Давненько я тут не бороздила просторы. А на самом то деле, очень соскучилась по Маше. Прросто Маше.) привет тебе, ясный комочек, и моя за-за-зу, если откликнешься..)
А далее, - только под bebe )

Пойду в секс-шоп, и обязательно найду резиновую куклу.
Такую, с кнопочками.

Кнопочка `монолог`, - пусть моя зина задувает мне в перепонки слова.
Что-нибудь из памфлета, непременно о Лондоне, Праге.
Пусть читает взахлёб Есенина и Цветаеву, и, непременно, любимое.. `..сжала руки по темной вуалью`, Ахматовой.
Пусть моя зина будет ругаться матом!
А между рассказом о Лондоне и дерзкими цитатами Проханова - дымит мне в лицо крепкими, а потом так настоятельно тушит бычок в свежезаваренном кофе.

А тебя, кнопка, я очень быстро сотру - `сопеть в шею`.
Да, сопеть в шею, даже не слюнявля.
Зина, я разрежу свои сросшиеся пальцы на руках - и вставлю туда твои, только сопи!

Кнопка `заповедь первая` - кнопка, что закрывает меня, так, грубо, и никому-никому больше не открывает. Разве что когда мы с зиной будем вдвоем дымить кому-то в лицо и тушить наши бычки в свежезаваренном кофе.
Зина, я назову тебя Сонечкой.
Ты будешь жмуриться по утрам, а я буду дуть тебе в лицо.
(Да, это едва излечится ямбом.)

Мы будем играть, зина.
Я буду делать вид, что пришла по объявлению `предоставляю кров и тепло`, а ты будешь хозяином той постели, в которую я лягу с тобой этим же вечером.
Я буду ковырять твои ключицы, не давая спать. А потом мы станцуем степ.

«don’t touch!»

Я обязательно сделаю кнопку `выключить`, у себя, и у тебя.
Чтобы мы никогда не ссорились.

И ещё, обещай, моя резиновая зина, что у тебя обязательно будет мигающая кнопка.
Чтобы именно она мигала через каждые полтора года, и кричала о смене батареек... перед тем, как мы сядем много-много говорить о том, чтобы бы больше не заговорить никогда.
Говорить о том, что мы сдулись. И так, просто, - бывает.

Скажи мне просто, - да. И я пойму, просто пойму, что в одном из провазелиненых помещений, я когда-нибудь, обязательно, тебя найду.

Сомнительно не хватает Петербурга.
И тут уже не поймёшь, - то ли самого грязного, Питерского; то ли чего-то светлого, гордого, томного.
Чрезмерно жутко не хватает людей.
настоящих.
Таких, сально-солёных, но никогда не скрывающих это под белой рубашкой герцена, ввиде сюрприза.
Таких, чтобы наотрез; и ходящих под лозунгом даже не `лучших` (о, как это сладко звучит), а просто `п-здатых` людей.
Людей, что не помешкаются закурить десятую, (когда их всего две), где-то на бардюре, и так не тактично сплёвывать через плечо.
Людей, с такой тяжелой походкой.
Тех, что не стряхивают пыль со своего пиджака.
Тех, что не будут скурпёлузно, тряпочкой, оттирать разможенных мух, с лобового стекла.
Наверное, не хватает Летова.

Вот уже четвёртый день, как я склонилась над планшетом и угольными карандашами.
Механические крылья на разорванном теле девушки. Девушки с пришитыми ногами и встроенным чипом в черепе. Черепе - переломленным пополам. Во рту, сука, мундштук. И такая не скромно обнаженная грудь.
Что это там с точки зрения психологии рисунка?
Я, пади, бесновата?
А на асфальте я сегодня растянула пастелью грустную морду и запаяла её в петлю.)
Что-то вроде `долой грусть!`

Слепой мой ангел, здравствуй.)
вижу, читаю, предполагаю - что ещё помнишь). и мне приятно, и тебе мило - ибо и я не забываю.
Воздух по берлогам торкает уже меньше, отчего лечу в Петербург, - немедленно!
Вскоре беру билеты, так что жди фотоотчета.
Знай - кто-то кого ты когда-то бегло читал, ещё дышит, и не поверишь - даже улыбается. Ценности стали менее громоздкими, отчего радуюсь тёплышку, ввиде ромашки на рабочей клавиатуре.
А вот курить стала чаще и крепче, не порядок.

