Сегодня к утру мне снился на редкость бредовый и чертовски забавный для вспоминания сон, хоть и слишком личного характера, чтобы записывать здесь – и его нагло прервал голос Фарби, зачем-то загостившегося у меня на столе, из соседней комнаты. Заново засыпать после такого сюжета и под продолжающийся шумок – мама устроила «уборку», то есть сгребала всё подчистую с моего стола, чтобы вечером он снова вернулся в прежнее состояние, – мне не хотелось, и я встала в районе 12-ти. Я пострадала ерундой и даже в порыве трудолюбия в честь нового релиза дополнила всеми предыдущими новыми свой пост с переводом описания драконов Dragon Cave. Опосля обеда я снова сцапала с собой маму и поехала в театр, до Чеховской, в Центр на Страстном. Администратор сообщила мне, что шансов мало, и предложила подождать, и тут же я в фойе столкнулась с Алисой, просветившей, что можно купить билеты за 100 рублей. Так мы все и поступили, ибо для успокоения нервов гарантией своего попадания в зал это достаточно низкая цена – впрочем, программка всё равно влетела мне в полтинник. Первого звонка мы дождались в холле, потом пошли в зал, и я сразу отправилась в первые ряды партера – покочевать пришлось, но в итоге мы осели рядах в четвёртом-пятом, при том что законные наши места были в двух последних рядах; зал заполнился хорошо. До самого третьего звонка на видеозаднике можно было смотреть запись местечкового концерта художественной самодеятельности. Перед началом спектакля зрителей предупредили, что в нём будет звучать мат и что тем, кто не может его слушать, лучше заранее покинуть зал; два человека под аплодисменты и смех встали и ушли.
На Алтае и на Урале, испещрённых реками и речушками, курья – значит старица. Такое название носит множество населённых пунктов, встречается оно и у Иванова в «Золоте бунта». Но актёры Алтайского театра драмы вместе с московскими драматургами и кинодокументалистами в поисках материала для проекта "Живому театру - живого автора" посетили село Курья, являющееся административным центром Курьинского района и родиной Калашникова. Задокументировав слово в слово монологи и диалоги местных жителей, потомков героев Шукшина, актёры выходили на сцену с бумажками, чтобы не потерять ни одного нюанса и при этом не теряя духа импровизационной игры. В ряде коротких эпизодов на фоне фотографий своих реальных прототипов перед зрителем проходят естественные, живые, непосредственные люди – не шаблонные карикатуры, как было в «Ржевке vs Невский», а бережно и с любовью воссозданные персонажи во всей их простоте и индивидуальности. Без ярких, острых и жирных красок эти неизменно симпатичные герои всё равно вызывают добрый смех и аплодисменты, а каждая маленькая история, творящаяся словно на наших глазах, имеет логические начало и завершение, радующее своей неожиданностью. Вот две глуховатые старушки, не слыша и не особенно понимая друг друга, умудряются поговорить об ослепшей работнице библиотеки, привезённой на причастие. А вот «старосветская любовь» пожилых супругов в беседе с интервьюером: он уверяет, что она приехала с Дона специально для того, чтобы его найти, не зная ничего о нём, но чувствуя, что он такой существует – а когда он отходит, она жалуется на жизнь с крутым мужем вдали от родной земли и семьи. Девушка делится опытом, как попробовала кокс и как переела конопли, завершая рассказ сожалением: сейчас уже не до веселья, когда дети на руках. Безработный энтузиаст в красках описывает планы разведения зеркальных карпов, а его товарищ по несчастью с не меньшим энтузиазмом сочиняет перспективы столкновения с рэкетирами, пока не отговаривает от этой затеи. Дюжая работница магазина вспоминает, как своими руками построила двухэтажный дом, как муж ушёл от неё к молодой любовнице, а к ней самой пришёл влюблённый парень младше её дочери. А эта старушка в начале сороковых годов за несколько вёрст ходила в школу по степи, боясь наводнивших её волков. Гостеприимный, разговорчивый мужчина перед баней рассказывает настоящий анекдот: к его другу обратился молодой человек, откуда-то взявший, будто он лечит триппер, и предприимчивый