-Подписка по e-mail

 

 -Поиск по дневнику

Поиск сообщений в Black-and-Red_Phoenix

 -Фотоальбом

Посмотреть все фотографии серии Мать сыра Природа
Мать сыра Природа
15:57 20.03.2011
Фотографий: 92
Посмотреть все фотографии серии Приколы
Приколы
15:54 20.03.2011
Фотографий: 36
Посмотреть все фотографии серии Моя собака и другие звери
Моя собака и другие звери
15:49 20.03.2011
Фотографий: 138

 -Сообщества

Читатель сообществ (Всего в списке: 2) Живопись_на_перьях Spleen_et_Ideal

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 20.09.2006
Записей:
Комментариев:
Написано: 49088

Комментарии (0)

Посмотрела "Мою старшую сестру"

Дневник

Четверг, 18 Августа 2011 г. 06:23 + в цитатник
На сцене справа поворачивается вокруг своей оси широкая тумба с идущими поверху буквами «Ленинград – город-герой», обклеенная старыми театральными афишами, одна из которых, гласящая «Моя старшая сестра», «смотрит» прямо на зрителя. Тумба «говорит» голосами актёров и актрис второй половины прошлого века из старого радиоприёмника. По центру сцены – типичный семидесятнический раздвижной округлый стол с кружевной скатертью. Слева – потёртый кожаный диван, с высокой деревянной спинкой с зеркальцем, накрытый пёстрым ковром и кружевным покрывалом. Время и место действия, равно как и пьеса и её тема, видны сразу – и я так подробно описываю обстановку, потому что и эту пьесу, и спектакль по ней можно охарактеризовать тремя словами, обозначившими в программке жанр: «картинки недавнего прошлого». Володин хорош тем, что воспроизводит колорит эпохи – и вслед за ним Левитин устраивает нам ностальгическую экскурсию в мир, в котором и только в котором могла разыграться эта многим знакомая по кинофильму история, а художнику Гарри Гуммелю ничего не оставалось, как обставить это путешествие наиболее правдоподобными во всех деталях декорациями, не заключёнными, впрочем, по счастью, во мхатовскую коробку: на заднике – алый театральный занавес. За столом учит уроки Лида (Колесникова), её старшая сестра Надя (Богданова), как строгая мать, пытается отогнать от неё кавалера – однокашника Кирилла (Сухарёв). Юношу приходится защищать от некстати появившегося вспыльчивого дядюшки Вити (Жорж), чьё появление обе девушки встречают с большим энтузиазмом, – дяде они обязаны всем, он забрал их из детдома и воспитал, - и пичкают его с ложечки, чтобы он замолчал. Это очень смешно, равно как и последующая попытка Нади вырастить из младшенькой актрису, которой мечтала стать сама: Лида взгромождается на стол, заворачиваясь в скатерть, и, жестикулируя как дорожный постовой, отрывисто декламирует отрывок из «Войны и мира», как речь на съезде партии, тогда как у Нади эти строчки получаются гораздо лучше. Лицедейство у неё в крови, что доказывает нелепый Огородников (Шулин), панически боящийся своей жены, до которой дошли фантазии Нади о том, как её муж якобы ухаживал за ней, - но в театральную студию всё равно идёт поступать Лида. Пятёрка абитуриентов – настоящий юмористический ансамбль, обаятельнейшие типажи-дружеские шаржи, метко обрисованные несколькими яркими мазками. А потом, после живого и непринуждённого начала, трёхчасовой спектакль скатывается в кропотливое, дотошное и потому отчасти нудное перенесение на сцену каждой буквы автора – эпизод за эпизодом, и затемнения между ними, и закадровый голос, дикторски-спокойно отсчитывающий годы: прошло два, потом ещё два. Вот Надя прочитала перед комиссией статью Белинского «Любите ли вы театр…», её согласились зачислить, но после дядюшкиного глумления она решила сначала окончить строительный техникум, а потом уже заниматься «хобби». Позволяя дяде определять свою судьбу за себя, она так же – вместе с ним – влезает в жизнь сестры, запрещая ей встречаться с Кириллом, который чуть не угробил группу товарищей на нехоженом маршруте. В итоге Кирилл женится, но Лида продолжает с ним встречаться, пока дядя пытается по-своему устроить Надю – приводит в гости своего подчинённого Володю (Щепачев), стеснительного и неловкого, перед которым Надя пляшет, а затем выпроваживает его прочь. Окончив техникум, Надя находит в театре эпизодические роли, которые её не удовлетворяют, и всё пробуется и пробуется у Медынского (Ливанов) с монологами главных героинь – но они не удаются: она «потеряла индивидуальность» - точнее, индивидуальность просыпается, только когда она вспоминает с Лидой жизнь в детдоме «как при коммунизме», а потом повторяет этот монолог, когда Медынский её уже не слышит. Дочитать
0_6d0a3_a520a4f1_XL (277x150, 15Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Координатора"

Дневник

Воскресенье, 14 Августа 2011 г. 08:11 + в цитатник
koordinator6 (171x257, 9Kb)
Марлон (Олексяк) заходит в лифт, выдающийся со сцены навстречу зрительному залу и уходящий вверх зарешёченной шахтой, как на работу – одевает висящую в уголке куртку, смотрится на своё отражение в панель с множеством кнопок и ждёт первого попутчика. Им оказывается скромный Милан (Кудряшов), хвастающийся, что едет на встречу с главой компании, которой добивался три года, в надежде получить работу. Однако Марлон заявляет, что таких людей оный глава не любит, и принимается учить Милана жизни, то и дело сводя разговор на женщин, которых считает самками, влюблённость которых обусловлена выработкой гормонов – поэтому баловать их и доводить до оргазма ни в коем случае нельзя. Сразу становится очевидно, что Марлон по меньшей мере психически неуравновешен, он агрессивно навязывает свою лекцию, не позволяя Милону выйти на несколько этажей раньше нужного. Лифт едет медленно, Милан успевает переодеться в более приличествующий деловой встрече костюм, Марлон успевает выйти из лифта и вернуться на следующем этаже, не дав Милану возможности сжевать бутерброд. А ещё Марлон успевает явно заинтересовать собеседника, потому что Милан соглашается снова спуститься на первый этаж, пока тот поможет ему решить его проблему. Седовласый Милан признаётся, что он девственник, и Марлон, проявляя мнимое участие и дружелюбие, приступает к обучающему курсу по соблазнению вплоть до того, что затаскивает растерявшегося и перепуганного Милана на колени под шумное возмущение публики, – благо времени у них навалом: лифт то и дело останавливается, свет гаснет, а потом кратковременное землетрясение и вовсе обрушивает кабину в недолгий свободный полёт. Марлон от скромности не умрёт – он уверен, что знает женщин не хуже Казановы и Дон Жуана и что перед его обаянием никто не может устоять. Милана же он держит за ничтожество, которым можно помыкать, как заблагорассудится, и, стремительно наглея, всё чаше повышает голос, топает ногой, оскорбляет беднягу и доходит до рукоприкладства. Сам Милан уж больно легко и привычно, как кролик перед удавом, подчиняется ему, глотает любые обиды как должное и продолжает после них заискивать перед попутчиком с прежней подобострастной вежливостью. Когда в лифт входит очередная попутчица Брижит (Богданова), она тоже попадает в ловушку – войти ей Марлон позволяет, а вот выйти уже не получается, и кабина продолжает мотаться вверх-вниз, регулярно застревая, погружаясь в темноту и снова отсчитывая этажи, пока с электронного табло и вовсе не пропали цифры. Брижит, честно визжащая всякий раз, как гас свет, незнакомых мужчин не испугалась, и когда Марлон предложил ей помочь Милану, отрекомендовав его импотентом, она честно попыталась к нему приклеиться, но безуспешно, - зато от топорных ухаживаний Марлона таяла точно таким же кроликом. Сообразив, что Марлон и Милан не заодно, она прагматично принимает сторону более сильного, поддерживая первого, а второго унижая и пиная вместе с ним. Бесконечная возня в кабинке затягивается, начинает повторяться и наскучивает – непонятно, чего добивается Марлон, с таким усердием пытаясь случить своих попутчиков, как породистых собачек, и ставя над ними нехитрые эксперименты. Вот – в темноте крадёт у них листочки с резюме или откуда-то достаёт свои и, ослепляя их фонариком, проверяет их профпригодность и приходит к выводу, что таковая ни на что не годится. Или достаёт откуда-то сверху и наставляет на них пистолет, оказывающийся в итоге зажигалкой. А когда на каком-то тёмном этаже лифт останавливается и Марлон уходит, перепуганная парочка попросту боится выйти за пределы лифта и так и не решается сбежать, пока их мучитель не возвращается. Он уверяет, что знает всё и про всех – дескать, имеет обыкновение снимать копии с документов, лежащих на столе начальства, и
читать дальше
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Пир во время ЧЧЧумы"

Дневник

Суббота, 13 Августа 2011 г. 08:07 + в цитатник
Что лучше можно было бы сыграть, когда главные залы театра опечатаны, и остаётся только малая сцена и чужие площадки, чем «Пир во время чччумы»? Не чумы, а именно чччумы – с оттяжечкой, со значением, почти с сарказмом: уж мы-то, дескать, все понимаем, что под чумой у классика подразумевается, верно?.. В роли пира – все «Маленькие трагедии», как мимолётные происшествия во время застолья; в роли пирующих – вся собравшаяся публика. Посреди зала стоит старомодный столик председателя (Белоусова) – похожая на последнюю солдатку, которая никогда не сдастся, она энергично, почти неистово рубит рукой воздух, как на кавалерийской атаке, задавая ритм пятёрке «молодых людей», прыгающих по сцене и декламирующих романсы, но кажется, что это только её видения, как и пушкинские герои, «призраки былого». Покойный Джексон-весельчак (Шулин), за упокой которого весь зал стоя пьёт шампанское, – безмолвный призрак, позаимствовавший у своего создателя чёрный цилиндр, легко порхает на лонже, поднимаясь к роялю, подвешенному кверху ножками под колосниками на канатах, расходящихся во все стороны и напоминающих ноги паука-сенокосца. А вот и сам Пушкин (Назаренко), без бакенбард, молодой, вспыльчивый, диктует письма на французском, размахивая пером и листом бумаги, сыплет оскорблениями в адрес почтенного барона Геккерна, которые вежливо переспрашивает председатель. Да, сон, да, бред, - но он свидетельствует о том, что Вальсингам ещё цепляется за жизнь, хотя унылые ангелы смерти, неутомимые могильщики, уже бродят, укутанные в клетчатые пледы, бесформенными тенями, многоголосо зовут его за собой, в небытие, предлагают склониться перед смертью и не оскорблять её своим жизнелюбием. Эти трое, заменившие одного священника, - старцы, лица их скрыты, но мы постепенно узнаём, кто они такие: из каждой пьесы приходит по одному, в каждую историю затесался посланник смерти. Вот скупой рыцарь (Романов) – действительно рыцарь, аристократ, старой закалки и большого опыта, - и действительно скупой, забывший о том, что богатства не понадобятся ему за гробом. Его непутёвый сын (Олексяк) ходит по-пингвиньи, хлопая руками по бокам, в громоздких латах, в сопровождении слуги, - дуб дубом, даже считать не умеет. До него не сразу доходит, что дородный невозмутимый Жид (Амиго) предлагает ему отравить отца, - зато когда доходит, рыцарский отпрыск готов повесить беднягу. Впрочем, Скупого и убивать не надо: ради бессмертия мрачных духов, страшных сборщиков чумной дани, всегда и везде напоминающих смертным о бренности всего сущего, он сам выходит из своего шкафа-сундука, куда запирался, как в гроб, и следует вслед за Жидом – первым из хитроумных старцев, волхвов небытия. Он вернётся в роли Сальери, не зловещего – просто холодного, лишённого способности и права чувствовать красоту, чувство, жизнь, - и с ним так контрастирует мальчик-Моцарт (Кулаков), увлечённый, вдохновенный, который отнюдь не думает ни о Реквиеме, ни о Чёрном человеке. Шедевр, который он принёс, - радостная, буйная увертюра из оперы «Женитьба Фигаро», и, изображая бурю, Моцарт носится по всей сцене, взлетает на руках кордебалета и играет на перевёрнутом рояле, влюблённый в весь мир, в музыку, в своего друга, в жизнь, - и так жизнь снова торжествует. А вот юная непосредственная актриса Лаура (Володина) выходит к поклонникам с букетиком, они задыхаются от восторгов, гоняются за ней, убегающей, - и так повторяется трижды. А третий старец, Дон Карлос (Храпунков), неожиданно заговорит с ней о смерти – о том, что она, в её восемнадцать, какие-то шесть лет спустя почему-то должна будет превратиться в старуху… И мы знаем, что он заговорит её, останется, - и кто знает, что сталось бы с ней, не подоспей вовремя Дон Гуан? Читать дальше
PirVoVremyaChumy_BIG (305x132, 22Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Снимок бога"

