Известно, что, будучи уже в эмиграции, Федор Шаляпин очень интересовался пластинками Лидии Руслановой. И это не удивительно: трудно найти другую русскую певицу, в творчестве которой столь органично сочетались и прекрасный голос, и неповторимое актерское дарование. Русланова обладала голосом редкого звучания и огромного диапазона: низкое контральто с глубоким, красивым грудным звучанием, неожиданно переходившим в среднее и даже высокое чарующее меццо-сопрано. Обладая даром музыкальной импровизации, певица превращала каждую песню в настоящий маленький спектакль. Великий оперный певец и драматический актер одновременно, Шаляпин не мог не оценить поразительную способность Руслановой живописать голосом, раскрывать вокально-психологическими средствами богатство человеческого сердца, характер, мысли, настроения героев, их взаимоотношения. Шаляпина и Русланову роднило не только направление творческих поисков, но и истоки этого творчества: и музыкальные и жизненные. 

Лидия Русланова, как и Федор Шаляпин, родилась на Волге. Первые годы ее трудного и обездоленного детства прошли в саратовской деревне. Отец был единственным кормильцем многочисленной семьи, поэтому концы с концами сводили еле-еле, но сводили. Когда в 1905 году началась Русско-японская война, отца призвали в армию и отправили на Дальний Восток. Настоящая песня, которую впервые услышала маленькая Лида, был плач. Тогда же девочка впервые узнала, какое сильное она вызывает волнение: отца Лиды увозили в солдаты, а бабушка цеплялась за телегу и голосила. С тех пор Лида часто забиралась к бабушке под бок и просила: «Поплачь, баба, по тятеньке!» Бабушка голосила: «На кого ж ты нас, сокол ясный, покинул?» У пятилетней Лиды от горечи разлуки и тоски на глаза выступали слезы, и мысленно она причитала вместе с бабушкой. Внучка и бабушка убивались не зря. Отец на той Русско-японской войне пропал без вести. 
Оставшись одна с тремя малолетними детьми, мать Лиды начала работать в Саратове на кирпичном заводе, а девочку взяла к себе другая бабушка. В той деревне пели много, особенно на посиделках. Пели много и в Лидиной семье. Родной брат отца Лиды, дядя Яша, был деревенской знаменитостью. «Самородок очень высокой пробы», как впоследствии называла его Лидия Андреевна Русланова, Яша пел на деревенских праздниках, посиделках и свадьбах. Здесь маленькая Лида впервые узнала, что песни не обязательно должны быть про горе и про разлуку. Сколько она наслушалась песен веселых, озорных, удалых! 
Дядя Яша знал несметное количество народных песен, но чаще импровизировал сам. Это больше всего ценилось слушателями. А цепкая память маленькой Руслановой схватывала и навсегда удерживала все услышанное и увиденное. От своего родственника будущая певица унаследовала не только неисчерпаемый репертуар, не только непревзойденное искусство импровизации, но и трепетную, преданную любовь к русской песне. 
Когда он пел, Лида подходила как можно ближе. И желая понять, откуда возникают эти чудесные звуки, заставляющие других то плакать, то плясать, старалась заглянуть Яше в рот. «У тебя там дудочка?» - допытывалась девочка. «Не дудочка, - объяснял Яша, - а душа». «А что такое душа - большая дудка?» - спрашивала Лида. Впоследствии Лидия Андреевна писала: «В деревне пели от души, свято веря в особую, надземную жизнь и заплачек, и песен радости». 
Девочка и сама запела лет с шести. Первым ее слушателем была мама. Плохо себя почувствовав, она вернулась из Саратова в деревню и слегла, прикованная тяжелой болезнью к постели. Чтобы облегчить страдания матери, порадовать и немного развеселить ее, Лида забиралась на русскую печку и, расхаживая на ней, как по сцене, пела все, что запомнила. Мать улыбалась, но ее глаза оставались грустными, и скоро болезнь свела молодую женщину в могилу. 

После смерти матери беды посыпались на родственников Лиды одна за другою. Кормить Лиду и ее младших брата и сестру стало нечем, и сирота стала петь за подаяние. Пела так красиво и «переживательно», что сначала стали приходить послушать ее из других деревень, а потом даже зазывать в купеческие дворы. 
Хождение с сумой продолжалось почти год, пока на талантливую девочку не обратила внимание одна вдова-чиновница. Сжалившись над сиротками, она определила всех троих детей по разным приютам. Так семилетняя Русланова попала в саратовский приют, где окончила три класса церковноприходской школы. После большой и дружной деревенской семьи сиротское одиночество могло показаться совершенно беспросветным, если бы не песня. На всю жизнь запомнила Русланова, как пела добрая приютская няня: ее слова «западали, как огонь, в душу». И сама Лида пела, пела еще трогательнее и «переживательнее», чем в родной деревне. 
