В колонках играет - Diary of Dreams – Malice / The Valley
Настроение сейчас - Restless skypainter

Улица смахивает на разжеванный и выплюнутый счастливый билет из вчера, светло-коричнево и зеркально затекает в глаза и закрепляется, ввинчивая саморезы событий в выбранную цветовую гамму. Сегодня мало глаголов и прилагательных, но зато полным-полно деепричастий и наречий. Куда бы ни держался путь, он будет омрачен.

Да. Самое неприкрытое уродство лучше всего появляется в любимую погоду под позванивающее в мозг «хаха» из области локтя. Приятная постболь от самого себя. От того «себя», который на многое способен, а не от плетущегося вперед туловища… Лица вокруг будто специально свернуты набекрень, схематично выдавлены в куске искусанного большими челюстями (чтоб голова вместилась) воска и наспех раскрашены гуашью без белила.  Может, это смог, смысл бестолкового пути с сумками-гирями по разные стороны позвоночника, реакция на меня? Может, от-зеркал-ивание?...

Свинцовые капли отстучали утром, сейчас они, как подвешенные на разноячеистой трехмерной сетке из лески, бьются в тело с каждым шагом, оставляя вмятинки и токсичные мыслишки... Я сам себя хлещу свинцом. Идя мимо мясополиэтиленовых полей, слабоалкогольных родников, беспроигрышных лотерей с джекпотом «Лох», бетонных змей, ползущих вдоль дорог в бесконечность или ноль… В нос попадает нитка гнили, швом стянувшая дизельный выхлоп стального пса с битком блох; голова теряется в порыве ненависти_на_секунду, мозг сокращается синхронно с сердцем, под 110 ударов в минуту.

 

Внутренности хотят хоть бы одну пропаханную борозду в наспех выбеленном небе (к чему готовились? К приезду генерала, что ли?), хоть одну неточность, что уведет в глубину, хоть один взгляд, даже из лужи вверх, который бы разрядом сгенерировал сбой... Транс, будто вечно отталкиваюсь от пирса, но ни эффекта, ни возвращения. Мысли – представления о Ничём… Похоже, у всех вокруг та же история о книге с пустыми страницами, которую надо обязательно прочитать и повторить, Ничего не меняя. Или о двух взаимоопровергающих правилах, что нужно беспрекословно соблюдать, иначе – чужак. Глупец.

---

А на дороге, прямо по центру, чуть поодаль от фарша раздавленной собаки, лежит пластиковое сердце, бьется, выбрасывая на асфальт цементно-серую кровь(?). Вертится *все-таки вертится(с)* и…изуродованное черными волокнами и трещинами, наконец-то останавливается под желтой маршруткой, развозящей декорации в офисы, манекены – в торговые центры, товары – на базары… Резиновый шлёп – и блин, изрыгнув прощальный пузырь, сливается с сырым покрытием.

 

…С горизонта стартуют ракеты, открывая в литом небе идеально круглые голубые люки. Они без боеголовок, взлетают просто от привычки их запускать. Ведь все взорванное – тут. В убежденной за тебя, меня и вас дымке, скрывающей ровные углы насупленных балконами десятиэтажек.

В колонках играет - Cemetery of Scream - The Secret Window
Настроение сейчас - антипросвет

Я пытался распахнуть створки и вылететь наружу со своего 9-го этажа, но там все еще душнее, чем внутри; я впивался ноздрями и глоткой в еле открытую форточку, однако из нее лилась кислородно-зариновая смесь, я надеялся надышаться из духовки газовой плиты, но это только взрывало мозговые клетки, отправляя туда же и все стремления (порывы? потенциалы?) что-то из них извлечь.

Любыми...нет, все равно, какими поступками, даже входом и выдохом, даже, черт с ним, утренним ударом об стену, внедрением в пластмассовые миры и поиском вкусной крови, просачивающейся сквозь синтетическую оболочку, я искал тайное окно.. МОЁ собственное тайное окно, давшее бы надышаться и надышать в него. Приступ желания быть автотрофным, не стесняясь вырабатывать кислород...когда-нибудь, когда прекратится об этом речь, когда слова разбегутся совсем по иным фразам с другим смыслом, а глаза станут выискивать из воздуха капли другого размера, может, я прокляну эту идею (или стану таким).

Впрочем, многие об этом мечтали, еще больше просто хотели, плывя даже без весел, а абсолютное большинство целились в ближайшие цели (которые, вроде, должны бы к Чему-То вести) - и....?

Но кто же, какая тварь попробует сказать мне, что делать кислород из испарений - это бестолково и уродливо? Спросите и кленов и каштанов, а потом достаньте из могилы Ремарка и устройте "допрос с пристрастием"..

Выжидать, поглощать, взводиться, работать, очищаться, бросаться в наркотики, любви и нереальности мягких застенков - куча рецептов есть, было и будет, но не оттого, что это выход, а просто потому, что вопрос уже был задан, а не отвечать как-то не с руки...