Дневник

Четверг, 20 Января 2011 г. 06:08 + в цитатник
До Странные персонажи населяют левитинские «воспоминания о латинской Америке» по Маркесу с первых же сцен спектакля. Интеллигентный пожилой мужчина в светлом костюме (Романов) с допотопным фотоаппаратом на треножнике раз за разом пытается сфотографировать бога на краю света – и безуспешно. Столетняя старуха (Белоусова) в домике посреди пустыни – красный куб с дверью, на подставке с двумя лесенками – потрясает мешком с костями своих мужа и сына, прославленных контрабандистов. Её маленькая внучка Эрендира (Левитина) боготворит её, и та всерьёз считает себя божеством – бессмертной красавицей, которую хочет весь свет, и, чтобы распространить славу о себе посредством снимков, нанимает фотографа делать сотнями кадры с её жизни. За достойную оплату он забывает о боге и приступает к работе, пока бабка морит Эрендиру работой, не оставляя времени даже на сон – мечта всех скатившихся в маразм бабушек: безусловное обожание, беспрекословное подчинение и слепая вера в россказни о романах с великими композиторами, при том что была бабка в молодости всего лишь местечковой шлюхой. Фотографу девчонку вроде бы и жалко, но что-то предпринимать он не собирается и тоже позволяет старухе помыкать собой всё больше и больше. Однажды Эрендира зажгла свечу, чтобы не проспать пробуждение бабушки, и сожгла дом – однако обе выжили вместе с граммофоном. Чтобы внучка смогла за дом расплатиться, бабка попросту принимается торговать ею, развернув в палатке кочевой бордель, а фотограф продолжает вести документальную съёмку. Публика громко поминает «гадость» и редеет после антрактов – многим проще оставаться при твёрдом убеждении, что такого не бывает. Полусумасшедшая монашенка в жёлтом рванье (Богданова) уговаривает Эрендиру уйти в монастырь, но та непреклонно остаётся с любимой бабкой. Сын голландского контрабандиста, друга фотографа, Улисс (Ковальский), тоже заглядывает поразвлечься, но поздно: Эрендира покалечена и умирает, бабка принимает его за ангела и привлекает к спасательной операции. Как у героя Ревякина, «лёд в руках его не тает», и благодаря этому принесённому из цивилизации Улиссом шматку льда Эрендира оживает под финал первого действия. Влюбившись, Улисс зовёт её убежать с ним, похищает у отца бриллиант, который тот прячет в апельсины, но, как и монашка, не преуспевает и не находит ничего лучше, чем выстрелить в бабку из револьвера. Безуспешно: пуля старуху не берёт, юноша вынужден удалиться, а Эрендиру бабка сажает на цепь под съёмным домом, где та за три года превращается в стремительно теряющее человеческие черты существо с писклявым голосом, всклокоченными волосами и напомаженными щеками. Бабка счастлива – внучка осуществила то, о чём мечтала она сама: благодаря фотографиям Эрендира стала знаменитой на весь континент проституткой, готовящейся к европейскому туру. Однако неожиданно, стоит Эрендире его помянуть по имени, возвращается зримо возмужавший Улисс якобы по случаю дня рождения бабки, а на самом деле – повторить попытку. Но, похоже, и он успел заразиться страхом остальных героев перед старухой, ибо уверен, что её непременно надо убрать – иначе её месть настигнет беглецов везде. На сей раз Эрендира отвечает Улиссу взаимностью, со скрипом согласна на побег, но всё больше колеблется. Когда крысиный яд в праздничном торте и отравленное вино не берут могучую старушку, новоявленный Раскольников прибегает к плану B – нет, не к топору, а к взрывчатке, которую подкладывает под дом. Происходит закономерное: не выдавившая из себя раба рецидивистка-Эрендира идёт в дом на зов бабки, наконец-то почувствовавшей себя нехорошо (нетерпеливый подрывник не дождался самую малость), чтобы пафосно погибнуть вместе с ней. Горе-герой-любовник комично протягивает к ней руки, не торопясь, впрочем, разделить участь возлюбленной, потом трагично бьётся в судорогах в полумраке. Самое интересное
 (245x180, 33Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (1)

Посмотрела "О сущности любви"

Дневник

Воскресенье, 16 Января 2011 г. 03:53 + в цитатник
До Спектакль «О сущности любви» - по Владимиру Маяковскому. По его судьбе, кусочку этой судьбы – должно быть, самому важному. На фоне синего задника – две большие плоские человеческие фигуры из красного картона, одна стоит, другая вниз головой свешивается из-под колосников, как отражения друг друга, одна словно сгорбилась, другая словно летит камнем вниз, раскинув руки. За столами два следователя (Амиго и Храпунков) с бытовой простотой, прихлёбывая чай, зачитывают описание места происшествия, сверяя протокол с уликами – ковёр с кровавыми потёками, желтоватая рубашка с неровной дыркой, Маузер, стреляная гильза. Потом – агентурно-осведомительные сводки: сплетни, досужие выдумки молвы, даже циничная песенка бродяг. Но вступают и живые голоса, искренние, чуткие, человеческие, резко контрастирующие с сухим и мёртвым официозом конспектов допросов – словно речь в документах идёт совсем о другом событии. Это ансамбль «возлюбленных»: лирическая, порывистая актриса МХАТа Вероника Полонская (Левитина), любовь Владимира последняя и роковая, отказавшаяся ради него бросить театр и мужа – через считанные минуты после этого отказа он и застрелился. Она обнимает сзади красного исполина, и, как на афише спектакля, её рука ведёт от ладони к локтю вниз и вбок, словно ленточка крови сбегает наискосок от пулевого отверстия на груди. Стремительная, взвинченная Лиля Брик (Богданова), любившая его, боявшаяся за него всегда – снова и снова повторяет из-за сцены ахматовские строки: «Что сделал с тобой любимый, Что сделал любимый твой!». Сдержанная, барственная Татьяна Яковлева (Тенета), вышедшая замуж за французского виконта – даже когда чувства уже остыли, известие об этом стало болезненным ударом по самолюбию поэта. Они читают стихи, им посвящённые, спорят, кого из них любили больше, и не понимаешь, осуждать их или сочувствовать в их таком понятном желании быть первой, последней, единственной. Затем на сцену опускается темнота, и звучат грузинские духовные песнопения. Только так и надо слушать красивую музыку и вокал – в темноте, когда за ненадобностью других органов чувств слух поневоле обостряется. Выступающие из темноты силуэты оказываются принявшим эстафету мужским коллективом «разлюбленных» - «лирических героев» Маяковского, героев пьесы «Трагедия», читающих его стихи, поэмы, играющих в карты за одним столом, за другим – в бильярд, где вместо шаров свечи. Немолодой интеллигент, вдруг пускающийся в шаманский пляс, распаляющийся всё больше, до упаду (Шульга). Романтик в прозрачном дождевике и с беспомощной улыбкой вешается на собственном ремне из-за двух поцелуев (Ковальский). И «озорной гуляка» в кепке, мусолящий бычок, и трогательно неуверенный человек с налипшей на лицо не то бумагой, не то гипсом, не то пеной для бритья, и сосуды с разноцветной водой в качестве музыкальных инструментов, и бравурная музыка Прокофьева и Бизе, и прекрасная Незнакомка с утончённостью Серебряного века в огромной шляпе… И посреди всех, как юродивый, в огромной косматой шубе и гремящих веригах, «тысячелетний старик» (Кулаков) с игрушечной чёрной кошкой на плечах, призывающий гладить «сухих и чёрных» кошек, мяукающий и завывающий оборотень. Он в прямом смысле вспыхивает, высекает искры из своих рукавов, и отблески в кошачьих глазах зловеще сопутствуют его передвижениям, когда наступает темнота. Не стоит в этом хороводе искать сюжета: он о том, что Маяковский – это не только и не столько о революции, но и о любви, о Боге, о милосердии, сострадании, о своей неизбывной боли: что ни строчка – то одинокий крик, призыв и вызов, жажда и голод к жизни. Действительно часто, приходится признавать, не различаем мы за яркой, плоской, хрестоматийной маской эпатажа и презрительной насмешки – поэта с ранимой душой, гения слова и образа, не слышим музыку его творений, лихорадочного пульса его вечно молодого сердца. Теперь уже – вечно. Как всегда – запоздало говорила Райт-Ковалёва: «Он был нежен»; но мы должны её услышать. Женщины выйдут снова, исполнят три романса Дашкевича на стихи Маяковского под настоящие пианино (Легин) и скрипку (Максимова), играющие из самого центра партера, графинчики их слёз сложат в чемодан. Читать рецензию дальше
 (286x150, 16Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Меня убить хотели эти суки"

