– Как это было? До войны? – Она знает, что была тогда живой, ребёнком, но она не об этом. Беспроводные, атмосферно помешанные статики «Вариации Фрэнка Бриджа» - расчёска для спутанных мозгов по «Внутреннему вещанию Би-би-си», бутылка «Монраше», подарок Пирата, остывает на кухонном окне.

– Ну, в общем, – надтреснутым голосом старого брюзги, паралитичная рука тянется стиснуть ей грудь так мерзко, как только он умеет, – девчоночка, это смотря какой войны, – и вот оно, фу, фу, слюна собирается в уголке нижней губы, перетекает и падает серебристой нитью, он такой умный, он репетировал все эти отвратительные…

– Не смеш меня, Роджер, я серьёзно, Роджер. Я не помню. – Смотрит, ямочки проступают по щекам, пока он взвешивает, странновато ей улыбаясь. Так будет, когда мне стукнет тридцать... вспышкой несколько детей, сад, окно, голоса Мамочка, что... огурцы и коричневый лук на разделочной доске, цветы дикой моркови окропили блистательно-жёлтым простор тёмной, очень зелёной лужайки, и голос его…

– Я помню только, что это было глупо. Просто ошеломительно глупо. Ничего не происходило. А, Эдуард VII отрёкся от престола. Влюбился в…

– Это я знаю, я умею читать журналы. Но как оно было?

– Просто… просто чертовски глупо, и всё. Волновались из-за того, что не… Джесс, ты по правде не помнишь?

Игры, переднички, подружки, чёрный бездомный котёнок с белыми лапками, отпуск у моря всей семьёй, солёная вода, жарится рыба, катания на осликах, персиковая тафта, мальчик по имени Робин…

– То, что ушло по-настоящему, чего я не найду никогда больше, – нет, не помню.

– А. В то время как мои воспоминания…

– Ну? – Оба улыбаются.

– Глотал много аспирина. Почти всё время пил или ходил пьяным. Беспокоился, чтобы пиджачная пара сидела как влитая. Презирал высшие слои, но отчаянно пытался вести себя, как они…

– Громко визжал – он по дороге домой потерялся…1 – Джессика не выдерживает и начинает хихикать, когда Роджер тянется по её боку в свитере до того места, где, как ему известно, она не переносит щекотки. Джессика ёжится, елозя подальше, а он прокатывается мимо, отскакивает от спинки дивана, но удачно подымается, и теперь ей щекотно уже повсюду, хоть за щиколотку хватай, хоть за локоть…

Но ракета внезапно – бабах. Потрясающий взрыв, неподалёку за деревней: вся ткань воздуха, время – изменились… створное окно вдуто внутрь, отскочило с древесным скрипом и вновь шарахнуло, а весь дом ещё содрогается.

Их сердца колотятся. Барабанные перепонки, скользом натянутые ударной волной, звенят от боли. Над самой крышей вдаль уносится незримый поезд…

Они сидят тихо, как нарисованные собаки, молча, странно неспособные коснуться друг друга. Смерть вошла через кладовку: стоит, смотрит на них, железная и терпеливая, - дескать, попробуй пощекочи меня.