Если бы бог вставил кому-то при рождении как часть тела именно тот инструмент, который дал бы возможность найти себя, то, боюсь, пугливые полоумные акушеры забили бы младенца-"урода" до того, как очнулась намучавшаяся мать... Да и делать "богов на земле" сам-то Господь не привык... для таких мелочей хватит и мизерного человеческого "мнения" - копии с копии, за которую при случае можно сгореть на костре. 

В колонках играет - Sunn O))) - Cursed Realms
Настроение сейчас - drone

Очень интересный момент - появляется у меня что-нибудь, и я сразу же перестаю стремиться. Почему я не могу писать, когда у меня наконец-то появился интернет, почему не могу получать кайф от того, чего давно хотел и заимел наконец-то? почему вместо удовлетворения внутри пустота, парализующая все органы чувств?

А гиблое дело, тем не менее, все не бросается... правда, выглядит попытками лезть на стены без рук и ног.

В колонках играет - Браво - Как же так
Настроение сейчас - мостовая. сочувствие запахам

Луна ждала, потихоньку начиная остывать. Её бублик звал, подмигивая черной дырой посредине, серой синевой она крала все, что попадалось под руки-векторы: у пустынь – желтизну, у земли - волосы, у сов – покой. Слегка прерванная вороньей кляксой, продолжала глазеть, серебря шерсть, подливая топливо в тлеющие глаза, расширяя горизонт, как бы заглушая этим низкий ступ и лязг когтей... Она озвучивала целые веки наших общих воспоминаний, сжигая заживо щедрые жертвоприношения, разгрызая зубами стаи мясо в пыль, взяв за плечи, толкая наземь…

 Стволы колосков были спрятаны и мирно посапывали, ожидая дня и новых жертв для себя, плотоядных растительных одноногих стрелков, навечно привязанных всем войском к одной точке – маленькая цепная армия, поляной среди выжженного солнцем ландшафта… Она шла и мимо них тоже, отводя нос от капавшей с переспевших яблок серной кислоты. «Так глупо себя изуродовать? Нееет.»… Сейчас, будучи лидером доброй сотни мускулистых, воинственных, бесстрашных и преданных, готовых идти с ней даже до победного конца (ли?), она оставалась одна. Вечно. В свободные часы, когда никто не видит, не отдаёт честь, не восхищается еще телом исподтишка (хоть не таким свежим, как раньше, но вкусным для любого нормального волка), она, опустив голову, брела вперед, даже не вглядываясь в чернь перед собой – всё было ее, для неё. Хоть сама она терялась в покусываниях по мягкой шерсти…

 …Раннеутренний укус за ушком, когда луна, махнув рукой, прыгала за горизонт…укус и провокация слюной с передних клыков. Да, она снова проснулась рядом с ним, он никуда не ушел. Все органы чувств давно встретили день, но глазам еще хотелось притворить её спящей (мертвой) – оттянуть лапу на молодой шее вниз, до упора, и пролежать так, во вспышкообразном экстазе звенящего лесного многоголосья… Но сзади…эх, сзади ведь ожидает каменный профиль, улыбающийся каплями между зубов…

Язык-лезвие протыкал амазонскую шею до щекотки изнутри позвоночника, увеличивая напор с каждым разом. Так, что она непроизвольно провернулась в объятиях и сильно укусила его в плечо… Его ночные глаза в любое время суток… Да, потом был (был? был!) волчий танец, прыжки через голову, сумасшедшая чехарда молодости и красоты в самом мощном понимании – где они срастаются с Любовью и Вместе… Утренняя охота под красным рассветом и полное уединение, облизывая кроличью кровь с губ друг друга. Леса так мало, а неба всё больше. И они – микростая – без планов, без правил.

 «Да, потом он, пьяный от плоти и юношества, хотел схватить зубами луну!.. Да, он продырявил её… и вниз… Не спорю, это прошлое, в котором так и не нашли тела, побоявшись искать, и, возможно… Но многометровые останки древней двуного цивилизации – это слишком смертельно… Даже для самой важной части молодости, для ее выстрела… да…»

 Она подбросила голову с взглядом на бублик луны, который светил все оттуда же, значит, она пришла всё туда же. Дыра, показалось, сиротливо отвернулась, узнав соучастницу своего нежеланного появления На Свет.

 «Причины и пределы – поздно. Название, имена, вечно_теплый_и_мокрый_нос_по_ветру, амазонская хватка в курениях самосжигающихся деревьев – теперь, но плевать… Опостывший антураж и свет ночи, лампа подкрашенной голубым луны, сменившей, говорят, обезумевшее когда-то солнце… Ходьба по пеплу, по истлевшей грязи, и даже дыра все на том же месте. Что ни день – то старость.

 И сегодня пошел двадцать первый ее год…А его - сороковый...»