Регенту, который вел в приюте уроки пения, голосок Лиды понравился, и он взял девочку в церковный хор. Это было ее музыкальное образование, которым она очень дорожила. В церкви Русланова осваивала основы музыкальной грамоты. Там она прошла такую школу хорового пения, там она слышала такое многоголосье, без которого вряд ли сформировалась бы как самобытная народная певица. 
В церковном хоре Лида Русланова очень быстро стала солисткой. Удивительный голос девочки приходили слушать в кафедральный собор со всего города. «Идем сегодня на Сироту! Уж больно хорошо поет!» - говорили в Саратове о маленькой знаменитости. Писатель И. Прут, которому посчастливилось слышать в детстве маленькую Лиду Русланову, писал о своем незабываемом впечатлении: «В полной тишине величественного храма, на угасающем фоне взрослого хора возник голос. Его звучание все нарастало, ни на мгновение не теряя своей первородной чистоты. И мне показалось, что никто - и я в том числе - не дышал в этой массе народа. А голос звучал все сильнее, и было в нем что-то мистическое, нечто такое непонятное... Я задрожал, услышав шепот стоящей рядом монашки: «Ангел! Ангел небесный!..» Голос стал затихать; исчезая, он растворился под куполом храма, растаял также неожиданно, как и возник. И я, робея, смотрел в потолок, надеясь увидеть, как через крышу - в свои небесные покои улетит этот маленький ангел, именуемый в городе Сиротой. Я стоял, как зачарованный». 
Волшебную, чарующую силу голоса Лидии Руслановой отмечали впоследствии многие. А ведь она более полувека пела без микрофона не только в концертных залах, но и под открытым небом многотысячных стадионов. Многим казалось, что Русланова поет стихийно, свободно, как птица, но немногие знали, что за каждой песней, за каждым словом, интонацией и жестом стоял ежедневный подвижнический труд. 
Вот и тогда сирота с ангельским голосом после воскресных праздников возвращалась в приют, и начинались суровые будни - репетиции, где за каждой неверной нотой следовало наказание. «Я тональности навзрыд брала», - вспоминала потом Русланова. 

В приюте впервые обнаружил себя и незаурядный драматический талант Руслановой. Замечательно, что позже Лидию Андреевну пригласят в качестве актрисы в Малый театр. Но это будет в юности. А в отроческие годы талант рассказчицы и пение выручали Лиду по-другому. На рукоделии, с которым у девочки не ладилось, подружки с радостью выполняли ее урок, только бы послушать тут же сочиненные его «диковинные истории», по ходу которых кто-нибудь из персонажей обязательно должен был петь. 
Современники, близко знавшие Лидию Андреевну Русланову, впоследствии единодушно утверждали, что актриса не только играла каждую свою песню на сцене, но и в жизни была великолепной рассказчицей, блестящей, искрометной, остроумной. Когда после концертов собиралась компания артистов и начинались шутки, рассказы и показы, истории и анекдоты Лидии Андреевны Руслановой неизменно оказывались самыми сочными, хотя рядом были такие знатоки и мастера этого жанра, как Менделевич, Миронова, Менакер, Райкин. 
После приюта Лиду определили на мебельную фабрику полировщицей. Поразительно, как эта изнурительная работа с разъедающими глаза и горло составами не лишила ее голоса. Но сильная, жизнерадостная девушка не унывала: после приюта самостоятельная жизнь казалась привольной и счастливой. Ее приводил в восторг даже вид очень ровных, гладких деталей, которые выходили из рук. И на фабрике девушки пели. Здесь Русланова впервые услышала городской жестокий романс и городские народные баллады с их остроконфликтными и трагедийными сюжетами: «Окрасился месяц багрянцем», «Очаровательные глазки», «Златые горы», «Шумел, горел пожар московский»... Они поразили, захватили юную Русланову и наряду с деревенскими старинными песнями, страданиями и частушками навсегда вошли в ее репертуар. Когда она попыталась их спеть впервые в хоре фабричных девушек, то сразу была признана лучшей певуньей, как прежде в хоре приютском и хоре церковном. «Ты нам лучше спой, а работу мы сами сделаем», - просили Лиду подруги-работницы, не догадываясь, что определяют ее будущую профессию. 