Дневник

Воскресенье, 16 Января 2011 г. 05:43 + в цитатник
До «Меня убить хотели эти суки» - первая строчка одного из лагерных стихотворений Юрия Домбровского, автора романа «Факультет ненужных вещей», за который суки его и убили. Инсценировка этой книги в «Эрмитаже» получилась четырёхчасовой эпопеей с плотным событийным рядом, преобладанием психологизма над фарсом и минимумом нарочитой драматизации: тем страшнее, когда тюрьма, где происходит всё действие, становится обыденностью, а её законы приемлют все, не задумываясь ни на мгновение. Косые стены из листов жести с острыми насечками, как на тёрке, жестяные двери хлопают на ветру, лопаты воткнуты в песчаные холмики, как в могилы, кругом человеческие черепа и груды яблок – и их соседство вызывает ассоциацию с верещагинским «Апофеозом войны». Опоясывающая зал под потолком волнистая линия, светящаяся синим неоном, подписана как «синее море свободы» - недосягаемое и метафоричное. В качестве пролога голос Камбуровой поёт песенку о Чарли Чаплине на стихи Мандельштама, а сам Чаплин появляется в виде спроецированной фотографии, ставшей занавесом, открывающей безумный мир, где чекисты веселятся, как клоуны, а начальница отдела кадров по прозвищу «мадам Смерть» (Тенета) говорит выспренними стихами. Туда попадает историк Зыбин (Сухарёв), хранитель древностей, которого обвиняют в том, что некие кладоискатели принесли в его музей найденное золото, а потом исчезли и они, и сокровища, когда его не было в музее. В камере его посещают не то сны, не то воспоминания, не то галлюцинации, а скорее всего – всё сразу: море, Алма-Ата, куда он приехал из Москвы (сам Домбровский был некогда туда сослан), незнакомец, весело бросающий в воду камушки и советующий обратиться к директору местного музея. Этот отдыхающий – Роман Яковлевич Штерн (Филиппов), высокопоставленный прокурор и прославленный писатель, окружённый стайкой студенток юридического факультета, легкомысленно интересующихся: «А что такое предупредительная мера?». Зыбин и Штерн влюбляются в одну и ту же девушку Лину (Качуро), и дружба сменяется едкими шпильками: Штерн сообщает ей, что у Зыбина есть девушка в Москве, которой он обещал купить краба, тот, в свою очередь, - что жену человека, которого он расстрелял за убийство оной жены, нашли потом живой и невредимой. Штерн первым делает Лине предложение, а она первой признаётся Зыбину в любви – но он не знает, что с этим делать. Теперь же его дело ведёт следователь Яков Абрамович Нейман (Филиппов), брат Штерна, а наряду с тупыми чекистами вроде Хрипушина (Олексяк) всё те же студенты юрфака, того самого «факультета ненужных вещей», работают «будильниками», не позволяя допрашиваемому спать сутками – и, как будильники, трезвонят и тикают. Но Зыбин, струсивший перед любовью, не пасует перед следствием и упорно не говорит, зачем в день похищения злополучных артефактов его понесло в Или с некоей коллегой, водкой и колбасой. «Злого» дознавателя в ответ на побои он ловко душит, на ужимки лицемерно-ласкового «доброго» не ведётся, сон ему будто и не нужен – и он ещё и голодовку объявляет, слабея на глазах, но не сдаваясь, а даже иронизируя. Тем временем по кабинетам ходит, чеканя шаг, племянница Неймана, Тамара (Володина-Фроленкова), бросившая актёрский факультет ГИТИСа ради юрфака и проходящая практику с азартом жадной актрисы, мечтающей найти достойного партнёра и подчинить его себе. Нарочно захромав, она задерживается в гостях у дяди и убеждает его передать ей дело Зыбина, за которое и берётся со всей старательностью и жестокостью. К финалу несколько затянутого первого действия по повестке прибывает Лина и с холодным спокойствием истинно женской мудрости изящно закладывает Романа Яковлевича. Нейман за репутацию брата боится пуще его самого – и, играя их воображаемый Нейманом диалог, Филиппов блестяще перевоплощается из одного брата в другого, читать рецензию дальше
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Изверга"

Дневник

Четверг, 26 Августа 2010 г. 03:40 + в цитатник
Почитать я вчера, конечно же, почитала под попеременно шумящие ветер и дождь; когда закончила, какой-то серебристый свет лился в комнату, отражаясь от каждой гладкой и особенно металлической поверхности, - не то лунный, не то уже рассветный. Я достаточно быстро вырубилась, и поднять меня снова смогли только к двум, хотя за ночь комната опять выморозилась и я начала замерзать. Перекусив и пострадав ерундой, я на час раньше обычного вышла из дому, чтобы доехать до Цветного и неспешно дотопать до театра Школа современной пьесы – однако, как обычно, не рассчитала времени верно. Когда я сунулась в кассу, сдала билет на отменённый 17-го спектакль, получила свои деньги и вышла, была ещё половина шестого при том, что в театр мне полагалось к семи. В Додо мне ничего не было нужно, и я решила пройтись пешком до Пушкинской – и преодолела два разделявших нас бульвара за полчаса, так что пришлось думать, где осесть ещё на полчаса. Выбор разнообразия ради пал на итальянское кафе «Болоньезе» по соседству с тамошним Кофеином, где, согласно выставленной наружу рекламе, выбор смузи был побогаче, а сами они дешевле. Я устроилась на веранде, где всё развевалось от ветра, заказала арбузный смузи и вскоре получила бокал, в котором, как мне поначалу показалось, тупо плавал кусок арбуза без косточек в собственном соку. Однако это оказался кусок арбузного пюре, настолько круто замороженного, что его было сложновато втягивать через соломинку, посему я оставила это занятие, когда смузи осталось на самом донышке. Таким образом порадовавшись жизни, я дошла до театра Эрмитаж, где сразу же при входе на моём билете седьмой ряд переправили на четвёртый, приобрела программку, съела шоколадку в буфете и стала ждать.
Прозвучал первый звонок, второй, третий… зрители столпились в коридоре, не входя в зал, потому что вход перегородила карета, ранее стоявшая в холле. Мимо них пронесутся, декламируя каждый своё, главные герои пьесы, созданной самим Михаилом Левитиным, во главе с развесёлым Пушкиным (Ковальский) – ему и принадлежит карета, через которую всё-таки придётся перелезать зрителям по очереди, чтобы попасть на свои места. Пушкин же, восседая внутри, будет деликатно облапывать дам помоложе, игнорируя пожилых к вящему неудовольствию последних. У троюродной сестры жены поэта Идалии Полетики (Левитина) тоже всё начнётся с обиды: любимец муз её оскорбил, забравшись рукой под юбку – другие бы радовались такому знаку внимания, но только не та, что надеялась на большее! Увлечение, которым пренебрегли, имеет свойство быстро превращаться в ненависть, и вот обида стала смертельной, а Идалия посвятила всю свою жизнь «восстановлению справедливости»: «изверг» должен умереть, а красавица Натали (Качуро) – воссоединиться с красавцем Жоржем (Олексяк) вне зависимости от того, что они сами думают по этому поводу. Сама же она останется бесполым монстром, лишённым стыда, не знающим покоя, дьявольски хитрым и безжалостным – в пьесе, конечно же, а не в действительности, знавшей её как привлекательную светскую даму. Спектакль и не претендует на историческую достоверность, его жанр обозначен как «шутка», но в каждой шутке есть доля правды: известно, что по одной из версий именно одержимая местью Полетика выступила автором интриги, погубившей Пушкина. Коварная кузена обратилась к одному из своих любовников-кавалергардов Дантесу с просьбой соблазнить Натали в её доме, а затем, несмотря на его брак с Екатериной Гончаровой, анонимными письмами спровоцировала роковую дуэль, немало подпортившую жизнь и самому Жоржу. Но даже после смерти Пушкина ненависть осталась проклятием Идалии до конца её дней (почти на полвека пережила она поэта) и требует себе в жертву уже её саму: в Одессе, где состарившаяся графиня доживала последние годы в доме своего брата, экс-губернатора Строганова (Романов), памятник поэту установили буквально у неё под окнами… Читать рецензию дальше
 (238x162, 12Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Ивонну, принцессу Бургундскую"

Дневник

Пятница, 20 Августа 2010 г. 03:14 + в цитатник
 (173x288, 20Kb)
More «Ивонна, принцесса Бургундская» Левинского – первая русская постановка пьесы польского классика Витольда Гомбровича. Её принято считать «сказкой о Золушке наоборот», хотя на самом деле она значительно глубже простой социальной сатиры, но и значительно проще абсурдистских гротесков – скорее, это психологический трагифарс, «Гамлет наоборот» (недаром некий Валентин по режиссёрской воле вполне уместно цитирует «Гамлета» время от времени). Эксцентричный во всех смыслах этого слова принц Филипп (Ковальский) со скуки да всем назло завёл себе новую игрушку – объявил своей невестой объект насмешек товарищей, нищенку Ивонну (Левитина), которая evttn весело распевать песенки с бродячими артистами, но не умеет общаться с царедворцами – и потому предпочитает молчать и замирать от страха, тем самым игнорируя всяческие предписания этикета. Она, может, и юродивая, но в хорошем христианском смысле – по-детски наивная, открытая, естественная и чистая, неспособная кланяться и угождать просто потому, что это не заложено природой. Он её не любит, но её «убожество» необходимо ему, чтобы чувствовать себя величественным и свободным: «с ней всё можно!». Можно, наигравшись, бросить, можно… убить. Ведь существо из другого мира только поначалу смешит, а затем пугает: принц почти суеверно боится оказаться «внутри неё», то есть в сердце полюбившей его девушки, ведь такая связь унижает его гордость. Остальным же она напоминает об их грехах: королю (Храпунков) – о немой белошвейке, когда-то им изнасилованной и утопившейся, королеве (Белоусова) – об её собственных стихах, в которых она наивно мечтает о молодости и чувственности. Воплощение их совести, свидетеля их слабостей, лакмусовую бумажку их лицемерия необходимо уничтожить – не отравить, не пристрелить, не зарезать, а просто подсунуть карася в сметане и строго посмотреть, чтобы скромная, безобидная и болезненная Ивонна насмерть подавилась острой косточкой. Автор не призывает нас пожалеть жертву заговора – убийцы гораздо больше интересуют его: насколько серьёзен повод, насколько сложно решиться, какими оправданиями прикрывается каждый. Но все они жалки – их слабая, малокровная душа либо спит, либо засыпает, либо обречена на сон, и в действительности не они правят народом, а ими правит серый кардинал – камергер (Заболотный). Так кто же здесь кукла, марионетка – несчастная принцесса, не сопротивлявшаяся своей участи, или её палачи, медленно тонущие в пороке, или все скопом?.. Как всегда в «Эрмитаже», здесь все актёры на своих местах, создавая именно такие образы, какие должны быть – яркие, выпуклые, живые, но при этом не по-эрмитажевски некомичные, хотя и от реализма далёкие… эдакие грустные и страшные клоуны-символы. Безупречны костюмы, замечательна сценография, удачно подобрана музыка, ничто не перегружает действие ненужными деталями, а только подчёркивает акценты, мизансцены выстроены каллиграфически. Сама же история в этом изящном обрамлении течёт плавно, но без простоев, вплетая в свой ритм эмоциональные всплески, как припевы между куплетами. Получился неожиданно лиричный, поэтичный по своей атмосфере спектакль, акварельный по рисунку, ненавязчиво тревожащий по настроению, остающемуся после просмотра. Всем по-прежнему считающим, будто труппа Левитина умеет только смешить, рекомендую «Зойкину квартиру» - и «Ивонну».
После спектакля замерзающая я добежала обратно до метро, доехала до дома, засела за рецензию, но она поначалу не писалась: ДА безбожно глючил, мне практически не на что было отвлекаться, а когда меня ничто не отвлекает, я не могу работать. Даже аппетит пропал, и я ничего не съела на ужин, только выпила две кружки соевого молока. Ожил он уже заполночь, меня постепенно начало переть всё больше и больше, и вот я заканчиваю пост уже в четвёртом часу, а ведь ещё и почитать хочется, и встать завтра надо бы пораньше, чтобы и оставшуюся ерунду доделать, и за туфлями успеть, и в театр вечером, само собой. В общем, родные, до скорого)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (3)

Посмотрела "Последнее письмо"