---

 Этот вой услышали всё окрестные стаи, а опущенный ниже гор, скривившийся в облаках серных испарений, город мертвых, как треском, проткнулся мелодией, опускавшей в дерьмо все божества сразу, оставляя только время. Кастрированное время, пущенное за чистый лист без ластика и поэтому не лечащее, а лишь замазывающее лишними штрихами или время – вечного бесполого злого ребенка, лишенного фантазии – чтоб рисовать ровные полоски.

 Он лился, он наконец-то тек из нее. О том, как рвут глотки и стреляют в глаз. О том, как обдирают кости, но карабкаются вверх, о том, как хватаются за небо и – несмотря на бессмысленность – отрывают от него кусок. О том, как красиво можно убежать от всех и спрятаться в паре глаз… О свободе и преследующей её агорафобии, чтобы было страшно, чтоб все заткнули уши, чтобы скала треснула и погребла под своими обломками широкую могилу её времени – из стали, бетона и облаков…

В колонках играет - Kauan - Lumikuuro
Настроение сейчас - подключенный интернет кабелем в серой жидкости.

Протяжно, как из форточки в прошлом.
Сонно, как на заднем сидении "Спринтера" из прошлого.
Приторно, как мамины пироги, в прошлом, когда оно их делала.
Хотелось "Белой ночи", как тогда, именно тогда, 13 июля, когда тело не сопротивлялось, а мог хотел и мог себе позволить вертикаль и пустые глазницы в небо; сейчас, осознавая прошлость, не могу отказать себе в желании повторить эту прекрасную боль... //эх, надо же так уметь?!!//
Уходя в глубину прошлого, всплывает окном дырка в пол, где поджаты четыре десятка коленок и лучезарит стихотворение о марионетке, которое (теперь знаю), прервется и убежит в слезах, а около 38 ног так и останутся, где-то внутри их и я...с моей зарождавшейся сознательщиной...
Прошлое окно многопрошлой зимы. Клавиши детского синтезатора, на который было плевать.

Прошлое сопит над ухом, роняя по капле то, что я потерял навсегда, под умытую линзу из воздуха.

А Всегда, наверное, уже и не знает, что с этим потерянным богатством делать..

В колонках играет - Kauan - Syleily Sumu (acoustic)
Настроение сейчас - без подарка

Точками на черном с подсвеченным горизонтом, инструмент за инструментом обретает волю... вместо глаз - монеты накала, под руками разглаженные записки свернувшейся крови по марлям с умерших голов, лбами уставившись в пол и крича стеклу, Что надо,а чему не быть. Кафель и струйка, пальцем обращенная в срез кардиограммы...кровь на 5.11, а там хоть трава не вылазь из-под снега.

В колонках играет - Muse – Time is Running Out, Betray my Secrets – Shamanic Dream
Настроение сейчас - бессмысленн*

- Какая вообще польза от старых обрывков электрогазет?

- В них можно заворачивать электрорыбу.

- …

«Наверное, он завис» - мысль мчится быстрее шага реакцией на висельника, посиневшего среди этих бесконечных канатов. Кажется, что какой-то гигантоман со слишком техническим складом ума умело расположил зеркала, создав канатное поле в четыре измерения. Раздражаясь тяжелыми ударами в лицо, всё же бегу вперед, огибая острые, будто случайно оставленные деревянные колья, на которые можно удобно «насесть», и стараясь не угодить в пеньковые удавки с грязно-желтыми глазами по всей длине... Оступаюсь. Стоп. Из черной щели вылетает конверт, он раскрывается и тут же воспламеняется. Читаю, пока он сгорает на моих ладонях. «Вперед? Вот же сука!»…

…Подняв глаза, бросившись вперед, только сейчас замечаю, как изменился мир…вернее, путь. Будто яркими лампочками, подсвеченные глыбы то ли льда, то ли стекла, то ли соли порабощают горизонт. Чертовски холодно, пожалев язык и время, не пробую на вкус – гашу любопытство в зародыше, разворачиваясь к бегу. Сосульки, направленные прямо в меня, так и норовят находиться на метровосьмидесятой высоте, чтобы проколоть мозг сквозь зазевавшиеся глазницы. Постоянно бежать – главное; сердце под футболкой, продрав ребра, вылезло на поверхность бьющимся подкожным комком. Теперь это больше похоже на опухоль, стреляющую автоматной очередью огненной кровью… «Она ко всему остыла» - разглядывая вмерзшую в сугроб снегосоли девушку, заключает внутричерепной идиот…Плазма топит вражески настроенные углы, жадно пожирает воздух и нервные клетки, а глаза искрятся, вылавливая из опасного окружения всплывающее окно. «Еще быстрее!» - и тает, роняясь каплями, что еще до земли превратятся в снежинки…