В шестнадцать лет состоялся первый «настоящий» концерт Руслановой. Девушку привели на сцену Саратовского оперного театра, где она пела перед солдатскими депутатами. Спев все, юная певица простодушно спросила: «Ну, а теперь что делать?» «Да ты зачинай сызнова», - отвечали восхищенные ее пением слушатели. Воодушевленная успехом, юная Русланова продолжала выступать с концертами. «Лет в семнадцать я была уже опытной певицей, ничего не боялась - ни сцены, ни публики», - вспоминала впоследствии артистка. 
У юной Руслановой находили прекрасные вокальные данные, рекомендовали ей учиться. Она поступила в Саратовскую консерваторию, в класс чудесного певца и педагога, профессора М. Медведева. Но долго в консерватории не пробыла. Почему? М. Медведев, исходя из сильного, прекрасного контральто Руслановой, повел ее как оперную певицу. Но академическая манера исполнения не привлекала Лиду. С детства всей душой преданная русской народной песне, которая ее воспитала, Русланова быстро поняла, что ее «сила в непосредственности, в естественном чувстве, в единстве с тем миром, где родилась песня». «Я это в себе берегла», - признавалась Лидия Русланова. 
Но народная певица не просто хранила свои богатства, она дала им новую жизнь, и забытые, утерянные песни вслед за ней запела вся страна. Обладая абсолютным слухом и превосходной музыкальной памятью, Русланова всю жизнь собирала русские песни, поражаясь их мелодике и поэтике народного творчества. Русланова знала такое множество разнообразных песен - и северных, и среднерусских, и сибирских, и казачьих, что могла бы удивить даже самых опытных фольклористов. Соперничать с ней в этом вряд ли бы удалось и кому-либо из исполнителей. 
Как-то Лидия Андреевна «завела» на спор популярнейшую исполнительницу Тамару Церетели - кто больше вспомнит романсов. Причем романс был главным жанром именно Церетели, а не Руслановой. «Состязание» длилось несколько часов, и «победила» все-таки Лидия Андреевна, изумив счастливых слушателей и памятью, и знанием, и чувством.
Но дело не только в том, что Русланова знала сотни, быть может, тысячи русских песен. Уже в ранние годы своей артистической деятельности она чутко угадала игровой характер русской народной песни, ее красочное многообразие, поэтически соединяющее иронию и лирику, строгость и озорство, исповедальный драматизм и спасительную шутку. Бережно сохраняя, пестуя и развивая народный театр песни, Русланова предложила такое огромное количество игровых трактовок старинных русских песен, с таким мастерством и темпераментом донесла их до профессиональной сцены, что по праву заслужила у народа прекрасное имя - «душа-певица». 
В большинстве руслановских песен-спектаклей переплеталось трагическое и комическое, в них смех звучал сквозь слезы, а горе и слезы - сквозь улыбку надежды на радость и счастье. Перипетии судьбы героев, столкновение ярких и незаурядных характеров, сложный внутренний мир, резкое изменение событий и перепады настроения Русланова передавала трудными переходами и контрастами печальных и радостных интонаций, низких контральтовых и высоких сопрановых звуков. То, что невозможно для оперной певицы, было органичным для руслановской манеры исполнения, для эстетики и поэтики ее самобытного театра песни. 
Чтобы достичь такой многоплановости в исполнении, необходим не только музыкальный и человеческий талант, не только мастерство, но и огромная творческая фантазия. А ее Лидии Руслановой было не занимать: чего стоят воссозданные певицей заново, в солдатской землянке знаменитые «Валенки»! Или ни с чем не сообразное поэтическое выражение в другом руслановском шедевре «Я на горку шла»: «уморехнулася», которое невозможно ни вспомнить, ни произнести без искренней улыбки. 
Как истинному художнику, Лидии Андреевне Руслановой были знакомы и «муки творчества». Она не один раз говорила: «Хорошо петь - очень трудно. Изведешься, пока постигнешь душу песни, пока разгадаешь ее загадку». В этом умении «постичь душу песни», наверное, и заключался секрет ее невероятного успеха, немеркнущей славы. Много позже Лидия Андреевна Русланова любила повторять своим ученицам Л. Зыкиной, О. Воронец и другим: «Пойте, как поется, только осмысленно». И если этого не происходило, ей было достаточно одной только фразы: «Ямщик у тебя не замерз». 