Дневник

Четверг, 19 Августа 2010 г. 01:24 + в цитатник
 (165x321, 14Kb)
Не верится, но в многострадальной столице действительно стало прохладней. Особенно по ночам, так что сегодня я забиралась под простыню уже вовсе не от цикад и мух, а мама так и вовсе притащила одеяло. Когда я встала утром, ближе к полудню, прошёл очередной дождь, косо чиркающий по стеклу, бесшумный, но усердно поливающий молодую траву, серого, холодного цвета. Это было приятно и красиво, и умытый пейзаж после этого дождя, и голубые просветы в затянутом тучами небе – тоже. И приятно было выйти из дому, пройтись до остановки, доехать на автобусе до метро, а на метро до Чеховской. В вестибюле столкнулась с однокашницей Юлей, очень обрадовались, разбежались; мне показалось на обратном пути, будто я видела ещё и Лизу, но, наверное, это всё-таки глюк. Когда я дошла до сада Эрмитаж и сунулась поглазеть по традиции на хэндмейд, снова начало моросить, и я отправилась в одноимённый театр, где спектакль на сей раз шёл в Малом зале. Там было всего семь рядов, поэтому все билеты стоили одинаково и были без указания мест, так что рассаживаться предстояло согласно скорости реакции – и я, купив программку, заняла стратегически выгодную позицию под самой дверью зала. Когда с первым звонком его открыли и народ потёк внутрь, я успела обосноваться в первом ряду – в кои-то веки выбранное мною место было законно моим, такого, кажется, не было со времён моего последнего визита в «Человек».
Николай Шейко поставил всего одну главу автобиографического романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», к сожалению, более известного за рубежом, нежели у нас. «Последнее письмо» - практически моноспектакль: мать (Ислентьева) рассказывает своему сыну (Щепачёв) о том, как его родной украинский городок заняли нацисты и она, пожилой врач, оказалась в еврейском гетто. О том, как люди по разные стороны колючей проволоки обнаруживали своё истинное лицо – злорадствовали, безвольно поддакивали оккупантам, сочувствовали, надеялись, отчаивались, продолжали жить по-человечески в нечеловеческих условиях. Рассказывает без чрезмерного трагизма, просто и искренне, пытаясь разобраться в себе и окружающих, бесстрашно принять неизбежность гибели. «Последнее письмо» - очередное высказывание о необходимости сохранять достоинство перед лицом любой беды, короткое – всего на час, но цепляющее и запоминающееся. В нём нет ненависти, есть только любовь двух родных человек друг к другу, не ослабевающая от времени, расстояний и испытаний. Нет избитых героически-пафосных сентенций, сатирических укусов, жалостливых сантиментов – есть честное, живое свидетельство о кошмарной исторической эпохе в контексте быта одного человека из миллионов таких же людей, лишённых человеческих прав по обе стороны фронта. В спектакле всё безупречно: просвечивающий задник с толпой безликих шляп, запах свечей, бесхитростная убаюкивающая песенка – она на идиш, но в ней упорно слышится что-то о матерях, о солдатах. Великолепно играет Ислентьева главную героиню, скромную, интеллигентную женщину, спокойно ведущую своё повествование: эмоции не прорываются наружу, они внутри, в каждом слове, в таком естественном страхе поставить точку, прервать последнее письмо, единственное свидетельство непростой судьбы. На её лице улыбка, она успокаивает себя, сына, нас: всё не так плохо, и в день перед казнью можно прошивать ватой одежду к зиме, задавать ученику урок, обещать больному скорое выздоровление. «Этот мир так хорош за секунду до взрыва!»©
После короткого спектакля у меня оставалось время, чтобы, доехав до родной Молодёги, прогуляться в своё удовольствие дворами до дома пешком, неспешно накатать пост, отвлекаясь и ужиная, и сейчас ещё свободное время останется, прежде чем спать свалить пораньше. Завтра мне снова светит ясным светом театр, и надо бы улучить время купить себе туфли какие-нибудь на грядущий учебный год, пока народ с дач и заграниц не понаехал, а то свои красные выпускные я за лето уже истаскала в хлам. Ибо лето, однако же, кончается – не верится, что осталось меньше двух недель. Июль тянулся очень долго, август как-то быстро пролетел… До завтра, в общем, дорогие мои.)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Под кроватью"

Дневник

Пятница, 13 Августа 2010 г. 02:05 + в цитатник
Прошлой ночью решив, что без дела ворочаться до рассвета ни разу не весело, я, встав из-за монитора, по традиции учебных дней уселась на месте подушки под лампой и вентилятором почитать Камшу. Атмосфера располагала более чем – снова подкралась гроза, гром лопался с оглушительным сухим треском, голубые молнии освещали дома, время от времени заряжал короткий, но мощный и шумный ливень. Дочитав главу, я практически сразу отрубилась и проспала до обеда; в первой половине дня голуби лежали в лужах безвылазно, словно утки, ко второй половине дня лужи высохли. Я пострадала ерундой и отправилась в путь; было жарко, хотя уже не так, как в бытность температуры за сорок, но смог уже явно возвращался – небо снова было белёсым, а не голубым, затмевая солнце, словно тюлем. Доехать мне предстояло до Чеховской, затем дойти до сада Эрмитаж, где у меня было достаточно времени на возню в палатках с хэндмейдом – в итоге была пополнена моя совятня симпатичным глиняным экземпляром. А ещё мне сегодня сплели фенечку, то есть сплели-то давно, а подарили сегодня – радужную, только без голубого цвета, после зелёного сразу синий. На завязывание было загадано желание, и теперь фенька будет круглосуточно меня радовать, поднимать настроение, способствовать позитивному взгляду на мир, напоминать о всяком хорошем, и тэдэ, и тэпэ. Несложно догадаться, что затем я завалилась в театр Эрмитаж, по которому успела соскучиться, купила программку, дождалась первого звонка и, елико публика была немногочисленной, сразу заняла крайнее у центрального прохода место ряду эдак в пятом, где и осталась. Как обычно, после антракта народу стало ещё меньше, зато кислороду, соответственно, больше, а то в зале было душновато.
Достоевского сложно представить себе водевилистом, однако ряд рассказов наиболее близок именно к жанру комической мелодрамы, и «Чужая жена и муж под кроватью» - из их числа. Но если великий прозаик выстраивал юмор преимущественно на диалогах, подобно английским драматургам, то Левитина из его произведения интересовали в первую очередь смешные ситуации. Они очень просты: ревнивый муж, выслеживающий свою супругу, сначала знакомится с одним из её любовников, а затем они оба оказываются под чужой кроватью благодаря обронённой ею записке, пока хитроумная барышня развлекается с их счастливым соперником. Типично театральный сюжет становится поводом к высмеиванию театральщины в целом и различных промедлений и провисаний в целом. Спектакль обозначен как «игра на нервах», и это в первую очередь нервы неподготовленных зрителей, недоумевающих, как можно тратить бесценные минуты сценического времени, надолго замерев в одной позе, несколько раз выйдя на поклон или в десятый раз пропевая один и тот же мотивчик. Но актёрам на попытки поторопить действие робкими вспышками аплодисментов и «остроумными» выкриками наплевать, и именно от их невозмутимой уверенности, а не грубоватых фарсовых клоунад, становится смешно. Этот обаятельный заряд положительных эмоций длится всего два часа и ни разу не даёт забыть о том, что всё это не более чем театр – после нарочитого «наигрыша», «выходов из роли» и прочих мелочей, прямо из перечня режиссёрских ошибок перекочевавших в арсенал художественных средств, гибель собачки от рук нервного рогоносца уже никем не воспринимается всерьёз. Для пущей убедительности живая и невредимая болонка появляется после занавеса. Тем, кто знает и любит (подчёркиваю: знает и любит, а не впервые пришёл!) обэриутский стиль Эрмитажа, визит «под кровать» должен понравиться.
После спектакля мне осталось только выйти на свежий воздух, неспешно прогуляться обратно до метро и приехать домой – чаёвничать, псто катать, фигнёй страдать. Скоро пойду снова Веру Викторовну читать, а второй том Даррелла я сегодня в метро доперечитала и завтра уже свежекупленную книжку с собой возьму. Куда? В театр, вестимо. Вот до завтрашней рецензии с вами и прощаюсь.)
 (306x171, 16Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (8)

Посмотрела "Тайные записки тайного советника"

Дневник

Вторник, 08 Июня 2010 г. 02:31 + в цитатник
До
«Тайные записки тайного советника» - спектакль чеховский, поставленный по рассказу «Скучная история», и по определению не по-эрмитажному невесёлый, однако Левитин справился с «датской» постановкой столь же блестяще, как с привычными клоунскими фарсами – в конце концов, Чехов тоже абсурдист ещё тот. Главный герой рассказа и, соответственно, спектакля – очередной «лишний человек», только, в отличие от своих собратьев по несчастью из других чеховских произведений, он уж точно уже не в силах ничего изменить: это старый больной профессор, с нетерпением ожидающий смерти. Конечно же, «среда ест интеллигента»: семья требует от него соответствия генеральскому статусу, коллеги хоронят заочно, студенты тупят, и только с воспитанницей Катей, несостоявшейся актрисой, он может поговорить… о театре. Цитатами из чеховской «Чайки». И даже разыграть перед ней небольшой «спектакль в спектакле» по другому рассказу – «Враги», в котором фигурирует ещё один медик – уездный доктор, а мораль выражается определением из текста самого произведения: «эгоизм несчастных». В «Тайных записках» подобное понятие также фигурирует: люди, обременённые собственными проблемами, чужих просто не замечают. Но главный смысл видится мне таким же, как и в «Трёх сёстрах» постановки Современника: страдания чеховских персонажей убедительно доказывают, что лучшее, что человек может сделать для человека, – это оставить того в покое. Такая малость – но сколько бы ни кричал об этом профессор Николай Степанович, окружающие продолжают что-то требовать, как-то пытаться заботиться, что-то ожидать, возлагать какую-то ответственность… Исполнитель этой роли Филиппов, актёр театра Маяковского, - пожалуй, главная удача спектакля, более подходящего на неё человека, особенно в труппе Эрмитажа, было не найти. Тихое отчаяние, стремление примириться с людьми при невозможности примирения с их пороками – всё это можно было видеть в его Тоби («Шаткое равновесие»), всё это есть и в Николае Степановиче. И какова Катя (Ольга Левитина) – с тонким голоском и улыбкой актрисы советского фильма! А изящный хлыщ Михаил (Александр Ливанов) неожиданно превращается в издёрганного и несдержанного в реакциях Абогина, став партнёром профессора в его «представлении»: где качественно поставленный Чехов – там всегда накал страстей, но эпизод «Врагов» стал психологической кульминацией спектакля. И ничто в нём не отвлекает внимание от действующих в нём живых людей с их живыми страстями, сомнениями и муками – ни ярких костюмов, ни подробных декораций, ни иллюстративных спецэффектов, только близкий задник с коллажем из рисунков Леонардо да Винчи, напоминающих, что во многом любовь к науке поддерживала в профессоре рассудок и силы к жизни. Только природа вмешалась: во время спектакля, хоть и раньше, нежели был сыгран эпизод грозовой «воробьиной» ночи, на улице разыгралась настоящая гроза, и сперва фоном был слышен бушующий ветер, потом своды театра сотряс раскат грома. «Записки» оставляют после себя впечатления, схожие с впечатлениями от грозы: как после разгула стихии приятно дышать свежим воздухом, так и после напряжённой, местами тяжёлой в психологическом плане атмосферы спектакля её разряжает финал. Николай Степанович сбрасывает старческий клетчатый плед, как утомившую земную оболочку тленной плоти – и вприпрыжку, весело покидает мир, в котором для него не нашлось достойного места.
Спектакль закончился, ливень – тоже. Мы вывалились в прохладный сад Эрмитаж, было ещё светло и вообще хорошо, хотелось гулять, но за трёхчасовое действо натикало десять вечера, пора было возвращаться домой, и мы вернулись. В интернете появились результаты ЕГЭ по русскому, и теперь я слегка зла, ибо по литературе (я, кажется, этим ещё не хвасталась, хотя LPS-собаку покупала, мотивируя это тем, что успех надо как-то отметить) у меня 87 баллов, а по русскому – всего 84! А всё потому, что моё лажовое во всех отношениях сочинение по литературе по всем критериям оценили в максимальные три балла из трёх, а во всех отношениях образцовое и вообще замечательное эссе по русскому оценили на три балла только по одному критерию, а по остальным – сплошные два и один. Конечно, всё зависит от того, насколько повезёт с проверяющим, но всё равно обидно: если бы по всем критериям моё эссе получило три балла, у меня их было бы сто (!), а сие потешило бы моё самолюбие и родительскую благосклонность. Теперь жду результатов по инглишу и – с трепетом – по алгебре. Завтра – снова в театр. Увидимся на страницах этой помойки рецензий спустя сутки)
 (319x184, 30Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Суер-Выер"