мужик развёл беднягу на водку, после неё так войдя во вкус, что начал лечение посредством обмазывания мазью Вишневского и обматывания бинтом. Студентка актёрского факультета преисполнена энтузиазма принести культуру в свою родную деревню, открыть собственный театр и привлечь в него «обыдляющуюся» молодёжь. Отличник Анатолий хвастается своими творческими достижениями, и его речь венчает репортаж настоящего Анатолия о том, как в окрестностях нашли золото и приступили к строительству завода «Золото Курьи». На десятом кадре ретроспектива прерывается на антракт, который открывает и закрывает привезённый прямо из Кусьи деревенский рэпер Вова; исполнив специально написанную для спектакля песню, он передаёт свою кепку актёру, который прочитает монолог от его лица. Его дополнит «девушка рэпера», с которым у неё «что-то было… раз пять», но потом пришлось расстаться из-за угроз её нового ухажёра. Их потеснит на сцене директор кусьинского музея, всерьёз говорящая, что к ней «стекаются» иконы, одну из которых даже сопровождали мелкие паранормальные явления. Увидим мы и работницу молочной фабрики, которая о себе ничего сказать не может – всё время говорит только о коровах, и, конечно, офис «Золота Курьи», предприимчивый менеджер которого разъясняет местным жителям преимущества появления завода. Он говорит с последним курьинским ветераном о крыше, которую ему починили на средства фирмы, а тот его не слышит, вспоминая, как воевал, как там, на войне, все народы России были дружны и как потом, после распада СССР, все перегрызлись. А единственного курьинского фермера, армянина, выращивающего хлеб на своей земле, так и вовсе не проведёшь: он знает, что золотодобытчики (он называет их «золотарями») будут лить цианид, чтобы очистить золотую жилу, кислотными парами будут дышать дети, они уничтожат экологию, - да, завод обеспечит людей рабочими местами, но когда залежи иссякнут и золотодобытчики уедут, от Курьи ничего не останется. На этой актуальной, болезненной экологической ноте (добыча золота, когда-то обнаруженного в этом краю ещё Демидовыми, развернулась в Курье в 2010 году) снова выйдет рэпер Вова, актёры насыплют на стол горку зерна, положат на неё буханку чёрного хлеба, накроют раскрытой книжкой – деревенская избушка готова. Дымящаяся сигарета станет печной трубой, три стакана и луковицы превратятся в храм, а когда каждый достанет из-за пазухи деревянный крестик и воткнёт перед храмом, вырастет кладбище. Под аплодисменты пригоршни зерна взлетят в воздух и рассыплются над сценой и залом, как фейерверк. Спектакль называется «Derevni.net», но убедительно доказывает, что деревня есть – да, молодёжь уезжает учиться и работать в Барнаул и другие города, старики доживают свой век, но деревенский менталитет, который пытаются уловить создатели этой work in progress, останется жить. Эта работа – очень честная, искренняя и грамотная – на все сто выполняет свою задачу: заставить и зрителя понять и полюбить сибиряка, провинциала, просто современного сельского жителя, держащегося корней, почву под которыми подмывает с каждым годом всё больше и больше. Смотреть такой вербатим – не пустой, а наполненный характерами, психологией, эмоциями, колоритом, исторически-географическим контекстом, запоминающийся и заставляющий задуматься – надо смотреть, пока связь творящих искусство поколений с деревней окончательно не прервалась.
После финальных аплодисментов представление авторов публике чуть было не перетекло плавно в традиционное обсуждение, но зрителям всё же дали несколько минут, чтобы часть могла разойтись; Алина осталась, мы ушли. Приехав домой, я неспешно села за рецензию и обнаружила, что пропущенный мною ранее спектакль всё-таки не в воскресенье, а в понедельник, так что в кино я схожу завтра и ещё в среду. А в Историческом музее заканчивается выставка гравюр сюрреалистов, а в Пушкинке вроде ещё Боттичелли, так ещё и в Арт-музей привезли фотографии со съёмок «Орфея» - впору клонироваться. Прощаюсь, в общем, и спать ложусь – завтра надо встать пораньше и кровь-из-носа написать к понедельнику вторую, чтоб её, маленькую работу…