Но они – просто капли. Брызги. Оглядываюсь – и сзади тоже, и под ногами сплошная вода, а я, как ошпаренный Иисус, частыми ляпами по её ртутному полотну… Шаг вперед – в десяти сантиметрах вырывается огненный луч и выжигает напрочь брови. Исчезнув так же внезапно, выстреливает там, где секунду назад была моя ступня. Этот путь – умертвляющее безмолвие с почти незаметными волнами с девятиэтажный дом, для которого бег – наилучший, вернее, единственный инструмент проверки на живучесть. Из шеи вырывается трахея и железной трубкой врезается под язык. Теперь я дышу огнем, а на часах +9500 по Цельсию от сумасшествия…. Головой подпирая собственный упрямо-протяжный сверхзвук о сорванной с пяток коже, перехожу по ссылке с многозначительным «Ускорься» после последнего слэша…

Скачок, как с трамплина на крыше дома – мукА вокруг. Белым белое поле, чуть сужающееся зрительный охват безапелляционной однотонностью и далекой черной точкой впереди… На этой скорости с тела обрываются мышцы, оставаясь только на ногах, обугливаются и падают с противным ватным шуршанием. «У него были черные намерения» - Петросян из головы не унимается, глядя на изувеченной тело негра, видимо, недавно пришедшего сюда, но не выдержавшего темп. Росчерк черным. Мозг сам додумывает ландшафт и сам опасается возможных сюрпризов, умозряя невидимые лезвия, прозрачные осколки посреди воздуха и тому подобный примитив… «Ха! А ведь уже и портить-то нечего!» - смешок поверх инстинкта самосохранения. Разворот вперед и резкое роботоподобное “flesh mechanics”- существо прямо в пяти метрах.

…Неизбежное столкновение. Он…странно…он…такой…плоский?.. Туманный взгляд поднявшейся на ноющих нервах головы. Люки глаз и белки, которые гораздо зрячее зрачков… Упругий воздух, не пускающий не только лишних, но и нужных движений… И самое главное – мы, он и я, между которыми желто-жирная клякса посреди воздуха… Отход… Ток пропал.

В мире бесконечного бега мне отчего-то меньше всего хочется понимать, почему у Того Него моя прическа, мой взгляд и мои обуглившиеся плечи… Ведь я уже не бегу. Пусть и ценой жизни.

В колонках играет - А.Васильев - Конец прекрасной эпохи
Настроение сейчас - Неконтакт

Когда тебе срочно нужно избавиться от "тяжелых" слов, тебе всё равно, кому их говорить, но лучше всего понимают отчего-то неодушевлённые предметы... /не будь их - ну и куча людей от меня отвернулась бы!../

В колонках играет - Graveworm – Fear of the Dark
Настроение сейчас - Fear of the…? (боязнь че…?)

 В фамильном склепе волынщиков сыро, промозгло, гнило и обслюнявлено вездесущей влагой. Хорошо лежать тут только мертвым, чернью трупных испарений сливаясь со средой, превращая воздух в нервно-паралитический газ, а воду – в спирт. Кровь затвердевает, только блуждающие токи по слюдяным венам стучатся в навечно заснувший девятнадцатируким сном мозг, но только лишь оставляют на нём темные следы точечных микроударов.

Я ходу от плиты к плите, огибая центральную колонну с вмурованной капсулой праха основателя рода. Хожу и жалею мертвецов, пугающихся темноты, которые теперь даже музыкой не могут ее прорезать. Сейчас просто лежат и боятся, грудой хлама изнутри бетонных гробов. Стены засыпаны сажей, она проникает под кожу мягко, по-дружески, предательски щурясь…

Давлю краем ножа на вену… Кровь глянцевая, черная, как фотография, с легким запахом мертвечины... Хорошо, что здесь только я. Я, одиночество и черная мразь, сжавшаяся в углу.//и никого живого//

«Иди, – шепчет воздушной крошкой по граниту. – Иди, я тебя обниму. И да проглотит нас могила. //пока это еще безопасно//»

В колонках играет - Сплин – Выхода нет, Сплин – Пластмассовая жизнь
Настроение сейчас - обОстрение

 Рассвет скоро, буквально через чуть-чуть. Может, если б не лень, взял бы остывший кофе и рванул бы на балкон, в чем мать родила встречать тот самый ремарковский «час до…». Хотя вру. Не пошел бы. Мутно там.

Слова сейчас странные и еще более нелепы, чем обычно. Сейчас они не весят ничего, и я отчетливо понимаю, что и до этого были бестолковыми, а после – так вообще сплошной стыд и срам. Словахахахаха… На словах я крайней степени идеальности, как бы ни вызверялся, в какое дерьмо не наряжал бы себя и других, я красив. Эстетичен. Милашка… Семестры словоблудия через замерзшую прорубь дел и – кажется – хватает. Эффект плацебо, черт бы его побрал. А внутри дел-то сплошные границы геройства, до которых не добраться просто потому, что светят уж больно ярко и по-ангельски с неба молоточками «Тюк» - и в земле ты. В грязи.