Дневник

Суббота, 03 Апреля 2010 г. 02:40 + в цитатник
 (280x420, 12Kb)
До Роман «Суер-Выер» для Юрия Коваля, чьи «Полынные сказки» произвели на меня сильнейшее и неизгладимое впечатление в дошкольном детстве, – произведение и первое, и последнее одновременно. Между его началом в студенческие годы писателя и последней главой – сорокалетний срок. Его жанр автор определил как «пергамент», и эта архивная ассоциация вполне верна: роман – достойный продолжатель традиции аллегорических путешествий от Одиссея, Гулливера, Маленького Принца до Польди Блума. Сэр Суер-Выер – романтический капитан, бороздящий Великий Океан в поисках Острова Истины со своей командой и открывающий неизвестные острова один другого фантастичней. Вот остров Посланных на*уй, вот – Голых Женщин, или – Валерьян Борисычей, живущих в норках, а есть остров, на котором вообще ничего нет, даже земли и воздуха… юмор, гротеск, нарочитая грубоватость скрывают философскую глубину и очень светлый, но без утопического пафоса, эмоциональный посыл. Атмосфера спектакля, сперва кажущегося классическим «эрмитажным» абсурдистским капустником, больше напоминает его, Эрмитажа, «Золотого телёнка», где вместо фрегата «Лавр Георгиевич» - старушка «Антилопа», а вместо Суера с экипажем – Командор со своими спутниками. Смысл обеих постановок лично мне очень близок: жизнь – это путь, полный открытий, приключений, удовольствий и страданий, ошибок и разочарований, путь бесконечный, безусловный. И цель этого пути недостижима – поэтому мечта Остапа о солнечном Рио-де-Жанейро остаётся мечтой, плавание «Лавра» у Левитина не заканчивается на искомом острове Истины, как у Коваля, а продолжается, но спектакль обрывается на острове Тёплых Щенков. Щенки никогда не взрослеют и не умирают, потому что у них нет хозяев: любовь и преданность сокращают жизнь. И там, на этом острове, оставляет Суер свою любовь – странноватую мадам Френкель, вечно кутавшуюся в одеяло, а теперь замершую с белоснежной собачкой на руках. Оставляет, наверное, чтобы и она тоже никогда не состарилась и не умерла. Три с половиной часа смеха (даже в антракте действие перенеслось в буфет, где на стенах висели карта и алфавит, по которым актёры разъясняли зрителям тонкости писательского замысла) – и пронзительно лиричный финал, благодаря которому язык не поворачивается обозвать «Суера» конкретным ярлыком комедии. Такой капитан, которого сыграл Владимир Шульга, действительно не мог не любить столь самоотверженно: благородный, мужественный, великодушный мыслитель и мечтатель. Идеал, который должен бы был выглядеть неправдоподобным – но странное дело: в него веришь, как в Дон Кихота – Зельдина, и так же влюбляешься в его величественный и трогательный образ. А как трепещет на ветру механик Семёнов, возомнивший себя флагом! Как кривляется лоцман Кацман!.. Этот «спектакль-антидепрессант» просто надо видеть. И слышать Фрэнка Синатру, и уворачиваться от долетающих до середины партера (а первый ряд так и вовсе окатывающих) брызг воды, разлитой по авансцене и даже подсоленной, и ощущать ностальгическое родство с неунывающими странниками: кто из нас в детстве не мечтал о кругосветке, не рисовал собственных континентов?
Спектакль пролетел незаметно, и я вывалилась в вечерний сад, поторопилась, чтобы не замёрзнуть, обратно в метро, приехала домой. Завтра я изначально планировала посмотреть «Попа», а теперь очень хочу посмотреть «Дом Солнца», потому что – новый фильм Гарика Сукачёва и потому что про хиппи. Постараюсь это осуществить, равно как и уроки какие-никакие сделать-доделать на следующую учебную неделю. Прощаюсь, дорогие мои, до свежих новостей)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Кто автор этого безобразия?"

Дневник

Воскресенье, 21 Февраля 2010 г. 01:41 + в цитатник
 (273x397, 39Kb)
По меркам выходного дня я давеча рано ушла спать; если недавно я во сне всю ночь фотографировала множество бабочек, в том числе очень больших и красивых, на солнечной зелёной поляне, то этой ночью меня с фотоаппаратом занесло на какую-то площадь, серую и дождливую, с чем-то вроде митинга, где выступал какой-то священник и я тоже фотографировала. Выспавшись как следует, первую половину дня я посвятила делам разной степени полезности, даже домашкой по алгебре позанималась немного, а после обеда вывалилась в заваленную снегом по уши, прохладную и ветреную столичную действительность. Маршрутка довезла меня до метро, метро – до Чеховской, и я неторопливо двинулась в направлении театра Эрмитаж, где не была со времён свиного гриппа (тех самых, когда продлили каникулы, и другие театралы могли узнавать меня сначала по бандане, а потом по бумажной маске на морде). В саду Эрмитаж было сказочно – между гигантских сугробов, в которые народ весело толкал друг друга, протоптаны тропинки, с катка доносится музыка, с ёлочек облезает заснеженная хвоя, под которой обнажаются зелёные пластиковые конусы – ибо ёлочки оказались бутафорскими. Одну из аллей заняла выставка ледовых скульптур, организованная Гуглом и посвящённая самым популярным поисковым запросам минувшего года; скульптуры отличались приятной и удачной лаконичностью узнаваемых образов, а вот сама тенденция общественных интересов удручала: группа года – Ранетки, событие года – Евровидение, сайт года – Вконтакте, и далее в том же духе. Обойдя выставку, я как раз вовремя ввалилась в театр, приобрела программку и нашла себе местечко – нет, не почитать, а послушать музыку, которая обычно вполне симпатично играет в Эрмитаже. С первым звонком я заползла в зал, посидела на своём месте в 12-м ряду до второго, затем заняла местечко поудобнее ряду эдак в пятом – чтобы видеть как можно лучше не только сцену, но и свободный участок партера перед ней, засыпанный блёстками, где, очевидно, также должно было проходить действие. Заполнился зал не аншлагово, посему никто меня не согнал, и я благополучно смогла наслаждаться третьим премьерным прогоном нового спектакля «Кто автор этого безобразия?».
В своей речи перед началом спектакля Левитин обмолвился, что он сделан буквально из воздуха, что, пожалуй, лучше, нежели из окружающей действительности. Эту необыкновенно точную формулировку можно применить и к некоторым другим спектаклям Эрмитажа, поставленным по песням, стихам… Основой для сегодняшнего стало богатое творческое наследие автора безобразия (сталинский эпитет) Николая Эрдмана – пьесы, крамольные антисоветские басни, юмористические интермедии, в том числе для классических спектаклей Вахтанговского театра, отрывки из писем, написанных в ссылке. В череде уморительнейших эпизодов – каламбуров, перевоплощений, неожиданных сюрпризов, пародий, анекдотов и вечно актуальных политических острот – Левитин снова открывает зрителю глубокий смысл подлинно смешного: социальный, философский, психологический. Комические персонажи настолько выпукло-убедительны и обаятельны, что в них узнаёшь знакомых людей в привычных бытовых обстоятельствах, «маленькие радости» для публики, как всегда, трогательны в своей кажущейся простоте – тут вам и военный оркестр, и говорящая собачка, перепуганная повышенным вниманием зевак и сделавшая лужу в самый подходящий по сюжету момент. И, как всегда, в атмосферу самозабвенного, вдохновенного «дуракаваляния», исполненного с высоким мастерством пластики, мимики, интонаций, втягиваешься постепенно, угорая всё больше и больше (сакраментальное «Замкнутый круг!.. Тупик!..» я ещё долго буду с улыбкой вспоминать). Смысловой и минорный камертон спектакля – без него тоже никуда – один из моих любимых эрмитажных актёров Кулаков в роли «самоубийцы» Подсекальникова, в который уж раз доказавший отменную мощь своей творческой энергии. Чтобы запомниться раз и навсегда, ему достаточно и полминуты на сцене, чтобы возвысить карикатурного мелкого человечка Подсекальникова до масштабов духовно растущего трагического героя – хватает всего нескольких страстных монологов. Да не обидится юго-западная постановка «Самоубийцы», но в кулаковском мини-моноспектакле на порядок больше надрыва, глубины, проникновенности и совершенства в техническом построении внешнего рисунка роли. В итоге «Кто автор…» получился вещью серьёзной, повествующей о «разжалованном в массу человеке», о конфликте индивидуальности с интересами толпы, выражающими, в свою очередь, навязанные ей интересы власть имущих. Смотреть – приятно и интересно. В общем, смотреть – стоит.
После спектакля я снова вышла в зимнюю сказку (как в спектакле словами Эрдмана: «Весна свалилась как снег на голову: снег валит уже который день»), дошла до метро, доехала до дома. Сейчас у меня вся ночь впереди, поскольку, окромя постов, есть и другие дела, а с вами прощаюсь до завтрашнего вечера, до очередной театральной рецензии.)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (10)

Посмотрела "Леокадию и десять бесстыдных сцен"