Оставив класс вокала в Саратовской консерватории, Русланова продолжала выступать перед рабочими - гвардейцами революции, а затем перед бойцами регулярной Красной Армии в течение всего периода гражданской войны и интервенции. Постоянно совершенствуясь в исполнении русских народных песен, она каждую свободную минуту посвящала самообразованию. Самородок в песне, Лидия Андреевна была самородком в самообразовании. Феноменальное художественное чутье, тонкий вкус Руслановой, не получившей никакого специального образования, поражали многих профессиональных писателей, художников, музыкантов, артистов. Развивала она эти редкие качества систематическим чтением и пытливым знакомством с обширной искусствоведческой литературой. На вопросы корреспондентов, что, кроме пения, является ее любимым занятием, Лидия Андреевна, не задумываясь, отвечала: «Книга». 
Начала она собирать свою библиотеку еще в годы гражданской войны. Торговля книгами в ту пору велась не совсем обычно. Люди самых различных профессий выносили книги прямо на улицу. Зато какие здесь были библиографические редкости! Молодой Руслановой удалось приобрести журнал «Современник», издававшийся А.С. Пушкиным, да еще с автографом поэта, а также прижизненное издание «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева. Прекрасные издания Пушкина, Гоголя, Кольцова, Некрасова, Чехова, Фета, Никитина, Льва Толстого стали неизменными и постоянными спутниками ее жизни. 
Интерес к литературе не угасал у Руслановой никогда. Добрая и крепкая дружба связывала ее со многими писателями-современниками. Писатель Николай Федорович Погодин, восхищенный рассказами Лидии Андреевны Руслановой, предложил ей написать мемуары. Лидия Андреевна с радостью приняла эту мысль. У писателя и певицы состоялось несколько встреч, во время которых Русланова начала рассказывать историю своей жизни и творческого пути. Смерть писателя прервала эту работу в самом начале. Но Лидия Андреевна, захваченная воспоминаниями, все же написала несколько прекрасных новелл о своем детстве и ранней юности, написала так же искренне, эмоционально, задушевно и ярко, как и все, что она делала. 
Изысканный вкус, невероятную интуицию и глубокое понимание живописи обнаружила Русланова и тогда, когда стала собирать собственную коллекцию картин русских художников. Досконально разбираясь в стилях нескольких эпох и зная манеру многих выдающихся живописцев, Русланова могла подолгу спорить со специалистами - подлинник перед нею или копия, не говоря уже об актерах-коллекционерах. 
Как-то супруги Нина Васильевна Пельцер и Николай Яковлевич Янет принимали Русланову у себя дома. Хозяин снял со стены свое любимое полотно - «Пастушок» кисти великого Репина - и показал его Лидии Андреевне. Любуясь картиной, она сказала: 
- Вещь, что и говорить, преотличная! Только вот ноги у мальчонки не Илья Ефимович писал. 
- А кто же? - спросил обескураженный владелец картины. 
- Брат его родной. Ведь произведение это из Псковской коллекции... 
Вскоре эксперты подтвердили заключение певицы. 
Или другой случай. Однажды актер Владимир Яковлевич Хенкин, много лет выступавший в одной эстрадной программе с Лидией Андреевной, купил старинную картину и пригласил ее зайти, чтобы посмотреть и сказать свое мнение. После обычных приветственных поцелуев Хенкин показал Руслановой полотно полуторастолетней давности в отличной раме - писанное маслом лицо полного мужчины. Восхищаясь мастерством живописца, Хенкин торжественно объявил: 
- Тропинин! Портрет Ивана Андреевича Крылова! Уникум! А? 
Русланова внимательно рассмотрела картину и со вздохом произнесла: 
- Ну, что не Тропинин, так это и не обязательно: ошибиться может каждый. Но изображен-то и не Крылов. 
- А кто же? - расстроился Хенкин. 
- Это, Володя, собственной персоной Михаил Семенович Щепкин! Был у тебя в прошлом такой коллега!.. 
И в этот раз Русланова оказалась права! 
О Лидии Андреевне не зря говорили, что она обладает «врожденным профессионализмом». Обладая незаурядным талантом, Русланова естественно и органично превратилась из любительницы в профессиональную певицу. Как профессиональная эстрадная певица она дебютировала в Ростове-на-Дону в 1923 году. Отгремели бои гражданской войны. Начиналась долгожданная мирная жизнь. И на летней эстраде, в саду бывшего Коммерческого клуба, пела обаятельная русская женщина. Пела о России, о ее красоте и раздолье, о ее замечательных, ярких людях. Молодая Русланова исполняла русские народные песни так вдохновенно и зажигательно, что сразу же очаровала и околдовала слушателей. Первый ростовский концерт прошел с ошеломляющим успехом. Русланова сразу же была замечена на профессиональной эстрадной сцене и уже в следующем 1924 году приглашена солисткой в Центральный дом Красной Армии. Так началось ее полувековое поистине триумфальное шествие по театральным сценам и эстрадным площадкам нашей страны. 
