Однажды ночью в деревне к нам пришла мышь. Мы с Ноа уже почти заснули, как вдруг где-то совсем близко – видимо, под окном в саду – раздались какие-то странные звуки, от которых мы оба совсем проснулись. Мне было как-то не по себе – кто его знает, кто там может ходить. Вдруг шорохи повторились – на этот раз как будто совсем в доме. Я слегка похолодела, как вдруг звуки снова раздались, явно внутри, и теперь к ним добавился шорох фольги.
- Ёлки, да это мышь! – сказала я и поднялась. Дойдя до дверей кухни, я подумала, что босиком в кухню входить неприятно. Первой моей мыслью было “не хочу наступить на мышь”, а второй, после того как я вспомнила, какого размера здесь мыши – “она может отдавить мне ноги”. Я включила свет и услышала шум падения на пол тяжёлого тела и быстрый топот, какой мог бы производить откормленный мустанг. Да, мышка, похоже, и вправду немаленькая. Я выбросила с дивана около стола украденную ей печененку и завязала кулёк. Потушила свет и легла. Однако невольно продолжала прислушиваться. Надо сказать, было очень жарко и душно, в такие дни я вообще засыпаю с трудом. И только я снова задремала, как услышала, что мышь опять на столе. Дубль два: встаю, усиленно топаю, говорю обречённо: “Топ-топ, я иду”, включаю свет. Снова “бум”, топот, наперерез мне бежит этакая коровушка с хвостом и скрывается в щели у порога. Я чертыхаюсь, прячу всё, на что могла бы позариться зверушка, убираю со стола всё, что может шуршать, шелестеть и вообще издавать громкие звуки. Долго разглядываю ворота её дома, раздумывая, чем бы их прикрыть. Ни один предмет не казался мне достаточно тяжёлым, чтобы мышка не могла вынести его на своих могучих плечах. Наконец я нашла какую-то тяжеленную грязную штуковину, сотворённую, видимо, из чугуна, с трудом подняла её, перемазавшись как трубочист, и поставила на вход в норку в надежде, что она разобьёт себе об неё башку. Снова отправилась в кровать, клянясь себе, что завтра же позову в гости соседского кота, а пока уговаривая себя не прислушиваться – украсть ей больше нечего, даже если вылезет, пусть себе гуляет. Однако сердце бьётся, и заснуть не получается. Мышка, отпустив мне некоторое время, снова решила выйти на променаж. Я услышала глухие, но очень громкие удары: “Бум! Бум!” Похоже, мышка с разбегу долбилась головой об чугунную штуковину. Звучало жутко. Потом были такие звуки, как будто она грызёт пол. Я лежала и думала, что люди, придумавшие выражение “тихо, как мышка”, никогда не слышали мышку. Потом некоторое время было тихо, а потом я снова поняла, что мышь здесь. Я слышала, как она залезла на пустой стол и матерится. Но уходить просто так в её планы не входило. Она спрыгнула на диван, а затем на пол, стараясь наделать побольше шуму. Ей понравилось, видимо, потому что она ещё раз залезла на диван, а потом спрыгнула оттуда, и ещё раз. Я успокаивала себя тем, что придумывала, как буду писать эту напечатку. Но коварной твари производимые ей звуки показались недостаточно громкими, и она полезла на второй стол. Нашла там пластмассовый лоток с очистками, погремела им. Потом я вдруг услышала хруст чего-то откусываемого – как будто она хрумкала сочное яблоко и жевала его со всем возможным чавканьем. Я, хоть убей, не могла понять, чем это она. Потом вспомнила про перцы на столе. Я их не убрала, так как посчитала, что мышь их есть не будет. Но теперь решила, что она может их грызть просто из вредности, мне назло. Встала снова. Перцы лежали нетронутыми. Может, она с собой что-нибудь специально принесла? Надо было засунуть ей её кровную печененку в норку, сидела бы там тихо да жрала её шёпотом. Опять легла. Пыталась понять, что общего у этого недоразвитого мустанга с Микки-Маусом и Джерри. На вид совсем не похожи. Образ сильно трансформировался. Что было потом, не помню. Она меня замучила. Заснула я на рассвете. На следующий день позвала в гости кота. Больше этой штуки не слышно было. А как она вылезла, не знаю. Вроде, всё-таки сдвинула чугунную вещь. Кажется, я уже не очень люблю мышей.