Дневник

Суббота, 14 Ноября 2009 г. 04:45 + в цитатник
В ночь со среды на четверг я как в воду глядела, уползя спать чуть раньше обычного – в районе третьего или четвёртого часу ночи: рано утром, когда ещё было темно, меня разбудила приехавшая к бабушке скорая, долго возившаяся под лай и подвывания запертого в соседней комнате собака. Потом не давали толком заснуть частые телефонные звонки, и я проворочалась до второго часа дня, пока меня не разбудила мама; маме тоже было хреново, и она ушла оклёмываться, оставив меня страдать ерундой в счастливом неведении. Оклемалась она часам к четырём с копейками и обрадовала заявлением, что театр у меня на этот день обламывается, ибо вскоре скорая должна будет вернуться – чтобы забрать какую-то пресловутую трубку от дыхательного аппарата, похожую на стакан ерундовину, которую врачи умудрились у нас забыть, и, возможно, увезти бабушку в больницу (этой перспективой моя родня пугает себя до трясучки всякий раз, когда вызывает скорую, но она крайне редко осуществляется). На вечер у меня был запланирован спектакль «Природный экстрим» в Луны – заведомо развлекательное зрелище, считающееся наиболее известной Прохановской «порнухой», выбранное исключительно из желания что-нибудь развёрнуто поругать, так что я не огорчилась срыву сего мероприятия, философски решив, что при желании выбраться второй попыткой всегда смогу – но всё равно было мучительно больно за бесцельно потраченные сто рублей. И особливо обидно было то, что ожидаемая скорая так и не приехала – врачи только позвонили часов эдак в десять-одиннадцать, когда я могла бы уже благополучно вернуться из театра, и сообщили, что умудрились ещё где-то проебать весь дыхательный аппарат целиком (по описанию – штука с фен размером) и теперь их за это убьют. В итоге весь день и практически всю ночь – до пяти утра – я провела в четырёх стенах, – впрочем, провела вполне продуктивно (даже «Гамлета» дописала наконец, как вы можете видеть в предыдущем посте), хоть и моё самочувствие в этот четверг было не самым лучшим: до самого наступления темноты периодически накатывала сонливость. Проспала я снова до полудня, с трудом поднявшись по маминой побудке, зато приснилась симпатичная хрень – как будто все автодороги напрочь заросли гигантским чертополохом и вместо общественного транспорта мне приходилось добираться от дома до метро и обратно на вертолёте, лицезрея сие безобразие с высоты. И вдруг однажды весь этот чертополох разом зацвёл своими мягкими лиловыми кисточками, вылупившимися из тёмно-зелёных колючих соцветий, и это было чертовски красивое зрелище – уходящих в обе стороны до самого горизонта лиловых рек цветущего гигантского чертополоха. Скоротав день, как обычно, и слегка закопавшись, я вывалилась под морось в послеобеденный вечер, догнала маршрутку и благодаря оной не опоздала, а вовремя прибыла на Чеховскую в вагоне метро, в котором постоянно на продолжительные отрезки времени вырубался свет (круто всё-таки ехать в темноте!). Оттуда я снова двинулась к театру Эрмитаж, где позавчерашняя эпидемия уже благополучно закончилась – то бишь халявных масок на входе зрителям уже не выдавали; прибыла я не так рано, как в прошлый раз, и толпы было меньше, поэтому я спокойно дождалась первого звонка на каком-то подвернувшемся в уголке коридора стуле (мячи убрали, но кресла так и не вернули) и с оным ввалилась в зал. Мне влом было пробираться к своему законному месту в середине двенадцатого ряда, и я присела на его краешек, но меня оттуда согнали – однако как раз уже прозвучал второй звонок, и я отправилась прощупывать свободные кресла в первых рядах партера, где, пару-тройку раз обломившись, к третьему звонку нашла себе уютное местечко в середине третьего ряда, у самого прохода – лучшего и не пожелаешь. Последующие два часа сорок минут радовали меня спектаклем под названием «Леокадия и десять бесстыдных сцен».
Австрийского драматурга Артура Шницлера в порнографии обвиняли неоднократно и вполне обоснованно. Вот и в поставленной Левитиным пьесе «Хоровод» действие (но не смысл!) ограничивается сексом: проститутка Леокадия бесплатно дала солдату. Потом солдату сделала минет в тёмном парке горничная. Потом горничную соблазнил её хозяин, молодой человек. Потом с этим молодым человеком изменила своему мужу некая дама. Потом муж этой дамы выполнил с ней свой супружеский долг. Потом этот муж заманил в гостиничный номер юное «прелестное создание». Потом «создание», не будь дурой, зашло ещё и в гости к поэту, который вроде бы вовсе и не поэт. Потом всё тот же поэт переспал с актрисой. Потом сия актриса фактически изнасиловала благородного пожилого графа. И, наконец, граф, напившись, оказался всё у той же Леокадии, круг замкнулся, делая возможной трогательную встречу высшего с низшим, философа-аристократа с не заморачивающейся мыслями о тонких материях обладательницей красивых имени и глаз – встречу, заведомо обречённую на расставание… или же нет? И ни в одном из этих десяти эпизодов нет, вопреки их содержанию, ни грамма пошлости – каждый начинается смешно и заканчивается немного грустно, потому что кажется: из двоих признающихся в любви один всегда лицемерит, другой же действительно наивно надеется на присутствие этого загадочного чувства. Присутствует ли оно на самом деле или нет, а если да, то где – решать зрителю, каждому для себя по-своему: на редкость интеллигентное исполнение донельзя пикантных на первый взгляд ситуаций позволяет трактовать происходящее как в самом циничном, так и в самом романтичном ключе. За это спасибо в первую очередь замечательным актёрам, создавшим не просто десять хрестоматийных типажей, но десять ярких, живых характеров, создающих десять разных, контрастирующих настроений, десять поводов узнать себя или кого-то из своих знакомых и задуматься о простоте и сложности отношений человеческих. В целом спектакль – всё-таки не для снобов (ибо без здорового эротизма в таком жанре никуда), зато на удивление эстетичный: пусть декорации ограничиваются рядом металлических коек, а музыка – закадровым напеванием беззаботного мотивчика, множество еле уловимых мелочей рисуют общую картину штрихами чистого цвета в лучших традициях импрессионизма, к которому и относят творчество Шницлера: колышущиеся ткани, огоньки сигарет и свечей, разлетающаяся по углам одежда… Короче говоря, смотреть стоит. Фрилав фарева, господа.
После спектакля я пошагала обратно до метро, по пути пообщавшись наконец-то с живущим при местном храме пушистым чёрным кошаком с белым пятном на груди и жёлтыми глазами – я почти каждый раз его вижу, проходя мимо, но он впервые пошёл на контакт, позволив себя приласкать. От родной Молодёги до дома меня довёз папа, а дома… как видите по времени окончания поста, дел нашлось немало. Посему – доброго утра вам и мне, до завтрашней свежей рецензии)
 (420x284, 23Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Комментарии (1)

Посмотрела "Хармс! Чармс! Шардам! или Школу клоунов"

Дневник

Среда, 11 Ноября 2009 г. 03:40 + в цитатник
В ночь со вчера на сегодня я незаметно засиделась за монитором до шести утра, была запалена вставшей по будильнику мамой, немного потолкалась с ней на кухне и вернулась к себе спать, отрубившись раньше, чем меня мог бы разбудить уход папы на работу. Проспала я снова заполдень, завтрак плавно перетёк в обед, обед кончился к наступлению сумерек, и вот уже надо было торопиться собираться и выпинывать себя в промозглую действительность, дожидаться маршрутки, ехать до метро и на метро, читая книжку и считая на встречных людях маски (сегодня насчитала уже без малого полсотни!). Путь лежал до Чеховской, оттуда – до сада Эрмитаж, где уже исчезли палатки с хэндмейд-сувенирнёй, а площадку с детскими аттракционами заменил каток, живописно освещённый искусственными деревцами по краям с лиловыми цветами-лампочками. На входе в одноимённый театр, в коем я сегодня и проводила вечер, зрителям предлагали халявные маски, и все его работники также были в них; в коридорах сидеть было не на чем, ибо привычные кресла заменили на надувные серебряные мячи, которые по громкой связи в бесконечно прокручивающейся записи просили игнорировать, и слоняющиеся туда-сюда люди, в большинстве своём нацепившие вышеописанную халяву, время от времени пинали их от стены к стене. Я устроилась в уголке, тихо зверея от этой остоебенившей записи, пока не дождалась первого звонка и не ввалилась в зал, где нашла своё законное место где-то в середине двенадцатого ряда и убедилась, что на крайний случай и оно вполне недурно. Вскоре последовал второй звонок, за ним и третий, поток народу несколько поубавился, и я перебежала в середину третьего ряда, была согнана законным обладателем места, повторила попытку в том же районе, также бесплодно, и наконец осталась во втором ряду, в районе левого крыла партера. В первом антракте появились опоздавшие, попросившие меня оттуда, зато некоторые отсидевшие первое отделение благоразумно послушались очередного объявления, настоятельно рекомендовавшего всем серьёзным людям покинуть помещение, и на последующие два отделения я переместилась на освободившееся место в том же ряду, но с правого крыла. Да-да, за два с половиной часа отделений было три – руководствуясь аудиосообщениями, надо полагать, что для всех, для легкомысленных и для самых легкомысленных, и я, как без царя в голове человек, оставалась до последнего, посему уступаю место пафосному языку рецензии.
Хармс, Чармс, Шардам – всё это псевдонимы одного небезызвестного поэта и писателя, также успевшего побывать и Данданом, и Шустерлингом, и много кем ещё. «Хармс! Чармс! Шардам! Или Школа клоунов» - шоу по мотивам его словесных игр, которое сложно назвать спектаклем в привычном смысле этого слова: не действие развивается на сцене, но под живой оркестр с минимальными декорациями материализуются анекдотичные истории и сценки, детские стишки и песенки. Наивно и трогательно? Да. Нелепо и глупо? Нет! Сперва на кривляния взрослых людей смотришь с логичным недоумением, но постепенно втягиваешься в атмосферу самозабвенного беззаботного дуракаваляния – не то действительно от действия к действию юмор становится смешнее, не то искренность исполнения подкупает и заражает, но в любом случае чем дальше происходящее отодвигалось от начала к финалу, тем сильнее я над ним угорала. Второй вариант кажется мне более точным, ибо актёры – молодцы: их пластика, мимика, жесты, интонации представляют собой зрелище настолько увлекательное и симпатичное, что никаких дополнительных спецэффектов и не требуется. Получился, таким образом, не только и не столько опыт театра абсурда, сколько капустник для тех, кто «Эрмитаж» с его труппой знает и любит – из той же оперы, что и «Ким-танго». После «Танго» выходишь, напевая «Не надо, я умоляю вас, не надо», после «Хармса» - «Летят по небу шарики, летят и шелестят», и снова всё и вся вокруг кажется каким-то по-детски вкусным – и понимаешь, что именно поддержанием аппетита к жизни привлекают к себе эскапады режиссёра Левитина, с точки зрения трезвого рассудка и логики не выдерживающего никакой критики. Поэтому, господа, – ловите момент, тот самый, в который ничего не происходит, не упускайте шанса зарядиться положительными и тёплыми эмоциями, в наше время это – большая редкость.
Но вот цирк уехал, поиграв напоследок с публикой теми самыми мячами, я покинула театр, потопала обратно к метро, поехала домой. Повезло с маршруткой, дождавшейся меня на остановке и тут же после этого стартовавшей, так что я была за родным компом даже раньше ожидаемого и вот – даже раньше утренней зари заканчиваю пост. Завтра – снова театр и снова рецензия, до которой я с вами и прощаюсь)
 (420x280, 32Kb)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (0)

Посмотрела "Капниста туда и обратно"