С первых же лет своей жизни в Москве молодая Лидия Русланова завоевала искреннюю и горячую любовь столичных зрителей. Ее участие в концертной программе вызывало аншлаг. Слушать ее приходили и ученые, и рабочие, и учителя, и врачи, и студенты. Но совершенно особой, можно сказать, легендарной популярностью пользовалась певица у военных, в армии. На любом воинском концерте, где бы он ни проходил, выступление Руслановой всегда оказывалось «гвоздем» программы. Солдаты и офицеры ее ждали, после выступления вызывали без счета, а потом приносили цветы и писали письма. 
Рассказывают, как однажды перед концертом С.М. Буденный спросил: «A кто будет петь?» Когда перечислили артистов, участвующих в концертной программе, военачальник удивился: «А где же Русланова?» «Руслановой в программе нет, - ответили ему. - Русские песни будет петь другая певица. «Других я знать не хочу. Я знаю только Русланову». И ушел. 

Не только столичные слушатели, но и взыскательная эстрадно-артистическая и театрально-академическая элита сразу же приняла в свой круг как равную талантливую и жизнерадостную молодую артистку, обладавшую не только прекрасным голосом, но и удивительным обаянием - сценическим и человеческим. Русланова очень дорожила общением с мастерами психологического театра - В.И. Качаловым, И.М. Москвиным, Е.Д. Турчаниновой, училась у них искусству точного, лаконичного и тонкого драматического воплощения характера на эстраде. И преуспела в этом! Мастера Малого театра, в свою очередь, сразу же обратили внимание на актерскую одаренность молодой исполнительницы русских народных песен. Не раз после концертов Руслановой И.М. Москвин, который очень интересовался жестом, особенно народным, просил молодую певицу: «Как это ты руками развела? Покажи!» 
Многолетняя дружба связывала Русланову с известной актрисой Малого театра Евдокией Дмитриевной Турчаниновой. По средам у Евдокии Дмитриевны собирались артисты, художники, музыканты, ученые. Здесь обсуждали новые спектакли, культурные новости, рассказывали интересные истории, декламировали, пели. Присутствовавшие на этих вечерах вспоминали, какое истинное наслаждение ощущали, слушая беседы двух замечательных русских женщин - Руслановой и Турчаниновой - о приметах русской старины, народных обычаях и русском языке. Русланова не пропускала ни одного спектакля в Малом театре с участием своей подруги Евдокии Дмитриевны, очень любила слушать сказки в ее исполнении. 
В одну из сред у Турчаниновой Лидия Русланова и сама прочитала стихотворение Некрасова «Школьник». Восторженные слушатели, пораженные правдивостью и выразительностью ее исполнения, стали уверять, что она могла бы быть не только чтицей, но и театральной актрисой. Ее стали приглашать в качестве актрисы в Малый театр. Русланова признавалась, что хорошо понимает характер многих героинь А. Яблочкиной, В. Пашенной, Е. Гоголевой и смогла бы их сыграть на сцене Малого театра, творчество которого ей близко по духу. Но страстная любовь и преданность русской народной песне победили. «Я так решила, - говорила молодая певица, - как почувствую, что голос не звучит, на сказы перейду. Буду донские сказы сказывать, былины русские про Бову-королевича, про Илью Муромца, Микулу Селяниновича, Василису Прекрасную и Ивана Царевича... Я их много знаю, еще от бабки своей. Русские народные былины, сказки наши прекрасны!» Но голос Лидии Андреевны звучал до последних дней как «поющий орган»! 
На одной из сред у Евдокии Дмитриевны Турчаниновой, уже в послевоенном 1946 году, состоялась встреча двух певиц - Лидии Андреевны Руслановой и Надежды Андреевны Обуховой. Гости попросили обеих певиц спеть. Обухова, аккомпанируя себе на рояле, исполнила несколько романсов. Дошла очередь до Руслановой. «Простите, - сказала она, - но после великой Обуховой я петь не могу, не смею». В устах Руслановой эти слова глубокого уважения одной певицы к другой прозвучали так искренне, естественно и убежденно, что они произвели на всех присутствующих неизгладимое впечатление. Надежда Андреевна Обухова встала и горячо поблагодарила Русланову: «Огромное спасибо вам, Лидия Андреевна, за такие высокие слова обо мне! Но чистосердечно скажу, что, как бы я ни пела, если бы мы стали выступать вместе в одном концерте, то больший успех все равно был бы у вас». 