Попыткипытки делают еще хуже. Да, конечно, я понимаю, у всех есть инстинкты, куда совать палец, а куда нет. Они постоянно включены. Не врать! Так зачем противоестественно творить, выступать восстанием, грудью на неумолкающую амбразуру природы, когда она все равно поставит на место? Развлечение, отдых, досуг, скука… Да? Как анальный секс с собакой… Побеги из разряда «одной нагой за монитором» как особый вид сильного нервного стимулятора с приходами в виде диареи речевого аппарата, безвкусной, бессмысленной, бесталанной, бесноватой, жадной до реакции... В поисках изъянов глядя в зеркало, а оно бьется бревном, торчащим из глаза. Да! Любите мои недостатки! Целуйте в волдыри (где это, у Берроуза, кажется, было?)!

Мешаясь с постоянными уходами в аут, создает мелодию, которая специально напоминает какофонию, хоть и упорядочена на самом деле. Несмотря на то, что я даже на бесконечно малом промежутке А-В могу сбиться с пути… Колоться, резаться, рвать глотку, ткани, вспарывать глазные яблоки об слова, не двигаясь ни вперед, ни назад, стоя, но заблудившись. Подбросив тарелку в воздух, глупо ждать, как упадет и разобьется…на части. На счастье (с).

//А вам советую обратиться в «от монитора», туда, где ходят чуть надоевшие, но реальные автобусы, где наступает вечер, а это значит поход за хлебом, где иногда вспоминаешь о кинотеатре, где есть наушники, вгоняющие в мозг музыку и голос издалека, но вы его помните с детства, где слова – только эффективный инструмент, а не цель. А цель, видимо, находиться в этом неизбежном месте.

Месте, где крики души – это стоны из-под одеяла, Месте, где люди действительно важны. Именно как любовь к привычке и проблемам. Где есть работа, с которой покорно делишься нервами, временем и, по-дружески, - улыбкой успеха. Воздух на крыше, у которого почему-то совсем другой запах. Срез и его сиюминутный толк.//

Я хочу в этот абзац, как инвалид, лишенный всего и сразу.

Из стен добровольного аутизма. Идеалист Евгений.

В колонках играет - Cradle of Filth – Funeral in Carpathia
Настроение сейчас - Приглаживая пластилин

 В меня вдавилось что-то сверхъестественно прочное, прямо в лицо. Настолько, что голова вогнулась внутрь, почти полностью скопировав то, чем была вжата… Теперь я вечно улыбаюсь, мышцы, поддерживавшие вечное холодное недовольство, смазаны напрочь, теперь мой нос внутри, в глубине мозга, он симпатичной женской формы, а на прежнее курносое недомоганище; мои глаза – усеченные пронзительными зрачками сферы, а вместо щек бархатный след и желанный изгиб наружу над губами.… Так, как я хотел почувствовать.

Тело размыто двустворчатой фигурой из ткани, прятавшей резцы, я расплавлен жаром от факелов серо-голубо-зеленоватого цвета, отпечатки пальцев встречаются через сквозные отверстия, а на месте старых губ ярко-алые следы от зубов, доставлявших сладкую боль мозгу, подключившемуся к розетке для более полной отдачи…

Пластилин затвердел, и теперь я такой навечно. Хожу, будто из живота аквариума выглядывая наружу, на резиновых, ватных, металлических, серных, пластиковых или туалетнобумажных людей, каждого со своими свойствами. О которых написано прямо на лице – как у меня... Ведь все-таки материал, из которого мы сделаны, работает на нас, пусть и забирает на собственные нужды годы возможной жизни…

Я похож на дерево, охотно делюсь частями, чтобы потом жить без них, ограниченно, но кое-как, даже не задумываюсь, «прорастут» они или нет.

Во мне есть что-то от резины, но уж точно не верность собственной форме…

При определенном умении и подходе, сделать из меня можно что угодно, а потом поставить на полку, выбросить из окна либо поломать, перелепив в какого-нибудь типичного барана.

В этом моя пластилиновая сущность, да? Нет, внутри же определенно что-то дышит, бьется, носится, сокращается и растворяет, а это значит…

Блядь.

Мясо, залитое синтетикой. Как банально!

В колонках играет - Bryan Adams – Everything I Do, Duran Duran – Come Undone, Marilyn Manson – Speed of P
Настроение сейчас - To come late…

                Она посмотрела прямо в зрачки, минуя белую муть – он мгновенно очнулся. Спереди – дверь, закрытая, коричневая, как в реальности, только маслом. Лишь с молчаливым черным глазком, почти незаметной мелочью, разбудившей непереносимым мозговым шумом взлетающей ракеты. Тысяч ракет вокруг. Бросок в сторону – мазком из середины двери торчал тусклый свет подъездной лампочки. "Все верно, значит, я опять came late…" – он отпил коньяк из полупустой бутылки.

Похожая реакция приходила раз в утро, правда, он не был уверен, так как за окном, когда бы ни смотрел, всегда было пасмурно, как утром, днем, вечером или даже белой ночью. Поэтому он окончательно уверился, что утро – это когда он просыпается, чтоб хоть о чем-то в этой квартире не заморачиваться.

