Очередная ночь прошла без особо примечательных сновидений; проснувшись не рано и не поздно, я до вечера успела навести новый порядок на полке с ДнДшными минями, так что теперь любо-дорого посмотреть, ближе же к вечеру – если можно так назвать время, когда послеполуденная жара ещё не ослабела и стоять на солнце опасно для жизни, – выехала в направлении метро. Подземка довезла меня до Юго-запада, и до театра я дошла, поскольку закопалась дома и затянула с выходом, а потом долго ждала автобуса, не за полчаса, как обычно, а за десять минут. Этого вполне хватило, чтобы купить программку, изучить её, дождаться первого звонка и пролезть к себе на шестой ряд – на сей раз моё место было не в середине, а с самого краю, но и оттуда видно и слышно было ничуть не хуже – в чём и есть основное преимущество маленьких залов перед большими. Видеть же и слышать я пришла «Кукол» - спектакль по «Сеньору Пигмалиону».
В древнегреческой мифологии читаем: кипрский царь Пигмалион создал из слоновой кости статую девы, влюбился в неё и вымолил у богов жизнь для неё, чтобы взять её в жёны. С таинственным сеньором из пьесы Хасинто Грау начала прошлого века произошло примерно то же самое – он создал кукол настолько физически совершенных, что простые смертные рискуют потерять рассудок от их красоты. А актёрская труппа Юго-запада – театра, ставшего для меня символом театра тела, театра движения, – буквально создана для того, чтобы изобразить на сцене посредством своей потрясающей пластики и эмоциональности этих кукол, внезапно обнаруживающих, что помимо способности говорить и двигаться они наделены способностью чувствовать и мыслить. Сюжет об искусственно созданном человеческом существе, которое невозможно было бы отличить от настоящего, не нов, начиная куклой наследника Тутти и заканчивая четвёртым пришествием Спасителя-Терминатора, но только в этой постановке, в которой не только текст, но и набор персонажей, и сам сюжет пьесы Грау изменены властной рукой маэстро Беляковича, эта мистификация становится такой же многогранной, как зазеркалье декораций, из которого появляются актёры. Она словно бы предоставляет зрителю самому решить, какой финал принять за окончательный, кого признать за кукол, кого за людей; самому сделать вывод для себя: может, все мы созданы такими, какими должны быть – добрыми и злыми, нелюбимыми любящими и нелюбящими любимыми, а может, всё мы – сами хозяева своей судьбы. Страницы быстро перелистываются, и каждый новый поворот интриги непредсказуем и потрясает воображение: вот мы видим и верим, что что-то есть, но миг – и оказывается, что этого не было вовсе; вот мы наблюдаем за бунтом кукол и задаёмся вопросом, существует ли свобода творения от творца, а гений творца без творения, но миг – и даже самые смелые выводы обращаются в иллюзию, и мысли занимает уже другое: как легко одурачить человека, заставить игру принять за реальность, а ложь – за чистейшую искренность. Впрочем, всё относительно, и ловко разыгранное представление может оказаться реальнее самой жизни, а кукла – более настоящей, чем человек; и ничего не остаётся, кроме как согласиться с шекспировской аксиомой: весь мир – театр, все люди в нём актёры. И этот вывод наиболее оптимистичен – как и приписанный к фатальному финалу Грау хэппи-энд в лице монолога настоящего Пигмалиона, который – вовсе не злой гений, а просто опытный режиссёр, долгими трудами постигший сущность театра; Пигмалиона, в образе которого сам Белякович словно бы играет сам себя. Да, у этой постановки – два разных Пигмалиона, две разных кукольных труппы, и забываешь, сочувствуя им всем, что не только персонажи перевоплощаются друг в друга, но и актёры Юго-запада перевоплощаются в этих персонажей (да и список действующих лиц ради сохранения интриги программкой не учтён) – настолько ярким, индивидуальным, запоминающимся получился каждый герой вплоть до самых энно-степенных ролей. Чертовски порадовало первое появление на сцене Брандахлыста – Шахета: своими стремительными движениями, сухими острыми чертами, развевающимся чёрным плащом он настолько живо напомнил Дракулу, что оторвать от него взгляд было чисто физически невозможно. Как всегда, меня не перестаёт восхищать талант Леушина: в роли Херувима, обычно трактуемого как комический персонаж, он выдал столько трагического надрыва, что перетянул на себя одеяло со многих героев более близкого плана. Так можно помянуть каждого, но я снова ограничусь обобщённым поклоном в адрес всех актёров, плавно переходя к прочим достоинствам спектакля – а именно, таковыми и на этот раз были впечатляющий свет, замечательно подобранная музыка, выразительные костюмы, капелька юмора, лёгкий и аппетитный эротический оттенок и прочие отличительные черты Юго-западного сценического почерка. В результате получился, несмотря на внушительный объём философского содержания, спектакль энергичный, динамичный, заводной, то есть такой, каким и должен быть гимн живому, чувствующему, одухотворённому актёру со всеми его достоинствами и недостатками, страстями и желаниями в пику послушным марионеткам, запрограммированным только на выполнение строго определённых движений и воспроизведение раз и навсегда установленных реплик. Получился мощный толчок в верном направлении, особенно актуальный в наше высокотехнологичное время, всё чаще пытающееся доказать, что человек заменим искусственными его аналогами. Короче говоря, этот спектакль надо видеть – ради мастерской задумки, мастерского исполнения, массы остающихся впечатлений.
По окончании трёхчасового действа было ещё светло, пока я шла от театра до метро; когда доехала, уже стемнело, но мне не хотелось больше по полчаса ждать, замерзая, автобуса на остановке, и я пошла пешком – не через дворы, конечно, а вдоль дорог. По закону подлости, спустя пять минут после начала моего пути мимо меня нагло проехал мой автобус, но прогулка по тихим улицам, под звёздным небом, фонарями и чётко выделяющимися в свежем неподвижном воздухе деревьями получилась всё равно славная, да и помогла собраться с мыслями, ибо после спектаклей они поначалу представляют собой просто бессвязный набор эпитетов и ассоциаций. Завтра ваш покорный снова возвращается на Юго-запад, а сегодня поздравляет всех с началом лета и отбывает на дела насущные да сон грядущий.)