Надо сказать, что Обухова бывала на концертах Руслановой, высоко ценила ее талант, репертуар, сценическое очарование, манеру держаться перед публикой. А восхищенные гости словно ждали ее слов и тут же дружно подхватили: «Вы обе великие певицы, каждая в своем роде, каждая по-своему...» И тогда Лидия Андреевна, ничего не говоря, запела: 
Выйду, выйду в чисто поле, 
Посмотрю, какая даль. 
Ветры буйные сказали: 
Ты по милом не скучай. 
Дайте лодочку-моторочку, моторочку, мотор, 
Перееду на ту сторону, где милый ухажер... 
Обычно в гостях или дома Русланова пела русские романсы «Ямщик, не гони лошадей», «Не пробуждай воспоминанья» и многие другие, но теперь, после романсов, исполненных Обуховой, спела эту незамысловатую народную песню. И привела гостей, в том числе Обухову, в восторг. «И откуда вы берете такие зажигательные интонации, такой сердечный тон?!» - говорили Руслановой все наперебой. 
Любопытно, что в 1961 году, за несколько месяцев до смерти Надежды Андреевны, Лидия Андреевна Русланова по приглашению Обуховой навещала ее. О чем беседовали, что вспоминали, о чем поведали друг другу две самые яркие и запоминающиеся певицы первой половины XX столетий? Нам остается об этом лишь догадываться. 
Русланова и сама была хлебосольной, радушной хозяйкой. Требовательная к себе и другим во всем, что касалось творчества, тихая и сосредоточенная перед концертами, в жизни Русланова была щедрой и отзывчивой, веселой и остроумной, общительной и азартной. Наделенная большим чувством юмора, она легко откликалась на шутки и розыгрыши. Но не прощала пошлости и фальши, не любила панибратства и фамильярности. 
Когда в доме Лидии Руслановой и ее мужа Михаила Гаркави, одного из лучших конферансье 1920-1940-х годов, собирались дружеские компании, здесь всегда царила атмосфера непосредственного веселья. Русланова очень любила гостей, щедро и вкусно их угощала. Угощение подавалось на стол не нарезанное ломтиками, а прямо целыми окороками, а ее пироги с капустой, по мнению гурманов, были едва ли не самыми лучшими из всех, когда-либо изготовляемых в частных домах столицы. А сколько во время разговора за столом было шуток, юмора, ярких историй и тонких анекдотов! 
У одной приятельницы Руслановой очень хорошо получались имитации, дружеские шаржи на общих знакомых-артистов, и Лидия Андреевна часто просила ее изобразить того или иного актера. При этом, разойдясь, неизменно уговаривала: «Ну покажи меня, покажи меня!» И первая заливалась смехом, когда приятельница показывала, как Русланова, готовясь в гости или к выходу, не глядя в зеркало, красила брови и губы - всегда, впрочем, безукоризненно точно - и говорила: «Я свое лицо наизусть знаю. А зеркало уж теперь поздно брать». 
Смеялась Русланова и тогда, когда приятельница показывала, как она, пробуя приготовленное для званого вечера угощение, находила все недостаточно острым и щедрой рукой сыпала перец и соль, приговаривая: «Вот теперь - полная кульминация». 
Лидия Русланова и сама мастерски умела рассказывать всякие курьезные истории и анекдоты. И при этом так ярко изображала каждый персонаж разыгрываемого ею диалога-оценки, что гости буквально рыдали от смеха. 
Чувство юмора никогда не изменяло Руслановой. Чем труднее становились обстоятельства, тем чаще она смеялась, острила, тем больше старалась поддержать и поднять настроение окружающих. Особенно это ценилось во время финской и Отечественной войн, когда Русланова пела солдатам на передовой. Придет она, бывало, к бойцам в походный госпиталь: «Голубчики мои!» - И такое начнет рассказывать, что все стонут от смеха. 
Об общительности и остроумии Руслановой ходило много анекдотов. Вот одна из историй, рассказанных самой Лидией Андреевной. Во время войны выступала она в прифронтовом госпитале и возвращалась в отведенное артистам место отдыха. Дело шло к зиме. Одетую в телогрейку и повязанную платком, ее трудно было отличить от местных жителей. Идет и видит: на поляне трое бойцов крутят патефон и слушают ее «Липу вековую». 

- Отдыхаете? - спрашивает она. 
- Не, мы на посту. 
- На посту, а патефон крутите. 
- He твое дело, тетка, проходи. 
Русланова видит, что ребята ее не узнают, и не может упустить случая разыграть их. 