Потому что остальное не поддавалось логике вообще, начиная от вечной краски на кончиках пальцев и через тучи утренних разнородных запахов заканчивая самим вопросом нахождения этой квартиры в безразмерном «Где?», «Когда?», безусловном «Почему?» внутри него, который и сам неизвестно как её внутренностями оказался. Склонность вещей педантично упорядочиваться, незаметно придвигаясь на место просто приводила в недоумение, а вот гул, раздражавший стены и стекла, иногда даже пугал… Он ясно помнил, что вчера – ну, то есть «до» сна, - в вазе стояли гвоздики в низком поклоне собственной смерти, сейчас же – бодрячком(!). Да и коньяк будто и не выливался и не всасывался в кровь вовсе – имея только вкус и аромат, придавал легкое ощущение резиновости момента…и всё.

Но самое непонятное висело, стояло, лежало, валялось вокруг. Фрагменты, какие-то странные фрагменты комнаты, почти ничем не отличавшиеся от самого интерьера, кроме техники и этого самого «почти»…

Вот, розовая подсвеченная штора с легкой тенью у угла рамки – женское плечо? Настольная лампа? Вот капли от стекшей в водопровод воды. Вот собственные ноги в штанине, будто по ней только что провели рукой, поправив. Кружка с коричневым теплым осадком на дне. Даже блядская дверь с почерневшим глазком!.. Это вводило в ступор и ощущение, что все было, но он не застал. Что было, кончилось и, представ один раз загадкой, во второй уже не появится…

…коньяк прорезал язык до горла, ввернув взгляд в картину уходящего от бокала отражения и Ничего кроме.

- Кто же ты?

- Правильнее будет «когда?» (ответа он не слышал)

- Где ты сейчас?

- На 5 секунд раньше вопроса.

Его неодиночество, казалось, возрастало с каждым стоЯщим мигом. Плодились мысли об очевидном. Уже стало ясно, что всё вокруг написано им, но что это окончательно ушло, а выпивка никогда больше не «вставит»… Сегодня уже катилось к желанию спать. Вопросы к самому себе вне зависимости от отсутствия ответов (которые его слышали), прикрывались сжимающимися в плоскогубцах дрёмы веками.

- Ты мне явишься? Я мечтаю, чтобы…

- Да. Только усни хоть на миг.

- Почему я это рисую?

- Чтобы сохранить прошлое.

- Что со мной сделали? Что Я с собой сделал?

- Ты опередил время и опоздал на реальность.

…Сон схватил за голову и, надавив на виски, проглотил, не разжевывая. В нем была клеточка мира панельного дома, в нем была женщина, уместный алкоголь и вдохновение. Она пыталась сказать ему что-то важное, надувала ноздри, трепала волосы, выстукивала пощечины, кричала прямо на ухо, а он сквозь липкую вязкость поседевшего засыпания хотел прижаться к ней грудью, неразборчиво говоря о невыносимом профиле, который обязательно нужно написать маслом и именно из-под тумбочного софита. Не выдержав, она пронеслась молнией, ударив во входную дверь с внешней стороны, пока рука сама выводила лежавшую на полу отвалившуюся дверную ручку…

- Ты кретин.

- Что со мной?

- Когда же ты послушаешь? Следуй за мной. Просто иди по следам.

- Как выбраться?

Тени, серость, пьяная святость собственных ответов на еще не заданные вопросы.

---

Однажды он проснулся за чистым холстом, почувствовав привкус вони, витавший двумерными волнами и протыкавший комнату насквозь. Он был не один – на полу лежало тело женщины, абсолютно нетронутое, сине-белое тело с явными признаками начавшегося разложения. Рисунок вен, ставший особенно чистым от свернувшейся крови, напомнил паутину абсента… отчего-то… Метафора… Невозможно смотреть!

Взгляд в зеркало и ужас белизны молодой кожи.

- Ч-что… Что произошло?

- Я бросила тебя вперед, и ты опередил реальность, оказавшись раньше времени, – проявилось на стекле, а следом много-много точек…

………………………………………………………………………………………………..много-много……………………….. ……………… . .. . . . .. . . ………………………. . ……………………много-много….. ……………….. ………………….. ……….. ……………………….много-много…………………………………………. …………………… ………...

В колонках играет - Tiamat- Cain, Tiamat – Gaia, Tiamat – A Pocket size Sun, Tiamat – Wings of Heaven
Настроение сейчас - But please, please, please…

               Отвечать за собственные действия мы привыкли давно – с тем укладом, что всем друг на друга насрать, и возможен только серый центр, любыми способами стремящийся к свету и оттого валящийся прямо в рот тьме. Осознание этого, конечно, делает нас честнее, рассудительнее, но…выделяет только отдельные моменты. Остальные смазаны страхом.

Вот, допустим, мне сейчас безумно хочется пройти около лучащейся женщины, вроде бы мимо, но на самом деле резко схватить за плечи и прямо на ухо сказать что-то неожиданное, настоящее, смелое.… Почему именно сейчас, а не раньше? Страх. Межа, отделившая полмозга от полумозга, и работала уж точно не «та» часть.

