Собственная низость, согласно предписанной рецептом дозировке, позволяет отвлечься от нашего общего с вами прошлого и от своих подлинных или пригрезившихся отечеств, чей дым столь неприятен утонченным ленивым философам, что философов от него тошнит.

 

Однако, даже подобная беспредельная ленивофилософская любовь к себе как к единственной устойчивой точке во Вселенной, заканчивается компромиссом. А компромисс, как заметил один там иноагент - это всегда предательство. Ведь дав родителям согласие на собственное рождение, - поступок вне всяких сомнений вульгарный и бессмысленный - я соскользнул в сей мир из восхитительно безначальной бездны, уступив собственной трусости перед великим Ничто и стал тривиальным событием или просто quidditas - "чтойностью", как сказали бы Аристотель, Фома Аквинский и А.Ф, Лосев.

 

Подобные произвольные и забавные измышления ума о себе, любимом, и окружающей нас среде, замешанные на мечтательной желчи, развивают у нашей дорогой редакции, несмотря на ее расовую неполноценность,  универсальное видение будущего, позволяющее делать все вещи неразличимыми. Оно подменяет жалость к народу сомнением, а любовь к родине - скептическим милосердием и неподвижной мыслью, что мне нужно срочно покинуть страну. Возможно это происходит от того, что некоторые философствующие земные твари способны развиваться лишь повернувшись спиной к универсальному пиздецу бытия.

 

Возможно именно потому, чем старше я становлюсь, тем лучше я понимаю людей, которые в одиночку, просто так, обнимают деревья в парке или разговаривают сами с собой. И только сонеты Петрарки, точность которых возвышает мир слова над великолепно продуманным космосом, еще туманят слезами мои глаза, сохраняя в душе эти последние капельки тепла и спасительную тень жизни, наполняя каждую клетку организма нежной горечью просветленного смятения.