- А кто же это поет у вас? 
- Ну и темная же ты, тетка! Это поет знаменитая Русланова. Неужели не слыхала? 
- Как не слыхала, когда я и есть Русланова. 
Тут они подняли ее на смех. А когда поутихли, она серьезно сказала: 
- Не верите - могу документ показать. 
- Да документ у тебя, может быть, фальшивый. 
- Нy, тогда голос настоящий. - И она запела ту же «Липу вековую». Бойцы, услышав ее голос, так и остолбенели. А потом уж не знали, как и извиниться. И все вместе хохотали. 
Все, кому довелось близко знать Лидию Русланову, с восхищением говорили о ней, как о «настоящей русской красавице» - мужественной и жизнерадостной, искренней и неутомимо деятельной, озорной и душевно щедрой. Истинно русские черты ее творческой и человеческой натуры проявлялись во всем. Проникновенная исполнительница народных песен, Русланова и на сцену любила выходить в подлинно русских костюмах и украшениях. В ее театрально-сценической коллекции, которую она собирала на протяжении всей жизни, было множество ярко вышитых сарафанов, нарядных панев, плисовых душегреек, цветастых платков и шалей. Из них певица всегда выбирала тот наряд, который более соответствовал репертуару и вкусам аудитории. Перед учителями одевала строгое русское платье без украшений, а собираясь в деревню, выбирала самый яркий наряд. Современники, видевшие Русланову на сцене, утверждали, что национальный костям помогал певице создавать атмосферу естественной выразительности и открытости, а та легкость и свобода, с которыми она пользовалась платьем своих землячек, подчеркивали, как ей близок душевный настрой, искренность и величавость, свойственные русской женщине из народа. Стихами эту одухотворенность и величавость русского женского обаяния в XIX веке описал Некрасов, в XX веке их выразила на сцене своим драматическим мастерством и пением Русланова. «Русским» был даже сам выход певицы на сцену. Стремительно, быстро, не теряя при этом особой русской стати, подходила она к авансцене, останавливалась и с величавым жестом руки перед собой кланялась публике земным русским поклоном - низким, степенным, уважительным. В этом поклоне была и полная самоотдача себя людям, и гордость за высокое искусство, которое она сохраняла и несла народу. 
Любила и уважала Русланова своих слушателей, любила и берегла народную песню. Один молодой журналист, друживший с Лидией Руслановой и ее мужем Михаилом Гаркави, вспоминал такой эпизод, произошедший в Ростове-на-Дону. Как-то в свободный день пошли они втроем в Ростовский дом работников искусств на концерт заезжей певицы. На сцене был приглушен свет, и актриса, закутанная в старинную шаль, что-то шептала под «сурдинку». Слышен был только рояль и изредка - какие-то «всхлипы и стоны» певицы. Так она исполняла входившую тогда в моду «интимную песню». 
Русланова слушала молча и под конец не выдержала: 
- Пойду поговорю с этой шепталкой! 
- Ну, сейчас ты увидишь, что такое руслановский характер! Пойдем и мы, а то ведь от Лиды за такое пение может и не поздоровиться! - сказал Гаркави. 
Русланова подошла к певице и, не дав ей возразить, четко проговорила: 
- Песню надо петь, а не шептать! Если голоса нет - садись в зал, других слушай. Конечно, ты про любовь поешь, тут кричать вроде бы ни к чему, но хоть любимый-то твой признания должен услышать?! 
Тогда спасительных микрофонов еще не было и, если певица не имела голоса, обмануть зрителя было невозможно. 
- И потом, что же ты поешь, любезная моя? Что же это у тебя вся любовь какая-то неудачная: он ушел, она изменила, они не встретились... А радость-то где же? А дети-то откуда берутся? И еще - ты объявляешь: народная песня Сибири! Ты, моя любезная, народную-то песню не трогай! Она без тебя обойдется, и ты без нее проживешь! Вот так, моя любезная. 
Заезжая певица не возражала, да и что могла она возразить знаменитой Руслановой! 
Спустя некоторое время сама Русланова выступала в полукилометровом сборочном цехе «Ростсельмаша». Концерт вместо предполагаемых тридцати минут продолжался более часа. Цеховое начальство тревожно посматривало на часы, а рабочие дружно просили: «Пой, Андреевна, не сомневайся: мы свое отработаем! Завтра можешь проверить!» 
На следующий день Лидия Андреевна позвонила в редакцию, и тот же знакомый журналист рассказал ей, что они дают статью о ее концерте и о том, что в тот день план в сборочном цехе был выполнен на 123 процента. Услышав это, Русланова воскликнула: «Ай, сильна русская песня!» А журналист подумал: сильна и русская певица Лидия Русланова. 
