленинград. Работал в журнале “Костер”.

Писал прозу, но из многочисленных попыток напечататься в советских журналах ничего не вышло. Набор его первой книги был уничтожен по распоряжению КГБ. В 1976 году некоторые рассказы Довлатова были опубликованы на Западе в журналах “Континент”, “Время и мы”, за что он и был исключен из Союза журналистов СССР. В 1978 году из-за преследования властей Довлатов эмигрировал в Вену, а затем переселился в Нью-Йорк, где издавал “лихую” либеральную эмигрантскую газету “Новый американец”. Одна за другой выходили книги его прозы - “Невидимая книга” (1978), “Соло на ундервуде” (1980), повести “Компромисс” (1981), “Зона” (1982), “Заповедник” (1983), “Наши” (1983) и др.

За двенадцать лет жизни в эмиграции Довлатов издал двенадцать книг. В СССР поклонники писателя следили за его творчеством в основном по самиздату и по авторской передаче на радио «Свобода».

Умер Сергей Довлатов 24 августа 1990 года в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. Похоронен на кладбище “Маунт Хеброн”.

• • •

“Врачи говорят, что от водки умирают не когда пьют, а когда трезвеют. В последний запой Сергей входил медленно и неохотно, как танкер в устье. Была жара. Начиналась слава. Впервые у Довлатова появился приличный заработок. После томительного перерыва пошли рассказы для “Холодильника”. В России стал складываться довлатовский канон, который требовал скрупулезного внимания автора. Опытной рукой Сергей вычеркивал ненужное, собирал лучшее, отбрасывал лишнее. Радостно переживая ответственность уже не перед читателями, а литературой, он внимательно дирижировал своими сочинениями, дорвавшимися, наконец, до отечества.

“Умрут лишь те, кто готов”, - однажды написал Сергей. В августе 90-го года он не был готов. В свое последнее лето Довлатов казался счастливым, и если им не был, то отнюдь не потому, что этому мешало что-либо, кроме обычной жизни. Сергей очень не хотел умирать. “

Александр Генис.

• • •

Из книги «Довлатов и окрестности».

Нам часто задают вопрос

Нам часто задают вопрос:

- Какой национальности ваша газета? Русской, американской или еврейской?

Вопрос довольно сложный. Хотя когда-то, в Союзе, он решался элементарно.

У каждого был паспорт. В нем - пятая графа. И в этой графе недвусмысленно указывалось: русский, еврей или, скажем, - татарин.

Я, допустим, был армянином - по матери. Мой друг, Арий Хаймович Лернер, - в русские пробился. Даже не знаю, как ему это удалось. Говорят, теща русская была.

Мой приятель художник Шер говорил:

- Я наполовину русский, наполовину - украинец, наполовину - поляк и наполовину - еврей…

Вот какой был уникальный человек! Из четырех половин состоял…

В общем, устраивались как могли. Кто в греки шел, кто в турки подавался…

Затем началась эмиграция. И повалил народ обратно, в евреи. Замелькали какие-то бабушки из города Шклова. Какие-то дедушки из Бердянска. Мой знакомый Пономарев специально в Гомель ездил, тетку нанимать… Еврейские женихи и невесты резко подскочили в цене…

Начинающего эмигранта Кунина спросили:

- Ты хоть Жаботинского читал?

- Да вы путаете, - удивился Кунин, - это Юрий Власов книгу написал, а Жаботинский, говорят, и читает с трудом…

И наконец - мы здесь. И кончился весь этот дурацкий балаган.

Да будь ты кем хочешь! Кем себя ощущаешь! Русским, евреем, таджиком!..

Теперь о газете.

Мы говорим и пишем на русском языке. Наше духовное отечество - многострадальная русская культура.

И потому мы - РУССКАЯ ГАЗЕТА.

Мы живем в Америке. Благодарны этой стране. Чтим ее законы. И, если понадобится, будем воевать за американскую демократию.

И потому мы - АМЕРИКАНСКАЯ ГАЗЕТА.

Мы - третья эмиграция. И читает нас третья эмиграция. Нам близки ее проблемы. Понятны ее настроения. Доступны ее интересы.

И потому мы - ЕВРЕЙСКАЯ ГАЗЕТА.

Вот так обстоят дела.

Кто-то недоволен?

Переживем.

Ведь свободу, кажется, еще не отменили!

НАШИ ДЕТИ ТАК БЫСТРО РАСТУТ…

Наши дети так быстро растут.

Я вспоминаю детские ясли на улице Рубинштейна. Белую скамью. Подвернувшийся задник крошечного ботинка…

Мы идем домой. Вспоминается ощущение подвижной маленькой ладони. Даже сквозь рукавицу чувствуется, какая она горячая…

Меня поражала в дочке ее беспомощность. Ее уязвимость по отношению к транспорту, ветру… Ее зависимость от моих решений, действий, слов…

Дочка росла. Ее уже было видно из-за стула. Помню, она вернулась из детского сада. Не раздеваясь, спросила:

- Ты любишь Брежнева? Я сказал:

- Любить можно тех, кого х

орошо знаешь. Например, маму, бабушку. На худой конец - меня. Брежнева мы не знаем. Хотя часто видим его портреты. Возможно, он хороший человек. А может быть, и нет…

- Наши воспитатели его любят, - сказала дочка.

