Маршрутка остановилась. Хлопнув дверцей, водитель выскочил отлепить примёрзший к лобовому стеклу дворник. Ну что, поехали, он повернул к Нине заплаканное лицо, вытер нос рукавицей, дёрнул с ручника, и машина легко заскользила по гололёду среди вальсирующих автомашин, падающих снежинок. Нервно вспыхивали аварийки по обочинам. Люди в салонах уже потушили свет и легли спать. Завтрашнее утро представлялось сказкой. Все эти люди оживут и каким-то образом отправятся на работу. Чтобы не быть уволенным из-за постоянных опозданий, дорогая, с недельку мне придётся поспать в офисе, с недельку – или больше.

Нина смотрела, как полыхала городская биржа. Снег было легко отличить от бумаги – снег не горел. Бесконечный вечер по дороге домой. Нина стрельнула у маршруточника сигарету. В салоне они были одни. Он ангел, если бы я была мужчиной, я бы как следует приударила за ним, я бы выбрала иномарку подороже и сложила бы её в гармонь за этими широкими плечами. Нина засыпала, ей казалось, что снег за стеклом пролетает у неё в голове.

И вместе с дымом от сигареты, её душа покинула тело через больное ангиной горло, устремилась вперёд, к пустоте выключенного телевизора, где Нина увидела только себя, своё заспанное лицо, красивое – пока Нина не поняла чьё и не узнала его, вместе с ужасающе-привычной комнатой позади. Хорошо хоть, у тебя нет ребёнка. Чай остыл, пришлось заваривать новый. Нина сняла пропитанную потом одежду. Она хотела бы влезть в шкуру того маршруточника, – пусть неуклюжий, но зато его наверняка кто-то любит – а мне так нужно это сейчас. Нине хотелось бы снять своё тело и улетучиться как дым из этого места, этой жизни. Добраться до его дома (почему-то казалось, что это именно дом) от ставшей, уже замертво, маршрутки. Мать, жена – его женщины, нянчащие одного большого ребёнка, и несколько маленьких, несколько маленьких. Заколдованных принцев не будят, а рожают от них детей. Волки кружат как вьюга, свивая дом для заснувшего на дороге.

Нина попятилась. Волки окружали её. Она опустилась на колени, на четвереньки, прижалась к земле и закрыла лапами морду. Потом перевернулась и с наслаждением принялась елозить шерстью по льду. Ничего не было, только свобода.

Однажды папа пошёл поиграть с детьми в снежки и не вернулся. Когда настало время ужинать, дети вернулись сами. Уткнувшись мордами в миски, они рассказали. Папу прибрала Нинель, Нинель увела его.

Дверь трещит от ударов. Соседи наверняка милицию вызвали, но никто не приедет в такую погоду. Пойми, если я открою тебе, то это будет всего лишь очередной подачкой. Мужчина ревёт как медведь. Верни мне мою душу.

То пустое место, что ты чувствуешь – это всего лишь я. Ты должен научиться жить со мной внутри. Остальное не имеет значения.

ещё про снег и машину ещё про снег и волков и ещё про машины и снег