Кстати! Советую тебе `розовые очки`, aka - gillia, послушай обязательно.)

слишком часто стало казаться,
что собаки, стали плеваться
жижей,
смесь которой похожа на Мать.
что-то вроде пережеванного младенца,
с желчью помойной и гнилью джеймса,
того,
что монтегю роудс.
дворник скабрезно выругает пса,
и как всегда, впрочем,
не успеет соскребсти с тротуарной плитки
рвотную кучу.
а слегка поношенный ecco, так чтобы,
не совсем тактично, размажет гущу,
отплюётся, обернётся, пробубнит что-то,
а потом удивленно: мама?
те же черты, лики, тот же, родной, запах -
что-то похожее на соль в кофе,
что-то похожее на гвозди в ушибах,
напоминающее беретте в кармане,
лекарство, от несуществующих болезней.
ну а если бы хоть что-то сжалось,
если бы только *tenderness пробежалось бегущей строкой
по сердцу,
ecco бы, пожалуй бы, рассказало сказку,
о том,
что африка впала в китай.

21 марта 2008 года.

Странно.
писала, дарила стихи.
скурпулёзно рисовала, почти в дар, на память.
у кого-то по стенам расклеен, моих кистей рук, Витя Цой
у кого-то обнажёнки,
у кого-то распятые..
Витя Цой на моих рисунках часто пил,
странные девочки с пришитыми головами часто ласкали друг друга,
распятые, всегда, всё ещё были живы.

стихи мои грубые, циничные, холодные
в них всегда кто-то кого-то отхаркивает (чаще зубастые псы, гнилыми клыками жрут младенцев мамаш пьяниц )
их врятли кто-то хранит.
их не храню даже я.

мои любовники протирают мне над головой какой-то мнимый, надуманный, нимб
не часто сталкиваются на тротуарах, но смотрят друг на друга не по-человечески маняще;
совсем разные, красочные, живые, настоящии.

я не умею любить так как об этом говорят, или так, как хотелось бы об этом слышать.
умею чувствовать, умею ценить, беречь, дорожить
умею жадно, умею брезгливо, умею неохотно.
а как это - любить, мне всё равно.
я не люблю мужчин, я не люблю женщин
да и впрямь поставила бы этой планете ноль.
моё предметно-чувственное, какое-то другое.

мне сухо от терпкого секса,
мне сухо от назойливых, превращенных в слова, чувств.