- Вероятно, они хорошо его знают.

- Нет, - сказала дочка, - просто они воспитатели. А ты - всего лишь папа…

Наши дети так быстро меняются. Английский язык им дается легко. Они такие уверенные, независимые, практичные…

Мы были другими. Мы были застенчивее и печальнее. Больше читали. Охотнее предавались мечтам.

Мы носили черные ботинки, а яблоко считали лакомством…

Я рад, что нашим детям хорошо живется. Что они едят бананы и халву. Что рваные джинсы у них - крик моды.

Для того мы и ехали.

Только я не знаю, как это связано - витамины и принципы, джинсы и чувства… Какая тут пропорция, зависимость? Хорошо, если прямая. А если, не дай Бог - обратная?

Надеюсь, все будет хорошо.

Отношения у меня с дочкой прежние. Я, как и раньше, лишен всего того, что может ее покорить.

Вряд ли я стану американским певцом. Или киноактером. Вряд ли разбогатею настолько, чтобы избавить ее от забот. Кроме того, я по-прежнему не умею водить автомобиль. Совершенно равнодушен к частной жизни знаменитой актрисы Лорен Бокал. (Такая фамилия подошла бы неопохмелившемуся флотскому офицеру.) И главное - плохо знаю английский. Что делает меня иногда совершенно беспомощным…

Недавно она сказала… Вернее, произнесла… В общем, я услышал такую фразу:

- Тебя наконец печатают. А что изменилось?

Короче, у нас все по-прежнему. И я всего лишь - папа…

ПОСЛЕДНЯЯ КОЛОНКА…

В Союзе я диссидентом не был. (Пьянство не считается.)

Я всего лишь писал идейно чуждые рассказы. И мне пришлось уехать.

Диссидентом я стал в Америке.

Я убедился, что Америка - не филиал земного рая. И это -мое главное открытие на Западе…

Как умел, выступал я против монополии «Нового русского слова». Потому что монополия навязывает читателям ложные ценности.

Как умел, восставал против национального самолюбования. Потому что химера еврейской исключительности для меня сродни антисемитизму.

Как умел, противоречил благоговейным и туповатым адептам великого Солженицына. Потому что нет для меня авторитетов вне критики…

Я помню, откуда мы родом. Я люблю Америку, благодарен Америке, но родина моя далеко.

И меня смущает кипучий антикоммунизм, завладевший умами недавних партийных товарищей. Где же вы раньше-то были, не знающие страха публицисты? Где вы таили свои обличительные концепции? В тюрьму шли Синявский и Гинзбург. А где были вы?

Критиковать Андропова из Бруклина - легко. Вы покритикуйте Андрея Седых! Он вам покажет, где раки зимуют…

Потому что тоталитаризм - это вы. Тоталитаризм - это цензура, отсутствие гласности, монополизация рынка, шпиономания, консервативный язык, замалчивание истинного дара. Тоталитаризм - это директива, резолюция, окрик. Тоталитаризм - это чинопочитание, верноподданничество и приниженность.

Тоталитаризм - это вы. Вы и ваши клевреты, шестерки, опричники, неисчислимые Моргулисы, чья бездарность с лихвой уравновешивается послушанием.

И эта шваль для меня - пострашнее любого Андропова. Ибо ее вредоносная ординарность несокрушима под маской безграничного антикоммунизма.

Серые начинают и выигрывают не только дома. Серые выигрывают повсюду. Вот уже сколько лет я наблюдаю…

Я пытался участвовать в создании демократической газеты. Мой опыт был неудачным, преждевременным. И определили неудачу три равноценных фактора.

На треть виноваты мы сами. Наши попытки хитрить и лавировать были глупыми, обреченными. Деловые срывы - непростительными.

На треть виноваты объективные причины. Сокращение эмиграции, узость и перегруженность рынка, отсутствие значительного начального капитала.

И еще треть вины ложится на русское общество. На его прагматизм, бескультурье и косность. На его равнодушие к демократическим формам жизни.

«Новый американец» был преждевременной, ранней, обреченной попыткой. Надеюсь, придут другие люди, более умные, честные, сильные и талантливые. И я без удовольствия, но с любовью передаю им мой горький опыт.

Я всегда говорил то, что думал. Ведь единственной целью моей эмиграции была свобода. А тот, кто любит свободу, рано или поздно будет достоин ее.

1 Андрей Седых (Яков Моисеевич Цвибак) - писатель, журналист, в 30-е годы секретарь И. А. Бунина, с 1973 г. владелец нью-йоркской газеты «Новое русское слово» («НРС»). - (Peд.)