Дневник

Воскресенье, 30 Августа 2009 г. 00:32 + в цитатник
 (325x308, 24Kb)
Давеча пораньше отправившись высыпаться, я сегодня поутру поднялась по возвращении папы с работы; он приволок мне новую мобилу ввиду издыхания батарейки в старой, что, конечно, мило с его стороны, вот только бесполезно, ибо для меня найти взаимопонимание с тонюсенькой навороченной игрушкой – то же самое, что встать на каблуки или закачать любимую музыку в айпод. Так что придётся этого зверя покуда отдать маме, а мне до нахождения новой батарейки для своего старичка (а сейчас это уже практически антиквариат) попользоваться её телефоном, который хоть чем-то похож на мой; потом покупка, скорее всего, пополнит папину коллекцию мобильников, жаль, что наушники от неё не подходят к моему плееру. Но вернёмся к нашим баранам, то бишь ко мне – а я с утреца пострадала ерундой, пообедала, да и вышла из дому вечерком, дождалась автобуса, добралась на нём до метро, доехала на подземке до Чеховской, дотопала неспеша до сада Эрмитаж. Там я по традиции скоротала немного времени, побаловав зрительные и тактильные рецепторы осмотром не меняющегося ассортимента палаток с хэндмейдом и затем снова переступила порог театра Эрмитаж, купила программку, уселась читать журнал. С первым звонком собравшаяся публика повалила в тот же зал, где я смотрела Ким-танго, и поскольку ряды снова располагались буквой П вокруг сцены, мой теоретически 12-й ряд оказался практически третьим от сцены и вполне тем самым меня устраивал, но, заметив, что со вторым звонком люди с пригласительными начали садиться на приставные стулья в проходах, переместилась на такой стул своего ряда, чтобы головы впередисидящих не мешали обзору. После третьего звонка почти двухчасовое действо началось, и теперь мой долг – от бытовухи переключиться на впечатления от увиденного и услышанного, а именно - "Капниста туда и обратно" (нет, Бильбо Бэггинс тут ни при чём).
Лирика Юлия Кима всё-таки прочно прижилась в театре Эрмитаж: премьера минувшей весны – снова воплощение на сцене его озорных и гротескных четверостиший. Но не только его: в пересказанный бардом исторический анекдот о том, как император Павел I за время просмотра постановки пьесы Василия Капниста «Ябеда» отдал приказы его сначала сослать и заковать, а затем вернуть и наградить, органично входит в отрывках сама эта постановка, и получается «театр в театре». Нравоучительная комедия пера драматурга XVIII века, в которой чиновники-взяточники («ябедничество» в те времена и обозначало не стукачество, а коррупцию) наказаны честным воякой с говорящей фамилией Прямиков, превратилась в пародию на сентиментальный классицизм со всеми присущими сему жанру шаблонами, а стихи Капниста – в бойкие песни под живой оркестр, и в итоге мы имеем яркий, весёлый мюзикл, не ограничившийся, однако же, вызывающей только смех сатирой, но ещё и наделённый трогательной ноткой – непоколебимой наивной верой Капниста в справедливость царя. Опять актёры поют, танцуют, вдохновенно потрошат подушки, но их герои при этом – не карикатурные типажи, а живые, интересные люди, вызывающие сочувствие: и старательные до переигрывания исполнители ролей в «капнистовой пиесе», и сам драматург, натерпевшийся страху за короткую дорогу «за Урал», и, конечно же, персонажи двух моих самых любимых (а просто любимые они у меня уже все) актёров Эрмитажа – благородный «резонёр» (то бишь дворянин в лучшем смысле этого слова) Правдин, привет Фонвизину (прирождённый интеллигент Романов), и взрывоопасный Павел I (прирождённый невротик Кулаков). Привет, кстати, не единственный: с лёгкой руки режиссёра «Ябеда» пополнилась парочкой заимствований из «Горя от ума» (конечно же, такой плагиат не был бы возможен ввиду того, что Грибоедов творил позже, нежели Капнист), а в страшном сне Капниста появился парящий под потолком его современник, поэт Тредиаковский, с бранью изгоняющий конкурента по цеху с Олимпа. Да и «рекламный ролик» Ким-танго вставлен посреди действия: как-никак, на программке гордо значится, что спектакль – «в пространстве Давида Боровского», том же самом, в котором играется и вышеуказанное юбилейное шоу, добавили только трансформацию балкона в императорскую ложу Александрийского театра. Итог – аппетитное содержание, аппетитная форма, симпатичный юмор и актуальный смысл (как-никак, из исторических реалий мы знаем, что пьесу Капниста запретили всё равно – вот и задумывайся в который уж раз о взаимоотношениях власть имущих с «вольнодумным» искусством), вывод – «Капниста» смотреть можно и нужно, как качественно и со вкусом сделанную вещь.
После спектакля под продолжительные аплодисменты на сцену поднялся сам Юлий Ким, весь спектакль просидевший в первом ряду и тихо подпевавший всем актёрам; выходили из зала с оглядкой на замершего посреди сцены в позе небезызвестного памятника Павлу I Кулакова, видимо, дожидавшегося, пока зал не покинет последний зритель. Эти два факта тоже внесли свой вклад в оставшиеся от просмотра приятные впечатления, и немного грустно оттого, что ни в сентябре, ни в октябре меня не будет в Эрмитаже; покинув сад (туда-то я всегда смогу вернуться, как захочу), я дошла до Чеховской, доехала до родной Молодёги, и оттуда до дома подвёз меня папа. Завтра – во что упорно не верится, видимо, потому, что уж очень не хочется верить, – последний день лета, и хочется провести его там, где я была и незадолго до начала прошлого учебного года, а именно – в московском Покровском монастыре, ставшем всё-таки, следует признать, особым для меня местом. А покуда прощаюсь, постараюсь пораньше лечь спать, чтобы пораньше встать, всем доброй ночи)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (1)

Посмотрела "Безразмерное Ким-танго"

Дневник

Четверг, 27 Августа 2009 г. 00:17 + в цитатник
Давеча меня хватило на бдение только где-то до половины пятого утра или около того, после чего я уползла спать и даже не услышала, как через пару часов на работу ушёл папа, а ещё через пару ушли в поликлинику бабушка с мамой. Я услышала только, когда уже было светло, как ко мне желает зайти собак, впустила его, убедившись, что он не отстанет, не добившись своего, и мы с ним ещё немного поспали часов до одиннадцати с гаком – как раз вскоре после этого мама с бабушкой вернулись. Не успела я и глазом моргнуть, как время перевалило за полдень, и планы сходить на Миссию Дарвина пришлось отложить на завтрашний свободный от театра день; пострадав ерундой, доскачав мангу (и нифига от этого легче не стало, даже наоборот)), пообедав, в конце концов, я неспешно покинула дом родной и направилась к автобусной остановке, где дождалась кругового автобуса, так же неспешно доставившего меня к метро. Доехав до Чеховской, я дошла по звенящему колоколами Успенскому переулку до сада Эрмитаж, снова с удовольствием и не без искушения (благо цены там кусаются, а то бы накупила уже кучу кавайных безделушек) покопалась в ассортименте палаток с хэндмейдом, посмотрела, как кто-то кормил пшеном голубей в голубятне, да и вошла в театр Эрмитаж. Заявилась рано, даже удивилась немноголюдию и тишине, купила программку, дочитала захваченные с собою для досуга в метро комиксы, с первым звонком вошла в зал, сориентировалась не сразу – зал был уже другой, партер окружал высоко поднятую сцену буквой П, моё законное место оказалось как раз там, где у этой буквы ножка, во втором ряду. И всё бы хорошо, кабы головы не мешали, посему со вторым звонком я пересела в первый ряд туда, где у этой буквы поперечная перекладина – пусть с краю, зато видно лучше, слышно отлично, в общем, заплаченные мною сто рублей более чем стоит, ну да обо всём по порядку.
«Безразмерное Ким-танго» - это в первую очередь капустник для любителей «Эрмитажа», и одно из самых приятных чувств при просмотре оного – чувство узнавания уже знакомых по ролям в тамошних спектаклях актёров. Актёры к тому же замечательно танцуют танго (обожаю танго!^^) и замечательно поют – как-никак, ставился капустник ажную дюжину лет назад не абы для чего, а по уважительной причине: по случаю 10-летия театра. Сюжета в неожиданно оказавшемся в постоянном репертуаре шоу нет – есть только 52 (сама я не считала, верю на слово релизам) куплета замечательного барда Юлия Кима, проиллюстрированные при помощи всей труппы «Эрмитажа» (жаль, что не все потом вышли на поклон), живого оркестра, детей, собак и безобидной пиротехники, плюс кому-то что-то наливали, судя по тому, что помногу – вряд ли водку. На сцене беззаботно смешивались национальные культуры, карикатурные типажи и небезызвестные исторические персонажи, действие перекатывалось от смешного к грустному и обратно, однако в итоге многочисленные фрагменты сего действа к целостности как-то не приходят, а всё разваливаются на осколки калейдоскопа, и по нескольку раз кажется: ну вот, конец, – а это ещё не конец. Второй минус – слишком уж многократно повторяющийся припев: после двадцать лохматого раза хочется обратиться к исполнителям со словами из оного – хрестоматийными «Не надо! Я умоляю вас – не надо!», потому что такое повторение в конце концов начинает вызывать в зале смешки и сбивает нужное настроение. В целом получился аппетитный, вполне эстетичный коллаж, на котором приятно отдохнуть душой и глазами при условии наличия лёгкого характера, чувства юмора и гибкого вкуса – зрители, не обладавшие данными качествами, так и не углядели смысла за вольным потоком режиссёрской импровизации и массово линяли со спектакля, шедшего без антракта около часа сорока. Мне же «Ким-танго» понравилось: всё-таки качественно сделанный праздник, пусть и в жанре дуракаваляния, – нужная в нашей сложной жизни вещь, и ритмы танго будут звучать в голове несмотря ни на что ещё наверняка очень долго.
После спектакля я миновала вечерний сад Эрмитаж и дотопала обратно до Чеховской, доехала до Молодёги, узрела ждущую на остановке маршрутку, взгромоздилась… и была дома за время в два раза большее, чем если бы пошла пешком, но уж больно было влом. Дома, ввиду затишья на форумах, нашла себе новую отвлекуху – по чужим дневникам (не из числа френдов и читателей, не бойтесь) анонимно лазить, так что небольшая рецензия снова писалась в большие сроки, хоть и спешить мне особо некуда. Прощаюсь до новых новостей, ибо вопреки неумолимому приближению осени новости ещё обязательно будут!)
 (410x256, 12Kb)
Романов (на фоте в Ким-танго с Ахеджаковой) - всё-таки человечище. Не дед, а харизма ходячая^^
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (4)

Посмотрела "Золотого телёнка, или Возвращение в Одессу"