Реквием по мечте. Да, я ненавязчиво ехидно улыбнулась, закурив, после этого фильма. Нет, он не фальшивый. Но настоящее в нем разделено втрое. Реквием по мечте испачканый свежей спермой , - так я бы назвала свой фильм. И мало там оказаться, там надо !быть, - вкушая ртом веяние испаренной мочи и высушенного в воздухе говна. Тошнотворные, блевотные дряни, которые только и успевают пускать слюни друг другу в зрачки. Гниющие в этой героиново-сексуальной эйфории, и ковыряющиеся в носу после мастурбации.
Нет, там ни так красиво возлежат на кровати с обнаженной грудью, как в фильме, бесед-куя о красоте и любви. Чуть-чуть иначе. «Джаред Лето» ни так симпотичен рожей, и в жизни представляет из себя, в лучшем случае, мешок с костями, который тычет своим пенисом, по ошибке, в живот. Хотя ему уже все равно. «Дженнифер Коннелли» - в жизни, с иссушенной кожей, впавшими глазами - в момент пика удовольствия иногда испражняется под себя. И им совсем не важно, что вокруг сидят еще семеро таких же. А этим семерым, так же безразличны они. Они будут наплевательски иметь друг друга. Их вены променяны на путепровод винта. Им, к сожалению, за миньет героин не дают. А если бы и давали, они бы набили мозоли на половом органе сего щедрого дядечки. Мордой бы точно воротить не стали, как в фильме. В углу можно долго сопеть над этими картинами. Только какой-то страх, что ли, в кончиках ногтей на руках, то ли холод, то ли покалывание.. Нет, убежать оттуда не торопишься. И мамку вроде как не зовешь. Не то чтобы ни хочется оттуда уходить, - ни хочется уходить через дверь.
Алина, кажется, ее звали. Еще одна гостья притона. Хорошая, обеспеченная семья. Проживают в москве. Маминька попросила сходить ее в церковь на службу, и только потом заручилась отдать обещанные деньги на один из ночных клубов. Вроде компенсации. Доблестно отстояли службу, забрали деньги, и помчались за героином.
Добро пожаловать, доза винта, г. Белгород, на 3х, -= 1300р. Покрайней мере вчера назвали именно эту сумму.
Реквием по мечте, реквием по мечте, - суровая реальность, суровая реальность., - это гламур, а не реальность.
Реальность, вот она - попа приземленная у монитора. А там четвертый мир. Не ад, ни рай, ни земля обетованная. Они не плохие и ни хорошие, - они прросто другие.

концерт зёмы был неподражаем.

тусклые худ-ники, опасливые святоши, блудливые псы, духовные и словесные проститутки
вас поносят все.
шарахаются как от шаровой молнии нынешнии 'богемные индивидуалы', включая всех просто сытых и умереных.
вас не может ни быть, ибо вы занимаете неизбежное место на синусоиде истории человека.
я бы не назвала вас величайшей трагедией, лицемерно сетуя о правде/искренности, которую вы потеряли,
но до конца буду находиться от вас на безопасном, как от гигантского взрыва, расстоянии.
меня откровенно тошнит от глубокомысленных размышлений, какой цветущей и могучей была бы любовь, не явись вы в пломбированном вагоне.
существует божественная данность. Оптимальное, единственно возможное русло, по которому стремится вся внутренняя, чувственная, энергия; катится раскалённая лава сия процесса.
и чтобы там не чесали, брызгаясь слюной и сглатывая, как горькую сперму, - чувствуют все.
по-своему, по-разному. Со значением и без.
подобно верным хозяйским псам, или подобно смене партнеров мотельных богинь.

*набиваю уши ватными палочками и никого не слышу*

насытилась К. Муратовой.. жадно запивая красным вином.
Литвинова, как и прежде, неподражаема.

утопаю в новеллах и киносцерариях.
аптека, - как тётушка Френкли, встречает с распростёртыми объятими и отправляет домой с кучей абсолютно не нужных антидепрессантов, снотворных, обезболивающих, и прочих, сладко выбивающих из реальной коллеи, пирожков..
такие большие, угнетающие, упаковки - с одной псевдокапсулой.
дозы, соответственно, не нормируются.
Просыпаюсь уже ни в койке с жестким, хлорированным бельём.
А в чужой, мягкой постеле, на таком красивом плече; красивом плече..
Но,
Я вообще ненавижу секс. Только любовь. ©

А самое святое, и любимое, - гнётся жалостливым и омерзительным клубком, под спиртовой эйфорией.
по привычке укрываешь её теплым одеялом
по привычке, у сердца, теплятся и жадно выжидают её слова: люблю тебя.

милый ил-энджел, я помню про тебя
даже когда ты засыпаешь ..)
All shall be well jack shall have jill*
Сегодня мне липко.