Как во всем известном из школы эксперименте Юнга на оптику – поглощающая доска с двумя отверстиями, через которые проходит свет и на определенном расстоянии волна накладывается на волну – потому как когерентны, текут согласованно, из одного общего источника. Вот и думается – отверстия разделены физически и никогда не соединятся, но свет проходит сквозь оба и, накладываясь, увеличивает Поток Света на определенном участке после них. То есть получается нечто большее… Мммм…утопист я, технарь-недоучка, погрязший в очередной меже, с одной стороны опасливо поглядывая на другую.

И распространяясь между тем, что есть и должно быть, а значит, боясь включаться в новое, культивируем в себе послушание. Бенедиктику. Труд и молитвы, братство и терпимость под печатью “Veto” на взгляд в междустрочье на страницах догмата, и…

…в принципе, правильно делаем.

Мы с выбором, без него жить незачем. Все верно. Единственное, чего против – это чтобы жалели о собственных редких плевках на жизнь монаха-хиппи (или маньяка-педофила, в зависимости от выбранной крайности), как способа отвлечься от того, к чему потом все равно вернемся. Не надо жалеть. Они, минимум, вырывают из реальности. На два дня, на месяц, на час… Я о них чуть-чуть знаю, и это – лучшее, что со мной было…

Спасибо <---- 

Но все же отвечать за это надо. Да так ,чтобы ни себе, ни судье не солгать, чтоб не бояться ночью во сне сболтнуть лишнюю эмоцию вслух. Кому-то это покажется неправильным, но, по мне, нагромождения шитых нитками из паутины не существовавших событий – это опасно, ведь в них можно и поверить… Хоть это и не так обидно, как безразличие, которое я вижу в собственном окружении….кроме, может быть, брата.

Игривое состояние ведет от множества троеточий. Все-таки они есть! И какой бы я ни был никчемный мазохист, зависимость лечить не буду. Не хочу.

“If I go, will you follow?” © Tiamat

Вопросы в сторону! И верхние, и нижние. И следствия. И будущее. Совсем немного для «сегодня» осталось, а мы всё недовольны. Сheer up! (пожалуйста)

В колонках играет - Stigmatic Chorus - Шестой Грех
Настроение сейчас - бенедиктика :)

 Вперед на солнце, что уставилось закатным глазом, железом и смолой крыши, за воздухом, простроченным августом, бросаюсь искрами сверху вниз.

И что же я все-таки сделал неправильно?

То, что сидел в закате? В кошках? В ржавой стали? Осколках краски? Над мертвой голубятней? Под кровоточащим небом, что алыми каплями прямо в темя? Среди смога? И стука муравьиных лапок внизу?

А что сейчас делаю?

Возможно, то, что когда-то начал умирать рановато и теперь дохну. И что слишком медленно. И что больше, чем череп, из головы не вытянешь. И что вытаскиваю. Что до смерти люблю идеальное. А сам-то, хах)… И что самое лучшее для меня падать. Когда быстро, красиво и никто не успеет разочароваться. Лететь и дышать. И ведь фиг надышишься.

Вот так за перфекционизм жестоко бьют.

В колонках играет - Diary of Dreams – But the wind was stronger
Настроение сейчас - много

               Чиркаю спичкой и убеждаюсь в том, что джин действительно горит. Симпатичным синим газовым шпилем упираясь в ладонь, унося куда-то в Аравию… Мысль из «вчера», но вчера мне этого не позволили – и правильно.

До этого был затяжной сон, который прервался стуком каблука о знакомый до вони асфальт. Шаг закрыл за собой 30 сантиметров нереальности – щель между вагоном и перроном – и унес по носкам и пяткам; “Coffin fodder” проделал дырку в воздухе, сквозь которую я пробрался много дальше и быстрее, чем должен был. Не оглядываться! На «раз» - я уже в желтой «Газели», на «два» - в замочной скважине, на «три» - засыпаю, через исчезнувшие руки теряя осколки уходящей абстракции. Той самой, где прыгаешь на облака, когда пьют кровь (хочешь, чтоб выпили всю) и где еще раз убеждаешься в собственном бессилии, но тебе на него плевать…

А сегодня – снова понедельник, ввиду уволенности, первого дня семестра и нового предложения работы вроде бы начало чистого листа, пусть и отнюдь не белого… Скорее, как на карточке пополнения счета или лотерейном билете – я монетой стираю защитный слой с листа А4, который почему-то врезан мне в жизнь. Так можно и в судьбу поверить…