Дневник

Пятница, 21 Августа 2009 г. 02:10 + в цитатник
 (325x286, 16Kb)
Давеча я недаром пораньше уползла спать: хоть мама с бабушкой утром никуда и не пошли, но папа всё равно вернулся с работы в районе десяти утра, пришлось вставать и наконец-то заканчивать заселение своих рецензий на Афишу, плюс заниматься прочей не менее важной ерундой. Благополучно покончив с нею к окончанию обеда, я и из дома вышла пораньше – под бесшумный и невидимый, мелкий как пыль прохладный дождичок, пешком дошла до метро с заходом на почту, и до Чеховской тоже рано доехала и неспеша двинулась до сада Эрмитаж. Там я с удовольствием покопалась в лавочках с авторской сувенирнёй, с трудом оттащила себя от них, дала по саду кругаля мимо голубятни, да и свернула в театр Эрмитаж, где не была со времён первого моего визита туда, на Зойкину квартиру, и по которому немало успела соскучиться. Вошла, купила программку, уселась почитать, но почитать мне не дали: перед началом спектакля собирающуюся публику развлекали пианист, скрипачка, некоторые актёры и самый настоящий гусь, та самая «дивная птица», гордо вышагивающий по коридорам мимо расступающихся зевак и ни на кого не обращающий внимания. Таким образом загодя настроив зрителя на душевный лад, дали звонок – я ввалилась в зал вслед за остальной толпой, протолкалась к своему месту где-то в одном из последних рядов, не успела утешить себя тем, что в случае чего и оттуда неплохо видно, как дали второй звонок. И, поскольку вроде как все уже расселись, а на передних рядах, издалека показавшихся мне скамейками, виднелись свободные места, я, как только отвлеклась администраторша, устремилась туда и вблизи увидела, что это не скамейки, а самые настоящие деревянные лодки, в каждой из которых – по четыре ряда по два места в каждом, а между лодками и сценой плещется вода – этакий макет Чёрного моря, куда въехала передними колёсами старушка Антилопа. Я хотела скромно притулиться на один из задних рядов ближайшей лодки, но меня спалил охранник, выяснил, что билет у меня не туда, а гораздо дальше… и вместо того, чтобы отправить меня откуда пришла, он посоветовал мне сесть на первый ряд другой лодки, показал, где обойти. В итоге я уютно устроилась на корме как раз с третьим звонком и осталась там на все три действия спектакля с двумя антрактами, во время которых оставшиеся на дальних местах люди подходили посмотреть на воду, а дети выуживали со дна монетки – вместо того, чтобы пересесть на лодки, где остались свободные места (кстати, и в антрактах в холле что-то происходило, но я предпочла оставаться на своём месте и втихаря хомячить). И стоит ли добавлять, что видно и слышно с моей лодки было превосходно, о чём и мечтать сложно было, имея на руках билет стоимостью всего в 100 рублей?.. Впрочем, не буду долго хвастаться, а перейду непосредственно к сути вопроса.
«Золотой телёнок» - настолько общеизвестная вещь, что в очередной раз создать её визуальное воплощение и не заставить зрителя заскучать – практически то же самое, что изобрести велосипед и оказаться при этом оригинальным. Однако эта трудновыполнимая задача «Эрмитажу» оказалась по плечу: их история о великом комбинаторе – действительно старая сказка на новый лад, и, со всеми её достоинствами и недостатками, она заслуживает своё место в ряду уже ставших привычными интерпретаций. Первое отличие бросается в глаза сразу же, как только действие стартует от прибытия героев в Одессу: понимаешь, что в свите командора он сам – отнюдь не единственный интеллигентный человек, как все считали раньше с его же слов; более того, в эрмитажевской постановке Паниковский – вовсе не «профессиональный нищий», а, напротив, прирождённый дворянин, ибо играет его замечательный актёр Борис Романов с такой же выправкой и статью, с какой играл графа Абольянинова. Второе отличие – сам Остап: чем дальше развивается действие, тем меньше он похож на «свободного художника», благородного разбойника, чьими авантюрными похождениями движет любовь к искусству, и тем больше – на расчётливого хищника, всеми средствами стремящегося к счастью, то бишь к деньгам. Первые два действия красавец мужчина Арсений Ковальский играет трикстера Бендера энергичным и харизматичным подонком, улыбка и повадки которого имеют претензию на сексапильность, но чем симпатичнее по мере вглядывания кажется внешний образ героя, тем более отталкивающим по мере развития событий в этих действиях кажется его внутренняя сущность. Отличие третье и самое приятное: при прочтении романа и просмотре экранизаций подпольный миллионер Корейко вырисовывается персонажем однозначно отрицательным, и над махинациями Бендера, направленными на раскулачивание этого типа, всегда смеёшься с лёгким сердцем, как над заслуженной карой, постигшей вредный элемент от руки идейного мошенника. А Корейко в исполнении Евгения Кулакова (блестяще эмоциональном и убедительном, стоит признать, исполнении) не просто человечен, а по-настоящему трагичен, и пропавший без вести Севрюгов, едва упомянутый в книге Ильфа и Петрова, а в спектакле выведенный на один из передних планов, звучит для него камертоном: его одиночество равнозначно одиночеству лётчика, затерявшегося и забытого среди вечной мерзлоты, пустоты и безмолвия. Этот Корейко вызывает значительно больше приязни и сочувствия, нежели командор: если для Бендера счастье – это миллион в кармане, то Корейко вполне искренне утверждает, что «не в деньгах счастье», и очевидно, что потеря части капитала его не ранит – в отличие от потери любимой девушки, увлёкшейся более молодым Остапом. Сцена получения Бендером заветной суммы, переломный момент сюжета спектакля, стала для меня наиболее яркой, запоминающейся и символически знаковой: когда издёрганный шантажом «советский мышонок» кидает пачку купюр под ноги своему привыкшему повелевать и властвовать мучителю с возгласом: «На, подавись!» и тот бросается её подбирать подачку, не остаётся никаких сомнений относительно того, в ком из них сохранилось больше человеческого достоинства. Но, конечно же, ожидаемого счастья Бендер в деньгах не находит – и в третьем действии появляется уже с грустью в глазах и движениях, тут же становясь на порядок притягательней, наконец-то вызывает свою долю сочувствия, трогательно обнаруживая закоренелую привычку подбирать с земли окурки, а затем и вовсе признаваясь, что-де «вырос в бедной еврейской семье, учился на медные деньги»… после такого прессинга на жалость чертовски мило со стороны авторов постановки переписать финал романа на хэппи-энд. В конце спектакля Остап не теряет всё нажитое своим комбинаторским умом на румынской границе – он бросает в море гнетущий его миллион, с которым он не знал, что делать, и снова отправляется в компании соратников навстречу новым приключениям, все в белом, все пьют шампанское. За такую славную трактовку с такой славной философией и такими замечательными актёрами можно простить и нарочитую карикатурность и бестолковое мельтешение второстепенных персонажей (в первом действии зрителей на лодках даже как следует обрызгали и немного поиграли с нами в мячик), что немало мешает созданию одесского колорита, от которого ожидаешь большего темперамента и сочности. В общем и целом, «Эрмитаж» снова меня не разочаровал, снова взяв букву классика и отсебятину в таких пропорциях, чтобы при смешении получилось аппетитное блюдо, то бишь красивое и увлекательное зрелище, рекомендуемое всем.
После спектакля добравшись до метро, я доехала до Молодёги, была там подхвачена папой и привезена домой, где ныне мне остаётся только планировать сегодняшнюю ночь и завтрашний день, который будет лишён театра, но рецензии будет лишён вряд ли – до неё и прощаюсь)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  
Комментарии (2)

Посмотрела "Зойкину квартиру"

Дневник

Суббота, 25 Апреля 2009 г. 00:59 + в цитатник
 (300x501, 21Kb)
Сегодня я сходила в школу на одно только ОБЖ, ибо физики не было, а ждать около часа зарубежной литры мне было впадлу. Дома, конечно, особо нечего было делать, посему я до пяти перекантовалась по ерунде – комп, книга, мелкие дела разной степени важности, и завтрак с обедом, конечно же. Потом вышла в растеплевший мир, дохала, почитывая комиксы (не покупала с того дня, как заказала книжку, которая так ещё и не пришла), до Чеховской, со второй попытки выбралась из подземного перехода к Пушкинскому кинотеатру и уродливой громаде казино. Потопала неспеша мимо Ленкома по Тверской, свернула в приятнейшее местечко – Успенский переулок – и добралась до сада Эрмитаж, где не бывала с прошлого лета, со спектакля под открытым небом бурятских кукольников, а если говорить о тамошних театрах – то со своего памятного визита в Сферу на Снегурочку, куда я больше ни ногой. Сегодня в саду было немноголюдно, шум исходил только от голубятни, а от деревьев – летний запах, хотя ничего не цвело и даже листьями обзаводиться особенно не спешило. Театр Эрмитаж уже был гостеприимно открыт, и я впервые переступила его порог, сдала куртку, купила программку и уселась её изучать перед входом в зал, пока туда не пустили. Моё законное место было далеко в двенадцатом ряду партера, но аншлага не наблюдалось, и со вторым звонком я отправилась в авангард; с первого ряда согнали – вернее, с его середины, там остались только самые боковые места, и в итоге я остановилась на середине третьего ряда, откуда было замечательно видно и слышно все последующие три с половиной часа спектакля «Зойкина квартира» с двумя антрактами.
Вы тоже удивлены, как на такую солидную продолжительность растянули такую небольшую пьесу? Всё оказалось предельно просто: её текст не просто прочитали от доски до доски – его немало дополнили и кое-где немного изменили, что ничуть не пошло ему во вред, а может даже, осмелюсь предположить, что и на пользу. Но это далеко не единственный комплимент: замечательная игра идеально подобранных актёров раскрыла каждого персонажа со всех сторон, некоторые из которых не замечаешь при прочтении. Замечательная живая музыка Верди, Рахманинова, Вертинского и других вкупе с исполнением оперных арий и старинных романсов – весьма удачная находка, я никогда не устану повторять, что музыкой можно сказать не меньше, а то и больше, чем словами. Великолепные декорации, костюмы, свет воспроизводят именно ту атмосферу, которая необходима, чтобы даже швейная мастерская, ночами превращающаяся в бордель и наркопритон, выглядела не пошло и при этом эстетично и реалистично. Достаточно юмора, чтобы не оспаривать того, что Зойкина квартира – комедия, и достаточно драматизма, чтобы в очередной раз утвердиться во мнении: один только Булгаков изобразил трагедию постреволюционного дворянства так, что ей начинаешь сочувствовать. Спектакль динамичный, эмоциональный, с почти детективным уклоном, и не остаётся сомнений в том, что такая классика понравится даже самым закоренелым приверженцам современной разухабистой попсы от подмостков, и при этом трёх самых крупных изюминок – философии, психологизма и романтики – он отнюдь не лишён. Выражаясь человеческим языком – мне понравилась эта постановка, я с удовольствием вернусь когда-нибудь в Эрмитаж и не раз ещё, надеюсь, со страниц этого загрязнителя Интернета посоветую вам тоже наведаться туда (впрочем, надеюсь, пятого-десятого раза вы дожидаться не будете и посетите его пораньше).
Из театра я потопала по потемневшему саду, потом вышеописанным маршрутом по красотам старой Москвы, только в обратном порядке. У родной станции меня встретил папа на авто, довёз до дома с промежуточной остановкой в магазине, и с некоторой задержкой (мне пытались подарить ДрагКейвское яйцо, но два подряд сорвались, и я настояла более не рисковать) я засела за ту рецензию, которую, надо полагать, уже осилили все добравшиеся до этих строк. А поскольку осилить мою рецензию – беспримерный подвиг, более мучить кого бы то ни было своими лытдыбрами я не собираюсь и милостиво поставлю точку. Да и самой мне рассиживаться не резон – завтра таки др Вероники, не сомневаюсь, что будет весело, так что будут вам и оччот, и фотки… собственно говоря, наконец-то точка.)
Рубрики:  О времени о жизни о себе

Метки:  

 Страницы: [1]