Реконструкция.
Изоляция от внешнего мира, раскрепостила во мне, какие-то больно живучие клетки цинизма.
При том, эта пыль, забила ни только мои вены, лёгкие, ни только ломает кости.. Но и сломало что-то в отчаянно гниющем сердце.
Говорят, Бог, оболванивает абсолютных безнадёг, какой-нибудь тщедушной, неизлечимой болезнью.
Сегодня, глобальные мировые сети, подарили мне восемь фотокарточек светлого
семи-восьмилетнего мальчишки. Я как-то бдительно честно, не наигранно, умилялась его огромным глазам, светлой улыбке. И только после, листая последующие страницы журнала, смела узнать о его недавней гибели.
В очередной раз,
впитала,
без красителей,
резцами по спине и рукам,
желчь сетей мира.
Без сахара.
Так вот, говорят, Бог…
Ещё год назад, я нескончаемо вытаптывала, как следует, пешком, к церкви.
И несмотря на то, что она [странно и чаще] была закрыта перед моим приходом, я с неподдельным удовольствием могла нное количество часов плакать у целомудренных ворот.
А потом с лёгкостью, и обнадёживающей чистотой, бороздить обратную дорогу сугробов, пригородной деревушки.
Некоторые манёвры времени, отняли у меня эту тягу и былую необходимость.
Душа, после долгой реанимации, была успешно заменена протезом.
Невзначай.
Но, смотря на эту улыбку, запредельно огромные, черные глаза, мне стало непостижимо стыдно.
За бесполезность. За безнравственность. Безыдейность. Безысходность. ©

Овалами, расплываюсь по экрану.

Через тонкую марлю нащупываю порошок.
Сертифицируйте меня, а?
Как-то неприлично и пагубно хорошо.
В мире понарошку всё рушится медленнее,
Замки Бастилии всё ещё стоят,
Небо всё ещё цвета [джин]тоника.
Если бы я только умела рисовать музыку..

три вордовских листа.
незаконченная статья.
шуршанье пустой и твёрдой обёртки
опустевший пластмассовый бутылёк,
мнимое и беспредельное счастье кончило.

Акустика слабеет. Музыка смешивается с чаем и солью.
Рацион питания ограничен легким алкоголем и каким-то белым порошком, сладко растворяющимся на языке.
Вытянутые синие капсулы Набокова, Достоевского, Есенина, Ахматовой.
Переболею. Переболею. Переболею.
Не больно. Не больно. Не больно.
А зёмочка расплывается в винампе. Она пикой раскалывает вакуумную оболочку.
Единственная, смеющая докричаться.
Дежавю. Через каждые полгода доза увеличивается в полтора раза.
Как необходимость.
Четверть номеров телефонов, сегодня небрежно были скинуты в «черный список».
Как необходимость.
Ты, конечно, сразу в рай.. А я, не думаю, что тоже.
Ртуть в глаза. За любовь.
Тасуйте мои мысли.
Сделайте из них бусы.
Самые некрасивые бусы.
Сосчитайте во мне сердце. Его - два.
Сожгите их, оба. А щепоткой сажи подгорчите своё вино.
Чтобы во рту вязало. А нутро сожрали личинки червей, под названием нар[кот]ик и любовь.
Такие они, эти, два сердца.

[я хотел бы раскрошить молотком на мелкие кусочки греческую коллекцию в Британском музее и подтереться Моной Лизой] © Чак Паланик