Эту способность «вливать в души слушателей настоящий жизненный эликсир, так что любые непреодолимые препятствия начинали казаться преодолимыми», отмечали почти все видевшие Русланову на сцене. Русланова гордо несла в себе силу национального духа, воплощенного в русской народной песне, и передавала ее своим слушателям, которые сразу, раз и навсегда подпадали под власть искусства этой замечательной артистки. 
Русланова любила все русское. Каждого, кто приходил к Лидии Андреевне впервые, поражала ее квартира, изящно отделанная в русском стиле. Моды на этот стиль тогда не было и в помине. А у Руслановой в квартире все было только русское: мебель, посуда, скатерти, лучшие образцы народного творчества, картины мастеров отечественной живописи. Показывая гостям картины Шишкина и Малявина, хозяйка говорила: «Они помогают мне петь, навевают настроение. Об этих полях, об этих лесах и реках, об этих малявинских русских женщинах я и пою». Однажды кто-то из близких друзей Руслановой пришел к ней со свертком: 
- Хочу тебе, Лида, подарить маленький заварочный чайник! 
- Железный? - спросила она. 
- Нет. Фарфоровый. 
- Русский? 
- Немецкий. Старинный. Красивый. 
- Все равно - не надо. Зачем иноземщиной портить мою кухню? 
- М-да!.. Плохо бы тебе жилось при царе Петре! Он за такую косность боярам бороды брил! 
- Ну, я - не боярин, и борода у меня не растет. А русский народ, между прочим, потому царей и прогнал, что они свое - родное - презирали. 
С необычайным достоинством держалась Русланова на официальных приемах. Выступая в своем русском крестьянском уборе перед иностранцами, она выглядела царственно. Не зря ее называли «царицей русской народной песни». «Европу - уважаю, а Россию - люблю до боли», - говорила певица. 
До войны жена одного из послов государства - сателлита Гитлера, осмелилась, прощаясь после приема, «преподнести» Руслановой пакет с шестью парами шелковых чулок. Лидия Андреевна выразительно улыбнулась, подчеркнуто вежливо поблагодарила, но закончила такими словами: «Советской актрисе эдаких «подарков», мадам, не делают!» И тут же отдала эти чулки, добавив сто рублей, горничной, которая подала Руслановой ее шубу из роскошных русских мехов. 
Лидия Русланова была удивительна «легка на подъем». Неутомимая, деятельная, энергичная, она уже в предвоенные 1930-е годы объездила всю страну. Несколько раз побывала на Дальнем Востоке и Крайнем Севере, в Сибири и Закавказье, на Урале и в Белоруссии, пела перед строителями гигантов первых пятилеток и колхозниками Смоленщины и Рязанщины... В то время мало кто из артистов мог похвастаться такими концертными маршрутами. Ни одна певица не работала столько, сколько Русланова. Ее голос обладал такой силой и выносливостью, что позволял ей участвовать в четырех-пяти концертах за один вечер. И при этом могли еще быть и сольные концерты. Афиши о концерте с участием Лидии Руслановой всегда вызывали настоящую сенсацию: города выстраивались в очередь, чтобы послушать любимую певицу. Зрители не давали конферансье договорить ее имени - зал взрывался громом аплодисментов. И любимица народа пела, не скупясь, не щадя себя, пела взволнованно, темпераментно, заразительно, празднично, превращая каждую исполненную ею народную песню в подлинный шедевр искусства. Не случайно Л. Утесов сказал: «Ее имя стало почти нарицательным: Русланова - это русская песня». 
Когда в стране повсеместное распространение получило радио и разошлись многомиллионные тиражи патефонных пластинок с ее песнями, голос Руслановой стал мгновенно узнаваемым в самых отдаленных уголках. В этом не раз в 1930-е предвоенные годы убеждалась и сама певица. 
Однажды во время гастролей в Сибири она решила прогуляться по тайге и заблудилась. На счастье, встретился лесник, который и привел ее в свою деревню. По законам сибирского гостеприимства, он угостил ее пельменями, напоил чаем, в довершение всего, чтобы доставить гостье удовольствие, поставил свою любимую пластинку с песнями Лидии Руслановой. Когда благодарная и удивленная артистка открылась, сбежалась вся деревня, сразу уговорили петь. После концерта, о котором жители отдаленной сибирской деревушки не могли и мечтать, певицу провожали всей деревней на десяти подводах. И всем не верилось: «Сама Русланова!»