Уходя в глубины размеренных стуков об рельсы, вспоминается, как на полной скорости экспресса моё окно догонял трупного вида парень и бросался искореженным лицом прямо в меня, как только я откладывал Хелла… А потом снова чернь и отражение ненавистных волос. Вновь ”Wings of Heaven” и “Divided”, чтоб всему Tiamat'у икалось до упаду… Гораздо важнее, что рельсы не просто шерстяного цвета – это и есть спрессованная шерсть, которая привлекает руки мягкостью, ты запускаешь – а там «Что?», «Говори», «О чем думаешь?» и Джаред Лето косится со стула, на котором сам же и нарисован. Там нож, который не только режет, но и объединяет. Как? Я когда-то убил в себе двоих по отдельности с разницей в 8 месяцев – теперь они вместе, пусть и вне меня. Боже, я жалею о переломах, обо всех переломах, которые могут быть и были, я жалею о том, что ВОТ ЭТИ руки, которые сейчас пишут, – что ОНИ боялись и лежали на моих коленях, а ЭТА голова, хоть и варила суп мыслями, но все же осталась непробиваемо тупой.

...Топить в алкоголе собственные суставы, делать их пластичнее, податливее к приказам мозга – это слишком просто. Бросаться в ром, в Jack Daniels, в "Бейлис". Но для чего, если завтра наступит и принесет осознание того, что 40 градусов хоть и сила, но не такая (далеко не такая), как 36,6 напротив? И что депрессию, – бронзовую женщину с лицом из вечно осыпающегося песка – которая машет двумя створками дверей в «потом», не предашь. Потому что, хахаха, и она тебя ни на кого не променяет.

//Я не оправдываю надежд//

//Я такой же, каким и был в опасливых сравнениях с тем, кем я должен быть//

//Я лишний//

Ну и хуй мной… Потому что я могу это Понять, но не Почувствовать. А то, что чувствую – это моя реакция, она со мной и разжигает до сих пор. И она, получается, единственный отрицательный момент, да? Извини, я люблю этого гениального «урода» в семье моих реакций…

P.s.: Просто хочется упасть и помолиться как могу – с придыханием произнося имя. Для себя я редко что прошу, значит, пусть поможет разобраться тому, к кому эта молитва уйдет.

В колонках играет - Tiamat - Wings of Heaven
Настроение сейчас - из абстракций

Возвращаясь домой отовсюду, мечтаю всунуть мозг обратно в тело. Прошу всех святых (бога,аллаха,сатану,будду,яхве,ярила,перуна,молоха,зевса...кто там еще есть?) суметь жить с тем,что теперь уже...вот,практически перед глазами,на вытянутой ладони из лба. идущей из всех мест сразу в неизбежное везде и вполне предсказуемое всегда. Теперь уже 'всегда'. Такое же,как и у тебя.

В колонках играет - Grave Flowers - Lacrosy
Настроение сейчас - кастрюльство

Он был одинок.Она жила отдельно. Он пил холодный кофе,смотря в широкий экран на темноволосого мальчика,певшего на немецком.Она открывала хлебницу ножом,кивком отвечая на вопрос из телефонной трубки. Он присел на дно теплой ванны,упершись плечами и ступнями.Она,садясь в автобус,поймала ресницами соленую каплю... Он сменил прическу,побрился и обновил гардероб.Она позвонила почти забытой подруге и впервые за много лет выбралась в ресторан.Они присмотрелись. Он продвинул свою передачу на местный телеканал.Она открыла магазин по продаже handmade-мыла.Они взглянули пристально. Он стал самородком из провинции.Она запустила сеть, бросив своё имя горожанам.Они уже наблюдали. Он вырвался на национальный уровень,его романы стали бестселлерами.Она занялась строительством торговых центров.Они восхищались. Ему дали Нобелевскую премию по литературе.Она стала депутатом госдумы и выдвинула собственную программу реформ.Они искренне смеялись... Он на серебристом 'ягуаре' врезался в летящий поезд.Она упала вместе с вертолётом.Они замерли. Ему ампутировали обе ноги.Её наполовину парализовало.Они ревели литровыми слезами. Он шесть месяцев восстанавливался после травм.Она полгода молчала,глядя сквозь стерильные стекла на линяющие тополя.Они не показывались. Он повернул голову вправо.Она скосила глаз влево, криво улыбнувшись.Их не было. -Теперь только мы,сестренка.Знаешь,что это значит? -Да.Самое время,брат.Я помню уговор. //Они одновременно повернули ключи.Больница и горный городок постояли еще секунду и, упершись сами в себя, взлетели на возрастающем грибе.// Творческих успехов и Карьерного роста вам:) и никаких ИХ

В колонках играет - Eternal tears of sorrow – Autumn's Grief
Настроение сейчас - Eine fehler

 Опора моста. Одна из многих сотен. Ей нравится… Безвозмездно дарит равновесие и верит, что только в ней и сосредоточено главное усилие, без которого мост многофермовой гусеницей уползет под воду (хоть мы знаем, что 50-к-50). А в открытом кабриолете над асфальтом несутся двое. Поздняя весна, поцелуи ветра с электрическим вкусом близкой грозы накладываются на задерганные друг дружкой губы. Смех глазами.

…сквозь тысячу таких опор, не задумываясь, зовут ли их как-то. Зря.