«против шерсти».
Любительница частичного творчества Проханова.
Классик. К тому же не пьющий, но много курящий.
Стригущийся всегда коротко при наплывах депрессий.
Рисую на обоях. И свято восхищаюсь иконописью.
Приверженец серого и коричнево-черного цвета.
Блаженно следую позиции сильный - слабый, приятен - неприятен.
Наркотики мне свойственны весьма оригинальные - музыка, грибы, гликодин, природа, фотографии.
Клубы, вечеринки, большие компании я не люблю.
До сих пор плачу, когда убивают букашек. Реже, когда людей.
Мой рост слегка не дотягивает до метра 55.. и я не люблю длинные ногти.
Иногда в голову приходят бредовые идеи «а не снять бы проститутку?!», и я всегда молчу на парах. В первые три месяца обучения в институте, мне помнится, меня слёзно презирали окружавшие меня гламурные журналистки, за то что я редко говорила им «привет», и в частности вообще говорила. За то, что на парах всегда рисовала распятых девушек, и громко слушала земфиру и наутилуса. На самом деле тогда мне хватало себя. Не было погони и зависимости от ширпотребных, пустых бесед.
Я не ковыряюсь в носу прилюдно, и из меня получилась бы хреновая актриса.
У меня есть прекрасный знакомый Лео, и он тоже имеет корочку о специализации дизайнера. Как и я он ей не пользуется.
Ещё я не люблю золото, мне перестали его дарить тогда, когда поняли что я его всё равно сдаю. А вырученные деньги спускаю у первого киоска на сладости и прочую дрянь.
Я не люблю праздник «новый год», и третий сезон подряд провожу его на крыше высотного здания.
Не люблю и своё день рождение. От 19 августа, не кривя душой, всегда ожидаешь чудес. Но гнилое разочарование посягает на меня уже к десяти вечера этого дня.
У меня один друг.
И два выдуманных. Йом и шуцу. А фамилии их Йом С Маленькой Буквы, шуцу С Большой Буквы.
Это уж совсем когда плохо становится.

Меня можно назвать и черствой - потому что на все импульсивные и эмоциональные беседы, я оставляю лишь одну не длинную фразу: «строго на-уй»
лень мне последнее время копаться в себе, что-то выясняя помимо того, что уже точно знаю.

В колонках играет - Любовь как случайная смерть..

Это всего лишь спид. Это всего лишь drugs. Это всего лишь три разлетевшиеся на куски жизни. Без матери стало холодно и пусто. Время безгранично. И, дальше, все интереснее. [Не] жаль, что ни осталось никого. Жаль, потому что, сейчас/вчера/завтра вы были нужны. Жаль, что трусость/страх, сгибают ноги перед железнодорожными путями. Не злитесь, ни держите обид на недождавшийся звонок. Не злитесь на несостаявщуюся встречу. Просто вы приходите тогда, когда захочется вам. Как впрочем, и уходите. Но ни тогда, когда это очень нужно. Когда вас, ждут.
Раскинем карты. Сыграем на жизнь. Плюнем на старые фотоальбомы.
Ее так мало, этой капли непринужденной «необходимости», «нежности».
Мы горим и сгораем поочередности, в совокупности вместе, - гнием. Кто-то сгорел раньше. Кто-то почти пепелится. А кто-то, вот-вот получает экссстаз от возгорания. И это не менее интерресно, чем быть и иметь все.

Овсянка покроется плесенью. Весной распустятся цветы. Новые сенсации разнесутся как вирус. Люди будут отхаркивать куски плоти себе подобных, но ими же съеденых. Когда-нибудь, кто-то съест и меня.
Разница в другом; уже не находишься в настоящем. Где-то далеко над ним. С улыбкой встречаешь «несчастья», как что-то новое, «интересное». С нетерпением ждешь «дальше». Как сломаный диафильм. Не притворяешься, - это прросто скучно. Вроде здесь, но тебя уже нет. Быть «вне».
Совсем Один, человек не чувствует себя одиноким. В каком-то заблуждении ищешь семью.
Укрываешь лежащего на полу человека одеялом. Ему, оно, правда уже не нужно.

да, все-таки мое везенье редкостно и изъебывается надо мной всю мою жизнь. © zasada_da

[плохо, если о тебе некому заботиться .. еще хуже, если не о ком заботиться тебе..]

[Самое главное ..]

shut up