У аптеки стояли двое. Он мягко потянул ее за запястье, увлекая за собой в недра стерильных запахов и сдержанного тепла. Они уже были совсем мокрые от мелкого липкого снега.
Можно было подумать, что они остановились здесь только чтобы переждать непогоду. Но девушка так страстно и жадно всматривалась в обыкновенную обстановку аптеки, ни на чем не останавливаясь взглядом, будто пыталась запомнить как можно больше из имеющихся видов. Она бережно и невесомо гладила стену, как гладят чужую собаку. Все это было похоже на то, как если бы у нее вдруг проснулся волчий аппетит на любые впечатления мира.
Он улыбнулся и спокойно убрал с ее лица мокрую прядь волос вороновой масти.
Вздрогнула. Мгновенно взбежали по ее спине мелкие бестелесные пальчики тревоги.
Он снял одну перчатку и погладил ее щеку не потерявшей тепла ладонью.
Дрожь захватила власть над ее телом, но под настойчивой умеренной лаской сдалась.
-Мне пришлось потрудиться, чтобы Вас найти. Нельзя так долго не бывать дома: можно простудиться.
-Я не думала об этом. Вам не стоило беспокоиться.
-Теперь Вы все поняли? Пойдем?
-Нет…Я не хочу…Я еще не хочу.
-Вы никогда не захотите. Но противиться глупо. Я вас уже нашел.
Девушка сжала в кулачках расходящийся воротник своего пальто. Под ее сапожками уже собиралась на полу грязная лужа.
-Хорошо, - наконец вздохнула она, стараясь запрокинуть голову как можно выше, вздымая к потолку все еще гордый профиль и набухающие слезами глаза.
Она еще медлила. Обернулась на витрину и совершенно приникла к ней взглядом.
Он обошел ее и оказался у кассы. Ничто не держало ее сейчас, кроме уверенности, что бегство теперь не изменит ничего. В изведенном лекарствами воздухе тянулась напряженная нить между этой странной парой.
Она видела его красивую ровную спину, которую, казалось, не тронула влага не пощадившего никого снега. Она ни на секунду не освобождала себя от ожидания, от необходимости дождаться его.
Она, конечно, хотела потянуть время, но, когда это делал он, у нее снова было чувство, что все происходящее – часть игры, в которую ей нужно поверить, и которая не позволит ей внести ничего своего в эти извечные правила.
Что он там мог покупать? Зачем?
Сделав покупку, он вернул свое расположение спутнице и подал ей руку, чтобы вместе выйти. Она заглянула ему в глаза, и ее распахнутый взгляд вобрал в себя страх косули и тоску собаки.
-Зайдем за угол, и там?... – как-то бессвязно не то спрашивала, не то предполагала она.
-Зачем за угол? Что с Вами?...Да у вас температура, - невозмутимо, но с легким видом заботы коснулся он губами еще не просохшего от снега лба девушки. – сейчас мы пойдем в теплое место.
-Я должна ехать домой?
-Нет, не обязательно. Поедем ко мне. Там ничуть не хуже.
Беседа успокоила ее. Сквозь потоки колючего снега они быстро бежали до его машины.
Ее сердце начинало отзываться на предвкушение скорого тепла – оно все еще томительно замирало, но потом смирялось, словно его уже обложили мягкими подушками.
Они ехали довольно долго, на капоте машины таял налетающий снег.
В поездке ей хотелось спать: зарыться в пушистое одеяло, ускользнуть в сон без видений – ласковый и неслышный.
Проснулась она уже в постели. Он нацедил ей в ложку купленное сегодня лекарство и заставил проглотить. Он, оказывается, не хотел, чтобы она простудилась и охрипла. Потом ей позволено было поспать еще.
Было уже темно, когда голодное мурлыканье желудка разбудило ее опять. Во рту все еще жил привкус принятой микстуры. Она присела на кровати. Платье на ней было помято. На полу стояли похоже теплые тапочки. У него здесь все создано, чтобы принимать гостей в расстроенных чувствах – горько заметила она, оглядывая комнату, в которой провела уже несколько часов. Она решила ни о чем не думать и просто созерцать. Как бы это не произошло.
За дверью горел свет, к нему хотелось присоединиться. Он исходил из коридора. Ей оставалось обойти квартиру.
В гостиной света не было, и не было никого, кроме пылающего и шепчущего камина.
Камин был единственным зверем в этом доме. Но и он не переходил границ дозволенного. Она села к нему поближе. У камина распластанная на полу шкура барса. Серый пятнистый мех не оживляли пляшущие по нему блики огня.
Потом появился он. Точнее, потом она заметила его. Может быть он наблюдал за гостьей давно.
Меж зажженных свечей сверкала посуда. Ужин ждал.
Он придвинул низкое кресло к ней, чтобы она могла оставаться у очага. Скоро за креслом к ней присоединились легкий столик и приятный собеседник. Что ж, этого у него не отнять.
Она закрывала глаза, смакуя слова и блюда. Пламя камина с завистью поглядывало на нее из-под решетки.
Тяжелая истома проделала путь к ее душе. Мягкости кресла стало мало такому ощутимому телу. Пусть безбрежная пустота, пусть обволакивающие падения собственного сердца в эти бесчисленные подушки, пусть тихое мерцание огня, и она, наконец, сомкнет ресницы.
Он коснулся плеча девушки, и она вновь разогнала приступы сонливости.
-Тебе понравилось?
-Да. Было очень вкусно и хорошо. Да, было очень хорошо.
Он взглянул на часы. Она тоже.
-Пора, - напомнил он.
-Пора, - согласилась она.
Хваткой воды и металла он уложил ее на шкуру перед огнем. Потом растворил ее рот левой рукой, а правой потянулся к камину.
Она сглотнула слюну, усилием воли удерживая дрожащие губы раскрытыми. В ней боролись стремление закрыть глаза и поразительное в этот миг желание увидеть должное появиться перед ней орудие.
Через минуту она дождалась.
Раскаленная шпага резко пробила ее рефлекторно замкнувшиеся челюсти. Он гладил ее по голове и успокаивал: ну соберись, ты молодец, ты хорошо держалась. Проглоти, будет легче. Ты же храбрая девочка, глотай!...
Она уже не слышала, не было смысла.
Коварная тошнота омрачала ее спокойствие, но она все же пропустила шпагу вглубь.
Кровь и вывернутая наружу изнанка жизни, как этого много, как это быстро заменяет место человека.
Шла вторая минута первого, когда он вытер лезвие шпаги.
__________________________________________________________
иногда отношения между полами напоминают мне должника и того, кто пришел за долгом. а иногда навыки обходительности меня добивают, приводя к абсурдному концу, сводя на нет все представления о его широте и глубине. хотя мужчина, не умеющий дать женщине роскошную прилюдию перед смертью и вовсе не кондиция
